Это были боевики в полном смысле слова. Они четко знали, где встать, чтобы я не смог двинуться, как выглядеть, чтобы никто не понял, в чем дело. У одного из них во внутреннем кармане вырисовывалась бутылка виски - вылить на меня, чтобы я выглядел пьянчугой в случае, если меня придется выносить. И взгляд у них был особенный. Кто-то явно приказал быстренько шлепнуть меня, если я вздумаю сопротивляться.
Мы спустились вниз, и верзила спросил:
- Где твоя машина?
Я показал. Он щелкнул пальцами, требуя ключи, и получил их. Второй сделал жест рукой, и за два квартала от нас от тротуара отъехала машина и проехала мимо; шофер даже не оглянулся.
Нетрудно было понять, что должно случиться. Я должен был совершить поездку в один конец на моей собственной машине. Предполагалось, что я буду пай-мальчиком и не доставлю им хлопот. Предполагалось, что я окажусь круглым идиотом и спокойно дам убить себя.
В голове у меня загремела безумная музыка, в которой литавры и пронзительные флейты сливались в диком диссонансе, пока у меня не затряслись руки. Каким же простаком они меня считали! Они полагают, что в этой игре они единственные профессионалы. Они думали, что со мной этого никогда не случалось, а если случалось, то я окажусь не готов к тому, что случится опять.
Клянусь Господом, если они собирались играть в эту игру так, как играют профессионалы, то их ждало серьезное потрясение - в чехле между сиденьем и дверью лежал автоматический пистолет тридцать второго калибра.
Они играли профессионально. Верзила велел:
- Поведешь сам, легавый. И поосторожнее.
Он открыл дверь, чтобы я мог сесть, и, как только я оказался за рулем, уселся рядом. Он не теснил меня, он был слишком опытен. Он оставил между нами значительное расстояние, забившись в угол и положив руку на спущенное стекло окна. Другая рука лежала у него на коленях, держа мой собственный пистолет, нацеленный на меня. Тот, что поменьше, забрался на заднее сиденье и облокотился на спинку за моей головой, как будто вел со мной конфиденциальную беседу, на самом деле беседу вел пистолет, приставленный к моей шее.
Мы ехали долго. Три счастливчика, предпринявшие поездку на побережье. Чтобы все оставались счастливыми, я включил радио и нашел музыкальную программу, а потом то и дело прикуривал сигарету от зажигалки в бардачке, чтобы они привыкли видеть мои руки в движении.
Тип рядом со мной указывал мне повороты и где-то перед Ислипом сказал:
- Сбавь скорость.
Впереди шоссе пересекала щебеночная дорога.
- Поезжай направо, пока я не скажу, где свернуть. Я свернул направо и поехал по черному асфальту. Он тянулся с полмили, сменившись грязной, маслянистой дорогой. Мы сделали еще несколько поворотов, и я ощутил запах океана, приносимый ветром. Домов встречалось все меньше, пока не остались лишь редкие черные тени, попадавшиеся через четверть мили. Дорога плавно обогнула берег, прокладывая путь среди высокой, по колено, травы, сгибавшейся под ветерком с моря и шелестевшей, задевая за крыло автомобиля.
Я разглядел затененные окна дома, громаду седана у его стены и нажал на тормоза. Верзила выглядел вполне довольным собой, и пистолет уже не так давил мне шею. Парень, сидевший рядом со мной, вылез из машины и встал у двери, второй сунул ключи в карман и двинулся за мной, чуть не наступая мне на пятки.
- Ты все хорошо понял, - сказал он мне. - Давай и дальше так. Входи, да не спеши.
Я только что не полз. Парни оставались немного позади справа и слева, занимая прекрасную позицию на случай моей попытки бежать. Любой из них мог сбить меня раньше, чем я сделаю хоть шаг. Я достал последнюю сигарету и бросил пустую пачку. Коротышка был настолько сообразителен, что подобрал ее. Спичек у меня не было, никто мне их не предложил, и незажженная сигарета осталась висеть у меня в углу рта. Пока беспокоиться было рано. Неподходящим было время, неподходящим было место. Не так легко спрятать тело и, тем более, машину. А исчезнуть мы должны были вместе.
Дверь открылась; вышедший из нее человек, стоя против света, казался узкой темной тенью.
- Привет, дерьмо, - сказал я.
Не стоило открывать рот. Лу Гриндл ударил меня в лицо, разбив губы. В спину мне уперлись два пистолета, швырнув меня прямо на него, и я лишился возможности ответить Лу. Все же я попробовал. Я нанес ему удар сбоку и снизу и почувствовал, что разбил себе кожу на костяшках, угодив ему в зубы.
