Восстание теней [Восхождение тени] - Тэд Уильямс 21 стр.

 Пойдите, разыщите его. Я подожду. Кажется, это оружие не из тех, с каким расстаются без сожаления.

Вернувшись, принцесса вновь спрятала кинжал йисти в рукаве.

 Если бы не это мерзкое платье, я вытащила бы оба ножа, и один из них уже торчал бы у вас в голени, по меньшей мере.

Давет широко, но невесело улыбнулся.

 В таком случае, давайте оба возрадуемся, что вы этого не сделали, поскольку я чувствую, что всё прошло бы совсем не так удачно и гладко, как вы полагаете.

 Но зачем вы набросились на меня?  Бриони вновь присела, на сей раз более осторожно, но Давет не сделал ни единого движения в её сторону.  Вы меня напугали.

 Замечательно, моя леди. Вот первые слова, что я рад слышать, из всего, произнесённого вами в нашу сегодняшнюю встречу. Я хотел, чтобы вы испугались. Вы в страшной опасности, понимаете вы это?

Девушка уставилась на собеседника, опять пытаясь припомнить как можно лучше преподанные ей урокитеперь не боя, а актёрской игры. Нельзя было позволить слезам покатиться из глаз. Это было бы уж слишком по-девчачьи.

 Да, мастер дан-Фаар, я осознаю опасность вполне, и особенно она стала очевидна, когда три дня назад кто-то попытался меня отравить. Но благодарю за напоминание.

 Ваш сарказм совершенно неуместен, принцесса. Вы должны благодарить меня за то, что я честен с вами в то время, когда другие не могут того или не хотят,  мужчина мягко положил руку на её предплечье.  По правде говоря, я желал бы для себя иной роли. Если бы мне только досталось играть человека более честного и доброго

На сей раз он не предвидел удара. Принцесса оказалась так быстра, что кончик её клинка пронзил мясистую часть его кисти прежде, чем туанец успел отдёрнуть руку. Мужчина поднялсяот злости лицо его помрачнелои сорвал перчатку, чтобы осмотреть рану. Впрочем, подумала Бриони, не так уж он и зол.

 Ты, мелкая! Зачем ты это сделала?

 Вы сами посоветовали мне не доверять никому, мастер дан-Фаар,  она тяжело дышала, сердце колотилось в груди.  Вы твердите мне о том, какой вы добрый, какой заботливый, как печётесь о моих интересах, как никто другой. Что ж, отлично. Тогда начните, пожалуйста, с ответа на этот вопрос: кто вы? Враг, по непонятной причине проявивший ко мне благоволение? Или друг? Станете ли вы мне названым братом или поклонником? Всю свою жизнь я провела под пристальными взглядамии мне не настолько льстит ваше внимание, чтобы потерять контроль над собой и забыть, кто я есть и какова моя цель, или о том, что вы, похоже, хотите получить всё и сразу,  Бриони посмотрела на собеседника в упор.  Итак, сударь, кем вы будете для меня?

Какое-то время Давет просто разглядывал её поверх руки, посасывая то место, куда пришёлся укол.

 Не могу вам ответить, принцесса. В действительности, я больше не уверен, что знаю, кто эта девушка передо мной. Время в изгнании очень вас изменило.

 Ну, думаю, в этом нет ничего удивительного, правда?  Бриони снова спрятала кинжал в рукав.  Если вы захотите вновь поговорить со мнойвозможно, снабдить меня действительно полезными мне сведениямио моём отце, к примеру,  вы знаете, где меня найти.

 Подождите,  Давет поднял руку, развернув ладонь к девушке, будто признавая поражение.  Довольно, Бриони.

 Принцесса Бриони, мастер дан-Фаар. Мы не слишком близко знакомы, да и дружбу свою вы ещё не доказали.

Он отступил.

 Вы жестоки, леди. Разве я не предупредил вас тогда, в Южном Пределе, что кое-кто при дворе замыслил недоброе против вас?

 Бросьте. Без конкретных имён что мне в том было пользы? Для кого из правителей во всём мире сие утверждение неверно? Вы не причинили мне никакого зла, посланник, но, насколько я могу видеть, ничем и не услужили, кроме оказания чести пребывать в вашем обществе,  Бриони теперь чувствовала себя достаточно свободно, чтобы послать собеседнику полуулыбку.  Дар, ценности не лишённый, но вряд ли служащий доказательством незыблемой верности.

