Подъехав прямо к платформе, «Фиат» остановился. Христиан распахнул свою дверцу, увлекая Джордана и Эрин за собой. По-прежнему с телефоном возле уха, сангвинист проводил их на платформу. Он сменил свой изодранный мундир на пасторскую рубашку и черные джинсы. Этот наряд подходил ему куда больше.
Дойдя до поезда, Христиан наконец опустил телефон и с озорной улыбкой указал на средний вагон.
Все на борт!
Эрин оглянулась на купол базилики.
Я не поняла. Мы уже уезжаем? А как же Рун?
Изящный сангвинист пожал плечами.
Касательно этого мне известно ничуть не больше, чем вам. Кардинал просил, чтобы я привез вас обоих сюда и посадил на поезд. Он должен отправиться, как только мы сядем.
Джордан положил свою теплую ладонь ей сзади на талию. Эрин оперлась на нее, радуясь прикосновению чего-то знакомого и понятного.
А чего ж ты еще ждала от Бернарда? заметил он. Если посмотришь в словаре на «необходимость знать», то найдешь там его ухмыляющуюся физиономию. Этот субъект обожает свои секреты.
И эти секреты навлекают на людей погибель.
Эрин пощупала янтарный шарик в кармане джинсов, представив робкую улыбку Эмми под солнцем пустыни.
Пока что, сказал Джордан, мы вполне можем поступить, как просит кардинал. И если нам не понравится то, что он поведает, мы всегда можем пойти на попятную.
Эрин кивнула. На Джордана всегда можно рассчитывать, он непременно предложит самый практичный способ. Она поцеловала его в щеку, чувствуя, как щетина колет губы, а потом присовокупила ласковый поцелуй в губы.
Подойдя к двери вагона, Христиан распахнул ее.
Дабы не привлекать ненадлежащего внимания, Ватикан распространил легенду, что поезд перегоняют на техобслуживание в депо в окрестностях Рима. Но чем быстрее мы тронемся, тем отраднее мне будет.
Не видя особого выбора, Эрин вслед за Джорданом вскарабкалась по металлической лесенке. И ступила в роскошный вагон-трапезную. Каждое окно обрамляли подвязанные золотые бархатные занавески, и интерьер буквально сиял утренним солнцемот масляно-желтого потолка до шикарных дубовых панелей. Воздух благоухал лимонной политурой и старым деревом.
Похоже, папа знает толк в путешествиях, присвистнул Джордан. Единственное, что могло бы сделать эту картину еще лучше, дымящийся кофейник на одном из этих столиков.
Поддерживаю, кивнула Эрин.
Присаживайтесь, пригласил Христиан, обгоняя их, и взмахом указал на накрытый столик. Я позабочусь, чтобы ваши желания осуществились.
Он направился в переднюю часть вагона, а Эрин тем временем нашла местечко, залитое солнцем, и села, наслаждаясь теплом после гонки через озябший город. Погладила пальцем белую льняную скатерть. Столик был накрыт на четверых серебряными тарелками и тончайшим фарфором, украшенными гербом Святого Престола.
Прежде чем сесть рядом, Джордан как мог разгладил свой синий парадный мундир, постаравшись придать ему презентабельный вид. И все равно Эрин заметила в его взгляде холодные искорки настороженности, когда он поглядывал в окна, не теряя бдительности, хоть и старался этого не выказывать.
Наконец Стоун уселся.
Надеюсь, кормежка здесь получше, чем в этой хипповской забегаловке, куда Христиан таскал нас в Сан-Фране. Веганские блюда? В самом деле? Я из тех, кому подавай мясо с картошкой. И в моем конкретном случае весы склоняются к мясной части уравнения.
Это же Италия. Что-то мне подсказывает, что с кухней тебе может повезти.
Вот уж воистину! раздался сзади новый голос, донесшийся от дверей вагона.
Напуганный Джордан чуть не подскочил со стула, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов, но даже он узнал легкий немецкий акцент в этих нескольких словах.
Брат Леопольд! воскликнула Эрин, обрадованная и встрече с этим монахом, и подносу у него в руках с кофе и всем причитающимся.
Она не виделась с этим немецким монахом со дня, когда тот спас ей жизнь. Он выглядел ничуть не переменившимсяте же очки в металлической оправе, та же простая сутана, та же мальчишеская улыбка.
