Телефон в руке начинает вибрировать.
Да!
Он замирает, стоя на краю бассейна откинув голову назад и выпятив круглый как арбуз живот.
Понял! Это точно? Хорошо, звони хирургу и скажи, что операция отменяетсяскажи, что больной съехал в другую клинику. Аванс пусть оставит себепусть свечку за моё здоровье поставит. Хотя нет не нужно свечки. Вряд ли он ходит в церковь. Отбой!
В последнее время Виктор Иванович плохо спит ночами. Всему виной опрометчивый поступок, совершённый им больше месяца тому назад. Что поделать, если он такой добрый и безотказный человек привыкший откликаться на просьбы старых знакомых. Эх, если бы хоть хороший знакомый был. Друг и партнёр его старого кореша Тимура. Он проклинает тот день, когда решил ему помочь. Ему бы уже и забыть, что связал его со своими механиками, если бы не новость, которая не так давно потрясла весь город. Пьяная драка в «ПрезидентОтеле», закончившаяся смертью одного из драчунов. Кто дрался? Два учредителя фирмы «Олимп», юбилей которой и праздновали в этом отеле. Кто погиб? Глеб . Один из учредителей.
Глеб! тот парень представлялся Глебом, стало быть погиб он. А должен был умереть другой и совсем при других обстоятельствах. Тут и засосало под ложечкой у Виктора Ивановича. А что если этот второй оказался в курсе планов Глеба, тем более, судя по словам того же Глеба, этот второй был причастен к смерти Тима. Как бы то ни было, но у этого Алексея Самойлова, который находился в городском изоляторе, мог оказаться кончик ниточки, разматывая которую, можно было добраться до уважаемого человека, Коржова Виктора Ивановича. Недолго думая, Коржик принял радикальное решение. Парень, который каким-то чудом избежал вынесенного приговора, всё-таки должен понести наказание. Лучшего места, чем городское СИЗО для этой цели и нет. Здесь его Коржика вотчинадом родной. Сначала нужно лишь добиться, чтобы его мариновали там как можно больше и не отдавали под залог, а там, дождаться удобного момента.
Новость, которую он только что узнал, говорит о том, что человек хоть и остался жив, но теперь уже ничего не скажет. Он стал настолько безопасным и бесполезным, что теперь его легко отдали домой, дожидаться суда в городской клинике. Да и кого там судить. Дело в том, что прошлым вечером у его клиента случился обширный инсульт и теперь он находится в состоянии пограничном с комой. В первую очередь их источник донёс, что у парня пострадали отделы мозга связанные с функцией речи, что гарантирует его вечное молчание. Все диагнозы уже подтверждены показаниями томографа так что сомневаться в их достоверности не приходится.
Но кто же этот некто, кто отправил ему с утра эту СМС-ку. Зачем он это сделал, ведь о состоянии клиента Коржик узнал бы и без него.
СТОП! Коржик, нарезающий очередную петлю вокруг бассейна вдруг встал как вкопанный.
«Да это же и есть наш хирург! Как же я сразу не догадался!»
Снизу живота поднимается приятное тепло. Как прекрасно, когда проблемы решаются вот так, сами собой. Неужели сегодня ночью ему удастся выспаться?
С блаженной улыбкой на лице он плашмя падает в бассейн, вымещая из него десятки литров брызжущей на стены воды.
5
Лёгкий ветерок врывается в приоткрытое окно, колышет белые жалюзи. Где-то там за этим окном, наверное, светит солнце; бесятся ласточки, крики которых доносятся даже сюда в палату. С деревьев дождём осыпаются листья, образуя под стволами жёлтые сугробы. Наверное, сейчас уже осень! Так должно быть, ведь последний раз он зашёл в камеру на своих двоих двадцать восьмого августа. Как долго он пробыл в забытье? День, два, месяц, год?
