Тут и я решил смыться, закончил Юра.
Мы переоделись, перекусили, и я, не обсуждая увиденную Юрой картинку, решил идти к Кузьмину.
Ровно в шесть я нажал кнопку звонка. Все было как обычно. Пес захлебнулся лаем. Нас встретил хозяин, провел в дом. Поначалу на музыку я не обратил внимания. Мало ли, радио включено. Я познакомил Кузьмина с Юрой, правда, не вдаваясь в подробности, мы обменялись парой реплик по поводу распроклятой погоды и для «сугреву» выпили по полстакана коньяка. И только теперь до меня дошло, что музыка доносится из-за закрытой двери в соседнюю комнату. Причем, несмотря на приглушенность, я узнал мелодию. Это был Бен Уэбстер, знаменитый в прошлом тенор-саксофон. Со многим я мог смириться, но чтобы вологодский краевед увлекался классическим джазомэто мне трудно было представить.
«Касание твоих губ», сказал я.
А, увлекаетесь! спокойно сказал Кузьмин. У меня сын очень любил джаз, но только классический. У него большая коллекция. Перед вашим приходом что-то взгрустнулось мне, и я поставил кассету. Там в той комнатушкевсе его, Коли. Пусть играет.
Простите, Иван Васильевич, а что с сыном?
Умер он, глухо ответил Кузьмин. В Москве, в больнице.
Мы помолчали.
Ну что ж, давайте к делу, наконец сказал Иван Васильевич. Он прошел к шкафчику, открыл его, аккуратно вынул сверток, принес на стол, развернул перед нами.
Мы увидели две тарелки, позолота вмиг вспыхнула и засверкала, заиграли красками экзотические цветы и фрукты.
Светлозерск? утвердительно спросил я.
Сами видите.
Иван Васильевич, начал я, у меня инструкции жесткие. Нам нужны не отдельные предметы, а весь сервиз. Это во-первых, во-вторых, вся сумма будет выплачена после экспертизы.
Как вам угодно, ответил Кузьмин. К следующему вашему приезду будет весь сервиз. Заплатитеи лады. А там уж ваше дело, отдавать весь сервиз экспертам иль нет. Я бы не советовал. Большое любопытство вызовет! Но вам виднее. Он замолк.
Следующий приезд, Иван Васильевич, будет уже через пару дней, сказал я. В Светлозерск смотаться надо.
Вот и хорошо, спокойно ответил Кузьмин. Возможно вполне, что сервизик вас уже ждать будет. А может, еще и нет.
Я помолчал, размышляя. Если источник только Кузьмин, то откуда у Семенцова взялась тарелка? А если не он один, то кто еще? И что стоит в музее?
Ладно, наконец сказал я, беру. По сто за штуку.
Это вам не апельсины, обиделся Кузьмин. Где-нибудь на Западе, в туманном Лондоне за каждую такую по пятьдесят тысяч фунтов дадут.
Ну так то в туманном и далеком А здесь за кота в мешке Ладно, по триста, а если подлинные, добавим еще по пятьсот на каждую, когда будут в сервизе.
Там цена особая! ухмыльнулся Иван Васильевич. Впрочем, сейчас пока берите.
Мы тщательно упаковали тарелки, уложили в захваченный Юрой чемоданчик и расплатились.
Когда мы уходили, за дверью Армстронг пел «Блюз жестяной крыши».
Со Светланой мы увиделись на следующий день. И решили ехать. Дождь прекратился. Дороги за ночь немного подсохли. С грехом пополам, вернее со скрипом, по временам грозя развалиться, старый львовский автобус доставил-таки нас через долгие четыре часа в Светлозерск.
Светлана пообещала устроить нас на постоялый двор, то бишь в бывший «Дом колхозника», ныне именуемый гостиницей «Мир».
Мы с Юрой оплатили по двойному тарифу четыре койки и четыре тумбочки, стоявшие в номере, с условием, что никаких подселенцев не будет. Хозяйка постоялого двора не только сдержала слово, но каждое утро самолично приносила нам в номер четыре стакана довольно ароматного чая. А прожить нам здесь пришлось три дня!
На следующее утро явилась Светлана, которая жила у директорши музея, сказала, что Ольга Леонидовна приглашает нас в музей.
Мы еще раз выслушали историю коллекции, только с одним добавлением. Оказывается, когда Светлана делала опись, все экспонаты вынимались из витрин и фотографировались.