 Вы стали железной леди, принцесса,  Давет покачал головой.

 Я оставалась жива, несмотря на то, что многие желали мне обратного. А теперь расскажите о моём отце или давайте попрощаемся и оставим эту холодную ночь за порогом.

 Рассказать я могу немного. Когда я покинул Иеросоль и отправился сюда, он всё ещё находился в плену у Лудиса Дракавы. С тех пор до меня доходили всё те же слухи, что и до васчто Лудис бежал, что вашего отца передали автарку, что Иеросоль вот-вот падёт

 Что? Передали автарку? Я ничего подобного не слышала О, милостивая Зория, скажите, что это неправда! Это же безумие!

 Но вы непременно должны были об этом слышать. Весь Тессис судачит о том, что Лудис обменял его на свою свободу. Но не пугайтесь слишком, моя ледиэто всего только слухи. Доподлинно ничего не известно

 Клянусь кровью Братьев!  зло прошипела она.  Ни один из этих треклятых сианцев не обмолвился мне об этом ни словом!

Принцесса протянула руку, сорвала с ветки над головой цветок и покрутила его в пальцах. Не плакать!напомнила она себе, раздавила цветок в кулаке и позволила лепесткам упасть на землю.

 Расскажите мне обо всём, что слышали,  слёзы высохли, даже не выступив на глазах. В её груди сжался холодный, твёрдый комокбудто сердце внезапно сковал лёд.

 Как я уже сказал, леди, это только сплетни, по большей части путаные, и

 Не нужно успокаивать меня, дан-Фаар. Я больше не ребёнок. Просто поставьте меня в известность,  она выдохнула. Ночь окутала их, и ледяная тьма в её груди встрепенулась, приветствуя сестру.  Может, я и потеряла трон моей семьи, но даю слово, я верну его, и враги наши понесут наказание за свои деяния. Да, я клянусь в этом головами самих богов!

Принцесса подняла взгляд на удивлённое лицо Давета, едва видимое в тусклом свете, льющемся из открытого наверху окна.

 Что вы так уставились на меня, сударь? Используем время с толком. Расскажите мне то, что я желаю знать.

Глава 12 Порядочная женщина, достойный мужчина и поэт

Уже целую десятицу каждую свободную минутку, что он не проводил при дворе или у постели медленно выздоравливающей Элан, Мэтт Тинрайт обшаривал крепостьи внешний, и внутренний кругив поисках матери, и потому ему было особенно досадно найти её в конце концов возле Лагуны скиммеров во внешнем круге городасовсем недалеко от того места, где он снял комнату. Эта женщина, по всему, стала в некотором роде знаменитостью среди изгнанных из города на материкесбившихся в кучу беженцев, влачивших теперь жалкое существование в осаждённом замке.

Увидев ту, которую он так долго искал, поэт не подошёл к ней сразу, но вместо этого последовал за высокой сухопарой женщиной, которая шла вниз по Главной торговой улице от одной грязной лавчонки к другой с корзиной в руке, по-видимому, собирая еду для своих страдальцев. Тинрайт угрюмо подумал, что его матери никогда не составляло труда найти того, кого она полагала несчастнее себяу неё был такой же нюх на разных бедолаг, как у гончейна дичь.

Тем не менее, поэт не мог не отметить, что, несмотря на бесспорную добродетельность её намерений, мать откладывала в карман каждый четвёртый или пятый кусок съестного: то чёрствую булку, то проросшую луковицу,  по-видимому, для себя. Хоть эта женщина и помогала обездоленным с великим упорством, даже если те не желали принять от неё помощи, не меньшую твёрдость Анамезия Тинрайт проявляла в отношении помощи самой себе.

Наконец он нагнал её возле главного храма на Рыночной площади, где она совала куски в руки беженцев, живших там в убогом палаточном лагере из ветхих одеял, растянутых на палках. Глядя на быстрые движения матери и её выдающихся размеров острый нос, Тинрайт невольно вспомнил, как отец, пребывая в далеко не благодушном настроении, однажды назвал жену проклятой назойливой дятлихой.

Когда поэт приблизился, она как раз выговаривала какому-то старику:

 Если у тебя и болят зубы, то только из-за тебя самого, а не из-за того доброго хлеба, который я даю тебе безвозмездно.

 Мама?  окликнул женщину Мэтт.

Она обернулась и взглянула на него. Костлявая рука взметнулась к груди, к болтающемуся на шнурке вокруг шеи деревянному миндалевидному пузырькусимволу Зории.