Он открыл глаза вчера утром и с тех пор так и не закрывал их. Первое, что он увидел, это приоткрытое окно и колышущиеся жалюзи. На окне не было решётки, а значит он на свободе. Стойки капельницы по обеим сторонам кровати, в ногах монитор на котором пищащей змейкой извивается зелёная диаграмма, медсестра в белом брючном костюме что-то набирает в шприц. Он попытался пошевелить руками, но это оказалось так же невозможно, как передвинуть глазами какой-нибудь предмет. Он просто не чувствовал ни рук ни ног ни туловища. Он даже не ощущал веса и габаритов своего тела. Он превратился в бесплотную оболочку. Это обстоятельство его не столько напугало, сколько удивило. Он настороженно проникал в это новое состояние, в котором сейчас пребывал. С одной стороны полная неподвижность, с другой легкость, невесомость, невероятная чистота восприятия. Он оглядывал эту палату взором младенца, недавно появившегося на свет. Зрение стало необычайно острым. Он видел каждую микроскопическую царапинку на пластиковом экране монитора, чётко различал красные цифры под диаграммой, видел узор отпечатков пальцев на стеклянных дверях шкафа, узкие трусики под белыми брюками склонившейся над тумбочкой медсестры. И всё это без линз, которых на нём не было. Как ни странно, но ему нравилось пребывать в этом состоянии. Только теперь он начал понимать, что такое свобода. Он как белый голубь выпорхнул из четырёх серых стен с парашей и решёткой и влетел в эту белоснежную палату. Следующая ступень свободы там, за этими колышущимися занавесками, в небе с плывущими белыми медведями облаками. Раньше это было самым страшным его кошмаром. Оказаться обездвиженным, недееспособным, быть обузой, ненужной вещью, чемоданом без ручки, что могло быть страшнее, для человека, который, как ему казалось, умел и любил жить; для человека, который видел смысл жизни только в действиях; для амбициозного и тщеславного человека, которому чуждо унижение. Вуаля: теперь он может констатировать, что самый большой страх его жизни сбылся. Оказывается, всё не так уж и страшновообще не страшно. Только сейчас в этом состоянии он осознал, что ему больше нечего бояться и не за что переживать. Остался один взмах крыльев и он окажется на свободе. Он с удовольствием и интересом рассматривал показываемые ему картинки, в которых были серьёзные лица уважаемых врачей в белоснежных халатах, сгрудившихся вокруг кровати; полные груди под халатиком, склонившейся над его оболочкой медсестры; пузырьки воздуха поднимающиеся вверх в прозрачном пакете с физраствором, подвешенном на стойке. К вечеру появилась картинка с изображением Лены. Супруга растерянно хлопала огромными карими глазами. В этих глазах была жалость. Но это не была горечь утраты, скорой потери близкого человека, с которым она прожила без малого двадцать лет. В блестящих глазах он видел сострадание к заболевшему котёнку, к герою любимого сериала, внезапно отдавшему концы на пятисотой серии, к погибшей рыбке, плавающей в аквариуме вверх пузом. Сначала она просто молчала и смотрела на него, а потом решила заговорить. Она говорила с ним как с неодушевлённым предметом, говорила, что-то чтобы хоть как-то убить время. Что-то про протекающую крышу в мансарде, что-то про обнаглевшую горничную с Украины, что-то про кота. Она не могла поверить, что овощ, лежащий перед ней, понимает всё гораздо лучше и даже тоньше, чем это было раньше. С этим овощем нужно говорить о душе, о прошедшей любви, о будущем их повзрослевших детей, о том, что всё могло быть иначе, наконец, о том, что будет дальше. Что будет в скором времени после того, как этот овощ превратится в удобрение? Может быть, она и хотела поплакать, но так и не смогла выдавить из себя ни слезинки. Трудно плакать и жалеть человека, который тебя многократно предавал. Трудно и невозможно простить ему последнее предательство, эту рыжую секретутку, на почве которой он и поехал умом. Если бы не эта рыжая не валялся бы Алексей Фёдорович в палате полудохлым бревном, а продолжал руководить успешным бизнесом. Она просидела над ним два часа и ушла, сухо и холодно поцеловав его в обросшую щетиной щёку.
***
Ночью он не спал. Смотрел на потолок, где неподвижно замерли бледные полосы проникшего сквозь жалюзи лунного света и думал. Это не было тяжёлым размышлением о смысле заканчивающейся жизни, он просто смотрел картинки из прошлого. Интересные и яркие картинки нежного детства, бурной молодости и местами циничной, но тем не менее красивой зрелости, плавно сменяли одна другую. Иногда он видел очень яркие ролики, обрывочные кадры фильма. Один из таких кадров: они вчетвером на верхней палубе круизного лайнера, режущего волны средиземного моря. Длинный, вечно улыбающийся Вано, в шортиках и смешной жёлтой футболке держит перед глазами фотоаппарат мыльницу.
Так, все улыбаемся. Тим, ну ты чё рожу скривил, как будто на расстреле. Давай, тяни лыбу.
Щелчок, вспышка, синие морские просторы за спиной Ваньки, ветер, развивающий его русые патлы.
Давай теперь я! Квадратный и косолапый Тим в развевающейся на ветру расстёгнутой льняной рубахе выхватывает у Ваньки фотоаппарат. Теперь уже он командует парадом.
