Нимо долго-долго рассказывал Тиму обо всём, что случилось. Их голоса то приближались, то затихали, а я то слушал, то вдруг оказывался ветром, вокруг котороготолько шелестящие атласные волны и бархатный небосвод. Звуки растворялись внутри меня, внутри океана и неба, а звёзды делались в два раза ближе. Я тянул к ним ладониказалось, вот-вот коснусьи снова опрокидывался с лёгким головокружением в наш мир.
Аль прошептал Нимо. Он был близко-близко. Я хочу тебе рассказать. Очень важное.
Он прыгнул ко мне на гамак. Непонятная тревожность была в голосе Нимо, в его глазах.
Когда я стал Ветряным, настоящим Я однажды задумался: куда деваются те альвэ, которые живут долго-долго? Я ни разу не слышал, чтобы ветряные умирали. Наоборотмногие считали их чуть ли не бессмертными. Но я ни разу не видел альвэ намного старше меня.
Не бойся, Он взял мою руку. Я вовсе не собираюсь исчезать. Но я долго искал ответ и не хочу, чтобы и ты стал однажды мучиться над этим. Ветряные не пишут книг ну, или почти не пишут. Они не особенно заботятся, чтобы передать знания, и не потому, что это особый секрет. Просто нам это не очень-то нужно. Почти всему важному мы легко учимся самиветер как будто подсказывает. Остальное мы видим и слышим от старших. Есть две или три книжки. Тоненькие Они, правда, остались в башне. Но там не много записей, и большая часть из них могла потребоваться только на Островах.
Аль с тех пор, как ты стал летать по-настоящему твои сныони не изменились сильно?
Я не знаю растерялся я. По-моему, не очень. А как они могут измениться?
Ветряные про это мало говорят. Как будто считают, что обсуждать эти изменения нельзя. Боятся? Мне непонятно почему. У меня всё это было похоже, будто я до конца превращаюсь в ветер. От человеческого не остаётся ничего. Даже мыслей. Вездетолько бесконечность. Весь миркак бесконечная музыка, а я в нейодна из бесконечных нот. И полёт тоже бесконечный. Это прекрасно только плохо, что оттуда трудно возвращаться. Нет ничего, что звало бы обратно. Тот мир он абсолютный достаточный. Ему ничего не нужно от нас. Бесконечное движение, полёти вместебесконечный покой. Изменчивая неизменность. Я думаю таким мог быть и наш мир до того, как в нём появились огонь и горы, океаны и небеса
Аль, об этих снах не написано в книгах. Напрямуюне написано. Но я встречал намёки. Неохотные намёки. Точно, тем, кто это писал, было слишком грустно или страшно. «Он стал видеть сны». «Он стал ветром». «Он ушёл в грозу». Я думаю, Аль, однажды ветряные становятся всё меньше и меньше привязаны к тому, что в них есть от людей. Они улетают всё дальше. Им уже не нужна стэнция, чтобы видетьим не требуется человеческое зрение. Они улетаюти засыпают на крыльях ветра, и с ними нет того, кто мог бы их разбудить. А им самим просыпаться уже не нужно. «Его тело стало лёгким и прозрачным, так что он забавлялся, смешиваясь с туманом, пока утренний ветерок не унёс его».
Я не говорил об этом с тобою раньше, потому что у нас всё немного по-другому. Обычно ветряные не связаны с кем-тоу них есть небо и воздух, и этого достаточно. А у меня, Аль, есть ты. И я буду с тобой, если ты захочешь.
Нимо, я Да!
Я знаю. Он улыбнулся. Я хотел ещё сказать про Острова. Тим он может показать нам дорогу. Он был там не раз. Острова опустились под воду, но подземный огонь не разрушил их. Острова спят. Тим говориттам, под водой, на небольшой глубине это очень красиво. И больно И ещё, он говоритдревние алуски считают, Острова можно поднять. И это даже не очень трудно для мага Огня. Для великого мага Огня. Алуски помнят, что Золотые когда-то не раз делали такправда, тогда это были небольшие островки, или поднимали твердь чуть-чуть. А здесь нужна большая сила, но это возможно.
Нимо, ты хочешь, чтобы Троготт
Нет. Он не справится. Я почему-то знаю это. Может быть, он слишком давно утратил связь с силой Огня Да и раньше По-моему, Троготт не был самым могущественным из Золотых. Может быть я не уверен, но иногда я думаю, что Троготтне маг Огня. Да, это какая-то глубокая тайна. Все способности Троготта, насколько я знаю, как-то связаны с его Кристаллом.
