Ты даже это не смог довести до конца. Прошипел Марлини. Неудачник.
Он быстро развернулся на пятках, открыл дверцу для Кетрин и, дождавшись пока она сядет, подарил Гордону предупреждающе-грозный взгляд. Одной секунды которого было достаточно, чтобы понять насколько сильно в Марлини желание убить Майкла. Гордон посмотрел на мужчину только одно мгновение, но и от этого стало ясно, что тот не станет раздумывать нажать ли ему на курок.
Он сел в автомобиль, завел мотор, отъехал на несколько метров, завернул за угол и остановился.
Что такое? Удивилась Кетрин.
Кетрин, как ты? Ответил он вопросом на вопрос.
Он пристально посмотрел на женщину и, поймав ее взгляд, тут же отвел глаза, будто пойманный с поличным воришка. Она взглянула на него секунду и отвела глаза.
Все нормально. Равнодушно пожала она плечами.
Это не ответ. Напористо ответил Питер.
Что ты хочешь от меня услышать?
В голосе Кет чувствовалось нарастающее раздражение, и женщина отвернулась, будто зрительный контакт с мужчиной усилил бы ее злость.
У Питера голова готова была взорваться.
Правду. Просто ответил он.
Что ты хочешь услышать? Повторила она, уже почти перейдя на крик. Что я смотрю на него и вижу дьявола в овечьей шкуре? Или, что боюсь каждого его прикосновения, каждого взгляда от которого меня ток прошибает? Или, что я смотрю на него и понимаю какую ошибку совершила, но никак не могу понять когда именно: когда связалась с ним или когда ушла в первый раз? Или, что я не способна понять, когда этот мужчина превратился из любящего и заботливого в ревнивого и жестокого тирана? Кет почти плакала, но не от боли или обиды, а от злости, кипевшей в ней. Или, что я виновата в этом преображении? Ее голос перешел на шепот и Питер придвинулся к ней, чтобы обнять, но тут же остановился перед ее протянутой рукой. Тебе нужна эта правда? Все еще зло спросила она.
Она нужна тебе. Покачал головой он. Ты не нуждаешься в жалости, но не позволяешь никому даже посочувствовать. Ты не разрешаешь никому разделить свою боль, не задумываясь над тем, что это важно твоим близким. Теперь уже Марлини был на грани срыва, раздраженно бросаясь словами. Ты не понимаешь, что для окружающих твои страдания становятся невыносимыми, потому что никто не знает их сути, ты всех оставляешь в неведении, делая их пытку еще мучительнее.
Плечи Кет поникли, и она опустила голову на руки.
Я боюсь, Питер.
Марлини наклонился над ней, приподняв подбородок с готовностью выслушать и понять.
Боюсь, что все будут считать меня слабой, что. Я боюсь, что если заплачу, то уже не смогу остановится.
Никто не говорит о твоей слабости. Мужчина сжал ее ладони в своих и глупо улыбнулся.
Мой отец всегда говорил, что тот, кто плачет слаб.
Марлини нервно покачал головой, погладив женщину по коленям.
Кет, при всем уважении к твоему отцу, позволь с ним не согласится. Он говорил, что те, кто плачетслабаки, а я считаю, что тот, кто не плачет никогдаслаб.
Женщина недоверчиво посмотрела на него несколько секунд и потом, мягко улыбнувшись, кивнула. Для нее, словно, новый мир открылся, она неожиданно для самой себя осознала смысл слов напарника.
Поговори со мной. Он посмотрел вперед и завел мотор, дав понять, что дает ей время и не просит о сиюминутной откровенности.
Кетрин опустилась лбом на его плечо, и тяжело выдохнула, почувствовав, как с этим вздохом вылетает и та тяжесть, которая гнетущей мантией лежала на ее плечах уже очень долго.
***
Поздно вечером вся община вышла в пустыню и разожгла большой костер. Люди бросали в огонь сухие ветки, приговаривая что-то тихо и неразборчиво. У костра не было только старейшины. Он стоял у своего шатра и смотрел, как черное суровое небо вдалеке озаряется яркими вспышками молний. До того места, где он находился, доносился только слабый отзвук грома.
К шатру подошел молодой высокий парень в черном тюрбане и черном балахоне.
Старейшина, Вы звали меня? Обратился он к пожилому мужчине, от которого доносился пряный пьянящий аромат кальяна.
Да, Саид. Я прошу отнести эти свитки.
