Что он делал?
Мистер Борден сказал ему, что он Гитлер и что он должен произнести речь. И он произнес классную речь. Но вот что странно. Папа когда-то учил немецкий в колледже, но с тех пор ни слова по-немецки не сказал, а всю речь произнес на беглом немецком языке. Правда, странно?
Да. Энн снова оживленно болтала, прижавшись ко мне в широкой кабинке, и я почувствовал, как ее пальцы, словно случайно касались моего бедра. Я откашлялся.
Тебе миссис Уэвер не очень нравится, да?
Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Все просто. Ты вытаскиваешь меня сюда и рассказываешь мне о ее вранье.
Энн улыбнулась.
Она мне не нравится. А сюда я тебя не тащила, ты сам прибежал. А здесь я тебя поймала, правильно?
Не надолго. Джей казался озабоченным в последнее время? Не в настроении?
Ага. Что-то его тревожит, не знаю, что именно, но видно, что он чем-то озабочен.
Глэдис не заметила. ^
Или так говорит. Хотя она ничего бы не заметила, даже если бы луна свалилась с неба.
Некоторое время я молчал, размышляя о Джее и его чертовом попугае. Похоже, что ему не понравилась моя мысль рассказать всю историю его семье. Не поверил сначала он и мне, а может не верит и до сих пор, что все это результат гипноза, в чем я убежден. Мне совершенно не нравилось наблюдать за тем, как Джей разваливается на куски на моих глазах, и собирался я поймать его неуловимую птицу по многим причинам. Во-первых, наша дружба, его вера меня и его уверенность, что я смогу его выручить. Во-вторых, конечно, Глэдис. Мне казалось, что мой долг Джею намного превышает мои возможности погасить его. Однако я мало чем мог помочь ему, держа язык за зубами, а во всем этом запутанном деле было несколько весьма странных вопросов. Я еще минуту раздумывал, а потом выложил Энн всю историю с попугаем Джея. В заключении я сказал:
Вот так. Попробую встретится с этим Борденом сегодня вечером, если смогу найти его. Что-то подозрительно.
Она нахмурилась и была абсолютно серьезна.
Я ничего об этом не знала, Марк. Я видела, что папа чем-то озабочен в последнюю неделю, но считала, что это пройдет. Странно, в тот вечер о попугае ничего не говорилось. Просто несколько трюков, ну как с Гитлером, да небольшая лекция о гипнозе, которую прочитал Борден.
Какие еще трюки? Что еще он приказал Джею сделать? Расскажи мне все об этом вечере, хорошо?
Официант принес напитки, я отхлебнул рома с содовой, а Энн начала рассказывать.
Мы устроили ужин в субботу вечером, было восемь человек. В восемь часов явился Борден. Он прочитал небольшую лекцию, а потом продемонстрировал на папе трюк, когда человек падает, ну знаешь он стоит, а Борден ему говорит, что он наклоняется назад, ниже, ниже, еще ниже и когда папа упал, Борден поймай его. Потом он на отце еще кое-что продемонстрировалгипнотический маятник, тяжелая рука и так далее.
Я прервал ее.
Ты много знаешь о гипнозе. Откуда?
Я специализировалась по психологии в колледже, да сейчас читаю «Журнал общей психологии» и некоторые другие.
Все еще читаешь?
Она улыбнулась и без всякой рисовки сказала:
Я закончила колледж год назад с лучшими показателями на курсе. Яголова. Точно. Я считаю, что вообще-то я гений. Она рассмеялась.
В прошлом году? Так тебе только двадцать один?
О! раздраженно воскликнула она. Только двадцать один. Если бы я с пятнадцати лет села на героин, сколько бы мне было сейчас. Она вскинула голову. Ладно, когда Борден с этим закончил, он привел нас всех в расслабленное состояние и попытался провести групповой гипноз. У него получилось с папой, Глэдис и Эйлой. Потом он гипнотизировал их по очереди. Ушел после двенадцати. Было очень весело, но со мной у него ничего не получилось. Думаю, что тут моя вина. Я хотела посмотреть, что будет дальше. Кроме того, я не хотела, чтобы он меня загипнотизировал. Она умолкла и посмотрела на меня, слегка втянув щеки. Потом шаловливо сказала. Но тебе бы я позволила, если бы ты захотел, Марк.
Я не обратил внимания на эту реплику и спросил:
А что дальше?
Как что? Я была бы полностью в твоей власти, дорогой.
Черт побери, ты же знаешь, что я имел в виду. Что потом произошло на вашем вечере?
