И с убийствами? с улыбкой спросил я.
Он вздрогнул, не уловив тона вопроса. Потом добавил:
Ну конечно Ну-с, я буду говорить, а вы записывайте
Разве мы на этой же почтовой бумаге будем писать?
Да, суховато ответил он, я люблю этот формат.
Он стал диктовать, а я, торопясь и волнуясь, записывал его сухие, короткие фразы. Какой-то преступник, герой его романа, писал своей возлюбленной о том, что он хочет кого-то зарезать, потом извещал ее, что преступление совершено; какие-то брильянты, какая-то кровь и загадочные исчезновениясловом, все, что должно услащать бульварные романы Меня ни капли все это не заинтересовало, и только, стараясь не пропустить ни одной из коротких фраз Медынина, я думал о том, как можно в чем-то подозревать, искать чего-то загадочного в этом одиноком самодуре, который платит такие деньги и тратит время на писанье ерунды
Если бы я знал раньше, что может получиться из того, что мне казалось не заслуживающим внимания
Когда мы кончили писать, Медынин отпустил меня к себе. Совсем уже подходя к своей комнате, я вспомнил, что забыл на одном из писем написать адрес, и вернулся назад.
Медынина в кабинете не было. Я подошел к столу и стал искать письмаих не было там. Я заглянул в корзину под столом.
Все, что я сейчас в течение трех часов писал с доктором, все это лежало изорванное на мелкие клочки. И только под пресс-папье на столе лежали два листка бумаги, исписанные моим почерком; случайно я заметил, что это из продиктованного романа, на одном из них было моей же рукой помечено: страница 13-я, на другом: 17.
Зачем это? тревожно мелькнуло у меня в голове. Зачем он разорвал все, что мы с ним писали? Неужели все это делалось только для того, чтобы в чем-то обмануть меня? Значит, я нужен здесь для чего-то другого? Для чего?..
Я осторожно ушел к себе.
Вечером я не хотел ложиться спать, но вспомнил о вчерашнем запирании и лег, не раздеваясь, натянув до глаз одеяло. Около часа ночи у двери раздались те же тихие, осторожные шаги, и я снова почувствовал, что меня рассматривают. Я задышал сильнее, чтобы показаться уснувшим давно. Несколько минут продолжалось тягучее молчание, потом снова послышались шаркающие медленные шаги, на этот раз уже от двери, и я, быстро вскочив, нажал дверную ручку.
И на эту ночь я оказался запертым.
Я решил ждать. Ночь надвигалась совершенно темная, грозившая подплывающими черными дождевыми тучами. Где-то на горизонте вспыхивали далекие, слабые молнии.
Нервы, измученные за эти два дня, заставляли меня прислушиваться к каждому шороху, к каждому крику совы, доносившемуся из леса, и к писку возившихся под полом крыс.
Запертый в маленькой комнатке этого затерянного в лесу дома, среди незнакомых мне людей, я не знал, кого звать на помощь, а главноенужно ли это Бежать или оставаться здесь ждать, что будет дальше? Я уверял себя, что день слишком ясно показал, что, несмотря на странность доктора, ни мне, ни кому-либо другому здесь ничто не угрожало, но что-то другое, какая-то внутренняя жуть заставляла меня дрожать всем телом и сжимать в кармане маленький браунинг.
Не помню, сколько времени просидел я на кровати, не в силах оторвать взгляда от замочной скважины, которая смотрела на меня, как змее, своим пустым отверстием, как вдруг под окном, немного ниже, кто-то постучал, судя по стуку, палкой.
Спите? услышал я тихий голос, заставивший меня вздрогнуть: это говорила женщина, которую я видел вчера.
Нет, так же тихо ответил я.
Тогда приходите сюда.
Идти ли? Если она сумасшедшая, я поступаю, как мальчишка, подвергая себя риску провести такую же тяжелую ночь, как вчера, если же нет Ну, конечно, нет, если опять кто-то запирал двери, если кто-то следил за мной пойду Теперь я уже знал, как надо открывать дверь. Я нащупал спрятанный у меня в боковом кармане ключ, открыл дверь и, как вчера, оглядываясь по сторонам, прошел на террасу.
Женщина ждала уже меня там
Увидев меня, она подбежала и горячо пожала руку.
Спасибо, спасибо, что пришли Здесь можно говорить Он у себя, в своей комнате Проклятая комната Если бы весь этот дом кто-нибудь сжег
Я нагнулся с террасы и посмотрел. Весь дом спал, и только одно окно было освещено красноватым, мутным светомокно кабинета Медынина. На фоне темной стены дома, среди ночной тьмы и тишины, оно казалось окровавленным мутным глазом, подсматривающим за ночью. Должно быть, и на меня оно действовало так же, как и на эту женщинуя вздрогнул и отвернулся.
