В книге были чудесные картинки, так что, когда я закрывала глаза, они оживали. А ещёвсе эти истории снились мне по-всякому: иногда они оказывались совсем непохожими на те, что в книге, но я знала, что на самом деле это та же самая история, только увиденная иначе. Некоторые истории я наблюдала со стороны, как бы подглядывая, а в других участвовала сама, только всегда знала, что по-настоящему я далеко, поэтому, даже если история была страшная, я почти не боялась, хотя и переживала за тех, кто в ней жил взаправду.
С другими детьми в храме я встречалась нечасто. Кажется, они все были такие же странные, как я. Однажды я познакомилась с мальчиком, у которого была книга, похожая на мою. Мы подолгу сидели у ручья, сочиняя истории вместе. В те дни храм стал казаться мне самым лучшим и самым волшебным местом в жизни.
А потом мальчик исчез куда-то. Я очень скучала и не могла ничего придумывать, и даже книгу читать не могла, потому что без него всё казалось пустым и ненастоящим.
Я спрашивала у адепта, и он ответил, что этот мальчик ушёл навсегда. Я знала, что адепт мне соврал, но не могла придумать, как заставить его сказать правду, а тем болеевернуть моего друга.
А на другой день они что-то насыпали мне в едуя уснула, и когда очнуласьничего не видела. Я думала, что ночьно почувствовала на лице солнечные лучи, и птицы перекликались по-утреннему.
Я отчаянно перепугалась и решила, что даже не смогу больше ничего придумывать, потому что скоро забуду, как выглядит всё вокруг и сойду с ума.
Адепт запер меня в какой-то комнате, и так прошло много дней. Он приходил ко мне, чтобы разговаривать со мнойон хотел, чтобы я снова придумывала истории. Сначала я не могла, но он так хитро говорил со мной, что истории начинали появляться сами. Я не хотела рассказывать их вслух, назло адепту, а он догадался и сказал, что я всё делаю правильно, что история, скрытая внутри, нерассказаннаяещё сильнее, потому что когда образы называешь вслух, они становятся проще и жёстче, ведь наш язык устроен так, что объяснять простое и яркое надо долго и сложно, а это мешает жить истории, делает саму её неправильной.
Так ты слепая! вырвалось у меня.
И отшатнулсядумал, она меня ударит. Она засмеялась. Мальчик засмеялся. Он обхватил меня за плечи и подтолкнул к ней. Она тоже обняла нас обоих.
Живые
Идём, сказал Мальчик.
Мы пошли в башню.
Адепт устроил так, что я могу видеть только в Кристалле.
В чём?!
Кристалл Тионата.
Как у Мастера?!
Не знаю. Когда я беру его в ладони, всё, что снаружи, будто осыпается с меня, я сперва делаюсь голой, а потом выхожу из себя совсем и оказываюсь Там. Это другое место. Книга
Книга?
Та, которую я читала в храме. Потом я поняла, что её написали специально. В ней рассказан тот мир, который в Кристалле.
Зачем?
Чтобы он жил. Мир в Кристалле. МыСочинители. Мы живём в обычном мире, но только затем, чтобы жил мир внутри Кристалла. Мы думаем о нём всегда, потому что его невозможно забыть. Мы перебираем его, как маленький ребёнок свои драгоценности. Оживляем каждую его крупинку. Путешествуем по немуи там, где мытам он теплеет и оживает. Нас, наверно, много. Адепты сделали так, чтобы в настоящем мире мы не встречались. А там, внутри, мы тоже не можем быть как люди. Мы только видим, наблюдаем. У нас нет тел. Мы как ангелы. Только мы не можем делать там то, что захотим. Мы можем только видеть. Иногда мы понимаем, что сейчас придумается какая-то новая частичка мираи она придумывается, но не нарочно. Мы не можем решить, что нужно, а что нет. Тот мир сам решает. Он тоже видит нас, как мы его, и он выбирает, что из наших мыслей ему нужно. И всё, что ему нужно, он берёт у нас, и тогда оно оживает, а когда мы это видим, нам хорошо.
Значит, вы построили целый мир?!