Отриньте страх, завтрак будет подан с минуты на минуту. Но прежде, Леопольд приподнял поднос, как уведомил Христиан, вы оба отчаянно нуждаетесь в дозе кофеина после долгого путешествия.
Если под дозой вы имеете в виду полный кофейник, то вы правы, улыбнулся Джордан. Рад видеть тебя снова, Леопольд.
Как и я вас.
Монах хлопотал вокруг стола, наполняя их фарфоровые чашечки дымящимся коричневым напитком, распространяющим аромат хорошо прожаренного кофе. Поезд тронулся, тембр звука паровой машины стал выше.
Снова объявившийся Христиан занял место напротив Эрин, подчеркнуто уставив взгляд на исходящую паром чашку у нее в руках.
Она, уже познакомившись с его замашками, протянула ему белую фарфоровую чашечку. Поднеся ее к носу, Христиан закрыл глаза и глубоко вздохнул ароматный пар. По лицу его разлилось выражение довольства.
Благодарю вас, произнес он, возвращая чашку обратно.
Как новообращенный сангвинист, он еще не успел окончательно отрешиться от простых мирских радостей вроде кофе. Эрин это было по душе.
Есть новости? поинтересовался у него Джордан. Скажем, куда мы направляемся?
Мне было сказано, что как только мы покинем пределы Рима, то узнаем больше. А тем временем я бы посоветовал насладиться покоем.
Вроде как перед бурей? вставила Эрин.
Весьма вероятно, хмыкнул Христиан.
Похоже, Джордана этот ответ вполне удовлетворил. За время пути сюда они с Христианом успели стать закадычными друзьями, что весьма необычно, учитывая неприязнь и недоверие Джордана к сангвинистам с той поры, как Рун укусил Эрин.
Вереница вагонов неспешно покидала станцию. Поезд направлялся к стальным воротам, врезанным в массивные стены вокруг Священного города и перегораживающим пути в паре сотен ярдов впереди. Ворота, усеянные заклепками и крупными дверными гвоздями, выглядели так, будто предназначены для обороны средневекового замка.
Раздался паровозный свисток, и створки ворот величественно отъехали, уходя в кирпичные стены, обозначающие границу между Ватиканом и Римом.
Пройдя сквозь арку ворот в облаке пара, поезд набрал ход, направляясь в Рим. Он шел через город, как самый обычный поездвот только длиной всего в три вагона: спереди кухня, посередине трапезная, а сзади спальные помещения. С виду последний вагон ничуть не отличался от остальных, но шторы в нем были задернуты, и от других его отделяла массивная железная дверь.
Глядя на эту дверь теперь, Эрин пыталась игнорировать все более настойчиво сосущее под ложечкой ощущение тревоги.
Что там, позади?
А! воскликнул брат Леопольд, отвлекая ее внимание на себя. Как и обещано завтрак.
Из кухни появилась новая фигурастоль же знакомая, как и Леопольд, хотя и не столь желанная.
Отец Амбросепомощник кардинала Бернардавышел из кухонного вагона с подносом омлетов, бриошей, масла и джема. Круглое лицо святого отца, еще краснее обычного, взмокло то ли от пота, то ли от пара на кухне. Роль официанта явно пришлась ему не по нутру.
Доброе утро, отец Амбросе, сказала Эрин. Чудесно увидеть вас снова.
Она из кожи вон лезла, чтобы слова эти прозвучали искренне.
Амбросе даже утруждаться не стал.
Доктор Грейнджер, сержант Стоун, бросил он подходя, чуть склонив голову в сторону каждого из них.
Разгрузив поднос, священник снова удалился в кухонный вагон.
Беседа его явно не интересует.
Эрин на миг задумалась, означает ли его присутствие, что кардинал Бернард уже в поезде. И снова бросила взгляд на стальную дверь, ведущую в соседний вагон.
Джордан рядом с ней просто-таки набросился на свой омлет, словно опасался, что в ближайшие дни пищи даже не увидит, что, учитывая их прошлый опыт общения с сангвинистами, вполне может соответствовать истине.
Последовав его примеру, Эрин намазала бриошь джемом.
Христиан внимательно наблюдал за происходящим с завистливым видом.
Ко времени, когда их тарелки опустели, поезд уже покидал Рим, направляясь, судя по всему, на юг от города.
Ладонь Джордана снова отыскала ее руку под столом. Эрин кончиками пальцев погладила его ладонь, радуясь вызванной этим улыбке. Как ни пугала ее мысль об этих взаимоотношениях, пойти на такой риск ради Джордана она готова.