Вы разговаривали сегодня с ним?
Да.
Он говорил вам обо мне? в тоне ее вопросов было что-то властное и настойчивое.
Да.
Что же он вам говорил Говорите, ради Бога Он говорил, что я сумасшедшая? Да? Ну, да?.. Отвечайте же!
Да.
Ну, конечно и она улыбнулась так горько, что несознаваемая, непонятная жалость кольнула сердце, если бы это было так Ну, а вы верите этому? Вы сами
Теперь, находясь рядом с ней, я не знал, что думать. Предо мной стоял совершенно здоровый человек, убитый только одной навязчивой опасностью и страшными догадками, которые эти два дня повисли и надо мной.
Нет Я не верю
Она с благодарностью взглянула на меня.
Спасибо Мне легче от этого Ведь я одна здесь
А ваша дочь?.. спросил я.
Что-то конвульсивное пробежало по ее лицу, и она закрыла глаза руками.
Девочка Бедная девочка, прошептала она, неужели этот зверь убьет и ее Господи..
Да говорите же! почти вскрикнул я.
[III]
Она начала рассказывать. За эти пять минут, пока я слушал ее, много мыслей промелькнуло у меня в голове, но теперь, после всего, что произошло со мной после, со стыдом я должен сознаться, что главная мысль была та, что предо мной сумасшедшая, и я совершаю преступление, заставляя ее рассудок напрягаться и мучиться
Около двух лет тому назад моему мужу в Петербург приехал его дальний родственник. Меня сразу не расположила к себе его манера то льстиво соглашаться с мужем, то враждебная и злая насмешка в его словах, в разговоре Но я очень любила мужа и даже, если бы что-нибудь и заметила, все равно не стала его огорчать. «Медынин, сказал как-то муж, мой дальний родственник по отцу. Он скоро уедет, а пока он у насотносись к нему теплее; он умный и чуткий человек, а главное, совершенно одинокий» Медынин стал бывать у нас чаще. Не знаю почему, может быть, это чисто женская предрасположенность, но у меня как-то щемило сердце, когда я уезжала и оставляла их вдвоем. Медынин часто уводил мужа в кабинет, и там они о чем-то долго и горячо совещались. На мои вопросы муж говорил, что они затевают какое-то коммерческое дело В первый раз я не верила мужу, у которого от меня до этого времени не было никаких тайн. Меня начало еще сильнее беспокоить, когда я заметила, что после этих бесед с мужем творится что-то неладное. Веселый и жизнерадостный до разговора с Медыниным, из кабинета муж возвращался какой-то странный. У него появился особенный, чисто болезненный мутный взгляд, он становился настолько рассеянным, что переставал подолгу отвечать на мои вопросы, а ночью, плохо засыпая, кричал и метался, отмахиваясь от кого-то руками. Если бы это был чужой человек, не скрою, мне было бы просто страшно оставаться с ним, но, поймите, ведь это свой, близкий, родной человек Я сама начала мучиться за него. Целый день он ходил, как совершенно здоровый человек, но к вечеру, когда раздавался звонок Медынина, он вздрагивал, как будто ему становилось холодно Я пробовала его увозитьон рвался в Петербург, не спал по ночам и худел И вот, в один день, когда я вернулась с прогулки домой, мужа не было дома. Прислуга сказала, что он уехал с Медыниным. Коротенькая записка мужа извещала меня, что он уехал к нотариусу с Медыниным заключать какой-то контракт. Я позвонила к нотариусудействительно, они были там Вернулись поздно вечером и сразу прошли в кабинет. Я взглянула на лицо мужаи с ужасом закрыла глаза. Мне казалось, что он двигается во сне, до такой степени он был бледен и беспомощен. Мы с мужем прожили двенадцать лет, и до этого дня я никогда не видела его таком состоянии О чем они говорили в этот вечер, я тоже не знаю: я лежала у себя на кровати и грызла подушку, чтобы и разрыдаться. Уходил Медынин тоже бледный, руки у него, когда он уходил, дрожали Я позвала мою дочку Валю, и мы вошли в кабинет. Муж сидел за столом и посмотрел на нас невидящими затуманенными глазами. «Уйдите, сказал он, мне надо побыть одному». Валя заплакалаона привыкла, что отец всегда ласкал ее. Мы ушли. Я промучилась целую ночь одна, а когда я под утро снова вошла Б кабинет, муж сидел в том же положении «Ты спишь?»спросила я. Он ничего не ответил. Я подошла к нему и положила ему руку на плечоон не шевельнулся. Я заглянула ему в глаза и понялаон умер
Она остановилась, на минуту замолчала. По щеке прокатилась слезинка.
