Теперь я удалюсь в кабинет; мне необходимо пробыть там одному в течение некоторого времени, пряча в карман газетный номер, обратился Холмс ко мне и Лэстраду, стоявшему около дверного косяка, чтобы видеть лестницу. Может быть, мы кое-чего и добьемся.
Искусный сыщик заперся в кабинете, Лэстрад остался с полицейским в гостиной, а я вышел освежиться. Был уже третий час. В воздухе чувствовалось наступление летнего утра. Звезды гасли одна за другой, и алая полоса света завоевывала себе на небосклоне все больше и больше места. Где-то прокричал петух, послышалось глухое конское ржание. Несмотря на поздний час, мне не хотелось спать; вздернутые нервы и сознание того, что я присутствую при раскрытии загадочного преступления, совершаемом человеком, имя которого прогремело по всему свету, все это придавало мне неисчерпаемую бодрость и усталости как не бывало.
В самый разгар чудного теплого утра, когда солнце положительно заливало своими алмазными брызгами все вокруг, Холмс, утомленный, но по-прежнему спокойный, показался на пороге гостиной и поманил к себе Лэстрада. Их разговор продолжался с полчаса, после чего Лэстрад, озабоченный и серьезный, уехал на лошадях в Лондон, мы же с Холмсом помчались на том же автомобиле домой.
Дорогой мой спутник не выказывал расположения к разговору, почему я старался по возможности молчать. Перед тем же как разойтись по своим комнатам, Холмс сказал мне следующее:
В час дня я жду вас у себя в кабинете. Вам будет небезынтересно выслушать кое-что.
Я поблагодарил его за совместное путешествие и мы расстались. Только очутившись в своей комнате, я почувствовал сильное утомление: нервный подъем сменился реакцией, вызвав неимоверную слабость. Быстро раздевшись, я юркнул под одеяло и заснул так крепко, как никогда. Правда, сон мой был тяжел, даже кошмарен, но проснулся я лишь от настойчивого жужжания лакея, предупрежденного мною накануне.
В час я постучался в дверь кабинета Холмса. Послышалось«пожалуйста»; я вошел. Холмс, свежий и бодрый, со спокойно-довольным выражением лица, сидел за столом; около него помещалась груда только что полученных газет. Во рту дымилась сигара. В стороне белела какая-то бумажка. Я сел на предложенный мне стул и приготовился слушать.
Прежде всего, начал Холмс, коснемся того, что несомненно интересует вас, именновчерашнего приключения. Взгляните сначала на это. Он взял со стола и подал мне белевшую бумажку, которая оказалась телеграммой подобного содержания:
«Организация расстроена, многие переарестованы, в том числе и Бересфорд, опасность предотвращена. Земно кланяюсь гиганту сыскного дела и горячо благодарю его. Лэстрад».
Ну-с, перехожу к сути, сказал Холмс, кладя назад телеграмму.
При осмотре трупа я наткнулся, как вам известно, на три ссадины, две на шее, близ затылка, третья около правой скулы. Столь близкое соседство всех трех вызвало у меня подозрение, тем более, что ни на лице, ни на лбу никаких поранений не обнаруживалось. Подозрение облеклось в действительность после того, как я заметил изъян под левой ушной мочкой. Следы трения на перепончатой кожице дали мне ясную картину веревки, другими словами, присутствия рук человеческих. Но, вследствие несистематичности полос, сделалось очевидным, что петля была слишком широка, и потому смерть последовала от чего-то другого. Предшествующее тщательное исследование тела опять-таки, как вам известно, не показало наличности смертоносных ран, неповрежденной оказалась и голова, следовательно, причиной трагического исхода могло быть и должно было быть только удушение. Итак, конечное заключение, по окончании осмотра трупа, вылилось у меня в следующую форму:Некто, задушив девушку подушкой или ладонью, но не путем сжатия горла, ибо на горле никаких пометок не было, сволок ее тем или другим способом к речке и, накинув на шею петлю с привязанным к веревке камнем, бросил труп в воду, причем размер петли оказался недостаточно точно рассчитанным, т. е. чересчур великим.
Тело опустилось на дно и приняло такое положение: лицо внизу, затылок наверху; общее направление против течения. Тело натянуло веревку. Подбородок являлся несокрушимой препоной для веревки, затылок нет. Сила течения постепенно выбивала голову из петли и, наконец, выбила. Тело всплыло с несколькими ссадинами, в том числе с поврежденной левой заушной перепончатою кожицей, так как лишь уши могли быть тем существенным препятствием со стороны затылка, на котором всякий след ясен. В данном же случае пострадали не оба уха, а однооттого, что петля сползала, в силу известных причин, боком.
Далее. На основании учета таких данных, как безупречное поведение молодой девушки, ее серьезность и нравственность и отсутствие знакомств на стороне, из десяти вероятий девять было за то, что умертвил ее ее же барин, а не кто иной. Но, опять-таки, в силу тех же данных, почти все было за то, что убийство совершилось не на романтической почве, а в силу каких-то других, особенных обстоятельств.
