Такой поворот событий должен был по идее меня устроить, но исчезновение Коли меня почему-то огорчило. Мне бы хотелось, чтобы его экспедиторская деятельность проходила у меня на глазах. Причину такого желания я и сам себе толком объяснить не мог.
Ну что ж, назвался груздем
Виталий Алексеевич велел мне изучить все контракты, прозондировать настроения книгопродавцев, выяснить в бухгалтерии, какие у кого перед нами обязательства, ну и налаживать новые связи, в чем он как директор обещал всяческое содействие.
Вашу трудовую книжку я просмотрел. Да и рекомендации у вас хорошие. Сам Басаргин поручительство дал. А пока можете идти домой, поскольку с завтрашнего дня у нас рождественские каникулы до девятого января. А коли дома сидеть без дела скучно, возьмите с собой пару папок. Поизучайте. Но тут Виталий Алексеевич сделал паузу, восьмого числа милости прошу ко мне домой. Соберутся все начальники отделов, фирма у нас небольшая, Рождествопраздник семейный. Вот и отметим его в тесном кругу, по-родственному.
Шел я с работы совершенно в разобранных чувствах. К тому же не давала сосредоточиться болтовня Томы. Прощаясь на Техноложке, Тамара очень мило, но не без значения чмокнула меня в щеку, и, сказав «до встречи, рыцарь», умчалась в свое Автово.
А я два дня все прикидывал и так и эдак: зачем я понадобился Михальченко? Но так ничего и не придумал.
Восьмого после долгих консультаций с Асей я надел серый костюм, купленный два года назад за бесценок в одном из магазинов Армии Спасения в Штатах, где гостил у приятеля из эмигрантов «третьей волны», и, нацепив галстук-бабочку, сварганенный Асей из модного некогда галстука, отправился к Михальченко, прихватив по пути три скромненькие розы по десять тонн за каждую для хозяйки дома.
Обитал мой директор на Петроградской неподалеку от дома покойного Николаева.
У входной двери я назвал себя в сетку домофона, замок щелкнул. Дверь квартиры на втором этаже была открыта, и, занимая весь дверной проем, меня поджидал Василий, однако не в камуфляже, как обычно любили сопровождать хозяина гориллы, а Боже мой, в смокинге! Звезда Голливуда!
Он провел меня в прихожую, где я снял куртку, при этом, пристраивая ее на вешалку, Василий как бы ненароком обшмонал карманы. Это мне почему-то не понравилось, но я промолчал. Квартирка была перестроена по западному образцу, что называется «под люкс». Из прихожей я попал то ли в гостиную, то ли в кухню, где у правой стены элегантно сверкало нечто, напоминающее кухонные плиты. Именно во множественном числе, потому что отличить, где плита, а где стол непосвященному было невозможно. На расстоянии двух метров от плиты стоял длинный стол. То ли обеденный, то ли для резки овощей и обработки мяса.
Слева у стены сверкала стойка бара, за которой распоряжался сам хозяин, в центре стояли диван и огромный круглый стол со стеклянной поверхностью.
Меня встретила хозяйка в черном платье на лямочках, что выглядело весьма эффектно и подчеркивало атласную белизну шеи и плеч.
«Эх, кабы не усы», почему-то подумал я, расшаркался, вручил розы и даже приложился к ручке. После чего Милита Альфредовна плавно махнула рукой в сторону бара и распевно сказала:
Стасик! У нас не стесняются. Виталик сделает вам любое пойло, какое бы вы ни измыслили.
Михальченко тут же предложил мне на выбор либо «Манхэттен», либо «Дайкири». На что я ответил, что пусть будут оба два. И через несколько секунд передо мной стояли два бокала с коктейлями. Один я выпил залпом, насмешив хозяина, который заметил, что я, наверное, и вкуса не почувствовал. Я понял, что веду себя «не светски», засмущался и второй коктейль растянул минут на пять. Из гостей явился пока еще только начальник производственного отдела Григорий Михайлович с супругой, которые чинно потягивали что-то невразумительное из высоких бокалов.
Хозяин прохаживался вдоль стойки, поддерживал разговор с ними и со мной.
Пользуясь тем, что пока встречать никого не надо было, ко мне подсел Василий.
Ну как, Стасик, на новом подприще? Он так и сказал «подприще». Очевидно, полагал это высшим шиком и одновременно выражением доверия.