Не они, хмыкнул Мальчик. А я. Я и есть Тионат Проклятый, которого считают мёртвым короли и маги, и простые люди, потому что так им удобнее. Тот Тионат, которого они могли видеть, действительно мёртв. Но он создал Кристалл. А вначале он создал Зеркала, чтобы обмениваться сознанием. Но Зеркало не могло ничего хранить, оно могло только отражать. Это было очень опасно, потому что если сознание перенесено неудачно, оно погибнет. Я экспериментировал на детях, потому что их тела и сознания восприимчивейи за это меня назвали Проклятымведь я не таился, я говорил правду. Я не похищал детей насильно, я не лгал им. Дети часто бывают несчастными, как и взрослые, только взрослые отказываются признавать это. Они отказывают им в праве выбора. Они считают, что дети должны страдать на правах подчинённых, чтобы их них выросли такие уже убогие обрубки, как сами взрослые. Человек перестал меняться из-за этого, он выбрал стабильность и ограниченность. Если бы сознание человека продолжало развиваться так, как оно это делает в период детствалюди давно достигли бы дивных вершин Ничтожества Если бы не яу них не было бы даже той слабенькой магии, которую они решаются применять. Потому что я бросают им куски, то, что они согласны принять, трясясь за свою стабильность, как вида
У нас говорили, что Тионат убивал детей
Не убивал. Погибали неподходящие. Я предупреждал даже ихя брал всех желающих, зная, что сохранить сознание при переносе могут только самые лучшие. На других я отрабатывал мастерство. В этом мире им всё равно был один путьв живые мертвецы, ибо никак иначе я не могу назвать тех, кто отупев до предела, работает с рассвета до заката, не оставив в себе места даже для полноценного наслаждения пищей, сном и совокуплением. Они тешат себя мыслями, будто бы их дети будут жить по-другомуда как же! Глупцы! Общественные механизмы не позволят им этого никогда, как бы изобильна ни была земляобщество всегда расслоится на отупевших работяг и изнывающих от безделья ничтожеств. Между ними оказывается тончайшая прослойка тех, кто хоть как-то пытается жить, творить, развивать своё сознаниено, увы, развитие даже их разума резко замедляется после того, как достигнута основная цель роста организмаполовое созревание. А потом это развитие останавливается полностьюа потом начинается деградация, которую они сами заметить не в состоянии Я говорю с тобою непонятными фразами, но тут ничего не поделаешь, если ты хочешь узнаватьпостарайся понимать то, что сможешь.
Я кивнул. Странно, что во мне почти не было страха. Как будто глубоко внутри я с самого начала понимал, кто такой Мальчик
Но тебе служат и взрослые. Адепты
Это повзрослевшие Сочинители. Сочинители мне нужны, чтобы мир Кристалла существовал, чтобы он был живым, движущимся, настоящим. Только в таком мире могут существовать те сознания, которые я переношу в Кристалл. В пустоте они распадаются. Очень быстро Храм в Лисиппе нужен для отбора и подготовки Сочинителей. Мир Кристалла описан в Книге, которую дают читать всем, кого туда принимают. Эту Книгу написал один человек
Не ты?
Нет. Мальчик впервые опустил глаза, словно даже осунулся. Только мне больно, когда вспоминаю Он был единственным, кто Иногда мне кажется, что даже Кристалл я создал скорее для него, чем для себя. Чтобы он жил Но было поздно. Если бы я нашёл того, кто похож я бы перевернул небо и землю Я искал. Я думал, что может быть, души и вправду существуют, как лгут священники. Что умершие могут оживать в новых телах Но это неправда. С тех пор я слишком хорошо изучил сознанияв них нет ничего от тех, кто исчез прежде. После этого я сделал многое. Никаких границ. Никто не остановит меня, если я сам не остановлюсь, совершив ошибку. Просто некому это сделать, понимаешь?
А я тоже буду Сочинителем? И ослепну
Нет. Мальчик усмехнулся. Игра в Кристалл мне начинает надоедать. Я властен над ним, но эту власть можно перенести в этот мир, настоящий. В конце концов, не вечно же создавать Сочинителей, чтобы они поддерживали жизнь в Кристаллеэто утомительно, отнимает время и распыляет силыих можно использовать интереснее. Не так давно я понял, что дети, научившиеся в мире Кристалла чувствовать силу и разум стихий, сохраняют эту способность и здесь. Правда, чувствовать малонужно иметь силу, чтобы управлять.
Я сказал тебе, что я не лгу. Я не солгу тебе и сейчася вижу, как засветились твои глаза Но не знаю, сумеешь ли ТЫ повелевать стихиями. Иди со мной, помоги мнея обещаю тебе радость познания мира, такого мира, который не знают оставшиеся там, позади, в этом городе Может быть, повелевать стихиями, летать в небе, играть с волнами, творить огнём сумеют только те, кто придёт за тобойможет быть, ими окажутся твои ученики или потомки. Я не знаю. Но это будет дивный путь, и даже если ты не пройдёшь его до концатвой разум, если ты пожелаешь, останется жить в Кристалле, когда тело твое одряхлеет, а потом, я надеюсь, наступят времена, когда ты проснёшься в новом мире, и, как утром, обрадуешься ярким краскам, обретёшь друзей, тех, кто не стареет, не умирает, а вечно юн и вечно творит мир!..