Так что у меня есть цветное подтверждение моих слов, победно сказала Ольга Леонидовна и вынула из шкафа пакет. Мы увидели пачку перетянутых резиной цветных фотографий, причем на каждой в уголке стоял номер экспоната.
Здорово! сказал я. Кто же делал эти снимки?
Местный фотограф, сказала Светлана. Он профессионал.
А все-таки я помедлил, может, все-таки попросить экспертов проверить парочку экспонатов еще раз. Ведь вы сами говорите, что сигнализация у вас аховая, да и пожар
Я уверена, что здесь все подлинное, вспыхнула Ольга Леонидовна. К тому же, тихо добавила она, экспертиза денег стоит.
Это ерунда! Наша организация на то и существует, чтобы такие вещи делались в помощь музеям бесплатно, горячо заверил я.
Ну что ж пошлем, пожалуй
Знаете что, вдохновился я, давайте наугад. Я просто ткну пальцем и все.
Давайте, без энтузиазма согласилась директорша. Мы пошли в зал, и я «ткнул» наугад в тарелки, хорошо мне знакомые по внешнему виду.
Светлана все это время молча стояла у витрины. Катушева отключила сигнализацию, вынула указанные мной экспонаты.
Ну что ж, пошли. Я их упакую и сама отвезу в Москву.
А может, я отвезу? предложила Света.
Да нет, Света, в данном случае лучше уж я сама, вздохнула Ольга Леонидовна.
Выйдя из музея, мы с Юрой набрали всякой снеди и напросились к Ольге Леонидовне на обед, который, несмотря на некоторое общее пониженное настроение, прошел в довольно дружеской обстановке.
Глава пятнадцатая
Я понимал, что мне как коммерческому посланцу Михальченко в Светлозерске делать нечего, что каждый день, проведенный здесь, может вызвать у нашего директора множество недоуменных вопросов, но оправдывал себя тем, что, пытаясь установить истину в музее, помогаю Михальченко не попасть впросак.
Много, очень много вопросов возникало у меня.
Смущал пожар. Я слабо верил в версию шалости романтичных мальчишек.
Интересовала меня Светлана и ее отношения с Кузьминым.
Крайне интересовал упырь. Кто это или что это? Если призрак видели двое, это для угрозыска уже не призрак. И еще на множество вопросов хотелось бы найти ответ.
Возможно, придется говорить с Акимычем и просить прислать парочку следователей. Хотя выпускать дело из своих рук очень не хотелось.
Однако надо было уезжать.
Я повидался с Ольгой Леонидовной и твердо пообещал ей, что экспертиза в Москве будет безусловно бесплатной, к ней при этом не будет никаких недоуменных вопросов, и имя ее останется незапятнанным.
Со Светланой, к сожалению, мы попрощались довольно холодно, хотя я и напросился к ней в гости в Москве.
Уже выходя из музея, я, как бы вспомнив о чем-то незначительном, сказал:
Кстати, Ольга Леонидовна, мне очень хотелось бы иметь на память что-нибудь о вашем музее. Нет ли у вас второго экземпляра фотографий коллекции?
Нет, к сожалению, нет. Но, может быть, у фотографа пленка осталась. И она дала мне адрес.
ФотографВладлен Иосифович Третьяковне больше, не меньшеразбитной малый с изящной полоской усов, судя по, всему слыл местным «богемом».
Да, он, конечно, помнит те фотографии и может нам сделать копии, даже на бумаге импортной, которая сейчас появилась в продаже в Вологде, но не сразу.
Сто сорок предметов, сами понимаете! А я халтурить не люблю, не без пафоса добавил «богем».
Мы собирались сегодня уехать, но если сделаете к завтрашнему дню, подождем.
К завтрашнему? ужаснулся Владлен Иосифович. Но в таком случае мне же ночь не спать!
Ничего, успокоил я его, у вас вся жизнь впереди. Выспитесь. Зато заработаете прилично. За такой сувенир мы с Юрой заплатим как за художественные работы по три тарифа.
Помолчав, видно прикидывая сумму, которая ему отколется, представитель богемы вздохнул:
Ладно уж, ради гостей из града Петрасделаю.
Времени еще оставалось полдня, но директоршу и Светлану я решил пока больше не тревожить. Мы просто пошли в местную баню, прихватив пару бутылок водки и кое-какой закуски.