Старик достал из балахона длинную узкую, резную шкатулку и открыл ее. Внутри нее лежал блестящий клинок с кривым лезвием. Позолоченная рукоятка была украшена надписями на иврите и странными символами. А под ней сверток, перевязанный черной лентой. Старейшина взял клинок и вложил в ножны, болтающиеся у него на поясе, а сверток отдал молодому мужчине.
Конечно, старейшина. Остается все меньше дней, а они не хотят выполнять наши требования. Сказал тот, с поклоном принимая свиток.
Ничего, мы не остановимся. Они рано или поздно сдадутся. У них не будет выбора, ведь на кону их собственные жизни. Заверил его старейшина. А теперь ступай.
Да, старейшина. Молодой человек поклонился и, засунув свиток за пазуху, отошел от шатра.
Через несколько минут старик присоединился к своим общинникам, терпеливо ожидающим его. Как только он занял свое почетное место в центре круга, один из слуг стал подносить каждому из общинников широкую плоскую чашу, обмазанную белой глиной, с черным пеплом. Мужчины брали в руки пепел и обтирали им свои лица. Когда все общинники совершили этот ритуал, слуга подошел к старейшине и, упав перед ним на колени, поднес чашу с оставшимся пеплом.
Старейшина взял горсть и, встав перед костром, сдунул этот пепел с рук. Костер вспыхнул ярким пламенем и искры брызнули во все стороны
Разлетится этот пепел, принося не благо, а неся лишь мор и разрушения!
***
Они сидели на полу узкого кабинета с тремя письменными столами, расставленными у стен и заваленными бумагами, рассматривая черно-белые фотографии с места последнего убийства.
Тут тишина как в монастыре. Сказал Оливер.
Его спокойный голос гулко отозвался в шипящей тишине и проскользнул среди шелеста бумаг.
Не то что у нас. Усмехнулся Марлини. Когда Патрон кричит, что ему не позволили отдохнуть 14 июля.
Или когда Паркер визжит на Говарда, что тот опять запоздал с отчетом и Теренс им головы открутит. Добавил Оливер. У нее милая головка, такую жаль потерять.
Кетрин захохотала. Впервые за долгое время так искренне и откровенно, что оба ее напарника удивились.
Или когда Сара стонет под лестницей. Произнесла она, закусив губу.
Ты видела? В голос спросили мужчины.
Кетрин смущенно подняла на них глаза, потом опустила к бумагам и пробормотала:
Я один раз застукала ее с агентом Мишо.
Ох, твою мать! Марлини вытер вспотевшие ладони о брюки.
Я поражен! Возмутился Оливер. Когда мы с Барбарой поженились, Теренс нас чуть ли на месте не растерзал и все время твердил, что мы не сможем работать вместе, хотя, технически она даже не в нашем отделе! А тут Сара трахается прямо под его носом и ничего!
Не удивлюсь, если она спит еще и с ним.
Кетрин впервые позволила себе такое фривольное замечание в адрес Генри, поэтому и Нолл, и Питер присвистнули от удивления.
Ну, а что?! Невинно спросила она. Она спит со всеми подряд!
Марлини широко улыбнулся, радостный, скорее от непринужденности их беседы, чем от сплетен про коллег. А Оливер наблюдал за ним, как натуралист присматривает за новым зверем в заповеднике.
И когда их разговор, наконец, начал клеится и не содержал только факты о расследовании, Кетрин позвонили.
Лилиан! Удивилась она позднему звонку няни Рейчел. Простите. Она поднялась на ноги, отряхнулась и вышла в коридор.
Питер проводил ее беспокойным взглядом, а Оливер наблюдал за его реакцией.
И долго ты будешь себя так вести? Спросил он, пока Кет покинула их.
Как? Марлини попытался сделать вид, что не понимает, но Нолл одним хмыканьем привел его в чувство.
Ну а что я могу сделать? Признаться ей сейчас? Да она меня на смех поднимет! По-твоему, она поверит сейчас?
Оливер дернулся, будто через него прошла эпилептическая конвульсия и протяжно выдохнул. Он сжал челюсть и требовательно приподнял бровь. Нет, сегодня, Марлини не уйдет от разговора.
Я не говорю признаваться сейчас, но, может, хотя бы объяснишься перед ней. А лучше сначала перед Терезой.
Питер горько усмехнулся. Он ухватил волосы, сжав их в тугой кулак, и опустил голову.
