Дэглю почему-то стало досадно. Он не уловил в тоне Мартан сочувствия своим взглядам, поэтому решил не продолжать дебаты, чтобы не портить себе настроение еще сильней. Они в тишине доели обед, после чего вместе с инспектором Клеп отправились в ресторан, где накануне смерти ужинали Мюзюлян и Конта.
Ресторан «Режанс» находился почти в самом центре города. Метрдотель, любезный седоватый бородач, хорошо помнил и вечер 22 августа, и доктора Мюзюляна, ужинавшего у них вместе с месье Конта и месье Лефевром.
Кто такой месье Лефевр? спросила Клеп.
А, это наша местная достопримечательность, ответил метрдотель. Сейчас он бродяжничает, а раньше был большим человеком и, кажется, даже преподавал в университете. Видно, что-то у него в жизни пошло не так, ну да как говорится от тюрьмы, да от сумы.
Клеп эта история совершенно не удивила. За долгое время работы в полиции ей доводилось слышать еще и не о таких невероятных коллизиях.
Лефевр частенько сосет пиво в пабе напротив, продолжал метрдотель, а наши завсегдатаи, если увидят его, приглашают составить компанию. Этот человеккладезь историй, и рассказывает он так, что заслушаешься, вот и зовут его, чтобы он развлекал за едой. Ну и ему, конечно, заказываютв качестве платы. Иной раз он у нас и обедает, и ужинает.
Мюзюлян и Конта часто у вас бывали?
Частенько, да.
И в тот день Лефевр ужинал с ними не в первый раз?
Нет, конечно, они и до этого несколько раз приходили, и все время звали его с собой. Да и он их уже начал узнавать.
А где он ночует? спросил Дэгль.
Где-то на окраине. Кажется, ему поставили вагончик на пустыре.
Вечером 22 августа все трое ушли одновременно?
Метрдотель пожал плечами.
Вроде бы так
Вы видели, как они садились в машину?
Тут уж я вам ничего сказать не могу. У нас летом народу каждый вечер полно, за всеми не углядишьвместе они потом идут или в разные стороны. Да тут и парковаться-то негде. Машины оставляют где-нибудь на стоянке в центре, а к нам идут пешком.
Клеп попросила копию счета. В тот вечер на ужин Конта и Мюзюлян заказали три жарких из цыпленка, бутылку бордо, сыр, шоколадный мусс на десерт и два коньяка. Счет был выбит в 22.33.
Почему коньяка только два? спросил Дэгль.
Вероятно, водитель не пил, предположила Мартан.
***
Настало время следственного эксперимента. Пожарные, напомнил Дэгль, прибыли на место в 23.29, то есть спустя почти час после того, как Мюзюлян и Конта покинули ресторан.
Заняв места в служебном джипе в порядке служебной иерархии и по выслуге летКлеп за рулем, Дэгль справа от нее, Мартан на заднем сиденьеони попробовали проехать от «Режанса» до места преступления в Авистере тремя разными путями. Ехали на максимально разрешенной скорости, в среднем темпе, тащились черепашьим шагомпуть во всех случаях, даже с учетом пробок и неторопливых городских светофоров, занимал не более пятнадцати минут.
У Дэгля было несколько идей относительно того, что могли делать жертвы в эти сорок лишних минут. Рассказывать о них коллегам он, однако, не торопился, памятуя о том, с каким недоверием смотрела на него Мартан за обедом.
***
Довольно быстро выяснили и биографию месье Лефевра. Жак Лефевр, шестидесяти двух лет, безработный, одинокий, без определенного места жительства ранее преподавал в Льежском университете историю искусств и имел звание профессора. Это был исключительно умный, эрудированный и начитанный человек, питавший особый интерес к современному искусству. В 1998 году вышла его книга о творчестве Рене Магритта, приуроченная к столетней годовщине рождения художника. На пятистах страницах профессор Лефевр подробно рассказывал обо всех этапах творчества великого сюрреалиста, описывал не только философию и стиль художника, но мировоззрение и взгляды, послужившие толчком к творчеству.
В начале двухтысячных профессор Лефевр был приглашен для чтения лекций в Берлинский университет, где проработал почти два года. И вдруг неожиданно все изменилось. Внезапно, без каких-либо объяснений он оставил работу, вернулся в Льеж и затворился в своей огромной квартире с видом на мост Альбера Первого. Год или два никто не видел профессора, и вот про него стали забывать. Он зарос густыми рыжими волосами, до ближайшего супермаркета ходил в мешковатой фланелевой рубахе, от которой резко несло мочой, и большую часть времени пребывал в подпитии. Потом он продал квартиру и переселился в вагончик, который кто-то из его бывших друзей поставил специально для него на пустыре, предназначенном для застройки.