 Тригон с нами, что я вижу! Клянусь богами-братьями, неужто это ты, Маттиас?  она оглядела сына сверху донизу.  Куртка твоя хороша, но грязна, как вижу. Да не будет ваше одеяние изодрано и запятнано маслом, как говорит священная книга. Они что же, прогнали тебя от двора?

Мэтт почувствовал, как в нём закипают злость и раздражение.

- Изодрано и запятнано грязью, а не маслом. Нет, матушка, при дворе меня очень любят. И тебе сердечный привет. Рад видеть тебя в добром здравии.

Госпожа Тинрайт махнула рукой в сторону примерно полудюжины сгрудившихся вокруг неё мужчин и женщин в одеяниях, изодранных и запятнанных дальше некуда.

 Боги одаряют меня здоровьем, ибо я оделяю других лучшим из того, что имею,  мать обернулась к стоящему рядом старику, и глаза её сузились.

 А ты прожёвывай пищу,  велела она сердито.  Не глотай её кусками в надежде обвести меня вокруг пальца и выманить ещё!

 Где ты живёшь, матушка?

 Где боги пошлют,  небрежно отозвалась женщина, что, скорее всего, означало, что спит она где придётся, как и большинство остальных беженцев с материка в этом битком набитом людьми вонючем городе внутри города.  А что? Ты, никак, собрался предложить мне опочивальню во дворце? Неужто ты устыдился того, что гневишь богов пьянством и блудом, и вознамерился вернуть их благосклонность, проявив толику милосердия к женщине, тебя породившей?

Прежде чем ответить, Тинрайт сделал глубокий вдох.

 Тебя всегда чрезвычайно увлекал мой образ пьяницы и блудня. Интересно, приличествует ли образцовой матери настолько часто говорить о таких вещах?

К его полному удовольствию женщина залилась краской.

 Ах ты, дурной ребёноки всегда таким был! Я говорю об этом лишь для того, чтобы указать тебе на твои ошибки, не заботясь о собственном благе. Конечно, я всегда слышала в ответ одну лишь браньсначала от твоего отца, а теперь и от тебя, но я не буду прятаться, зная, что воля богов не исполняется как надо.

 И какова же тогда воля богов, матушка?  Тинрайт уже почти готов был бросить всё и уйти, несмотря на свою отчаянную нужду. Ему вообще не следовало к ней подходить.  Скажи на милость.

 О, она проста. Тебе пришло время перестать прожигать свою жизнь, Маттиас. Вино, и женщины, и поэзияничто из этого не угодно богам. Труд, мальчик,  настоящий, серьёзный труд,  вот, что тебе нужно. В священной книге сказано: Аще кто себя не утрудит, очи его да извергнутся из глазниц!

Тинрайт вздохнул. Под священной книгой, конечно, подразумевалась Книга Тригона, но его матери, похоже, досталась версия, которую кроме неё никто никогда не видел. Мэтт был вполне уверен, что исходное изречение гласило: Аще кто се не узрит, очи того да отверзнутся в глазницах, но спорить с матерью на эту тему было бесполезно.

 Боги свидетели, матушка, я не желаю затевать спор. Давай начнём разговор сначала. Я пришёл сказать тебе, что у меня есть место, где ты могла бы остановиться. Не во дворце, но там чисто и безопасно.

Женщина изогнула бровь.

 Правда? Ты наконец решил стать примерным сыном?

Тинрайт сжал зубы.

 Вполне возможно, матушка. Может, мы пойдём и я покажу тебе его?

 Когда я закончу здесь. Почтительный сын не откажется подождать.

Неудивительно, что все её дети поспешили покинуть отчий дом,подумал Тинрайт. Он прислонился к колонне и наблюдал за тем, как мать раздаёт остатки жёсткого хлеба и суровых наставлений ожидающим беднякам.

Улыбка, начавшая расползаться на лице госпожи Тинрайт при виде чистенькой, хорошо обставленной комнаты, сделалась деревянной, словно сушёная рыбина, когда она заметила спящую девушку. У женщины отвисла челюсть.

 О святые братья!  она так истово начертила перед грудью знак Тригона, словно тот был призван отвести летящее копьё.  О мои небесные отцы и матери, защитите меня! Что это? Что это?

 Это леди Элан м'Кори, матушка  начал Мэтт, но Анамезия Тинрайт уже пыталась пробиться мимо него обратно к двери.