Да ничего, осматриваюсь.
Осматривайся да присматривайся, он хитро подмигнул. А то ведь неровен час придурок какой может неверно понять, как Колян. И, заметив, что я непроизвольно потрогал правый глаз, рассмеялся.
Да ты не смущайся, такие придуркиисключение. Мы таких не держим. Хотя ты вроде тоже не растерялся. Они ведь тебя уложили уже, а ты ухитрился парочку пометить ручонкой своей. И без перехода спросил:Обучался где-нибудь?
Чему? простодушно удивился я.
Рукопашному! В армии в каких частях служил?
Не служил я. На кафедре военное дело долбил, после окончания получил младшего лейтенанта автоматом.
Для лоха неплохо, рассмеялся Василий, довольный неожиданной для самого себя рифмой, и пошел встречать очередного гостя.
Скоро все собрались, кое-кто успел уже принять кроме коктейлей пару рюмок чистой. Но за стол не приглашали.
Пожрать-то что-нибудь дадут? тихо спросил я начальника редакционного отдела Максима.
Дадут, ответил тот. Жратвы здесь бывает много. Только Милита без своего «Пророка» за стол не сядет. А он чего-то задерживается.
Я внутренне напрягся, услышав знакомую кликуху, но вздохнув, сказал:
Так и напиться недолго, без мяса.
Наконец появился долгожданный гость.
Средних лет, весьма благообразный человек, с мягкой, даже, я бы сказал, чуть растерянной улыбкой, в очках. С ним была маленькая хрупкая женщинаносик чуть вздернутый, в веснушках, глухое платье в мелкий цветочек.
Пастор Виктор, представила его собравшимся Милита Альфредовна. А это его очаровательная, несравненная супруга Галина. Галечка, оставьте своего муженька, присоединяйтесь к дамам. «Это Пророк?»ошеломленно подумал я. Да нет, чушь собачья. Тот ведь Мухамед, или Магомет, или чертзнаеткто. А это просто заурядный свадебный генерал. У каждой богатой бабы должен быть свой «ПРОРОК». При этом я почему-то вспомнил последнюю русскую императрицу и Распутина.
Через некоторое время всех пригласили к столу в соседнюю комнату. Ох, что это был за стол! Все еще ошарашенный таким внезапным поворотом дела, я, тем не менее, не мог не оценить кулинарного богатства рождественского стола.
В разгар застолья впорхнула Тамара, ее усадили рядом со мной, потеснив каких-то начальников.
После трапезы гостей пригласили осмотреть небольшую коллекцию живописи и икон. Даже я, мало понимая в искусстве, смог оценить вкус и финансовые возможности хозяина.
Тамара не отставала от меня ни на шаг, и я, честно говоря, был рад этому постоянству. Об искусстве она говорила мало, но ее характеристики гостей были довольно оригинальны и точны, как я позднее убедился: начальник производства Климовтолковый, знающий полиграфист, но слишком высоко ценит свой художественный вкус, а посему в первую очередь пропускает через типографию те книги, которые ему лично кажутся более качественными. Начальник снабжения Семенцоввсем снабженцам снабженец, достанет что угодно, хотя сейчас и доставать особенно не надо, все в основном есть, но по части полиграфических материалов ему равных в городе нет. Второй человек после директора, если надоуедет в командировку, полстраны объедет, а что нужно привезет. «Его услугами и лично Виталий Алексеевич пользуется», доверительно шепнула Тамара.
В каком смысле? осведомился я.
Ну, какую картину или иконку на периферии присмотрит, разузнает у сведущих людей и, если действительно стоящая вещь, непременно сторгует.
Да как же он не боится с собой деньги возить? ахнул я.
А это его секрет. Да и не один он ездит. У нас для этого в экспедиторах специальный выездной охранник числится.
Все равно, боязно. Я бы не решился.
Да нет, еще больше разоткровенничалась чуть хмельная Тома. Он по-разному рассчитывается. Иногда на банк переводит, иногда по кредитной карточке, иногда ценностями. Поездишь с ним, сам узнаешь.
Я? С какой стати? Мое дело реклама!
И распро-стра-не-ние, наставительно сказала бесценная Тома. Никита частенько с Семенцовым ездил, думаю, и тебе не отвертеться.