Часть 2. На запад
Фр-р-р! Чпок!
Фр-р-р-р-ры! Чмок!
Жарко. Но где-то рядомвода.
Гнилень мог бы определить точнее, но не хотел вмешиваться. Вмешаешьсяспугнёшь звуки. А звукив них сейчас самое важное.
Овраг изогнулся в который уже раз. Зелёный, душный, медовый от зноя и травкак в самом начале лета. Гнилень вскарабкался по глинистому откосу повышеи увидел. Крохотная долинка внизу впереди, на ней трава то ли выкошена, то ли вытоптана, то ли её просто попросили не так буйно расти. На миг водяному померещилось, будто в дальнем конце оврага в дрожащем мареве распахнулся Океан. Гнилень поморгал, сердце ёкнуло.
Фррык! Чмок!
Наконец-то, отыскался малый. Бродяга непутёвый
Брэндли выхватывал из родника, кипящего ключом, пузырящиеся, сверкающие комкии швырял один за другим. В мелкую ох непростую девчонку! Вздрогнул Гниленькакая-то вся чуднаяширокоглазая, большеротая, нескладнаяно как будто она, та самая
Хихикнул кто-то. Гнилень оглянулсяи упустил миг, когда другая девчонка, постарше, выпрыгнула к тем двоим. Откуда выпрыгнулане понять. Каждую укромную щелку в этом морочном овраге заполонил туман, непроглядный для него, болотного Хозяина. Ведьмин.
Старшая девчонка знает, что я здесь, понял водяной. Ведьма. Забавляется. Но Брэндли ничего плохого тут не сделают, это ясно.
А хорошо у них Сам бы поиграл
Старшая сунула Брэндли и мелкой по чудному ободу с ручкой. Кажется, что-то похожее Гнилень видал давно только очень. Старый король, когда был ещё мальчиком, учился управляться с такими ракетки, их называли.
Не отбивай, журчал голос старшей. Нежно лови, отводи назад, а потом пускай обратно, как птицу!
Тихо отступил назад. В последнее мгновение, перед тем как глинистая кромка скрыла детей, увидел её, танцующую с ракеткой в руке и сверкающим, живым шариком воды.
* * *
Если бы я могла уйти в Океан Многое бы случилось. Даже не представляю, как много.
Мы бы нашли Острова, да?
Острова. Это было бы просто. Я чувствую такую власть над водойбезмерную. У неё нет граници ею невозможно воспользоваться. Моя силаот воды, но моя сущность растворена внутри этой земли, в её жилах. Древней ведьмы Ха не существуетесть множество существ, которые ею поглощены, и эти существа остались здесь, на этой земле, они остались дыханием земли, росою, теплом, шелестом ветра, запахом трав. Всё это невозможно унести с собой в Океан. Оно растворится, и я рассыплюсь, стану туманом, силой, лишённой объединяющего начала.
Значит, и я не смогу полететь на «Бабочке»?!
Тыможешь. Разве стала бы я говорить тебе о том, что невозможно? Тытакая, какою должна быть, Дзынь. Наша сущность в началесвободная мечта, грёза. Земля ей дарит со временем силу и привязывает к себе. Но тебя сотворила не земля. Тебя создала я, и я дала тебе всё лучшее, что могла, поэтому в моей власти дать тебе и свободу. Ты можешь отказаться и стать такой же, как другие ведьмы, бродить в лабиринте туманов и забытья, поедая отчаявшиеся души, становясь могучей и пустой А можешь уйти. Улететь. Что будетникто не знает, потому что никогда ещё не было такого. Но тысвободна. Уходи, Дзынь
И она ушла. Брела по еле заметным тропинкам на крутых склонах холмов. Потомвдоль тихо шепчущих речек. На закате вышла к морю. Дзынь не первый раз была на побережье, но только сейчас море ударило ведьмучку так сильно, что она села, опустила глаза и долго не решалась взглянуть в опускающееся солнце снова.
Завтра, подумала она. Мир начнётся сначала.
И уснула, упала, как мёртвая.
Дзынь разбудил шторм. Западный ветер бросал волны на скалы, Дзынь казалосьводяной великан нарочно и упорно бьёт кулаком прямо в неё. Хочет раздробить берег и утащить ведьмучку с собой в океан.
Мне никогда не было так страшно! Я не боялась человечин, не боялась Ха, которую боялись все, кто её знал. Почему я боюсь Океана?
