Явился он с большим опозданием., Был заросший, опустившийся, в мятой одежде.
Что стряслось? спросил я. Вы не больны?
С женой развожусь, сказал он, вздохнув.
Я не стал больше интересоваться, почему он вдруг решился на такой шаг. Мало ли бывает причин. Объяснив, что допрашивается он в качестве свидетеля, я заполнил протокол, предупредил об ответственности за дачу ложных показаний и, вытащив из стола найденную на свалке деталь, спросил:
Это ваша визитная карточка? Кто заказывал эту деталь?
Глес растерялся. Лицо его посерело, а затем покрылось багровыми пятнами, задрожали руки.
Я Мы начал он бессвязно, заикаясь. В общем
Глес ерзал на стуле, хватался за голову, будто вспоминал эту деталь. А может, перебирал в памяти эпизоды своей жизни, искал выход из создавшегося трудного положения.
Ну, ну, смелее, поторопил я его.
Старухи священник не давали проходу Жене деньги подсунули, невнятно бормотал Глес. Навязали мне
Интересно, что он скажет о гипсовой детали, для чего она изготовлена, и где ее искать?
Сколько же вам уплатили?
Десять тысяч, тихо промолвил Глес.
Где брали материалы? продолжал я наугад, так как еще не знал, что же они изготовили для церкви и старушек.
Да там же
На комбинате?
Конечно Гипс портился Жалко стало Потому пустили в дело.
Что же вы отливали? наконец задал я главный вопрос.
Иконостасы.
Как же их вывозили с комбината?
И Глес рассказал, что в экспериментальном цеху они по заказу церковников изготовили из гипса три иконостаса для никопольской, запорожской и днепропетровской церквей и получили за них двести восемьдесят тысяч рублей. Изготовленные детали иконостасов вывозил шофер комбината Дохленко (муж главного бухгалтера), а затем Глес со своей бригадой монтировал их в церквях.
Нужно было определить, какое количество гипса ушло на изготовление каждого иконостаса, и установить сумму ущерба. Необходимо было со специалистами осмотреть иконостасы, замерить каждую деталь, определить ее объем.
Я решил начать эту работу с Днепропетровска. Прежде нужно было изъять необходимые документы; договор, платежные ведомости, наряды на выполненные работы. Обратился к архиепископу Запорожскому-Днепропетровскому, канцелярия которого находилась на улице Красной в Днепропетровске.
Архиепископ Анисий принял меня с большим удивлением.
К нам следователь? По какому поводу? Церковь отделена от государства!
Отделена, согласился я. Но нас интересует, почему святая церковь покупает похищенное?
Да вы что? вскрикнул он. Церковь не могла допустить этого! Упаси господь! У нас все законно, оплачено своевременно
А иконостасы? перебил я его. Как вы их изготовили?
Иконостасы? переспросил отец Анисий, и глаза его заискрились. Заключили договор, оплатили деньги, удержали подоходный налог и перечислили государству.
Иконостасы ваши изготовлены из ворованных материалов, продолжал я. За хищение арестованы кладовщик, мастера Как же церковь допустила это?
О том, что воровано, нам неведомо, думали, все законно. Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету. Да, неприглядная история. И что же нас ожидает? Штраф? Мы уплатим!
Не в штрафе дело, деньги общественные необоснованно расходуете, сказал я. Платите шабашникам, поощряете воров.
Как же нам нужно было все оформить? вдруг спросил он. Таких мастерских сейчас нет, чтобы на церковь работали
Нужно было обратиться в тот же комбинат, перечислить деньги, и все было бы законно. А так деньги попали в руки дельцов, которые нажились за счет государства.
Нехорошо, нехорошо вышло, забеспокоился святой отец. Иконостасы заберете? С таким трудом приобрели. Старые-то развалились.
Все решит суд. Думаю, они останутся в церквях, ответил я, тут же попросив дать указание посодействовать мне в расследовании.
Архиепископ вызвал настоятеля собора и распорядился выдать мне документы, обеспечить осмотр иконостасов.
Интересно, что скажет теперь кладовщик Лакодей? Позвонил на комбинат и обязал его явиться в местную прокуратуру, назначив время и день.