Громилы не рискнули стрелять, один ударил меня дулом пистолета. Боли я не почувствовал - просто громкий хлопок, переросший в громоподобную звуковую волну, швырнувшую меня на пол.
Боль появилась позже. Почему-то она возникла не в голове, как я ожидал. Она была везде, она расползлась по телу тысячей агонизирующих точек. Что-то капало, равномерно и нудно, как протекающий кран. Каждое движение вызывало боль, начинавшуюся где-то у ног; если бы крик мог принести облегчение, я бы закричал. Я открыл один глаз. Второму мешали открыться распухшие скула и веко.
Кто-то проговорил:
- Очухался.
- Сейчас получит покрепче.
- Я скажу когда. - Голос звучал так безапелляционно, что никто не решился перечить.
Мне удалось сфокусировать здоровый глаз. Он смотрел вниз, на мои ноги. Они стояли по стойке «смирно» и были привязаны к перекладине кресла. Своих рук я не видел, из чего заключил, что они связаны за спиной того же кресла. Капало вовсе не из крана.
Капало с того места на моем лице, где некогда был нос.
Каким-то образом я выпрямился. Так боль чувствовалась меньше. Когда туман в глазах рассеялся, я скосил здоровый глаз к свету и увидел их. Они сидели вокруг, как стервятники. Двое с пистолетами были у двери; Лу Гриндл прижимал ко рту окровавленное полотенце.
А на краешке кожаного кресла сидел, облокотившись подбородком на трость, Эд Тин. Он был похож на банкира, даже фетровая шляпа у него была соответствующая. С минуту он задумчиво смотрел на меня.
- Плохо?
- Угадай. - Единственное слово далось мне с большим трудом.
- Знаешь, это было ни к чему. Мы просто хотели поговорить с тобой. - Он улыбнулся. - А так мы вынуждены были связать тебя, пока не закончим беседу.
Лу бросил в меня полотенце.
- Господи, да перестань церемониться с ним! Я его быстро заставлю говорить.
- Заткнись! - Эд не переставал улыбаться. - Тебе повезло, что я здесь. Лу очень импульсивен.
Я не ответил. Он сказал:
- Очень плохо, что ты убил Жабу, Хаммер. Он был для меня очень полезен.
Слова все-таки вырвались:
- Не говори ерунды.
Он выпрямился и откинулся на спинку кресла.
- Не утруждай себя объяснениями. Я не полиция. Если ты его убил, это твое дело. Я занимаюсь своим делом. Так где она?
Губы у меня слишком распухли, чтобы голос звучал уверенно.
- Понятия не имею, о чем ты говоришь.
- Напомни ему, Лу.
Он сидел в кресле, посасывая сигару, и наблюдал. На этот раз Лу не стал бить ногой. Было достаточно мокрого полотенца, обернутого вокруг его кулака.
Я пробовал держаться и не мог. Голова моя дернулась, и Тин спросил с металлом в голосе:
- Теперь вспомнил?
Я успел только мотнуть головой, и кулак опять обрушился на нее. Он бил и бил, пока боль не перестала ощущаться, и тогда я засмеялся, когда он заговорил со мной.
Эд постучал тростью об пол.
- Хватит. Этого довольно. Он уже ничего не чувствует. Пусть несколько минут посидит и подумает.
Лу обрадовался передышке. Он тяжело дышал ртом; подбородок его был залит кровью. Он отошел к столу, сел и принялся растирать руку. Лу был очень счастлив.
Трость продолжала отбивать ритм.
- Ты же понимаешь, что это только начало. Упираться совершенно бессмысленно.
Мне удалось выдавить из себя:
- Я не убивал Линка.
- Неважно, убивал или нет. Мне нужно то, что ты взял в его квартире.
Лу закашлялся, сплюнул кровь на пол, поперхнулся, поднес ко рту ладонь и вытолкнул на нее языком пару зубов.
Когда он поднял голову, его глаза впились в мои двумя маленькими пулями.
- Я убью этого сукина сына!
- Сядь и заткнись. Будешь делать то, что я скажу.
Лу вскочил, раскинув руки в стороны и пытаясь совладать с собой, чтобы не вцепиться Тину в горло. Но Эда было не так легко запугать. Об этом свидетельствовал короткоствольный пистолет в его руке.
Лицо Лу побагровело от ярости.
- Будь ты проклят! Будь проклят ты, Фаллон, Линк и вся ваша вонючая компания!