Но тогда, получается, поднять Острова невозможно?
Он помолчал.
Аль Я мог бы их поднять.
* * *
Я проснулся от резкого свиста. Живого. Так свистела бы птица или сурок. Звук был границей сна и яви, отчётливо вспомнить его я не мог. И, как это бывает, желание узнать стало невыносимым. Звук был слишком резким и сильнымесли он всё-таки был частью сна, то почему я больше ничего не помню? Если он прозвучал наявупочему теперь схлопнулась тишинаточно дети в весёлой беготне свалили дорогую вазу
Это всё фокусы пограничного состояния, обострённого восприятия. Я отвыкаю, постепенно отвыкаю жить в мире звуков и видений, навеянных ветромто зыбких и многозначных, то ясных, как озарение.
И свист повторился.
Я сел.
А мы разбудили Нимо, отчётливо и задумчиво проговорила снаружи Дзынь.
И мне стало радостно.
Злая ведьма! проскрежетал я. Я нашлю на тебя липкий, коричневый туман, в котором живёт морской чёрт Кхырычи он сделает из твоих волос сумочку для запасного глаза!
Дзынь завыла от страха. Мальчишки захохотали.
Альта с ними не было. Я осторожно выскользнул из каюты, пробрался к бушприту. Это утро подарило странную двойственностья чувствовал себя взрослым. Я знал, что могу пронестись по воздуху и сейчас, точно луч светано ещё во мне затаилась тяжесть тяжесть времени или дистанции не знаю, как её верней назвать. Я не раз видел такое же в глазах ведьмы, а Троготта она заполняла целиком. Во мне она сгустилась сегодня небольшим тёмным комком, и можно было отторгнуть её, как взрослые сплёвывают слюну, очищая рот.
Первый раз вокруг столько детей, связанных со мною. И я, Нимо, кажусь себе каким-то иным. Наверное, все это ощущают. Между нами будет дистанция Но ведь и Тимтакой же. И Дзынь со временем обнаружит двойственность в себе. И Аль И странный двойник Тони И сам Тони, который спал в ручье много лет. Но сейчас они всепросто дети. Как Кирис
Альт был в гамаке. Как я и думал. Он как будто спал, но мгновенно повернулся, распахнул на меня глазищи. Я не привыкну. Это как удар. Света, ветра, брызг дождя.
Он молча соскользнул с гамака, обхватил меня, и мы упали падали долго, я всё ждал касания воды.
Ты почему не летишь? шепнул Альт.
Представляю себя сегодня старым и мудрым как большущий обомшелый пень, пошутил я. Альт расцепил руки, и мы заскользили впереди Бабочки, держа друг друга за ладони.
Они уже проснулись?
О, да! Кажется, Дзынь учит Тони играть на флейте. Свист у них уже получился.
А!.. Он засмеялся. Я думал, это какая-то птица. Нимо, знаешь
Он летел, раскинув руки, на фоне блистающей воды тёмной ласточкой. И вдруг рванулся вперёд и вверх, прижал ладони к бёдрам, ушёл выше, вышев точкуи стал падать.
Я догнал его. Мы едва коснулись волн и полетели так, чтобы они чуть-чуть нас касалисьбудто ластились.
Я всё ещё боюсь глубины, сказал Альт.
Я много чего боялся. И до сих пор не умею плавать.
Когда я был маленький я читал книжку про птенцов. Которых выталкивают из гнезда. Чтобы учились летать. А детей, я знаю, бросают в воду, чтобы они быстро научились плавать А ещёчасто лучшие друзья дерутся сначала. Я всегда думал, что этонеправильно. Начинать со страха, с вражды. Не доверять и опасаться. Тут какая-то ошибка. Разве всё самое лучшее не должно начинается с доверия. Маленькие дети верят всему и быстро узнают новое. Мне кажется, нельзя пройти очень глубоко и высоко, если вначале построить стены вокруг.
Говорят, сказал я, вначале в нашем мире не было вражды. И недоверия. Это началось, когда стало мало особой силысилы творения или Света. И разумные создания разделились на тех, кто умеет владеть и довольствоваться тем, что дают стихиии на тех, кто должен всё время отбирать силу у стихий и драться за неё, не умея использовать доступное. А люди оказались посередине. А потом света осталось ещё меньше Один пророк у нас на Островах вещал, что наступит время, когда все Ветряные растворятся в воздухе, а всех Золотых пожрёт Огонь. И тогда на земле будут жить только обычные люди.