Оливер, хотя бы ты не начинай. Можно подумать мне легче от этого.
Питер, ты сам отправил себя по дороге из черного кирпича. И вместо того, чтобы уйти в сторону, упрямо следуешь вдоль темной стороны. Один раз ты уже совершил подобную ошибку и на твое счастье, Кетрин о ней не знает. И я молюсь, чтобы никогда не узнала! Наверное
Питер выслушивал его с напряженным вниманием, лишь изредка хмыкая и, в конце концов, неучтиво фыркнул.
Ты не знаешь всего. Думаешь, я просто захотел отвлечься! Мужчина на секунду задумался, уставившись на напарника. Хотя, да, ты прав, я захотел отвлечься.
И ты думаешь, что это правильно? Чего ты ожидал, что она кинется тебе в объятия после пары слов? Помнится мне, один раз она уже поверила твоим словам. Ядовито заметил Оливер, выслушав Питера. Я тебе уже говорил, она как никто заслуживает правды и того, чтобы ты вел себя
Он не договорил. Лицо Марлини исказилось в отвратительной гримасе.
Думаешь, я не понимаю?! Зарычал он, вскочив на ноги. Я просто понял, что никогда не смогу иметь желаемое, так пусть у меня будет хотя бы жалкое утешение.
Оливер разочарованно покачал головой.
И ты тем самым готов разрушить жизни троих: Терезы, которая вынуждена терпеть унизительное положение «замены»; Кетрин, которая вместо настойчивой уверенности в твоей искренности получила пинок под зад, в очередной раз; и свою, будучи вынужденным жить с той, которую не любишь. Ты воспользовался этой заменой? Получил, чего хотел? Голос Оливера возвысился на несколько тонов.
Ответ не требовался: все и так стало понятно, после одного взгляда на глубокие, темные глаза Питера, полные отчаяния и ненависти к самому себе. Его спасло только возвращение Кетрин, которая теперь была чернее тучи и ее опущенные плечи, говорили только о том, что Лилиан не сообщила ничего приятного.
Кетрин? Питер подскочил на месте и подлетел к ней в одну секунду. Что такое? Что-то с Рейчел?
Оливер обернулся и увидел изменившуюся Кет. Она ссутулилась, ее глаза поблекли и покраснели от усталости, она, будто, высохла.
Кет? Окликнул он ее. Ты в порядке?
Она подняла на мужчин покрасневшие от усталости глаза.
Все нормально. Она подарила им мягкую, сонную улыбку. Она немного приболела. Лилиан позвонила просто, чтобы предупредить. Сказала, что вызвала маму и та ее осмотрела. Я поговорила с мамой. Ничего серьезного, правда.
Она посмотрела на Питера, чувствуя как затряслись его руки и постаралась улыбнуться. Не волнуйся. Ее голос дрожал и Марлини не смог стерпеть. Он притянул ее за плечи и прижал к себе.
Все, действительно, в порядке? Спросил он.
Кетрин вздохнула и кивнула.
Да, мама бы не стала врать. Она передавала тебе привет. И тебе. Она выглянула из-за плеча Питера и посмотрела на Нолла.
Может, тебе лучше вернуться? Предложил он.
Кетрин усмехнулась и слегка оттолкнула Питера. Тот отступил, но продолжал держать ее ладошки в мгновение похолодевшие.
Кто ж меня отпустит. С сожалением заметила она. Лили обещала звонить. И, она вздохнула полной грудью, дети ведь болеют? Это нормально?
Она подняла глаза на Питера и тот мягко улыбнулся ее кристально чистому, непорочному взгляду.
Ну, конечно, милая. Это нормально. Ей всего полтора года. Все в порядке. Простудаэто не страшно. Наверное, продуло на улице или ее слишком тепло одела Лили. Такое случается.
Он говорил уверенно, хотя сам трясся, будто его колотил озноб. Его малышку не смели касаться даже такие мелочи, как насморк и температура.
Кет, тебе нужно отдохнуть. Оливер подошел к ней, неуверенно поднял руку и провел ладонью по ее щеке. Нам всем. Добавил он, бегло посмотрев на Питера.
Тебе нужно поспать. Подтвердил Марлини. Я позвонил в египетскую разведку, связался с теми агентами, которые приходили к нам. У нас назначена встреча на завтра.
Кетрин кивнула и медленно закрыла глаза.
Я заведу машину.
Оливер спешно вышел из кабинета, в глубине души боясь оставить их с Марлини наедине.