Но город манил Лефевра, ведь с ним была связана не только его работа, но и вся жизнь. Льежские улицы, вобравшие в себя историю и культуру многих веков, влекли к себе, и потихоньку профессор стал выбираться из своего убежища и наведываться в город. Он часто бродил в центре, сидел в пабах, пил там пиво. Люди начали узнавать его, говорить: «А вот и наш профессор!» и угощать пивом. В обмен на щедрость Лефевр рассказывал им, как Леонардо да Винчи изобрел свою знаменитую технику сфумато или перечислял все пословицы, проиллюстрированные Брейгелем на его картине «Мир вверх тормашками».
Вот с таким человеком ужинали в день своей смерти месье Конта и доктор Мюзюлян.
***
Мадам Каувенберг и мадам Поле удобно расположились на террасе в кафе и горячо обсуждали недавние события.
Ох, дорогая, я так волнуюсь за Мод! рассказывала мадам Каувенберг подруге, наклоняясь к ее уху и следя за тем, чтобы сидящие за соседними столиками не подслушивали. Она сама не своя после смерти мужа Не плачет, не горюет по нему Только смотрит странно куда-то в пустоту и улыбается своей жуткой улыбкой И каждый божий день ездит к этому бродяге Говорит, что он последний, кто видел Бернара, и они теперь связаны Боюсь, как бы бедняжка не сошла с ума.
Ничего, пройдет время и она успокоится, заметила мадам Поле, Никуда не денется.
Мадам Каувенберг раздраженно поджала губы.
Ты ничего не поняла. Ей не надо успокаиваться, она и так слишком спокойная
На что это ты намекаешь?
Ни на что, просто говорю, что Мод, по-моему, того, тронулась рассудком.
А мне она показалась совершенно нормальной. Сказала, что собирается уехать отсюда, потому что здесь ей все напоминает о Бернаре. Ну и что с того, что она не плачет. Каждый переживает горе по-своему, и совершенно необязательно для этого рыдать в три ручья.
Мадам Каувенберг удивленно посмотрела на подругу.
Такое чувство, что мы говорим о двух разных людях, заключила она.
***
По-моему, это здесь шеф, сказал Дэгль пытаясь рассмотреть что скрывалось за разросшейся живой изгородью.
Клеп припарковалась рядом с тротуаром и окинула взглядом дорогу, круто поднимающуюся вверх и вправо. Вдалеке, около самого поворота она заметила неторопливо удаляющийся знакомый белый БМВ.
Жилищем месье Лефевру служил небольшой деревянный вагончик, обшитый волнистым железом. Его установили в середину выложенной плиткой площадки, водрузив для надежности на бетонные колодки. Участок окружал высокий проволочный забор, исчезавший в зелени сильно разросшейся буковой изгороди. Сам обитатель вагончик сидел на импровизированных ступенях, сделанных из тех же бетонных блоков, что служили опорой его жилищу, и рассматривал что-то в телефоне.
Это был приземистый человек с лицом, нижнюю половину которого скрывала всклокоченная рыжая борода, а верхнюютакая же рыжая, торчащая во все стороны шевелюра. Одет он был в красную фланелевую рубаху, которая, казалось, была ему немного мала.
Увидев Дэгля, делавшего руками знаки, чтобы привлечь его внимание, месье Лефевр заулыбался, вскочил с резвостью, которую трудно было заподозрить у шестидесятидвухлетнего человека, и распахнул перед ними калитку.
Месье Лефевр? лучезарно улыбаясь спросила инспектор Клеп.
Он самый, сказал тот и протянул руку для приветствия.
Правая ладонь его была перевязана, сквозь повязку обильно сочилась кровь и какая-то желтая жидкость.
Заметив удивление инспектора, он поспешил объяснить.
Костер разводил. Постриг изгородь, а ветки сжег. Сам не заметил, как обжегся.
Как бы в подтверждение он указал на потухшее кострище, черневшее пятном на глянцевой зелени лужайки.
Инспектор сообщила о цели их визита. Месье Лефевр удрученно покачал головой.
Да, протянул он, скверное дело. Такие добрые люди, они ведь часто угощали меня, и такой ужасный конец.