- Ты шепелявишь, Лу. Сядь.
Лу сел и уставился на свои зубы. Он этими зубами гордился. Они были такими ровными и блестящими. Они лежали на столе, куда он их бросил, и, казалось, притягивали его взгляд. Он продолжал ощупывать десны, как будто все еще не мог поверить в отсутствие зубов, и изрыгал яростные проклятия. Лу готов был выместить свою ярость на ком угодно.
Он снова и снова твердил:
- Идите к черту все вы! Идите вы все к черту! - Рот его оскалился, обнажив щель в зубах, и он стукнул кулаком по столу. - Черт побери, этого не случилось бы, если бы ты дал мне поступить по-своему! Я бы сам убил Фаллона, и его паршивую шлюху, и Линка, и все было бы в порядке! - Взгляд его перешел на меня. - Тебя я тоже убью.
- Лу, ты получишь новые зубы, - сказал Эд любезно. Все, что он говорил, было исполнено любезности.
Гриндл поперхнулся и вышел из комнаты. Послышался шум льющейся воды и хлюпающие звуки - он полоскал рот. Эд мягко улыбнулся:
- Ты ударил его в самое больное место в его тщеславие.
- А где твое больное место, Эд?
- Это многие хотели бы знать.
- Я знаю. - Я попытался усмехнуться. Лицо мое не двигалось. - В двух местах тебе точно будет больно. Особенно когда тебе побреют голову и ногу.
- Когда Лу вернется, я позволю ему воздать тебе по заслугам, - сказал он.
- Как в старые времена, когда за веревочки тянул Фаллон посредством окурков и клещей?
Ноздри его раздулись.
- Если тебе так хочется поговорить, скажи лучше, где она?
- Что именно?
Вода все еще текла. Не поворачивая головы, Эд позвал:
- Джонни, дай-ка ему.
Подошел верзила. Под рубашкой перекатывались мышцы живота. Техника его была убийственной. Кулак нырнул мне под зубы, и я выключился, как лампа. Меня облили холодной водой, чтобы привести в сознание и повторить все сначала.
Промежутки между раундами становились длиннее. Я частично возвращался из черного небытия и без сил обвисал в кресле. Голос верзилы прохрипел:
- Он готов, Эд. Не думаю, что он понимает, о чем вы говорите.
- Понимает. - Он ударил тростью в пол. - Окуни его еще разок.
Меня опять окатили водой. Вода смыла кровь с глаз и дала мне возможность видеть, а также прочистила мне мозги, чтобы я начал соображать.
Эд понял, что я очнулся. Он зажег сигару и задумчиво посмотрел на ее горящий кончик.
- Ты слышишь меня?
Я утвердительно кивнул.
- Пойми, я прошу тебя в последний раз. И помни, после смерти ты все равно не сможешь этим воспользоваться.
- Скажи мне что тебе нужно?
Только на секунду его взгляд метнулся к паре, облокотившейся на подоконник. Не будь их здесь, я получил бы ответ. Но то, что мне полагалось знать, было слишком важным для их ушей.
- Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты с самого начала доставлял хлопоты. Я знаю тебя слишком хорошо, Хаммер. Ты всего лишь частный детектив, но ты и раньше убивал людей. В своем роде ты так же жесток, как я, но не так умен. Поэтому-то я и сижу здесь, а ты там. Пусть остается у тебя. Не сомневаюсь, что она спрятана в одному тебе известном месте и после твоей смерти никто не найдет ее. По крайней мере, при моей жизни. Джонни пойди посмотри, что там с Лу.
Парень пошел и тут же вернулся.
- Он лежит.
- Пусть лежит. Развяжи этого.
С моих рук и ног сняли веревки, но встать я не смог. Они позволили мне посидеть немного, пока не восстановится кровообращение, а с ним - пламя, терзавшее мое тело. Когда я обрел способность двигаться, Джонни рывком поднял меня на ноги.
- Что с ним делать, Эд?
- Это твое дело. Мартин, отвези меня в город. С меня достаточно.
Коротышка отдал честь двумя пальцами и подождал, пока Эд возьмет свой цилиндр. Он был прекрасным лакеем. Он открыл дверь и, возможно, даже помог Эду спуститься по лестнице. Я услышал, как машина ожила и двинулась по дороге.
Джонни выпустил мой воротник и ткнул пистолетом мне в спину.
- Слышал, что он сказал? - Он толкнул меня к двери.