Там же у банщика приобрели пару отличных веников, попарились, вышли и, накинув простыни, разложили снедь, открыли бутылки, приняли по чуть-чуть и стали ждать Впрочем, ждали недолго. В раздевалке шла бурная жизнь. Кроме рядовых «помывщиков», здесь сидело несколько компаний, объединившихся в традиционные «тройки». Почти сразу же к нам обратился мужичок из ближайшей «троицы»:
Из Питера, мужики?
Уже вроде и уезжать надо, ответил я, да как, не попарившись, уехать. Надоело по командировкам в грязном теле разъезжать.
Слово за слово, скоро мы объединились, перешли за небольшую мзду в служебку банщика, и пошел пир горой.
Естественно, очень скоро от условий местной жизни перешли к интересующему меня предметумузею и пожару в нем.
Мужики в один голос заявили, что пожар хорошо помнят, сами помогали вещи выносить и тушить, тут же похвалили Леонидовну за душевность и самоотверженность.
Она душу мужика понимает, сказал один из наших собутыльников, назвавшийся Федором. Каждый раз, если на похмелку не хватает, хоть немного, а дает, хотя сама-то гроши получает.
А пацанов-то этих, что подожгли, наказали хоть ремнем-то?
А кто тебе сказал, что пацаны подожгли? сказал Федор, но его тут же перебил второй из наших новых друзей.
Брось болтать-то. Сказано пацанызначит, пацаны. Да и сами сознались. Лазали, мол, на чердак, думали, клад купца Бахметьева найдут, спички жгли, вот сенная труха и загорелась.
Я вроде как удовлетворился ответом, но перешел на новую тему.
А что, клад действительно существует?
Да треплется народ уж сколько лет, что где-то Бахметьев в двадцать третьем году схоронил свое богатство и сбежал. Да только никто до сих пор ничего не нашел.
Прикончив бутылки, мы снарядили гонца еще за парочкой, и я снова, как бы невзначай, вернулся к пожару.
Москвичка эта, Света, уж больно приятная девчушка. Вот кто небось старался на пожаре?
Да все старались, сказал Федор. У нас народ такой: как до серьезного дела дойдетвсе грудью встают. Язык у него заметно заплетался. Только этот алкаш Михеич один суетился с похмелья, мы его шуганули, евонная баба и увела бедолагу.
Михеич, сторож, что ли? спросил Юра. У собутыльников наших явно малость ослаб контроль над сдерживающими центрами.
Ой, гад! Я на него две бадьи из колодца вылил, сказал третий собеседник Володя.
Все рассмеялись. Тема пожара вроде была исчерпана, мужики заговорили все сразу и каждый о своем. Пьянка помаленьку затухала.
Мы с Юрой, сославшись на необходимость выспаться перед дорогой, еще разок сходили в парилку. Постояли под холодным душем и отправились на свой постоялый двор. Утром фотограф доставил нам полный комплект фотографий. Он, очевидно, действительно не спал, но выглядел довольным. Я щедро рассчитался с ним и мы отправились в Вологду на том же заслуженном львовском автобусе.
В гостинице нас ждала записка от Кузьмина: «Коль найдется время, прошу оказать мне честь и отметить вместе со мной небольшое, но знаменательное событие».
Дежурная, вручившая нам записку и, конечно же, успевшая ознакомиться с ее содержанием, сказала:
Небось Кузьмин на свое пятидесятипятилетие приглашает. Он его уже вчера отметил, так что вы опоздали. Правда, отметилгромко сказано. Пригласил пару стариков-старожилов, и все дела.
Ну такое событие не грех и продлить, бодро ответил я, и мы переоделись и позвонили Ивану Васильевичу.
Поздравления наши он принял спокойно, потом сказал:
Я свои дни рождения не отмечаю никогда. Но здесь случай особый, а потому милости прошу ко мне хоть сейчас.
Скоро мы сидели за столом у Иван Васильевича, на котором никакого праздничного угощения не оказалось.
Кузьмин был серьезен, и в словах его чувствовалась даже торжественность.
Итак, свершилось, дорогие гости! Пока вы гостевали в Светлозерске, мне доставили последние из интересующих вас предметов. Всего сто сорок предметов столового и чайного сервизов местного завода, произведенные на свет Божий в конце XVIII века. Четыре тарелки, насколько мне известно, у вас. Итого могу передать вам 136 экспонатов ценнейшего русского фарфора.
Я молчал. Потом спросил:
Ну а как и откуда вам их доставили?