Но определенная неловкость между ними сохранилась. Как Эрин ни старалась воспротивиться, мысли ее то и дело обращались к тому моменту, когда Рун укусил ее. Ни один смертный не мог заставить ее почувствовать подобное. Но этот акт ровным счетом ничего не значил и был продиктован чистой необходимостью. Возможно, это блаженство до мозга костейпросто уловка, с помощью которой стригои лишают жертвы воли, делают их слабыми и беспомощными.
Эрин поймала себя на том, что помимо воли подняла руку и коснулась пальцами шрамов на шее.
Ей хотелось расспросить об этом кого-нибудь. Но кого? Уж конечно, не Джордана. Она подумывала, не поговорить ли с Христианом, поинтересоваться, что он чувствовал, когда его укусили впервые. Тогда, в закусочной в Сан-Франциско, он будто бы ощутил ее мысли, но она чуждалась мысли обсудить столь эротические переживания с кем бы то ни было, а уж со священником и подавно.
И все же нерешительность ее сводилась не только к смущению.
Эрин знала, что частичкой души сторонится истины.
Что, если ощущение взаимосвязи, испытанное тогда, лишь механизм усмирения добычи? А что, если нечто иное?
10 часов 47 минут
Рун пробудился от ощущения тревоги и паники. Руки его вскинулись вверх и в стороны, ожидая наткнуться на каменные стены, смыкающиеся вокруг.
И тут память вернулась.
Он свободен.
Слушая перестук стальных колес на рельсовых стыках, Корца вспомнил сражение на краю Священного города. Он получил незначительные ранения, но, что хуже всего, бой истощил последние капли сил, снова повергнув его в состояние немощи. Кардинал Бернард настоял, чтобы он отдыхал до прибытия Эрин и Джордана.
Прямо сейчас Рун слышал биение людских сердецмягкий рокот их литавр стал знаком его острому слуху, как любая песня. Он провел ладонями по телу. На нем сухая сутана, амбре старого вина исчезло. Он осторожно сел, мысленно исследуя каждый позвонок хребта.
Осторожно, сын мой, произнес Бернард из темноты железнодорожного вагона. Ты еще не поправился до конца.
Как только глаза Руна приспособились к темноте и сфокусировались, он узнал папский спальный вагон, оборудованный двуспальной кроватью, на которой он сейчас и лежал. Здесь же находился небольшой письменный стол и пара стульев с шелковой обивкой по обе стороны от кушетки.
Он углядел знакомую фигуру, стоящую позади Бернарда у его постели. Кожаные доспехи, подогнанные по фигуре, пояс из серебряных колец, черные волосы заплетены в тугую косу, строгие суровые черты смуглого лица.
Надия? прохрипел он.
Когда она подоспела?
Добро пожаловать в стан живущих, с лукавой усмешкой проронила Надия. Вернее, насколько может быть живущим любой сангвинист.
Рун потрогал лоб.
Давно?..
Его перебила еще одна персона, обнаружившаяся в комнате. Она раскинулась на кушетке, вытянув ногу в наложенных на нее лубках. Рун вспомнил ее хромоногое бегство по брусчатке в сторону Священного города.
Helló, az én szeretett, проворковала Элисабета по-венгерски, и каждый слог был ему знаком, будто слышанный только вчера, а не сотни лет назад.
«Здравствуй, возлюбленный мой».
Но тепла в ее словах не было, только презрение.
Элисабета перешла на итальянскийправда, на старинный диалект.
Чаю, что ты не нашел краткое пребывание в моей темнице чрез меру обременительным. Однако же ты отнял мою жизнь, погубил мою душу, а затем похитил у меня четыре сотни лет. Ее серебряные глаза сверкнули из темноты на него. Посему я сомневаюсь, что кара тебе была вполне достаточной.
Каждое слово ранило Руна своей правдой. Именно он учинил все это с нею, с женщиной, которую любил, да и теперь любит, пусть лишь память о ее былой сущности. Он протянул руку к своему наперсному кресту, нашел висящий на шее новый и помолился о прощении этих грехов.
Был ли Христос большим утешением для тебя в эти последние сотни лет? спросила она. Ты не выглядишь много счастливее, нежели в моем замке столетия назад.
Мой долгслужить ему, как всегда.
Один уголок ее рта изогнулся в полуулыбке.