Долгая прогулка. Последняя поездка. Называют это по-разному. Ты сидишь в машине, а в голове снова и снова прокручиваются различные способы бегства; и каждый раз, когда что-то приходит в голову, в лицо нацеливается пистолет. Обливаешься потом, все в тебе трясется, и, хотя больше всего на свете хочется курить, ты знаешь, что ни за что не удержишь во рту сигарету. Хочешь позвать на помощь, но упершийся в спину пистолет заставляет тебя молчать. На углу в круге света стоит полицейский. Молитва застревает у тебя в горле. Он узнает их увидит отблеск на их пистолетах поднимет руку, останавливая машину, и ты будешь спасен. Но когда машина проезжает мимо полицейского, он смотрит в другую сторону. Потом в тебе все пересыхает, и язык грубым рашпилем проходится по губам. Ты думаешь о многом, но больше всего о том, как скоро жизнь покинет тебя.
Помню, как это все было в первый раз. Теперь по-другому - я был избит до полусмерти и слишком слаб, чтобы драться. Сил хватало только вести машину. Джонни сидел в своем углу, наблюдал за мной; мой пистолет все еще был у него.
Я попросил сигарету, и он дал мне ее. Я воспользовался зажигалкой, лежавшей в бардачке, докурил сигарету, и он дал мне вторую, смеясь над тем, как дрожит моя рука, когда я попытался сунуть сигарету в рот. Он смеялся, глядя, как я сначала поднимал стекло, чтобы согреться, потом опускал, чтобы остыть.
Его смешило, что я снижаю скорость на поворотах, чтобы прожить на несколько секунд дольше.
Велев мне остановиться, он продолжал смеяться, потому что руки мои, казалось, ослабли и бессильно повисли по сторонам.
На секунду он выпустил меня из поля зрения, разыскивая дверную ручку. Больше он не смеялся.
Я пять раз выстрелил ему в голову из пистолета тридцать второго калибра, который вытянул из чехла, и, забрав из его рук свой пистолет, вышвырнул тело на дорогу. Когда я разворачивался, свет фар скользнул по нему, поймав последнюю, непроизвольную судорогу, и Джонни сделал первый шаг по дороге в ад.
Серая утренняя дымка появилась в небе позади меня, когда я достиг коттеджа. Света едва хватало, чтобы найти в траве дорогу и разглядеть машину у стены. Я выключил мотор и открыл дверцу.
Это был тот самый двухместный автомобиль, который привез боевиков за мной, а потом по их сигналу уехал прочь. Я знал, кто в нем: Коротышка, которого Эд назвал Мартином, вернулся за Лу.
Я обошел дом и остановился под окном спальни. Лу ругался. Я приподнялся на цыпочках и заглянул внутрь, но света там не было, и за шторами ничего не было видно. Кто-то включил воду, говорили, но я не мог уловить о чем. Разговор стих в глубине дома, и я воспользовался случаем.
Я вжался в стену, поднимаясь на крыльцо и прячась в тени. Дерево слишком прогнило, чтобы скрипеть, но я не рисковал. Я пополз, держа пистолет в одной руке; другой я дотянулся до ручки двери. Она бесшумно повернулась, и я толкнул дверь.
Я не дышал, пока не оказался внутри и дверь не закрылась за моей спиной, потом я тихо выдохнул. Кровь стучала у меня в висках так громко, что, казалось, этот звук разносится по всему дому. Ноги отказывались нести меня дальше, пистолет отяжелел и тянул руку книзу.
Я боролся со слабостью, охватившей все тело. Сейчас этого нельзя было допускать! В окровавленном рту Лу таился ответ, который мне предстояло из него выжать. У меня закружилась голова, и я протянул руку, чтобы опереться о стену. Рука задела дверь шкафа и захлопнула ее.
Тишина.
Холодная, черная тишина.
Вкрадчивый голос спросил:
- Джонни?
Лу выругался, и из дверного проема вырвался язык пламени.
Я упал. Лу слышал, как падали многие. Падение было настоящим, но только потому, что ноги меня больше не держали. В моей руке по-прежнему был зажат пистолет, и, падая, я нажал на спусковой крючок.
Гром выстрела отозвался эхом и потряс стены. Я перекувырнулся, наткнулся на что-то и замер. Эхо крика все еще отдавалось в воздухе, а вспыхивающие внезапно точки света были дырами в стене от выстрелов, которыми меня пытались настичь. Я схватил за ножку стул и швырнул его. Он ударился об пол и разлетелся. Теперь они кричали друг на друга, ругаясь из-за пустой траты патронов. Тратить патроны впустую они перестали. Они думали, что я ранен, и выжидали.