Ты думаешь, так и будет?
Не знаю. Я не верю всяким пророкам. Другое дело, что так вполне может случиться, а может, и нет. Один человек уговаривал меня Он считал, что можно и нужно вернуть силу в мир.
Ты бы смог?
Иногда думаю, что смог бы. Но это слишком страшно. Я боюсь что это может означать конец этого мира.
А как же Острова? Чтобы их поднять. Ты хочешь взять часть другой силы?
Ещё не знаю, Аль. Когда мы будем там, я возьму Кристалл. Троготт обещал, что поможет. Я бы хотел, чтобы ты был рядомесли он обманет или я не справлюсьты вернёшь меня.
Альт раскрыл ротсобирался ответитьно в этот момент глухо и грозно зарокотал гром. Изумлённые, мы задрали головынебо было чистым.
Это
На Бабочке!
Они стояли по одну сторону громадного барабана. Величиною со стол. Барабан был чёрным, угольно чёрной была даже кожа. А палочки в руках Тонибелые, точно костяные.
Что это вы затеяли?! Я совершенно растерялся.
А что затеяли вы? Тони-двойник насмешливо смотрел на меня глазами Ивенн. Я стоял с разинутым ртом.
Мы хотим вам помочь, сказала Дзынь.
Ну хорошо. Но я всё ещё ничего не понимал.
Я почти не чувствовал ветрано он былво мне, вокруг. Он был громадный и ровныйкак будто весь воздух двигался над Океаном единым, цельным пластом. Бабочка застыла в нём, словно в янтарехотя это сравнение не очень-то хорошее, насекомые в смоле мертвы, а наша Бабочка только кажется неподвижной, её заворожила мелодия одной ноты, мелодия, к которой мы привыкли и перестали замечать. Такой неподвижной покажется стрела, пущенная в бесконечность.
Мы не чувствовали движения воздухано его не чувствовал и Океан. Тим увидел удивление у меня в глазах, прищурился и сказал:
Вода и Воздух могут договориться. И фыркнул, снова превращаясь в мальчишку с серебристой кожей и глазами, меняющими цветот изумрудного до бирюзового. Вовсе не обязательно морю кипеть, как похлёбка в котелке, всякий раз, едва лихач Нимо вздумает пронестись над ним с ветерком!
Я тоже засмеялся. Как давно всё это было. Я просто забыл! Конечно, мы умели так делать, давая воздуху расслоитьсятонкий, не выше человеческого роста слой его был неподвижен, прильнув к поверхности Океана.
Я и не заметил
Пока ты спал. Днём ты будто сдерживаешь ветер, будто боишься А ночью ты отпустил его. В полную силу. Мне пришлось утихомиривать волны, и ты, наверно, почуял мою возню, а дальше само собой как-то легко всё получилось.
Значит, Бабочка несётся на запад стрелой?
Да, Нимо. Мы близко
Мы близко. Все хотят мне помочь, все что-то делают. Троготт плетёт свои расчёты, Тим любит то время, когда мы играли у Островов, хочет его возвратить, и он мой друг. Ведьмучка кто она и чего по-настоящему хочет, я не знаю, но за нас она горло перегрызёт кому угодно. А маленький Кирис опьянён мечтойпесней, полётом, Океаном
Аль Нужны ли Острова тебе? Так же сильно. Ты летаешь, ты будешь летать, стоит ли моя давняя цель такого чудовищного риска?
Если я откажусь Если мы улетим с Алем Тим поймёт. Мы могли бы подарить Бабочку Кирису и Тониони не станут настоящими Ветряными, как я или Аль, но водить корабли у них получится. Водяник с ведьмучкой и сами по себе могут путешествовать всласть. А Бродяги
Мой Народ. Как странно это произносить. Ветряной маг Нимо и его Народ. Которого я никогда не знал по-настоящему. Отчаянные, грубые, чужие для меня люди. Конечно, они доверились мне и Алюно только потому, что больше им не за кем идти. Дать Бродягам другого вождяистинного, вдохновенного, сильногои они забудут Нимо за неделю. Что им этот «вечный мальчик», который, как и ветер, сегодня здесь, завтра там? Нимо, конечно, не виноват, что погибла их земля, но и спасти он никого не сумел, не справился с взбесившимся ураганом. А самое главноене понимал он никогда их «взрослых» дел
Но я буду честным. Я должен не ради них. Я просто не могу отказаться, Золотые перехитрили меня. Я видел Огонь. Я поцеловал Огонь. Я его принял. Я прошёл через Кристалл и оставил там часть себя. Она не отпустит на свободу Нимо
Кристалл растопыривал свои лучи, он вдруг показался забавным, вспомнилась сказка о маленьком мальчике, которого злая людоедка хотела посадить в печьа мальчишка выставлял в стороны локти и колени так широко, что печь его не принимала.