Она снова посмотрела на мой рот, все еще втянув щеки, будто покусывая их изнутри. Губы у нее все время двигались туда-сюда, как будто месили что-то. Ее пальцы все еще касались моей ноги, потом она положила ладонь мне на бедро. От ладони исходил такой жар, словно она лежала прямо на коже.
Энн сказала каким-то новым, натянутым голосом.
Забудь о том вечере, Марк. Давай поговорим об этом вечере. О нашем вечере.
С каждой минутой я все больше и больше запутывался. Казалось, Энн была то в одном, то в другом настроении. Какое-то мгновение она была веселой и милой, очевидно вполне нормальной, а потом ее охватывало, почти поражало, какое-то странное состояние, а может страсть. Я просто не мог разобраться в ней.
Послушай, Энн, голубушка, сказал я. Это не вечер. Понятно? Просто приятная беседа и мне нужна кое-какая информация. Выкладывай.
Она вздохнула и слегка улыбнулась.
Окей. Полагаю, ты здесь босс.
Судя по голосу вроде бы ничего не изменилось, никакой напряженности в голосе. Однако ее рука, по-прежнему лежавшая на моем бедре, немного дрожала, и я чувствовал эту дрожь всем своим хребтом.
Она продолжала рассказывать. Борден заставил их проделывать разные штуки. Правда, никаких попугаев. Он рассказал Глэдис, что после того как он разбудит ее, он будет касаться своего носа и она каждый раз будет вставать, откашливаться и садиться. Она так и делала. Когда Борден спросил ее, почему она так делает, она ответила, что ей защемило спину и она пыталась от этого избавиться. Правда, смешно, как они всегда объясняют причины своих действий после внушения?
Иногда ничего смешного в этом нет. Никакого попугая, а?
Абсолютно никакого.
Джей оставался наедине с Борденом?
Дай подумать пожалуй, один раз. По-моему, он пошел с папой в его кабинет выпить. Впрочем, это было после того, как все уже закончилось, да они там долго и не задерживались. А что?
Просто любопытно, Энн. Ни в чем нет уверенности. Больше ничего не хочешь рассказать?
Больше ничего, ну, что, все?
Нет. Как насчет того, чтобы дать мне списочек всех, кто присутствовал у вас в тот вечер?
Она несколько мгновений молчала, потом выражение лица у нес снова изменилось.
Мне придется убрать руку, сказала она. Ты вел себя так, как будто и не знал, что она там, Марк.
Я поразился, как напряженно звучал мой собственный голос, когда я ответил.
Я знал, что она там.
Она улыбнулась, не разжимая зубов, и нежно провела ладонью по моей ноге. Потом потянулась к сумочке и вынула карандаш и кусок бумаги. Во рту у меня пересохло.
Перед тем как начать писать она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц и нежно произнесла:
Угу. Пожалуй, ты знал. Потом небрежно сказала. Давай посмотрим, так, папа, Глэдис и я, потом Артур в длинных кальсонах. Затем мистер Ганнибал, папин адвокат и вроде как друг семьи. Он пришел с мисс Стюарт. Еще Питер Солт и Эйла Вейчек. Он художник, а она натурщица. Боюсь, она тебе понравится. Она писала и говорила одновременно.
Почему она мне понравится?
Потому что она просто прелестна. Тебе разве не нравятся прелестные женщины?
Конечно нравятся, но
Я тоже прелестна, но может она больше в твоем вкусе. Ее можно назвать сексуальной. На вид сладострастная, даже больше, чем я. Она сделала паузу и потом добавила. Конечно, она немного глупа.
Теперь знаю, что она мне понравится. Однако я могу не понравится ей.
Энн подвинула мне листок через столик и сказала:
Если не понравишься, то сразу поймешь. Она хмыкнула.
А если понравишься, то тоже сразу поймешь. Одно только у Эйлы плохо. У нее большая грудь. Она улыбнулась и продолжила, как бы специально разжигая мое воображение. Хотя не знаю, если бы ты увидел ее обнаженной, ты мог бы со мной не согласиться. Это могло бы тебе понравиться.
Я не знал, что сказать.
Но ты же никогда, сказала Энн, не видел Эйлу. Тебе будет трудновато представить, как она выглядит в обнаженном виде. Она сделала паузу и еще нежнее сказала. Но ты можешь представить меня, правда, Марк?
В этом-то и была вся беда: я уже этим занимался.
Попробуй, Марк, сказала она. Посмотри на меня и постарайся представить. Она откинулась назад, прислонившись к стенке кабинки. Сейчас же, Марк.