Тут к нам подвалила «дама-окунь», Тамара льстиво сказала, что с такой замечательной помадой, как у Людмилы Валерьевны, можно совершенно не опасаться хулиганов Все они в восторге кинутся в «Бабилон» покупать такую же своим милым, чтоб и те в свою очередь не боялись бандитов.
Одним словом, прием прошел на высшем уровне.
Глава седьмая
Евграф Акимович, внимательно изучив рапорт Батогова, задумался. Значит, все-таки Михальченко зачем-то понадобился молодой, довольно беспутный, но в недавнем прошлом «хорошо» зарекомендовавший себя человек. Что директор действительно всерьез воспринял его и решил использовать по прямому назначениюкак толкового руководителя отдела, в это старшему следователю верилось с трудом. С другой стороны, почему бы и нет. И все-таки Евграфу Акимовичу хотелось, чтобы Слава Батогов прощупал его поглубже. Что-то в этой издательской фирме было не так. И прежде всего несметное и нескрываемое состояние директора и его покойного дружка Николаева. Судя по ревизии налоговой инспекции, доходы фирмы были не столь уж велики. Во всяком случае, на коллекционирование живописи, икон и на наркотики, плюс шикарная жизнь, вряд ли могло хватить. К тому же счета на Западе и, наконец, таинственный незнакомец из Душанбе.
Евграф Акимович не рассказал Батогову о своей разработке знакомых Николаева, кроме Лизы. А между тем за три месяца, минувших со дня смерти, ему удалось узнать кое-что любопытное.
Во-первых, банщик Мамлюков из класса «люкс» на Гастелло долго отказывался узнавать на фото Николаева и только после того, как оперативник сказал, что человек этот умер и опасности не представляет, Мамлюков признал, что он вроде похож на одного из тех, кто здесь отдыхал. Он его запомнил якобы потому, что тот почти что открыто «вмазался» и долго потом лежал на лавке, ловил кайф. Того, кто приходил с ним, он назвать решительно отказался, сказав, что скорее всего Николаев приходил в «люкс» один.
Дело вроде чуть сдвинулось, когда накрыли малину на Варшавской улице, где взяли трех наркоманов, один из которых, совсем еще зеленый юнец, сказал, что здесь в квартире впервые попробовал самодельного наркотика, а раньше только курил, причем покупал травку у банщика по кличке Мамлюк на Гастелло. Мамлюкова прижали, но он упорно отказывался говорить, хотя на квартире у него нашли несколько килограммов маковой соломки.
Евграф Акимович сам взялся допрашивать Мамлюкова, пообещал ему посодействовать и устроить скидку годика на два в связи с первой судимостью. Но банщик молчал.
Через неделю из какого-то окошка следственного изолятора вылетел бумажный голубь, который на тротуаре поблизости от троллейбусной остановки подобрала женщина, по виду домохозяйка, и, не разворачивая, сунула бумажку в продуктовую сумку.
За ней в троллейбус сел молодой человек, доехал до улицы Замшина, где женщина вышла и, поднявшись на пятый этаж «хрущобы», вошла в 32-ю квартиру.
Квартировали здесь двое иногородних. Один вполне русский по виду, второй то ли узбек, то ли таджик. Хозяйкой квартиры была Валентина Васильевна Гутеева, дама лет пятидесяти, склонная к злоупотреблению спиртным. Квартиранты редко бывали дома. Когда их при случае остановили на улице, документы у обоих оказались в порядке. Один предъявил паспорт на имя Александра Матвеевича Федосеева, второй оказался Расулом Имальгельдиевичем Ходжаевым. Был он уроженцем Душанбе, постоянно проживающем в городе Тула.
Евграф Акимович все больше убеждался, что без своего человека в банде к Мухамеду не подобраться, вспоминал добрым словом «Ласточку», но делать было нечего.
Пока приходилось разрабатывать предполагаемые связи Николаева.
Тем временем Федосеев и Ходжаев, вернувшись в очередной раз с прогулки по торговым рядам города, вышли вечером из дома, поймали частника и поехали в ресторан «Тбилиси» на Петроградской.
Кабак этот был недавно «радиофицирован», в связи с тем, что, как предполагали в райотделе, там встречались дельцы, производящие в подполье «Распутина», «Смирновскую» и другие экзотические сорта водки.
На этот раз разговор «слушали» из машины люди Акимыча.
Голос с восточным акцентом:
Валечка, на закуску, как всегда, сациви, рыбку-балычок, икорки. Коньячку бутылочку, зелени побольше, чесночок маринованный. Четыре шашлыка по-карски.