Ам! Я тебя не боюсь, Троготт. Давай, открывай, где ты там прячешься?
Ладони сделались голубыми в отсветах Кристалла. Только в самой глубине пульсировала, как сердце, алая искра.
Или как маяк.
Ветер! Он взбесился. Я думал, оглушительный трескэто не выдержал корабль. Но, обернувшись, увидел багровую трещину, вертикальную, бежавшую от основания к вершине Рога. Из неё языком саламандры хищно рванулось пламя, заметалось и опало в Океан широкой, трепещущей лентой лавы.
Над Рогом медленно поднималось облако. Дым? От него удалялись облачка поменьше. Птицы! Как страшно Почему они ждали так долго, разве не чувствовали надвигающейся беды?!
А куда им лететь? Я, Нимо, не знаю другой земли. Может быть, птицы знают? Маленькие, хрупкие комочкикуда им лететь?
Корабль подо мною дрожиттрепещет Бабочка. На ней убрали все паруса, и я вижу, как боцман напряжённо смотрит вверхнаступили мгновения, когда ни он, ни матросы ничего не смогут сделать для корабля.
Я вижу Аляон больше не лежит на Гамаке, он распластался на бушприте, обхватив сияющий от солнца брус ногамиа руки вытянул вперёд. Бабочку и ветер влечёт вперёд наша общая воля, я вижу, Алю страшно, но он словно отделил от себя страх, и несётся впереди корабля. Я вижу его глазаи в какой-то миг он видит меня.
Крошечные искорки влаги блестят на его локтях. Воздух вихрится, уже не поспевает за Бабочкой, Алю в лицо несётся упругий поток. Лёгкие волоски на локтях прилегли к коже
Яветер! Я, Нимо! Я, как безумный, обнимаю Аля, шепчу ему какие-то бессмысленные словаобрывки давно забытой песенкии уношусь выше.
Часть 3. Хранитель
Наверное, я всегда знал, что не стану Ветряным. Не помню, как появилось это знание, не помню, был ли я в этот миг потрясён им. Но в осознанной протяжённости времени оно было со мной, и я умел с ним ужиться, как с застарелой, ноющей болью.
Дети на нашей улице были уверены, что я-то как раз и есть будущий маг воздуха. Это странно, потому что, оглядываясь назад, я вижу себя слишком серьёзным, пожалуй, даже угрюмым ребёнком. Но другие, возможно, видели в этой замкнутости уверенность в избранности, а ещёбыли и другие признаки, подсказанные детям сплетничающими взрослыми. Главноеу меня никогда не было матери и отца. Воспитывал меня дед.
Это была загадочная личность и значительный человек на Островах. Он занимал какую-то непонятную и неинтересную для меня в то время должность в Совете, владел превосходным особняком на Западном Крыле. Что дед считался влиятельным сановником, мне было понятно и по тому, с каким почтением приветствовали его людиа он отвечал сдержанно и как будто отстраненно, как будто пребывая в мыслях где-то далеко. Таинственным он был для всех, и для меня особеннокак бы близко я ни наблюдал его.
Временами он пропадал надолго, и тогда я всецело оказывался на попечении древнего полуслепого и полуглухого слуги и его помощника, подростка слишком мечтательного, чтобы хоть сколько-нибудь мне докучать. Впрочем, думаю, я тоже не доставлял им хлопотсклонности к серьёзным проказам и опасным приключениям у меня не отмечалось.
Между мною и миром взрослых как-то само собой устроилось необременительное для обеих сторон согласиея вел себя в меру благоразумно, и при этом понятия не имел о существовании так называемых «наказаний».
Для меня не было формальных запретови это тоже делало меня похожим на юных, беззаботных Ветряных, и каким-то образом сдерживало же в тех немногих авантюрах, на которые я решался. Мне не требовались «плохие» компании и скверные слова, чтобы самоутвердиться, а если я и затевал какой-то эксперимент или дальний поход, то всегда чувствовал некую границу, где следовало остановиться и повернуть назад.
Мне исполнилось десять, и как-то вечером дед позвал меня в свой кабинет, место, как тогда казалось, самое секретное и таинственное в мире.