Он поёт. Или стонет. «О-о-о О-о-о Ооооо!» Что он мне сделает, если я подойду к нему?
* * *
Ужасно не хотелось давать её Троготту, признался Нимо. Опять всё зависит от него. Мы все. Но я сколько раз перечитал эту книгу, о создании стэнции снова и снова понимал, как легко всё испортить Аль, скажи ты его боишься?
Он непонятный. Хотел бы держаться от него подальше, но не знаю, это страх или просто он мне не нравится? А почему его боишься ты?
Потому что может быть потому, что несколько раз был в его рукахполностью. В такие мгновения, когда оказывался беспомощным Как будто нарочно судьба так устраивает. В самые решающие минуты выбор делал не я. А он. И от этого кажется, будто его власть надо мной никогда не кончится. Он отпускает меня или делает вид. И каждый раз мне приходится встречаться со страхом, который сильнее. Тогда, на Островах Океан и Воздух взбесились я ошалел от страха и не смог справиться с кораблём. Я, лучший ветряной маг Нимо, просто перестал чувствовать воздух. Оглох, ослеп. От страха.
А разве кто-нибудь из Ветряных мог с таким вот справиться?
Не знаю. Зато точно знаю другоеЭдели, Золотые, не падали в обморок от ужаса. Их силаволя. Как наша силачувствительность. Наши чувства обострены, чтобы воспринимать самое нежное дыхание ветерка. Эдели наоборотзакаленные, потому что только воля может держать Огонь. Я слышал слышал, только чуть-чуть какие испытания проходят дети, предназначенные стать Эдели. Я умер бы сразу. Поэтому боюсь. Кажусь себе свободнымно как только нужна воляснова и снова как голодный котёнок прибиваюсь к нему. А он позволяет уходить, может быть, потому что знаетя в его власти.
Что же делать? Ты говорил Ивенн?
Я думаю, она и так всё понимает Скоро решится многое. Если белая пыльца Финетты окажется той самой, и мы получим стэнциюне нужно будет больше ждать. Троготту придётся раскрыть картыно до тех пор, Аль, хоть ты оставайся свободным от страха. Не бойся Троготта, помни, что он зависит от нас не меньше, чем мы от него.
* * *
В тот день Троготт решил приоткрыть часть наших тайн королю.
Канцлер уже и сам догадывается о многом, сказал он. Ясно, что магия из-за Океана кем-то используется. Полёты «Лунной бабочки» видели многие, пусть и вдалеке от Скальной Столицы, этот корабль рождает новые легенды. Если получим стэнцию, придётся заложить второй корабль, на одном отправляться на поиски Островов слишком опасно. А для того, чтобы новый корабль был хоть вполовину так же хорош, как ваша «Бабочка», нужно разобрать три старых. Они давно куплены, но всё это вызовет новые вопросы. Ну и, наконец, перед отбытием мне придётся использовать другую магию, сохранить её в тайне уже точно не удастся. Если нам повезёт, и Острова отыщутсяхорошо. Если же придётся возвращаться не хочется начинать всё сначала.
Будем показывать королю магию воздуха?
Не думаю. Корольрелигиозный человек. Маги с Островов избавлены от необходимости создавать себе боговнаверное, оттого, что слишком близко соприкасаются с истинными Силами. Нам не требовались культы и ритуалы. Даже в Городе-на-Холме, так случилось, религиозные общины не были сколько-нибудь заметны. В Скальной же сосредоточена и церковная власть, там находится главный собор. К счастью, их главный епископ, патриархразумный человек. Я давно нашёл с ним общий язык, и патриарх обещал не противодействовать нам. Мы договорились действовать к взаимной пользе, обставив дело так, словно наша магия очищена и благословлена Церковью. Тем не менее, в Столице следует избегать несогласованных «чудес», да и «чудес» вообще, чтобы не смущать умы.
В Столицу мы въехали ночью в большой карететяжёлом и неуклюжем сооружении, которое я возненавидел к концу путешествиякарету неприятно качало, я не мог уснуть, не мог поговорить с Нимо, Троготт сидел напротив, и нельзя было понять, смотрит он на нас или нет, и что думает.
К концу пути качающаяся тьма измучила невыносимо. Обыкновенно днём я вижу неясные цвета, а прикосновения воздуха создают вокруг особенный мир. Если же мы с Нимо держимся за рукимир этот становится почти зримым, живым, отчётливым. Но стенки кареты запирали меня, делая по-настоящему слепым. А ещёя не знал, что чувствует Нимо, не решаясь взять его ладонь при Троготте.