Я все же посмотрел на нее, на все выпуклости и округлости тела, которые так ясно вырисовывались под облегающей шерстью. Потом вспомнил про Джея и Глэдис. Я отодвинулся от нее и грубо произнес:
Ради бога, Энн, дай парню отличиться. Прекрати и слушай внимательно. Почему ты считаешь, что я встречусь с этой Эйлой? Или с кем-нибудь еще?
Она вздохнула, пожала плечами и выпрямилась:
Очень просто, молвила она наконец скучноватым голосом. Ты расспрашиваешь Глэдис о папе и вечере. Ты забрасываешь меня вопросами. Теперь этот папин попугай. Когда мы расстанемся, ты обойдешь всех, кто был у нас вечером, может для того, чтобы узнать кто из нас вретя или Глэдис. Разве не так? Так же, детектив.
Ну
Конечно, обойдешь. Хочешь чуть-чуть повеселиться?
Ну
Когда встретишься с Питером Солтом, скажи ему, что ты художник. Может он продемонстрирует тебе свои картины. Она показала на листочек бумаги. Здесь имена и адреса, которые я знаю.
А эти картины. Хорошие?
Просто писк. Он пишет обнаженную натуру.
Обнаженную натуру? Что ж, обнаженная натура мне нравится.
Хорошо, сказал я. Тогда в свободное время займусь картинами.
Она допила стакан.
Еще.
Э нет. Я должен встретиться с гипнотизером.
Правда, Марк, сказала она серьезно. Мне хочется еще выпить. Я не хочу, чтобы ты уходил. Пожалуйста. В ее голосе чувствовался подвох.
Я серьезно посмотрел на нее.
Энн, в чем дело? Ты же знаешь, у меня работа, и мы не можем просидеть здесь весь вечер. Я посмотрел вокруг. И уж, конечно, не в этом заведении. Несколько странное для нас местечко, согласна?
Она не улыбнулась в ответ, а без обиняков сказала:
Это клуб педиков. Я здесь как дома.
Ты? Но ты же не
Она прервала меня.
Не так, конечно. Замялась, потом придвинулась ко мне, тесно прижавшись своим бедром к моему. Она сложила руки на коленях и без улыбки смотрела на меня. Еще до того, как она начала говорить, я понял, что она собирается рассказать что-то о себе, и внезапно мне расхотелось ее слушать.
Однако Энн прямо посмотрела на меня и поспешно сказала:
Они все больные, поэтому я здесь чувствую себя как дома. Видишь вон того коротышку в кабинке напротив нас?
Мне не надо было смотреть на него. Я уже засек этого малого, потому что официант уже три раза подходил к его столику, тогда как мы с Энн выпили только по разу.
Энн сказала:
Он гомик и ему это не нравится. Может он чувствует свою вину. Поэтому, он еще и пьяница. Алкаш. До первого стакана с ним все нормально, но потом, ну в общем, он не в порядке. Он мне нравится. Я похожа на него.
Я нахмурился, все еще недоумевая, и она прояснила значение своих слов, коснувшись меня рукой и еще теснее прижавшись всем телом ко, мне.
Только в моем случае это не алкоголь, Марк. Это ты.
Она была совсем малюткой, но вела себя так странно, что я почти боялся ее. И потом, горячая настойчивость, чувствовавшаяся в ее словах и движениях, передавалась и мне. Молодая, пылкая, прелестная, и я уже начинал думать о ней больше как о женщине, чем как о дочери моего друга.
Я и так оказался серьезно замешанным в делах Уэверов, а Энн мне слишком нравилась. Я не хотел увязать еще глубже.
Мы все выяснили, Энн. Я отвезу тебя домой, сказал я.
Она запротестовала, но когда я выскользнул из кабинки, последовала за мной и пошла к двери. Когда мы выходили, пианист коснулся своими длинными белыми пальцами клавиш и выдал нежный вздох в микрофон.
Всю дорогу она сидела, сжавшись в комочек на сиденьи, закрыв глаза и скрестив руки на груди, словно обнимала саму себя. Я взглянул на нее один раз и увидел, как ее бедра слегка извиваются. Ее глаза были все еще закрыты и, казалось, что она даже не подозревает, что я здесь.
Однако когда я остановился перед большим домом на площади святого Эндрюса, она взяла меня за руку и подвинулась поближе ко мне:
Марк.
Да, Энн?
Я надеялась, что ты меня куда-нибудь отвезешь. Не сюда. Не домой.
Я же сказал, что отвезу тебя домой.
