Теренс стоял у окна своего кабинета, смотря сквозь чуть развернутые жалюзи на пробуждающийся Вашингтон. Это был город возможностей, город страсти, город большой политики и город больших преступлений. Здесь не было мелочей, здесь каждая деталь была крупной ставкой в большой игре.
В общих чертах, сэр. Кивнул Оливер.
Он протянул свою руку к жене, сидящей рядом с ним, на кресле у стола Теренса и чуть сжал ее ладонь.
Я мог бы приказать вам, начальник повернулся, но избежал взгляда подчиненных, но не хочу. Если вы откажетесь, то я пойму и обращусь в комиссию по назначению агентов. Они подберут другую пару.
Сэр? Барбара чуть привстала с кресла, будто в порыве успокоить шефа, но тут же села.
Мистер Теренс хочет сказать нам, Барбара, что нас приглашают на небольшую прогулку во Флориду.
Во Флориду? Чуть ли не выкрикнула Барбара.
Во Флориду, агент. Кивнул Теренс и сел, наконец, на свое место. Поймите, в Бюро не так много женатых агентов, которые способны заняться этим делом. По сути, выединственные кто подошел на эту роль.
Нам придется работать под прикрытием женатой пары? Уточнила женщина.
Теренс едва заметно кивнул.
Я передам вам подробности дела и хочу услышать ответ завтра утром. Мужчина отдал Оливеру папку и натянуто улыбнулся, будто извиняясь.
Сэр, я думаю, что наш ответ очевиден. Попытался сразу же пояснить Уинстер.
Не говорите «Гоп!», пока не перепрыгните, агент. Вам лучше прочитать то, что я вам отдал. Теренс махнул рукой, дав понять, что больше не хочет их видеть и повернулся на своем кресле обратно к окну.
Он нутром чувствовал, что с этим делом не все обойдется легко, но и выбора практически не имел.
***
Преступник вытащил обессилевшего мужчину на поверхность, в сарай, окна которого были забиты широкими досками, и бросил на грязный пропитанный потом и кровью матрас. Вслед за ним последовала его жена. Пленники почти не сопротивлялись, изредка дергая руками и ногами, что не могло помешать похитителю. Справившись с женщиной и, бросив ее рядом с мужем, он взял того за ноги и оттащил подальше.
Напротив стены, где лежал матрас, стояла больничная каталка, застеленная серой простыней с застаревшими пятнами крови.
Он закинул руки мужчины за голову и перевязал их такой же бечевкой, которая удерживала дверцы подвалов. Потом подошел к девушке и приподнял ее, заставляя присесть. Та безмолвно поддавалась его власти, только тихие слезы катились по ее щекам, оставляя грязные разводы на лице. Преступник уложил ее на мужа и привязал ее руки к его рукам той же веревкой. Потом тоже самое проделал с их ногами.
И не вздумай вертеться. Ты знаешь, что всем будет еще хуже. Пробормотал мужчина.
Мужчина спокойно лежал на матрасе, не реагируя на манипуляции над собой и его супругой, с закрытыми глазами, но услышав знакомый всхлип, напрягся всем телом и выгнулся.
Я же дал вам возможность спастись. Буркнул он напоследок.
Он ухватился за длинный конец веревки, привязанной к ногам жертв, и потащил их по полу. Тихие стоны и протяжные подвывания ничуть его не отвлекали. Он вытащил их во двор и когда они, почувствовав, впервые за долгое время, свежий воздух, вздохнули полной грудью, прижавшись друг к другу плотнее.
Обмякшие тела, потерявшие любую способность к сопротивлению, так или иначе представляли для него тяжелую ношу. Они совершенно не контролировали свое тело и ему стоило большого труда выволочь их на тропинку, ведущую в лес. Он остановился, чтобы перевести дыхание, достал из кармана тряпку и протер взмокший лоб, а потом бросил ее на землю. Он перекинул веревку через плечо и, прогнувшись вперед, поволок связанных за собой в уже давно известное место.
***
Питер, ей всего лишь год. Она еще и ходит-то с трудом. Маленькая улыбка Кетрин осветила ее лицо, обрамленное распущенными кудрявыми волосами. Я никогда не понимал, почему женщины не могут остановиться на чем-нибудь одном: одном платье, одних туфлях, одних духах или одном цвете волос. За все время, что мы были знакомы, я помнил Кетрин жгучей брюнеткой, какой она была в Академии; огненно-рыжую, какой она была на школьных фотографиях; но теперь шоколадное пламя ее волос притягивало меня как огонь лампадки мотылька. Мне до безумия хотелось бы согреться в этом огне.