Днем приехал Медынин. Я заметила, как у него хищно горели глаза «Что с ним?»холодно спросил он о муже. Я с отвращением отвернулась от него и заплакала. «Умер?»«Да» Он сделал попытку показать огорчение, но я чувствовала, как на губах у его пробегала скрытая улыбка. «Я сейчас позову врачей!»сказал он и позвонил куда-то по телефону. Приехали два врача и почему-то слишком поспешно констатировали разрыв сердца. Я чувствовала, понимаете, чувствовала, что и они лгали. Все это я помню смутно, потому что ничего не понимала от горя Медынин отозвал меня в сторону и что-то долго говорил о завещании. Оказалось, что муж оставил у нотариуса завещание, по которому все его состояние, около двух миллионов, переходит ко мне и моей дочери Вале, а после нашей смерти к его родственнику Медынину. «Но ведь он самоубийца, закричала я, какое же завещание?!..» Медынин взял меня за руку и твердо сказал: «Он умер естественной смертью, вы слышите это?..» Тогда, не помня себя, я закричала еще сильнее: «Он убит, убит! И вы убили его, убийца» Медынин засмеялся и сказал, что у него в руках свидетельство двух врачей «Они подкуплены», сказала я. «Докажите! со злобной усмешкой бросил он, да кроме этого, что мне за польза Ведь вы пока живы» Я не забуду этого тона, каким было сказано это «пока» Я осталась одна в городе, где у меня не было ни души
Как же вы попали сюда? перебил я ее.
Она, как будто не понимая меня, посмотрела куда то в сторону и ответила:
Я и сама не могу простить себе этого Недавно я стала получать от Медынина письма, в которых он умолял меня отказаться от моих слов, что он убийца моего мужа; он умолял меня приехать с Валей к нему в имение, чтобы я отдохнула после всех тревог и убедилась, что он мой друг. Тем более, что он был назначен опекуном Вали Я послушалась и поехала Боже мой, как я раскаиваюсь Каждый день я чувствую, что за мной следят, что добиваются моей и Валиной смерти, которая кому-то нужна Медынин стал мне еще страшнее и отвратительнее
Может быть, вам кажется, неуверенно сказал я, вы обвиняете Медынина в смерти мужа и поэтому
Кажется, печально покачала она головой, так зачем же он держит меня и мою девочку взаперти, почему он выдает меня за сумасшедшую, почему он пригласил вас
Какменя? дрогнувшим голосом спросил я. Причем я
Вы с ним не оставались вдвоем? резко спросила она. В той комнате Вот в той, где огонь
Нет
Он вам ничего не говорил Бедняга и она посмотрела на меня тем теплым и сожалеющим взглядом, какие я, наверное, не раз бросал на нее во время ее рассказа. Неужели еще вас он замучает, как того
Кого? спросил я, оглядываясь по сторонам.
Того Прежнего Она наклонилась ко мне и, сбавив голос, проговорила:Он до вас выписал из города одного человека, такого же молодого, как вы По целым часам он сидел с ним вдвоем, а ночью его незаметно запирал
Я вздрогнул.
Как, и вас уже запирает? спросила она. Я видела, как тем человеком овладевает такое же состояние, как моим мужем Он часто ночью подходил к моей двери, стоял около нее Днем он ходил измученный и бледный, а один раз, когда Медынина не было дома, он убежал совсем я знаю, я слишком хорошо догадываюсь, что говорил ему Медынин Бегите и вы Бегитевы спасете себя А может быть, и нас с Валей
Красное окно потухло.
Идите скорей, он идет, шепнула она, прощайте Ради Бога, не оставайтесь с ним долго в той комнате Идите
В ту минуту, когда я возвращался в свою комнату, я был как в бреду Я ничего не понимал, сбитый с толку рассказом этой женщины Ведь если она не сумасшедшаяэто ужас
Первое, что я увидел, когда вернулся в свою комнатуэто была опрокинутая кем-то в темноте вазочка с цветами.
Связка ключей, вместе с тем, которым я открыл дверь, исчезла. Нащупывая рукой в темноте, я заметил, что со стола пропал мой браунинг.
В комнате без меня кто-то был.