 Я не буду в этом участвовать!  заявила она.  Я благочестивая женщина!

 И она тоже!  Тинрайт попытался схватить мать, ожесточённо прокладывающую себе путь на улицу, за руку и заработал шлепок тыльной стороной тяжёлой материнской ладони.

 Демоны забери, проклятье, матушка, остановись и выслушай меня!

 Я не стану делить кров с твоей девкой!  заверещала она, всё ещё пытаясь высвободиться из его хватки.

Кое-кто из прохожих останавливался поглазеть на эту занятную сцену, а соседи повысовывались из окон верхних этажей.

Тинрайт тихо выругался.

 Просто пойдём внутрь. Я всё объясню. Ради благоволения богов, мама, перестанешь ты уже?

Женщина бросила на него полный ярости взглядкожа её побледнела, а на щеках проступили красные пятна.

 Я не стану помогать тебе убить ребёнка этой девчонки, ты, блудодей! Я знаю этих господ при дворе и всю их извращённую жизнь! Твой отец всё читал тебе книжки, когда ты был мал, презрев мои предостережения,  а я знала, что это тебя испортит! Знала, что тебя вышвырнут из высшего общества!

 Проклятье и громы богов на всю эту путаницу, мама, помолчи и послушай!

Он втащил её назад в дом, закрыл дверь и прислонился к ней, перекрывая матери путь к отступлению.

 Эта девушка невинна, как и яну, ей я, во всяком случае, ничего не сделал. Нет никакого ребёнка, понимаешь? Никакого ребёнка нет!

Мать воззрилась на него в изумлении.

 Что, так ты уже содеял этот грех, убил невинное дитя божье, и теперь ещё хочешь, чтобы я её после выхаживала?

Мэтт схватился за голову, моля богов о терпении, хоть и не был уверен, кому из них лучше вознести свои мольбы. Зосим, его собственный покровитель, был известен тем, что оставлял сию добродетель без внимания, если не сказатьлюбую добродетель вообще. Поразмыслив, Тинрайт вознёс молитву Зории, которая славилась как лучшая помощница в подобных делах.

Если она вообще услышит меняя ведь так долго откладывал посвящённую ей поэму. Но как я могу что-нибудь с этим поделать, если моя муза, принцесса Бриони, земное воплощение милостивой богини, исчезла? И это стало началом моего падения. Но я возвысился так ненадолго! О Зория, я ведь заслужил толику сочувствия?

Богиня ли ему помогла или нет, но поэт немного успокоился. Элан зашевелиласьбудто всплывала из тёмных глубин,  глаза её оставались закрыты, а на бледном лице застыли тревога и смятение.

 Послушай внимательно, матушка. Я спас леди Элан от кое-кого, кто желает ей зла.

Он не осмелился рассказать, что этим кое-кем был Хендон Толли, самопровозглашённый регент замка: госпожа Тинрайт питала глубокую и необъяснимую почтительность ко всем власть имущим и могла прямо отсюда пойти и донести на них обоих.

 Она больна, потому что я дал ей снадобье, чтобы тайно вынести из дворца и вырвать из когтей этого человека. Она не сделала ничего дурного, понимаешь? Она жертвакак Зория, видишь? Как сама благословенная Зория, вынужденная бежать в снега, одна, без друзей.

Мать поэта переводила подозрительный взгляд с него на Элан.

 Почему я должна в это поверить? Откуда мне знать, что ты не пытаешься одурачить меня? Боги споспешествуют тем, кто восполняет поля свои, как говорит нам книга.

 Возделывает. Возделывает поля свои. Но если ты не веришь мне, можешь спросить её сама, когда она проснётся.

Мэтт указал на угол комнаты, где примостился крохотный столик.

 Здесь таз и суконка. Ей нужно помыться, и мне кажется неправильным, если это сделаю я. А я принесу вам обеим какой-нибудь еды, да ещё одеял из дворца.

Слова об одеялах из дворца явно её заинтриговали, но Анамезию Тинрайт не так-то легко было уговорить.

 Ну и сколько мне придётся здесь оставаться? Где я буду спать?

 Ты можешь спать на кровати, разумеется,  он уже открыл дверь и стоял одной ногой за порогом.  Кровать большая. И очень удобная. Матрас набит мягкой, чистой, свежей соломой  Мэтт сделал ещё шажок назад. Он уже почти ушёл. Почти