Ты дал мне политичный ответ, отец Корца, но разве не обещали мы некогда говорить друг другу правду? Ужели не задолжал ты мне хотя бы этого?
Он задолжал ей не в пример больше.
Надия бросила на Элисабету испепеляющий взгляд неприкрытой ярости.
Не забывай, что она оставила тебя в этом гробу на мучения и смерть. И обо всех женщинах, убитых ею на улицах Рима.
Такова теперь ее природа, ответил Рун.
И такой ее сделал я.
Он извратил ее из целительницы в губительницу. Все ее преступления на его совестии прошлые, и нынешние.
Мы способны возобладать над собственной природой, возразила Надия, прикоснувшись к изящному серебряному крестику на шее. Я усмиряю свою повседневно. Как и ты. Она вполне способна на то же самое, но предпочитает этого не делать.
Я никогда не изменюсь, посулила Элисабета. Тебе надлежало просто убить меня в моем замке.
Так мне и было приказано, сказал он ей. Я спрятал тебя из милосердия.
У меня мало веры в твое милосердие.
Она поерзала на своем ложе, подняв скованные руки, чтобы отвести прядь волос со лба, прежде чем снова положить их на колени. Рун увидел, что она в наручниках.
Довольно, Бернард сделал жест в сторону Надии.
Та подступила к кушетке и без особых церемоний вздернула Элисабету на ноги. Надия держит ее крепко. Она не станет недооценивать Элисабету, как он, когда извлек ее из винной ванны.
Графиня лишь усмехнулась, выставив свои наручники Руну напоказ.
Заковали меня в кандалы, аки зверя, сказала она. Вот что даровала мне твоя любовь.
10 часов 55 минут
Начав с одного конца вагона-трапезной, Леопольд продвигался к противоположному, делая что приказанозадергивая шторы на одном окне за другим достаточно плотно, чтобы через них не пробился даже лучик солнца.
В вагоне сгустился сумрак, разгоняемый лишь потолочными светильниками. Перед дверью последнего вагона Леопольд помедлил.
Два человеческих сердца забились громче. Он чуял тревогу, исходящую от них, как испарина. В груди его болью шелохнулась жалость.
Что вы делаете? спросила Эрин.
Да, она не дура. Судя по взглядам, которые эта женщина бросала то на стальную дверь, то на закрытые окна, она уже ощутила, что сюда должны привести что-то опасное.
Вы в полнейшей безопасности, заверил ее Леопольд.
К чертям это все, ругнулся Джордан.
Протянув руки мимо Эрин к окну рядом с ней, военный рывком распахнул шторы. Солнечный свет хлынул в вагон, озарив ее.
Леопольд посмотрел на Эрин в центре солнечного квадрата, пытаясь решить, стоит ли вернуться и задернуть шторы снова. Но, увидев выражение лица Джордана, решил, что не стоит. И вместо того постучал в толстую стальную дверь, давая находящимся по ту сторону знать, что все готово.
Христиан поднялся, будто готовясь к бою, и встал между Эрин и дверью, держась наполовину в тени, наполовину на свету.
Дверь открылась, и кардинал Бернард первым ступил в вагон в полном своем алом облачении. Посмотрел на Эрин, потом на Джордана.
Прежде всего позвольте мне принести извинения за подобные меры секретности, но после всего случившегосяи здесь, и в Калифорниия счел, что благоразумнее будет проявить осторожность.
Это объяснение ни один из людей, проникнутых подозрениями, не счел вполне удовлетворительным, но оба вежливо промолчали.
Эту неловкую немую сцену прервал отец Амбросе, распахнувший дверь кухни в другом конце вагона. Вытирая руки кухонным полотенцем, он без приглашения ступил внутрь. Должно быть, услышал голос Бернарда и явился предложить кардиналу свои услуги, а заодно подслушать, о чем пойдет речь.
Пройдя по вагону, кардинал обеими руками пожал ладонь Эрин, потом Джордана.
Вы оба выглядите хорошо.
Как и вы, Эрин попыталась улыбнуться, но Леопольд прочел на ее лице тревогу. Есть ли вести о местонахождении Руна?
В голосе ее звенела надежда. Она волнуется за Корцу совершенно искренне.
Леопольд ожесточил сердце против ощущения вины, волной вздымающегося у него в груди. Ему нравились эти люди за свою жизненную энергию и интеллект, но он в тысячный раз напомнил себе, что его предательство служит высшему предназначению. Впрочем, это сознание ничуть не облегчает его предательские козни.