Женщина:
Все будет в лучшем виде.
Собеседник:
Слушай, Расул, надо с Мамлюком что-то делать. Кретин он, рано или поздно расколется.
А что расколется? Ну, получал товар. А от кого? Тайник укажет? Пусть себе. Там уже никогда ничего не будет.
А если он скажет, кому деньги за товар отдавал?
Пусть себе говорит О! Кого я вижу, сам господин Олежка к нам пришел. С друзьями! Садитесь, гости дорогие, садитесь. Валечка, еще три шашлыка, закуски побольше, пару бутылок дагестанского. Что хорошего, дорогой?
Здравствуй, здравствуй, дорогой Расул. Привет тебе хозяин шлет, большой привет! А рассиживаться нам некогда, у нас дел много. Но пару рюмок с тобой выпьем, так и быть.
Слышен звон рюмок, смех.
Вот что, Расул, дело есть. Во-первых, Мамлюк с работы уволен.
Он и так молчит, да и что сказать может?
Может, не может, не наше дело. Сказано, хозяин его уволил. Без выходного пособия Смешок. Вы сами не светитесь?
Как можно, дорогой! Все чисто у нас.
По нашим сведениям Аким на тебя, Расул, выходит.
Почему на меня? Я все чисто сделал. Клиент кайф поймал и случайно помер.
Видели вас с Владом у рекламщика. Раньше еще. А теперь и хату вы засветили. Мы проверяли. Менты хату пасут. На тебя теперь у Акима прямой выход.
Сменим хату, дорогой Олежка, обязательно сменим.
Может, и не надо. Только ошибок делаешь много. Хозяин этого не любит.
Верой, правдой служим Это встрял, очевидно, Федосеев. Приказы выполняем честно.
Может быть, может быть. Последнее дело. Тебе Мамлюк сколько отдал за товар?
Как договаривались. Семь штук.
Врешь. Девять он тебе дал. Две ты зажал. Где они?
Отдам, ей-ей отдам. Сейчас дело выгодное подвернулось.
Где баксы?
На хате, Олежек, на хате.
Сейчас поедем, отдашь.
Ну, Олег, ведь такое дело, для всех выгодное. Я объясню хозяину, он добро даст, я с процентами отдам.
Я сказал
Ладно, ладно. Надо, значит, едем.
А с Рекламщика должок получил?
Не было у него ничего, Олежка, совсем пустой был!
Опять врешь! Штука у него была, а должен был три!
Не знаю, Олежка! Я не нашел. Мелочь была, две-три сотни всего.
Ладно, поехали, что есть, отдашь!
Через несколько минут из ресторана вышли пять человек, сели в две машины.
Еще через полчаса оперативники из наружки доложили, что на Замшина прибыли пять человек на двух машинах. Поднялись в квартиру 32. Через десять минут из парадной вышли трое и уехали. Еще через полчаса вернулась хозяйка. Вскоре из окна послышался крик. Оперативники, ворвавшись в квартиру, нашли два трупа. Федосеев и Ходжаев были застрелены. Выстрелов никто не слышал. Стволы были с глушителями.
Глава восьмая
В середине января меня отправили в командировку. Вдвоем с Димой Семенцовым нам нужно было заехать в Кандалакшу, ему на бумажный комбинат, мне просто осмотреться и как юристу приглядеться к их отделу сбыта. Естественно, официально я ничего сделать не мог, кроме как просмотреть копии наших с ними договоров на поставку. А официально действовать я тоже не могне имел полномочий. Всю официальную часть вел Семенцов.
Правда, я-таки ухитрился побеседовать с зам. начальника отдела сбыта вполне неофициально, в местном кабаке. Валентин Лаврентьевич был большой любитель халявы, и мое легкомысленное предложение пообедать принял всерьез. Хотя ничего, что могло заинтересовать меня лично, я не узнал да скорее всего и узнавать было нечего, но все-таки, приканчивая вторую бутылку, Валентин Лаврентьевич признался, что поставки идут в «Мефисто» плохо, поскольку «рельсы, Стасик, совсем заржавели, понимаешь, вагоны по ним, ну никак не идут».
Да неужто, Валентин Лаврентьевич! Я, правда, человек новый, работаю недавно, но думаю, что идет к вам маслице для смазки рельсов довольно регулярно. Может, до вас лично не доходит?