Однако кладовщик не явился. Пришлось направить ему повестку через работников милиции, и его доставили ко мне на мотоцикле. В кабинет он не зашел, а влетел и тут же, прямо с порога, начал возмущаться:
Снова по этому делу? Я же заявил вам: не вызывайтевсе равно не явлюсь!.. Сколько можно издеваться надо мной? Я что, дойная корова? Новый следователь, а вопросы старые: «Куда делся гипс и цемент?» А я почем знаю? Я же рассказал Все записано там у вас, в вашем деле! Черным по белому.
Я не возражал ему, а слушал и изучал этого человека.
Садитесь, предложил Лакодею, когда он выговорился. Лакодей медленно сел, и только теперь его взгляд остановился на столе, где лежала гипсовая деталь.
Он задрожал, его лицо вдруг стало багровым, покрылось потом, он стал вытираться рукавом.
Можно водички? тихо попросил он.
Пил он жадно, захлебываясь, а выпив, жалобно произнес:
Что же будет теперь?
Расскажите все по порядку.
Он взял деталь в руки, подержал ее, словно взвешивая, сколько на нее пошло гипса, и заговорил:
Я Я только давал гипс делали они Глес
Какую долю вам платили?
Лакодей глубоко вздохнул и попросил у меня закурить.
Вы же не курите?
А, теперь все равно
Так сколько вам платили за ворованное? напомнил ему свой вопрос.
Пустяк Четвертую часть. Сколько всегоне помню Они себе брали больше Обхватив руками голову, он исподлобья посмотрел на меня.
Сегодня заберете или домой отпустите переночевать? спросил.
Следствие продолжалось. Все шло по плану. Сделали обыск у подозреваемых, изъяли крупные суммы денег, золотые изделия, описали на значительные суммы имущество.
Вскоре в прокуратуру явилась жена ГлесаСоня и вручила мне жалобу на работников милиции, якобы незаконно описавших ее имущество. Была она яркая, нарядная, одетая во все светлое, но все же не такая, как тогда, на комбинате, когда приходила к мужу за деньгами. Чувствовалось, что угнетена и расстроена. Изменилась и внешне: лицо посерело, поблек румянец на щеках, под глазами появились мешки. Но все же, несмотря на это, она дышала молодостью и здоровьем. Через прозрачную кофточку просвечивалось красивое загорелое тело. Высокие груди привлекали взгляд. Массивная золотая цепь змеилась на стройной шее. Золото сияло в ушах, на запястье руки и на всех пальцах. К кофточке была прикреплена золотая брошь-паук с бриллиантами.
«Целое состояние, прикинул я в уме стоимость драгоценностей. Почему их не изъяли работники милиции?»
Осмотрев себя в зеркальце в серебряной оправе и поправив волосы, Соня скривила губы и капризно молвила:
Я с мужем в разводе. Жили: онсебе, ясебе. Разделились. И вдруг пришли и описали все имущество. Даже эти безделушки, ткнула на золото пальцем. У меня на шее висит сын. Кто его кормить будет?.. Как я буду жить?
Все описанное имущество нажито нечестным путем, так что не следует возмущаться. Ущерб государству придется возмещать.
Как это? удивилась она.
Очень просто. Все оно приобретено на ворованные деньги!
Чьи деньги? вскочила Соня.
Ваш муж воровал их и покупал вам подарки Да вы у него и сами брали, расходуя на себя.
Какой он мне муж Деньги все пропивал со своими работягами и на любовниц тратил. Меня отец содержал.
Она говорила, конечно, ложь, притворяясь, лила грязь на мужа. К таким приемам прибегали и другие жены. По многим делам я это знал.
Согласно закону следователь обязан принять меры по обеспечению иска и возможной конфискации имуществаописать имущество и изъять ценности. Работники милиции по моему поручению все сделали, но почему-то изъять драгоценности Сони отказались. Возможно, побоялись ее истерики или жалоб на них. Я тут же решил исправить их ошибку.
Через неделю «безнадежное дело» было закончено. Виновные в расхищении социалистической собственности стали перед судом. Но для этого понадобилось почти два года.