Я поставил перед Кетрин огромную коробку с игрушечной детской кухонной плитой.
Она быстро растет и ей нужно учиться. Упорствовал я, чуть пододвигая подарок ногой, ближе к Кет, будто уговаривал ее принять этот подарок на день рождения нашей дочери.
Дьявол, нашей дочери! Эти слова с трудом умещались у меня в голове, хотя я уже почти два месяца знал о ее существовании. Я до сих пор помню тот день, когда она сообщила мне: это было сразу после ее избиения Майклом и она, видимо, решила, что жизнь дала ей еще один шанс, чтобы исправить что-то. Она сказала мне, что была зла на меня, но, в конце концов, поняла, что я имею права знать. Черт, я даже некоторое время злился на нее, когда через пару недель узнал, что даже Оливер узнал о Рейч раньше меня.
Я так психовал тогда, крича на Нолла, за то, что он не сказал мне; на Кетрин, что молчала так долго и готов был кричать даже на самого себя, что сам себя лишил такого счастья как Рейч. Мой маленький ангел, моя дочь, моя дочь от Кетрин. У нее глаза матери, но мои губы и нос. Ее кругленькое личико такое же милое, а смех так же заразителен, как и у Кет. О, Господи, каким я должен был быть идиотом, что чуть не упустил такое счастье.
Я хочу, чтобы она была таким же искусным кулинаром, как ее мать. О, да, я знал, как растопить сердце моей королевы. Кетрин впадала в исступление, когда хвалили ее таланты, даже такие сексистские как кулинария. Иногда, мне приходила в голову безумная мысль о том, что она наслаждалась готовкой, хотя и тщательно скрывала это.
Кетрин приняла коробку, распаковав подарок и на ее лице, изобразилась искренняя улыбка пятилетнего ребенка. Если у Рейчел будет такая же улыбка, то я не завидую всем мужчинам, которые будут находиться с ней рядом. Эта улыбка способна воскресить мертвого, но она же и сведет вас в могилу.
Ладно, папочка, пошли, именинница уже ждет тебя. Подавляя смешки, провела меня Кетрин в детскую.
Рейчел играла с мягкими плюшевыми зайцами разного размера, но увидев меня, тут же протянула ручки мне навстречу. На самом деле, я был удивлен тому, как быстро она привыкла она ко мне. Я не знаю, был ли это зов крови или коммуникабельный характер, полученный от родителей, но, так или иначе, я был счастлив, лишь увидеть ее загоревшиеся глазки, устремленные прямо на меня.
Привет, сладкая. Я подкинул ее в воздухе, поймав ее звонкий смех, и прижал к себе, когда она приземлилась мне на руки. Ты скучала по мне?
Она пролепетала что-то и я надеюсь, что это был утвердительный ответ.
Кетрин стояла в дверях, оперевшись на косяк и наблюдала за нами с улыбкой на лице. Я часто ловил ее за этим занятием, когда я возился с Рейч и знал, что таким образом она получала заверение, что я люблю дочь. Я знал, что ей нужно было это доказательство, и она получала его сполна.
Питер, я пойду, расставлю закуски, а ты пока присмотри за малышкой. Предупредила она. Рейч, смотри как бы он не творил чего. С улыбкой обратилась она уже к дочери.
Я резко рассмеялся и сел на пол.
Она присмотрит за мной. Проговорил я.
Я не знаю, сколько времени прошло, заигравшись с Рейч, я осознал его течение, лишь почувствовал колющую боль в ногах от долгого сидения в индийской позе.
Так, ладно, детка, твоя мама наверняка уже все приготовила и нам нужно ей помочь, чтобы твой праздник прошел на отлично, я нашептывал, подняв дочь на руки, хотя, как по мне, так само ее присутствие уже раскрашивает любой праздник.
Я вышел из спальни Рейч и оторопел. Кетрин солгала мне, сказав, что ей нужно лишь поставить закуски на стол, а сама уже переоделась и уложила волосы.
Она идеально соответствовала образу «молодой прожигательницы жизни с восточного побережья». Тонкое белое платье без рукавов отлично оттеняло ее бронзовый загар, приталенный силуэт подчеркивал изящную фигуру, а длина до колен открывала стройные красивые ноги. И так длинные ноги женщины были еще сильнее подчеркнуты высокой танкеткой кожаных босоножек, благодаря которым можно было увидеть кроваво-красный педикюр, идентичный лаку на ногтях рук. Она приподняла волосы, заколов их на затылке, но оставив несколько вьющихся прядей, спадавших по контурам круглого лица.