Клеп выразила соболезнования в связи с гибелью его друзей и пообещала обязательно разобраться в обстоятельствах их смерти.
Это машину мадам Пети мы только что видели отъезжающей от вашего дома?
Она, да, подтвердил бродяга. Мы с ней часто беседуем о ее муже. Я ведь последний, кто видел его живым. Она сказала, что теперь между мной и им установилась особая связь, и когда она беседует со мной, это то же самое, как если бы она говорила с ним.
Связь между вами ее умершим мужем? переспросил Дэгль.
Ментальная связь, подтвердил Лефевр. Когда человек умирает, то есть в тот самый момент когда его душа переходит из этого мира в иной, образуется связь этой души с теми людьми и объектами, которые ее окружали в момент смерти. Так объяснила мне мадам Пети.
И часто мадам Пети с вами об этом беседует? спросила Клеп.
Лефевр пожал плечами. Это могло означать как то, что он затрудняется сказать, часто или нет это происходит, так и то, что он не уверен одно и то же ли количество бесед он и полиция вкладывают в понятие «часто».
Можем ли мы пройти в дом? спросила инспектор.
Месье Лефевр не возражал.
Внутри вагончик был чисто прибран, на стенах, оклеенных пожелтевшими обоями, висели вырезанные из книг и журналов портреты художников. Тут был Пикассо, Дали, Магритт в своем неизменном котелке с сигаретой, Энсор и Ван Гог в лохматой шапке с отрезанным ухом. В углу рядом с кроватью, на которой горой была навалена одежда, стояла раскрытая сумка, довольно новая на вид.
Собираетесь в путешествие? спросил Дэгль, кивая на сумку.
Лефевр, казалось, смутился от его слов.
Хотелось бы поехать на юг, куда-нибудь в теплые края, проговорил месье Лефевр. Зима не за горами, и коротать ее в этом ветхом жилище мне не очень хочется. Думаю поехать во Францию, а может в Испанию, еще не решил.
Очень здравая мысль, согласилась инспектор Клеп. Можно, например, поехать в Арль, побродить по местам, где писал картины Ван Гог. У вас ведь с этим художником особые отношения, насколько я знаю. Да и в Берлин вы ездили из-за него, не так ли?
Все время пока инспектор произносила свою речь месье Лефевр кивал в знак согласия.
Да-да, вы правы, сказал он. Арль и в самом деле прекрасное место. Ирисы, восход солнца. Почему бы мне и вправду не отправится в Арль.
Потратив еще некоторое время на разговоры в том же духе и незаметно осмотрев все углы в хозяйстве бывшего профессора, полицейские, наконец, удалились.
***
Ну и что вы об этом думаете, шеф? спросил Дэгль, едва они сели в машину.
Думаю, тут все ясно. Когда приедем в участок, вы сержант, пойдете и запросите у следственного судьи ордер на арест
Дэгль удовлетворенно крякнул, помешав инспектору закончить.
Значит вы тоже пришли к тому же выводу, что и я? УбийцаЛефевр. И сделал он это, чтобы жениться на вдове Конта и завладеть деньгами по его страховке.
Фона Мартан на заднем сиденье прыснула
Ну ты и болван, Дэгль, сказала она, с какой стати ей выходить за бродягу?
Она посмотрела на инспектора:
Или Дэгль прав? неуверенно сказала она
Инспектор Клеп пожала плечами.
Сержант не так уж чтобы и не прав. Мотив, по крайней мере он определил верно. Все дело тут, конечно, в страховке, а вернее в трех страховках, которые удваиваются в случае смерти на дороге. Именно поэтому была инсценирована авария Ситроена.
Инсценирована? почти хором воскликнули Дэгль и Мартан.
Ну конечно. Вспомните Дэгль, как вы описывали ваш приезд на место происшествия. Где стояла машина?
Дэгль раздумывал всего секунду.
Вы правы! Машина стояла недалеко от дерева!
Именно так. Если бы машина на большой скорости врезалась в дерево, у нее помялся бы капот, а водитель и пассажир, тот самый что был не пристегнут, получили бы сильные повреждения. Но ведь ни о каких повреждениях эксперты не сообщали, инспектор помолчала, а потом продолжала, хитро посматривая на сержанта. И еще одна деталь должна была указать вам, что мы имеем дело с инсценировкой.
Ручной тормоз, догадался Дэгль, вспоминая крики пожарных, когда они грузили Ситроен в эвакуатор.