Было уже около восьми часов вечера, когда Николай вошел ко мне и сказал, что меня ждет Медынин. Я чувствовал, что немного побледнел, когда услышал это распоряжение. Не мог же я нелепо отказаться от этого, раз меня звал мой хозяин, пойти к которому я обязан, тем более, что у меня не было причин для отказа, но что-то подсказывало мне отговориться и остаться здесь в, комнате. Все-таки я пересилил себя и пошел.
Медынин внимательно посмотрел на меня и показал на стул. Я сел. Он продолжал рассматривать меня, не говоря ни слова. Несколько минут длилось это молчание, более страшное, чем самые жуткие слова, которые я мог услышать от Медынина.
Вы меня звали? спросил я, чтобы скорей нарушить тишину.
Да, и он снова посмотрел на меня злыми, холодными глазами. Вы вчера ночью разговаривали с моей женой?
Я понял, что, очевидно, он видел нас, и не захотел лгать.
Да. Я разговаривал.
Он погладил бороду и закурил папиросу.
Вы не курите? Хорошо Скажите, вчера очень темная была ночь?..
«Что сказать?»подумал я, смутно догадываясь, что он хочет переменить тему разговора.
Да. Темная.
Но лицо вы заметили хорошо?
Да, хорошо Почему вы меня спрашиваете?
Может быть, вам это неприятно? насмешливо спросил Медынин.
Пожалуйста Почему же У вашей жены очень интересное лицо, одно из тех, которые редко встречаются Я бы узнал его из тысячи лиц
Ага, почему-то радостно вырвалось у Медынина, это хорошо
Я пожал плечами.
А дочку мою видели?
Нет, не видел.
Она живет рядом с ней. В ее комнату есть дверь из спальной жены, методически отчеканивая каждое слово, сказал Медынин.
Я хотел сейчас уловить в его тоне насмешку, но не мог. Он говорил это серьезно, таким тоном, каким объясняют дорогу.
Что вы сейчас делали? Вы не заняты?..
Я отрицательно покачал головой.
Тогда, может быть, мы пойдем в гостиную Мне хотелось бы с вами поболтать Тем более, что одному такая скука Пожалуйста.
Он встал с кресла и отворил дверь в соседнюю комнату. Мягкий, прозрачный красный свет густой волной хлынул оттуда.
Я вошел и с невольным чувством восхищения осмотрел каждую вещь, которую заметил мой глаз. Я не мог предполагать, что доктор Медынин мог быть таким эстетом и любителем роскоши. Он представлялся мне человеком, привыкшим к сухому и деловому тону своего кабинета, но все, что я увидел здесь, говорило как раз противоположное. Это была громадная комната с аркой, завешенной тяжелыми малиновыми портьерами, и убранная в чисто восточном стиле. И пол, и стены были обиты красными, пушистыми коврами; такого же цвета диваны и кресла были расставлены по стенам, а в середине стоял стол, на котором я заметил две каких-то восточных чаши и два розоватых кальяна. С потолка спускались на цепочках три лампы шарообразной формы из стекла рубинового цвета.
Ну чтонравится? спросил Медынин.
Очень, искренне сказал я, очень хорошо!..
Здесь я отдыхаю Я сделал все красного цвета, потому что он успокаивающе действует на нервы Здесь так приятно забытьсяничто не напоминает о том, что рядом кабинет, столовая, коридоры с их противным, желтым, раздражающим светом
Пока Медынин говорил это, я попытался проверить справедливость его слов; должен сознаться, что эта багровая окраска всего производила на меня совершенно другое впечатление. Потоки красного света из ламп как-то давили мозг, а тени от вещей и от нас не были резкими на красном фоне мебели и стен, а колыхались мертвыми, расплывчатыми пятнами. Было что-то тревожное в этом красном воздухе, и это впечатление еще более усилилось, когда я случайно взглянул на хрустальные графины с водой: красный цвет фантастически окрашивал их и, когда Медынин нечаянно толкнул один из них, мне показалось, что там как будто колыхнулась кровь
Медынин показал мне рукой на диван, а сам встал около портьеры и играл цепочкой. Я не могу забыть его сухой, гибкой фигуры в черном, наглухо застегнутом сюртуке, и бледного лица с черными горящими глазами Когда я опустился на мягкие подушки, с этого момента его глаза ни на секунду не отрывались от меня. Переходил ли он на другое место, менял ли ногунаши глаза не отрывались друг от друга. Красный свет воспалял глазавременами мне хотелось их закрыть, но немеркнущий, сверкающий взгляд Медынина мучительно тянул к себе.