Я мог лишь нечленораздельно промычать, отчего моя напарница рассмеялась.
Для человека с высшим образованием ты чересчур неясно выражаешься, Марлини.
Она подошла ко мне и приняла дочь из рук.
Черт, вы не можете не замечать, что ваша напарница привлекательная женщина, но теперь, за пределами ее официального стиля, к которому вы привыкли, она становится еще краше.
Я шокирован. Выдохнул я, не зная, куда деть руки.
Оправдала твои ожидания? Она широко улыбалась, расправляя пышную юбочку шелкового платья моей малышки.
Я сам не понял, что пробормотал, но когда Кет отошла от меня, чтобы посадить дочь в манеж, мне стало намного легче. Но ее запах, жасмина, мандарина и еще чего-то, был вокруг меня, и, кажется, уже во мне самом. Я не успел понять, как она обвила мою шею руками и нежно прикоснулась губами к моим губам. Я не хотел закрывать глаза, но ее нежность, пусть и в этом невинном поцелуе, действовали как гравитация. Мои веки сомкнулись и я мог лишь ощущать как приятное покалывание растеклось от губ до кончиков пальцев. К сожалению, я заслужил лишь полминуты счастья и Кетрин медленно отступила от меня. Когда я открыл глаза, то увидел как ее лицо преобразилось: маленькая застенчивая улыбка, сверкающие глаза и тонкие морщинки в уголках глаз. Я бы хотел расцеловать каждую из них, но знал, что не заслужил этого. По крайней мере, пока.
С днем рождения дочки, папочка. Проговорила она.
Через полчаса приехали Уолтер и мама Кет, которых с трудом можно было разобрать за теми подарками, что они несли с собой. Я умилялся картине семейной встречи и в глубине души завидовал Кет. Она имела то, чего я был лишен с двух лет. Фактически, я никогда не знал нормальной семьи и все эти нежности матери и ребенка, братски-сестринских отношений сначала вызывали у меня недоумение, потом злость, раздражение и, наконец, зависть. Но это была зависть, которая подвигала меня на активные действия. Да, я вряд ли когда-нибудь заслужу быть рядом с Кет, но раз ее благородство позволило мне быть рядом с Рейч, я никогда не упущу ее.
Потом приехали Уинстеры: эта парочка вызывала не меньше удивлений, чем человек-магнит. Они каким-то странным образом дополняли друг друга, даже не понимая этого. Часто я замечал даже, что они выбирали однотонную одежду. Если на Оливере была розовая рубашка, то у Барб обязательно было что-то такого же оттенка. Они понимали друг друга без слов, и одного взгляда на них хватало, чтобы понять им настроение друг друга. Бессловесная коммуникация. Они тоже не оставили без внимания виновницу торжества, принеся ей целую дюжину разнообразных игрушек. Хотя я и замечал в последнее время, что Барбара недобро косится на меня, но догадывался, что это лишь проявление ее недовольства к моим прошлым проступкам, которые просто всплыли вновь с появлением Кетрин.
Мне было неловко, хотя я и был в своем кругу, кругу друзей и почти родственников. Но именно это меня и пугало: почему эти люди, несмотря на ту пакость, которую я совершил почти два года назад, остаются благосклонными ко мне. Даже моя собственная мать не была так благородна. Но, в конечном счете, я решил не зацикливаться на этом, хотя бы сегодня и с упоением наслаждался теплой компанией.
***
Итак, агенты, я думаю, что проблем возникнуть не должно. Размеренно говорил заместитель директора, искоса оглядывая прихорошившихся подчиненных. Главное, что вам нужно будет сделать в самом начале, это показать себя образцовой молодой семьей. Я надеюсь, вы уже прочитали анкетные данные на похищенных? Сделайте упор именно на те черты характера и образ жизни, которые были присущи им. Это поможет выманить преступника и привлечет его внимание к вам.
За это не беспокойтесь, сэр. Поспешил заверить его Уинстер. Уж мы-то с Барбарой сможем сыграть идеальную пару.
Он прижал девушку к себе за плечи и смачно поцеловал в щеку.
Оливер! Отстранилась она, состроив недовольное лицо.
Что? Должен же потренироваться! Объяснил он.
Жена одарила его предупреждающим взглядом и отвернулась, закатив глаза.
Так, агенты, на месте за вами будет наблюдать группа наших людей, которые в случае необходимости помогут. Добавил спутник Теренса.
Как мы узнаем, что это наблюдатели? Уточнила Барб.