Я знаю. Но я думала Ладно, ничего. Марк, посмотри на меня.
Ее лицо было так близко, что я ничего не видел, кроме нежных бровей, больших зеленых глаз и изогнутых алых губ. На нем застыло напряженное выражение. Влажные губы раскрылись.
Поцелуй меня, Марк. Одной рукой она обвила мою шею, придвинулась еще ближе, нагнула мою голову и прижалась ко мне губами. Ее поцелуй был нежным, губымягкими и теплыми. Сначала. Потом он стал требовательным, жаждущим. Это был уже не поцелуй, а приглашение. Я обнял ее, прижал к себе, наши губы слились и язык ожил.
В конце концов я положил ей руки на плечи и мягко оттолкнул от себя.
Подожди минутку, Энн. Это ничего хорошего не даст.
Пожалуйста, Марк. Ее нетерпеливые руки без устали трудились, зубы были крепко сжаты. Я видел, как бьется жилка у нее на щеке. Меня обдавало ее горячее дыхание.
Энн, мне надо ехатьсейчас же. Мы не можем. Мне надо встретиться с Борденом.
Марк. Я тебе совсем не нравлюсь? Ты считаешь, что я некрасивая?
Мои пальцы чувствовали ее мягкие плечи. Каждые несколько секунд ее тело вздрагивало, и эта дрожь через пальцы проникала в мое тело.
Конечно, ты красивая, сказал я. Ты прекрасна, ты восхитительна Я умолк. Я не мог найти слов, чтобы объяснить ей мое состояние.
Тогда не будь жестоким, лепетала она. Я же сказала тебе за столиком, как я себя чувствую. Помоги мне, Марк, помоги.
Она еще крепче обняла меня и снова прижалась ко мне. Ее губы снова слились с моими. Ее пальцы скользнули по моей щеке и вниз по груди. Через тонкую рубашку я почувствовал, как ее ногти врезаются в тело. Сердце у меня тяжело забилось.
Я чувствовал ее мягкое, податливое тело. Она повозилась со свитером и прижала мою руку к своему телу. Она запустила мне руку под рубашку и я почувствовал, как ее ногти вонзились мне в кожу. Я провел рукой по ее телу и обхватил ладонью ее твердую, теплую грудь. Ее губы жадно впились в мой рот, мое лицо пылало от ее дыхания. Казалось, что ее грудь обожгла мою ладонь, когда она выпрямилась и выгнулась вперед. Все слилосьее нежная грудь, бархатная кожа, ее бедра, влажные требовательные губы.
Марк, нежно прошептала она. Марк, полюби меня, люби меня, люби меня.
Эти слова, как ледяная вода, обрушились на мою плоть.
Я вдруг вспомнил, как Глэдис произносит те же слова, почти так же, как Энн, те же едва слышимые фразы, нетерпеливые, неразборчивые, слившиеся в одно слово. Вспомнил, как напрягается тело Глэдис, а ее руки судорожно впиваются в мое тело. Глэдис. Миссис Уэвер.
Я неожиданно грубо оттолкнул Энн от себя.
Она охнула.
Марк!
Иди домой, Энн. Я не узнал свой голосгрубый, мерзкий.
Что случилось? Я не понимаю.
Пожалуйста, Энн. Иди домой.
Ты серьезно?
Да.
Не знаю, как долго она смотрела на меня, моргая и крепко сжав рот. В конце концов она вымолвила, наклонив голову:
В чем дело, Марк?
Ни в чем. Не знаю.
Тебе что-то во мне не нравится?
Нет.
Тогда почему?
Не могу тебе сказать. Сам не уверен. Я совсем запутался. Просто просто забудь об этом, Энн.
Несколько мгновений она сидела тихо, потом тяжело вздохнула.
Я войду в дом, Марк, и поднимусь к себе наверх. И буду думать о тебе. Это то, что ты хочешь.
Наверное.
Я разденусь, думая о тебе. Лягу голой в постель. И буду думать о тебе. Я буду бодрствовать. И я буду думать о тебе.
Она умолкла. Я ничего не сказал.
Энн больше ничего не сказала. Через несколько невероятно долго длившихся секунд она вышла из машины и тихо захлопнула дверь. Я слышал, как ее высокие каблуки застучали по цементной дорожке. Входная дверь за ней закрылась.
Я еще немного посидел в машине, потом завел мотор и поехал в центр.
Глава 7
Дверь открыл сам Джозеф Борден, Я предварительно позвонил ему и сказал, что я частный детектив, но пока он не знал, что мне было от него нужно.