Довольно странно, что после столкновения с деревом водитель нашел время и возможность поставить машину на ручник, не так ли? насмешливо произнесла она. Ну а потом дело было за малым: облить машину горючим, например бензином, и поджечь.
В этом случае на поджигателе обязательно бы остались следы. Очень трудно, практически невозможно поджечь машину и не обжечься самому, заметила Мартан.
Совершенно верноподтвердила Клеп.
Оба сержанта переглянулись, у них начинала вырисовываться канва событий.
Значит я прав, убийцаЛефевр! воскликнул Дэгль.
Нет, покачала головой инспектор, Жак Лефевр сгорел заживо в Ситроене ночью 22 августа. Справедливости ради, нужно сказать, что он вряд ли мучался, доктор Мюзюлян вколол ему столько наркотика, что хватило бы на десятерых.
Но тогда кто же убил Мюзюляна?!
Тот самый человек, который сейчас выдает себя за Лефевра, тот, у кого были ключи от машины мадам Пети, тот кто получал прямую выгоду от страховок и единственный, кто имел возможность это сделать, потому что находился на месте преступления в Авистере. В общем, никто иной как Бернар Конта.
Поразительно, шеф! воскликнул Дэгль. Вид у него был ошеломленный. Но как вы догадались?
Да, собственно, все факты прямо свидетельствуют об этом, так что мне и догадываться-то не пришлось. Если помните, мы установили, что раньше месье Конта работал в страховой компании, и там, конечно, поднаторел во всяких тонкостях. Он знал, как нужно словчить, чтобы подписать три страховки. Обычно ведь компании-страховщики следят за этим и больше одного контракта не заключают. Но у Конта, видимо, были связи. Выгодополучателем естественно была назначена супруга. Во-первых, Конта ей доверял, а во вторых она должна была сыграть роль при опознании останков мужа. Кроме того, ему нужна была ее машина, в которой он перевозил бензин и на которой должен был скрыться с места аварии.
Но зачем ему было убивать Лефевра и выдавать за себя? Он ведь мог, например, подстроить так, чтобы его машину нашли в реке, а труп якобы унесло течением.
Нет, такая схема не работает. Нет тела, нет страховкиэтот принцип в страховых компаниях соблюдается строго, и Конта знал об этом. Вот почему ему потребовался бродяга. К тому же в его вагончике удобно прятаться после того, как он провернул дело. В общем Мюзюлян и Конта пригласили Лефевра на ужин, а потом, вероятно, предложили ему продолжить вечер. Мюзюлян с Лефевром садятся в Ситроен Конта, сам же он идет на набережную, где припаркована машина его жены, забирает ее и едет вслед за ними.
Мюзюлян приезжает на место, которое было выбрано заранее. Там он подгоняет машину так близко к дереву, как только можно, чтобы сымитировать столкновение, и по привычке ставит ее на ручник. Тогда же, а может быть раньше, в городе он вкалывает Лефевру наркотики, погружающие его в кому. Вдвоем с Конта они перетаскивают его на водительское сиденье, но по ошибке пристегивают ремень к пассажирскому сиденью. Конта снимает с запястья часы, подаренные ему женой, и одевает их на руку Лефевру. По ним мадам Пети в будущем опознает мужа, да и у полиции не останется никаких сомнений насчет тела. Оставалось облить машину горючим и поджечь. После чего Мюзюлян должен был позвонить в службу спасения и рассказать, что его друг не справился с управлением, машина врезалась в дерево и загорелась, а он чудом успел выбраться.
Но у Конта был свой план относительно доктора, сказала Мартан.
Может был, а может и не было никакого плана, и Конта действовал под влиянием момента. Решил не оставлять ненужного свидетеля. Он просит Мюзюляна достать что-то из бардачка в Ситроене, проскальзывает на заднее сиденье, берет ремень или веревку и удавливает его. Потом обливает машину бензином и поджигает, но, как вы верно заметили, огонь так силен, что обжигает ему руки.
Устроив все, Конта отгоняет БМВ на прежнее место и устраивается в вагончике Лефевра, нацепив на себя рыжий парик и фальшивую бороду. Его жене оставалось получить деньги по всем трем страховкам и уехать из города, мотивировав отъезд тем, что ей невыносимо оставаться там, где погиб ее драгоценный супруг. Лефевр тоже должен был исчезнуть. О том, что его хватятся можно было не беспокоитсякто будет искать бродягу?