С ЧЕРНОГО ХОДА
В конце лета в поселок Н., районный центр Черновицкой области, приехал молодой врач Станислав Денисович Волошко. Накануне здесь открылась новая больница на сто двадцать коек, и приезд его был кстати. Вновь прибывшего в больнице встретили радушно. Здесь надеялись, что вскоре он заменит старого хирурга Марухно Виктора Саввича, который собирался уходить на пенсию.
При первой встрече Волошко не понравился Виктору Саввичу. Как-то не пришелся по душе: при осмотре больницы отказался заглянуть в хирургическое отделение, заявил, что еще успеет там побывать, зайдя в ординаторскую, не поздоровался с сестрами, вел себя высокомерно по отношению к подчиненным.
Уже позже Марухно пытался отогнать назойливые мысли о Волошко, но так и не смог.
А, поработаемувидим. Может, и ошибаюсь, махнул рукой Виктор Саввич.
Пристроили Волошко на частную квартиру к Бабич Ирине Петровне, пенсионерке, некогда работавшей в больнице няней.
Встретила она Волошко тепло, по-матерински. Жила Ирина Петровна одна в доме из трех комнат. Волошко занял светлую, просторную комнатусветлицу, выходящую окнами на улицу. Договорились: у Бабич он будет не только снимать комнату, но и столоваться.
Я рада, что ты будешь жить у меня, прослезилась хозяйка. Ты напоминаешь моего сыночка Васю не вернулся с войны. Ироды фашисты сгубили мое дитя
Тут же достала из комода старый альбом, раскрыла его и показала фото на первой странице.
Вот он Никак не могу забыть, продолжала она. А это мой муж Его тоже унесла война.
Показав на другую фотографию, Ирина Петровна заплакала, уткнувшись в платочек.
Каждый вечер, когда Волошко возвращался с работы, она встречала его как родного сына.
Вася любил яичницу на сале. Я тебе тоже приготовила. Садись поешь.
Волошко ест, а она сядет в стороне, подопрет подбородок руками и смотрит, смотрит, а затем расплачется и уйдет.
Волошко к этому относился безразлично, даже как-то раздраженно.
Ирина Петровна не обижалась, что скажешь, молодо-зелено. Будут свои детиузнает.
На работе Волошко не перерабатывался. Строго придерживался рабочих часов. Виктор Саввич после смены шел к больным, а Волошкодомой.
Марухно попытался однажды поговорить с ним начистоту. Мол, хирургне простой врач, не костоправ, а специалист высочайшего класса, от его умения и мастерства зависит жизнь людей.
Не читайте мне нотаций. Я вполне соображаю, отмахнулся Волошко.
«Что он за человек? Как его понять?»часто задумывался Виктор Саввич. В конце концов решил, что молодой хирург не любит свою профессию, и это его до глубины души огорчило и даже напугало. Как можно работать без любви к своему делу? А может, ему это далось просто, без трудностей, и он до конца не прочувствовал свой долг и высокую ответственность как человека и как хирурга?
Виктор Саввич проработал в районной больнице без малого двадцать лет. За это время одинаково старательно готовился и к сложной и к самой простой операции. Свой долг исполнял честно и добросовестно, отдавая своей работе всего себя без остатка. За это его любили все сотрудники больницы, с особым уважением относились больные.
Эх, молодым этого не понять, часто ворчал Марухно, вспоминая молодого хирурга.
Как-то вечером, после работы, в разговоре с Ириной Петровной молодой хирург нечаянно обронил слова:
Не люблю я свою профессию. Боюсь ее не уверен в себе.
Сказанное им не на шутку встревожило. Ирину Петровну, и она, приблизившись к Волошко, как мать, начала успокаивать:
Привыкнешь. Учись у Виктора Саввича, он человек сильный и знающий.
Станислав криво улыбнулся, теребя рыжие кудри:
Откровенно сказать, я не хотел поступать в медицинский Бабушка моя Настасья Ивановна, покойная, настояла: «Хочу, чтобы свой врач был». А какой из меня врач, тем более хирург?
Волошко прошелся по комнате, заложив за спину руки. Что он думал, угадать нельзя было. Остановился у окна.
Отсиделся в стенах храма науки, продолжил он, куда попал тоже с помощью бабушки Теперь страдай в этой глухомани.