Улыбочку!
Снова вспышка. На его плече лежит тяжёлая мохнатая рука Глеба.
Моя очередь. он выскальзывает из объятий Глеба, перехватывает фотик у Тима.
В квадратном окошечке пьяная разнузданная троица. Жёлтая девичья футболка Ваньки, обнажённая волосатая грудь и луноликая морда Тимура, вечно серьёзное губастое и щетинистое лицо Глеба, алая рубаха которого завязана снизу узелком.
Снимаю!
Щёлк. Цвет пропадает. Море становится серым, рубахи и футболки приобретают одинаковый бледный тон, чёрные волосы, белые зубы. Все они превратились в бесплотных чёрно-белых духов. Теперь настала очередь Алексея. Скоро он примкнёт к этой весёлой компании.
Целая россыпь ярких картинок принадлежит только ей. Здесь она во всевозможных нарядах и конечно же без них, с макияжем и без, в машине, в баре, с бокалом вина в руке, с распущенными и забранными назад рыжими локонами. Она цветная и настоящая. Единственный человек, который его интересует в этой жизни. Представляя её маленькие груди, выбритый лобок, шёлковую кожу на бёдрах он вдруг ощутил, что кроме слуха и зрения сохранил ещё одну степень несвободы. Может быть ему только кажется и всё только в его голове, но тем не менее чувство возбуждения вспыхнуло в нём со страшной силой. Разве так может быть у человека, который на девяносто процентов дохлый. Он не может поднять голову и посмотреть вниз, но ему чётко представляется, как белая простынь приподнимается, превращаясь в заснеженную вершину, в горный пик.
***
Сладкое видение материализовалось только под вечер второго дня.
Она как всегда сногсшибательна. Брючный костюм на сей раз перламутрового цвета (цвета её глаз) придаёт ей строгий вид деловой женщины. На шее переливается бриллиантовое колье, в ушах ещё два сверкающих камня, на указательном пальце правой руки колечко с огромным в карат брюликом. Сегодня она решила одеть все его подарки. Яркий макияж делает её ещё более аппетитной. Жаль что он не может схватить и притянуть её к себе. Он уже никогда не сможет насладиться сочными плодами этого экзотического деревца.
Она склоняется над ним, мягко целует в ватные бесчувственные губы.
Привет!
«Приветпривет! Как видишь, я не в лучшей форме».
Надеюсь, что ты меня слышишь видишь и понимаешь. Это так?
«Понимаю, только сказать не могу. Я теперь как та собака».
Давай сделаем так. Будем пока общаться понятиями «Да», или «Нет». Если ты со мной согласен, просто коротко моргни. Это будет означать «Да». Если «Нет» тоже моргаешь, только длинно. Ты меня понимаешь?
Серые глаза закрываются на долю секунды.
Отлично! Кстати, об этом способе общения я читала в какой-то книжке.
«Очень рад за тебя. По моему это «Граф Монте-Кристо», но ты ведь у нас одни детективы читаешь».
Очень рада, что ты всё понимаешь. Сейчас это необходимо.
«А я вот не очень рад. Лучше бы мне ничего не понимать и не помнить. Мне было так хорошо, пока я не вспомнил о тебе. Лучше бы мне забыть тебя навсегда.»
Знаешь, я договорилась с доктором и с сестрой, и эту ночь мы проведём наедине. Это будет почти как раньше. Она подходит к тумбочке, начинает что-то доставать из сумки. На деревянную поверхность ложатся несколько свечек и зажигалка.
Сегодня у нас будет романтическая ночь при свечах.
«Класс! Точно, как раньше. С одним маленьким отличием. Сегодня я буду мебелью. Простой кроватью с глазами и ушами. Ты можешь говорить мне что захочешь, можешь даже прилечь на меня, я буду только рад. Я и правда рад, что ты здесь, что могу просто смотреть на тебя. Ради бога, только сделай так, чтобы после этой ночи я забыл тебя навсегда. Сделай так, если сможешь».
Нам нужно будет много о чём поговорить. Точнее говорить буду я, а ты будешь слушать. Но поверь, это будет интересная история.