Маннерс сказал, что Наг-Хаммади хотел поговорить с кем-то после того теракта, но потом резко передумал. Почему?
Ее голос был тих и нежен, как прикосновение матери к своему малышу. Марлини отпустил ее, наклонился и взял несколько фотографий с пола.
Пойдем. Нам нужно возвращаться в гостиницу. Обо всем этом можно подумать и завтра.
Он помог ей надеть пиджак и собрал все бумаги, разбросанные по полу в одну стопку, которую положил на край стола.
Питер, женщина положила свою руку ему на предплечье, заставив посмотреть на себя. Как давно ты звонил Терезе?
Терезе? Питер удивился так, словно впервые слышал это имя.
Кетрин обогнула его и открыла дверь.
Просто я ни разу не видела, чтобы ты разговаривал с ней. Небрежно сказала она, уже пожалев, что начала этот разговор.
Кетрин, теперь пришла очередь Питеру напрячься.
Она что сговорилась с Оливером? Он облокотился на край стола, задвинув бумаги, как можно дальше. Не слишком ли много упоминаний о его девушке от посторонних за сегодня?
Девушка остановилась, прикрыв дверь, и подошла к напарнику ближе. Марлини не смотрел на нее, уставившись в темное застарелое пятно от пролитого кофе на полу.
Я не думаю, что мои отношения с Терезой
Кетрин вернула ему прикосновение, подняв его лицо на себя.
Питер, ты не должен говорить. Прости, что я спросила, ты прав, нам нужно возвращаться. Попыталась уйти она от темы. Я просто распереживалась насчет Рейчел и вспомнила, что ты не звонил Терри. Это не мое дело, в любом случае.
Она повернулась, чтобы уйти, но Марлини быстро выпрямился, нависнув над ней всем своим ростом.
Нет, Кетрин, нет! Это хорошо, что ты спросила.
Он долго собирался с мыслями и Кетрин слышала, как томно тикают настенные часы в кабинете, где их определили. Она уже пожалела, что спросила и теперь не знала, как выкрутиться. В конце концов, Питер не обязан был ей ничем. Она сама придумала себе сладкое окончание их истории после тех поцелуев и фактически сама втолкнула себя в его руке на дне рождения дочери. Так что он всего лишь проявил вежливость. Но не обязан был уходить в монастырь из-за этого.
Марлини чувствовал как ком образуется у него в животе и поднимается все выше и выше. Тошнота стала подкатывать к горлу и он заговорил, чтобы предотвратить ее.
Тереза хорошая девушка и она нравится мне, но, Питер покачал головой и отошел от девушки, не зная как продолжать.
Но ты не видишь с ней будущего? Закончила она за него фразу.
Он никогда бы не подумал, что будет говорить о подобных вещах с Кетрин. Не то чтобы он не доверял ей, или она не могла понять его. Скорее наоборот, она слишком хорошо знала его и слишком хорошо понимала. Как никто. Он никогда не имел такого друга, во всяком случае, среди женщин точно. Кетрин же была воплощением преданности, чуткости и в тоже время честности. Она не была тем другом, который будет лгать тебе, лгать, лишь бы не обидеть, она скорее скажет правду, чем скроет ее. Она спорила с его идеями и методами, но уважала его мнение.
Если вы смотрели на ее внешность, то видели женственную, привлекательную, мягкую девушку, но если вы смотрите в ее душу, то видите стальной шар, готовый раздавить вас в случае надобности. Она как атом, убивающий, так и дарующий энергию, она могла убить, но могла и возродить тебя, собрав весь пепел в твоей душе и вдохнуть в тебя жизнь.
И с каждым днем Питер чувствовал как эта дружба одновременно и крепнет, и разрушается. Они становились все ближе друг другу, почти переходя опасную черту. И когда он, в конце концов, решил ступить на новую землю, вернее, на старую землю с новым ковром, он же и сбежал. И теперь не знал, как в этом сознаться.
Я просто не могу дать ей того, чего она ждет от меня, а заставлять ее ждать еще более подло, чем держать при себе. Она симпатизирует мне, а я могу лишь убеждать себя каждый день, что смогу ответить тем же, ища в ней свой идеал. Проговорил Питер с исповедальной интонацией.
Кетрин наклонила голову, ее руки опустились по швам, а плечи поникли.
Ты осуждаешь меня? Усмехнувшись, спросил Марлини.