Вы и не узнаете о них. Это сделано для того, чтобы не отвлекать ваше внимание лишний раз и не заставлять испытывать неудобства. Пояснил тот мужчина.
«Испытывать неудобства», пробормотала про себя женщина, можно подумать, можно чувствовать себе более неудобно, чем сейчас.
Теренс либо не заметил, либо проигнорировал ее бурчание.
И запомните: ваша задача выглядеть как можно более правдоподобно, но позаботиться о предотвращении новых похищений и выяснить, что с предыдущими жертвами.
«Говорил бы прямовы, ребята, подсадные утки и не лезьте со своим уставом в чужой монастырь», подумал Нолл, не собиравшийся исполнять приказ начальства.
Теренс пожал руки подчиненным, пожелал им удачи и велел провести через специальный вход, по упрощенной схеме регистрации и контроля. Видя, как их фигуры отдаляются в серебристо-белом коридоре аэропорта, его мысли были заполнены только молитвой о том, чтобы все прошло без потерь, догадываясь, что его приказ не был принят к сведению подчиненными.
***
Ну, что, папочка, что у нас на сегодня?
Барб и Нолл запретили нам с Кет провожать их, ссылаясь на то, что не хотят, чтобы это выглядело как последняя встреча.
Все как всегда, мамочка. Чуть улыбнулся я.
Кет небрежно бросила сумку на свой стол и села напротив меня, поэтому я вынужден был опустить ноги со стола на пол, чтобы мои ступни не упирались ей в лицо. Она выглядела безупречно, собственно, как и всегда, лишь тонкой вертикальной морщинкой у переносицы, выдавая беспокойство за наших друзей.
Черт, я понимал ее, как никогда. Я боялся за Нолла и Барб, боялся странного, сосущего под ложечкой грядущего.
Как ребята? Стараясь произнести вопрос как можно тверже, посмотрела на меня Кет.
В порядке. Буркнул я, скорее себе под нос.
Кетрин недоверчиво посмотрела на меня и я, наверняка, покраснел, как девственник на первом свидании.
Я проверила еще раз всех жертв. Ничего, кроме высокого социального статуса, одинакового местоположения и возраста, их не связывает. Хотя, это слишком много, я понимаю, что убивают и за меньшее. Наверное, уже можно составить психологический портрет, хотя это твоя вотчина. Я не знаю, чем вообще могу помочь в этом деле. Дает надежду, что ни одну из жертв еще не нашли. Я думаю, что они еще живы, вряд ли у преступника, есть собственное кладбище, чтобы прятать трупы. В конце концов, шесть человек не так просто спрятать. Хотя, я помню в Академии, нам рассказывали об одном маньяке, который скармливал своих жертв крокодилам. Но в Палм-Бич, ни у кого нет крокодиловой фермы. Я проверила. Кет тараторила со скоростью скорострельного автомата, и я понимал, что она просто не может взять себя в руки, волнуясь за ребят.
Я быстро встал со своего места и сел перед ней на корточки.
Кет, я взял ее за руки, но она по-прежнему не смотрела на меня. Кет, позвал я еще раз.
Тогда она чуть приподняла голову, искоса посмотрев на меня.
С ними все будет хорошо. Я говорил уверенно и мой голос, даже не дрожал, хотя внутри меня самого взрывался вулкан.
Кетрин подняла на меня свои по-детски наивные, влажные, прозрачно-голубые глаза и я не мог не улыбнуться.
Они ведь профессионалы, так? Пытаясь успокоиться, стала внушать она. Они уже не первый год работают. Они знают, что делать.
Я мог только кивать и, не моргая смотреть ей в лицо. Я бы все отдал за право разделить с ней ее волнение, но даже сейчас она, вряд ли, позволила бы мне жалеть ее.
С ними все будет хорошо. Повторила она.
Я крепче сжал ее пальцы в своих ладонях и заметил, как они потеплели в моих руках и перестали дрожать.
А тот преступник?
Я сокрушенно вздохнул и поднялся на ноги.
Мы ничего не знаем о нем. Честно признался я. Ничего нет, даже для приблизительного портрета.
Кетрин опять опустила голову и закрыла глаза.
Почему он выбрал именно их? Пробормотала она себе под нос. Чем могут помешать простые, ну, хорошо, пусть не самые простыеобеспеченные, влиятельные, молодые, успешные, но, она издала тяжелый, грудной вздох и у меня внутри все оборвалось. Впервые я видел ее такой и это пугало меня до смерти. Они же никому ничего не сделали.