Ирина Петровна заволновалась.
Сынок, послушай меня, начала ласково. Всякое новое, непонятноестрашит. Не отчаивайся. Профессия врача почетная, благородная. Помочь человеку в беде, сделать ему доброеэто радость всей жизни.
Мистика! Все это, дорогая Ирина Петровна, фантазия, раздраженно произнес Волошко. Не умею я, не могу! Понимаете? Не могу!
Этот откровенный разговор глубоко запал в душу Ирины Петровны, и она притихла, старалась избегать встреч с Волошко.
«Пусть живет как умеет», решила старушка.
С этого дня она перестала называть его сыном.
Поначалу Волошко доверяли несложные операции: вскрыть фурункулы, поверхностные опухоли.
Когда Виктор Саввич делал сложные операции, брал в помощники и Станислава, наблюдал за ним, проверял его на этом сложном деле и надеялся, что тот все же изменится, приобретет опыт и станет хирургом.
Учись, Денисович, вот выйду на пенсиюзаменишь, говорил.
Но так случилось, что еще до назначения пенсии Виктор Саввич оставил любимую работу: тяжело заболел. Стали дрожать руки, ухудшилось зрение. С болью в душе оставил он операционную.
Назначили на его место Волошко. Первую самостоятельную операцию он провел удачно. Но на второй споткнулся. Советы старого хирурга не помогли.
Оперировал Васю П., ученика шестого класса, удалял аппендикс. Закончилась операция трагически. Мальчик умер от перитонита.
Узнав об этом несчастье, Виктор Саввич сразу же прибежал в больницу, набросился на Волошко:
Разве ты хирург! Шарлатан! Загубил ребенка!
Ну хватит оскорблять, окрысился тот. Статистика говорит, что из ста случаев пять заканчиваются смертельным исходом.
Но Марухно не дал ему больше говорить, схватил его за грудки:
Статистика? Откуда она у тебя? Что ты мелешь! Да как ты смеешь так говорить! От твоих рук умер такой парень!
Волошко же почти не переживал. «Человеку свойственно ошибаться», успокаивал он себя.
Как-то на улице его встретила мать погибшего и в присутствии людей кинулась к нему:
Зарезал дитя мое! Окаянный! Единственную радость отобрал Убийца! Судить тебя надо!
Впоследствии на основании ее заявления и было заведено уголовное дело.
Вначале его вел молодой следователь местной прокуратуры. Он считал, что Волошко допустил ошибку, и не усмотрел в действиях молодого специалиста уголовного проявления.
Свое мнение-он высказал и родственникам Васи. Посыпались письма во все инстанции, теперь уже с жалобами не только на Волошко, но и на следователя.
Аналогичное письмо поступило и в прокуратуру республики. В письмах сообщалось и о том, что Волошко поступил в институт за крупную взятку.
Я в тот период работал начальником следственного отдела прокуратуры Днепропетровской области.
Получив телеграмму, вылетел в Киев.
Заместитель прокурора республики Степан Федорович Скопенко был краток:
Вам поручается ответственное дело. Надеюсь на успех. Изучите материалы, заходите ко мне, вместе и решим.
Под руководством Степана Федоровича Скопенко мне приходилось работать по многим сложным делам. Это всесторонне грамотный, талантливый и очень обаятельный человек. Всю свою сознательную жизнь, то есть свыше сорока лет, на следственной работе: от рядового следователя до заместителя прокурора республики. Узнав, что направляюсь в его распоряжение, я обрадовался: значит, дело пойдет.
В тот день сидел допоздна. Дело изучил от корки до корки, оно не показалось мне сложным. По существу было два дела. Однов отношении Волошко и второео взяточничестве при приеме в Тернопольский мединститут.
Свои соображения я доложил Степану Федоровичу. Он их одобрил. Мне в помощь дали молодого следователя из города Черновцов Сарапина. Опыта у него, конечно, было мало, но был он энергичным, принципиальным и добросовестным работником.
Первым долгом решил вызвать на допрос Волошко.
В назначенное время он не явился. За ним пришлось посылать милиционера. Едва переступив порог кабинета, Волошко стал возмущаться:
Что вы от меня хотите? Я ведь все написал Моей вины нет