Во-первых, это моя коммерческая тайна, во-вторых, секрет коллекционера. Однако, понимая, что вопрос щекотливый, могу вам лично сказать. Привезли мне их из Чикина, откуда мои люди уже с прошлой осени ездили по всем окрестным селам. Дело в том, что сервизы принадлежали купцу Бахметьеву, имение которого было разграблено в 1918 году. Однако сервизы уносили по частям. Оказалось, эти предметы главным образом хранились в двух семьях. Их берегли и прятали от чужих глаз слуги Бахметьева. Дети их, может, и продали бы с радостью, да найти не могли, хотя все лежало рядышком упакованное и закрытое в погребах.
Что-то вы мне сказочки рассказываете? довольно грубо перебил я. «Верные слуги», «жадные, но неудачливые дети».
Однако так оно примерно и есть. Дети еще при жизни родителей разъехались, но наслышанные о припрятанных сокровищах после войны вернулись. Поискали, поискали да и бросили. А я дневничок нашел Петра Максимовича Федоровадворецкого Бахметьева, он единственный грамотный был. И нашел я его в бумагах старых, свезенных со всего края в Светлозерский музей, еще когда его организовывали. Да и припрятал. Как чувствовал, что случай еще подвернется. Правда, говорилось в записях, что четыре тарелочки сперли из дома Бахметьева еще раньше. Я уж думал, что не найду их. Однако пошустрил, пошустрил и В общем, забирать будете?
Будем! решительно сказал я, хотя ни на грош не поверил рассказу Кузьмина.
Может, пересчитаете? предложил краевед.
Если они у вас упакованы, то не будем.
Упакованы, упакованы, а как же!
В цене сошлись на двенадцати тысячах долларов. Я похвалил себя за прижимистость в тратах, мы рассчитались и расстались. Всю дорогу я трясся за свой груз, из-за которого мы решили ехать поездом, чтобы не сдавать в аэропорту в багаж, хотя коробка была не так уж и велика.
Но, слава Богу, через три дня мы с Юрой доставили коробку ко мне на квартиру.
Оставшись один, я позвонил Евграфу Акимычу, который, выслушав меня и поздравив с успешным завершением миссии, сказал:
Ну, можешь увольняться из «Мефисто».
Да что вы, Евграф Акимыч, сейчас все только начнется!
Вряд ли, ответил Акимыч. Михальченко убит.
Глава шестнадцатая
Едва переодевшись, я выпил кофе и, на ходу доедая бутерброд, помчался к Акимычу. Благо, было воскресенье, и он сидел дома.
Встретил он меня хмуро. Мы засели на кухне, и скоро я знал все, что мог мне рассказать старший следователь.
Михальченко убили выстрелом в затылок в квартире на Васильевском. Сейф в стене был разворочен и пуст. Иконы унесены. Случилось это пять дней тому назад.
Официальная версияубийство с целью ограбления. Однако ребята из ФСК говорят, что, возможно, это месть. Буквально через пару дней после убийства они взяли все ядро банды, которая занималась контрабандой опия-сырца. Перед этим выяснили все пункты складирования, причем оказалось, что два пункта активные, а третий законсервирован. И этот третий был на книжном складе издательства «Мефисто». При жизни Николаева и с помощью экспедитора Коли Власова, он был одним из самых надежных. Сам Михальченко сначала возражал против связи с наркобандой, но Николаев сумел уговорить его и передавал другу некоторую сумму в благодарность за хранение. Но после смерти Никиты Михальченко решил порвать с бандой, выгнал с работы Колю и даже предлагал отступного представителям «Пророка» в обмен на то, что его оставят в покое. Что было дальшепока неизвестно. Предположительно «Пророк» сначала согласился, но потом планы боссов изменились, а Михальченко продолжал упорствовать, грозя разоблачением. Результат понятен. Люди «Пророка» с «предателями» не церемонятся.
А убийца? спросил я и тут же понял, что сморозил глупость.
Убийцу будем искать вместе, ответствовал Акимыч. Кто знал о квартире на Васильевском?
Наверное, немало людей. Хотя и вряд ли много, очень глубокомысленно заметил я.
Да задумчиво протянул Акимыч. Что-то там в Светлозерске с тобой произошло, умнеешь на глазах!
Прошу прощения, Евграф Акимыч. Там действительно много чего произошло, рассказывать долго.
Просидели мы с Акимычем часа три. Самое важное для меня решение: с увольнением пока повременю, съезжу в Москву, узнаю о результатах экспертизы образцов, привезенных Катушевой и для пущей верности из привезенной коллекции тоже несколько экземпляров свезу в Москву, чтобы здесь в Питере особенно не светиться.