«Я весь во внимании! Надеюсь, ты что-то нарыла, моя миссис Марпл. Надеюсь, ты прольёшь лучик света в эту мрачную историю. Надеюсь, что ты сможешь мне объяснить, как так вышло, что все акционеры «Олимпа» один за другим пали жертвами сердечно-сосудистых болезней. Помнишь, я как то сказал тебе, что сердечные болезни являются самой распространённой причиной смертности в мире. Так вот, я беру свои слова обратно. Самая распространённая причина смертности это человеческая глупость и слабость. Инфаркт, инсульт, это только следствия. Но я ещё никогда не слышал, чтобы кто-то заразился сердечной болезнью. Ещё не случалось на земле сердечного вируса, если не считать страсть наживы, похоть, зависть и жадность. Как и когда мы все заразились, кто был нулевым пациентом? В самом деле, это походит на какую-то страшную сказку и мне очень интересно узнать чем она закончится. Хочется успеть узнать»
Наверное, ты понимаешь, о чём мы будем говорить? Она плотно закрывает жалюзи и всё в палате приобретает голубой оттенок. Тебе не даёт покоя один вопрос, ставит свечу в стеклянный стакан, чиркает зажигалкой. Ты не можешь понять, что происходит и как это вообще может быть. Что этостечение обстоятельств, порча, колдовство или злой умысел. Я права?
Алексей коротко моргает.
Тебе интересно, докопалась ли я до истинной причины?
Снова короткое движение веками.
Пламя свечки ползёт вверх. Заостряется, начинает походить на позолоченный наконечник стрелы. Ева выключает свет, придвигает стул к кровати, садится. Помещение палаты погружается в голубой полумрак, подсвечиваемый красным огоньком свечи. Блики пламени ложатся на бледное лицо, делают его неестественно красивым, но неживым. Почти кукольным.
Наверное, ты уже успел понять, что всё, что произошло с каждым из акционеров «Олимпа» не является случайностью. Все смерти как то связаны и в принципе похожи. Все пали жертвой сердечно-сосудистой болезни, при этом, не имея никаких симптомов. Все приступы случились в экстремальных обстоятельствах, так что на первый взгляд было сложно установить истинную причину и понять что она одна. Причина одна! Всё остальное было лишь следствием. Причина смерти Тимура не в том, что он, будучи пьяным в стельку гнал на своём Кадиллаке со скоростью сто сорок километров в час, и не в том, что его машину протаранил Крузак. Причина его смерти в том, что на этой запредельной скорости он вдруг почувствовал резкую боль в грудине. Это было похоже на выстрел в сердце в упор из крупнокалиберного оружия. Уже через секунду его голова безвольно повисла, и он упал лбом на руль. В момент аварии машину вёл уже мёртвый человек. Кстати, я хочу тебя обрадовать! Ева еле заметно улыбается, при этом в зелёных глазах стоит лёд. Можешь успокоиться, ты не убивал Глеба. Его кровоизлияние не являлось следствием удара, который ты ему нанёс. Причина всё та же. Вспышка в голове, словно к его затылку прислонили холодный ствол и спустили курок. Он даже не успел почувствовать боли. В случае с Иваном всё то же самое. Пронзающая грудину боль и он, как подкошенный, валится на пол в парилке.
«Стой, Ева, ты что-то путаешь! Ивана заперли в парилке, подпёрли дверь кочергой».
Она наклоняется над его лицом. Идеальный овал, чуть оттопыренные ушки, высокий лоб, лёдлёд в зелёных глазах.
Ты наверное хочешь сказать, что я не правачто Иван погиб от того, что его закрыли в парилке?
Он коротко моргает.
Его никто не закрывал. Таинственного злоумышленника, который забрал из бани ковшик и подпёр кочергой дверь, просто не было. Она вглядывается в его зрачки, пытаясь уловить, какой эффект производят на него эти слова. Вижу у тебя снова вопрос: «Получается, что версию с подпёртой дверью подсунул Глеб?».
«Именно так, дорогая!» он снова моргает.
Нет! Это я подсунула Глебу эту версию. В тот вечер, когда мы с ним оказались на заимке, я делала вид, что пьяная мотаюсь по периметру, восхищаясь прелестью природы. Пока Глеб находился в доме, я зашла в баню, разбила камнем окно в парилке, вытащила оттуда ковшик, сделала кочергой засечки на ручке и в плинтусе (так, чтобы походило на то, что дверь подпирали), затем занесла кочергу в комнату отдыха и поставила её в угол. Потом я привела Глеба в баню и продемонстрировала ему кошмарную сцену хладнокровного убийства. Зачем? Затем, чтобы хоть как-то всколыхнуть это болото. Чтобы указать на то, что Ивана убили, что среди акционеров «Олимпа» окопался враг, что этот враг очень опасен. Предугадываю твой следующий вопрос: «Если не было никаких видимых причин, откуда ты могла знать, что Ивана убили?»