В поисках за обнаружением вышесказанных обстоятельств, я начал свой обыск с кабинета, справедливо считая его наиболее интересной комнатой в этом отношении; многолетний опыт показал мне, что кабинет афериста в большинстве случаев служит его ловушкой. Но поиски мои не дали ничего положительного. Дело оказалось сложнее, чем я думал. Тогда я вызвал свидетелей, несмотря на подробный рассказ Лэстрада, допрашивавшего их в свое время, руководствуясь тем, что иногда повторные показания от изменения той или другой фразы или слова проливают лишний свет. Кроме того, тут было замешано еще нижеследующее намерение. Однако, в данном случае, предположение мое не оправдалось: я услышал точную копию. Тогда, по окончании показаний, я задал известный вам вопрос относительно количества ключей у американского замка, так как, не найдя ничего в кабинете, я сделал вывод, что имею дело с кооперацией, действующей при посредстве личных, но не письменных сношений. Будущее показало, что я ошибся во второй части своего вывода, тем не менее, поставленный мною вопрос вывел меня на истинную дорогу. Когда получился ответ, что в расходе было два ключа, я, убежденный уже в существовании кооперативного заговора, перешел из кабинета в спальню, как вторую по своему значению комнату в таких случаях. Здесь я сразу обратил внимание на груду номеров газеты «Daily Mail»: значит, Бересфорд читает на ночь. Лежа же на кровати, на отдыхе, читающий обыкновенно может более сосредоточиться, чем обыкновенно; раз же так, то на листе могут появиться пометки, характерные для данной личности.
При просмотре номеров мне внезапно бросилась на верхнем поле одного из номеров синяя нотабена; немного ниже чернел знакомый 450; знакомый вот почему: неделю назад я обратил внимание на следующее оригинальное объявление в означенной газете: А. В. (многоточие) крупно наверху, внизу же мелко: В. Г. У. Р. 2. Выписав весь текст целиком, я заметил и номер. Моя память дала о себе знать, как только я наткнулся на газетный лист и, развернув его, я, конечно, первым делом, взглянул на место объявления; оно отсутствовало.
Итак, шайка нашла более удобным в последний момент известить своего сочлена непосредственно, но не через посланцев, как было все время до сих пор, заключил я. Теперь оставалось лишь разобраться в тексте объявления. Я возвратился в кабинет и здесь, после больших усилий, напал на нечто важное. Придя к заключению, что литеры А и В есть не что, иное как начальные буквы имени и фамилии, я в то же время не упустил из виду, что рукописная буква В есть число тринадцать. Поэтому 13 ящик в конторке сделался объектом моего самого упорного внимания. Долго пришлось мне провозиться с ним; наконец, я нашел потайную кнопку, нажав которую, обнаружил секретное отделение.
Из бумаг, оказавшихся там, в форме писем, записок et cet., сделалось очевидным, во-первых, что некая организация задалась целью уничтожить существующее министерство путем одновременного умерщвления всех министров; во-вторых, что в организации существует несколько активных членов, каждый из которых, впредь до распоряжения, долженствовавшего изойти в форме газетного объявления от группы центральных членов-основателей и руководителей, у которых первые состоят на службе, жил в каком-либо месте поблизости от Лондона; в-третьих, что активные члены не более и не менее, как люди с очень скверным прошлым; в-четвертых, что Бересфорд один из них; и в-пятых, что объявление надо читать так: «Всем (А. В. ). Все готово. Риджентская улица, 2»; то есть общее и окончательное собрание назначено там. Но являлся вопрос: на когда было назначено общим собранием огульное преступление? Не было ли уже поздно? Вот почему на обратном пути я молчал: всякая лишняя минута значила смерть. Из телеграммы же Лэстрада видно, что мы не опоздали; накрытые члены повыдавали и других. Таким образом, дамоклов меч, грозивший нанести удар смуты и позора моему отечеству, пал на голову тех, кто оттачивал его. Но остается еще два пункта, неясные для вас, это число 13 и смерть служанки. Как я только что говорил, литеры А и В дали мне повод думать, что они начальные буквы имени и фамилии Бересфорда. Я не угадал их истинного значения, но мое предположение относительно 13 оказалось, хотя и случайно, совершенно правильным. Бересфорд (настоящая его фамилия пока еще не установлена), пользуясь комбинацией В и 13, чтобы не спутатьящика и не терять понапрасну времени, устроил секретное отделение в ящике 13. Вот и все.
Относительно же служанки, во-первых, на основании бумаг, в которых ни одним словом не упоминается о необходимости г. г. активным членам избавиться от их прислуги перед тем, как им придется приступить к своим обязанностям, во-вторых, на основании отсутствия аналогичных случаев в местах жительства других активных членов кооперации, ясно одно: факт неожиданен, т. е. Бересфорд, узнав, что она невзначай увидела или услышала кое-что, решил избавиться от нее, вернувшись для этой цели из Лондона через день после своего отъезда.
Холмс замолчал и принялся курить. Я с чувством невольного уважения, с примесью доли благоговения, смотрел на удивительного человека, сидевшего передо мною: сколько бескорыстия, сколько такта, какое отсутствие афишировки было в нем.
Докурив сигару, Холмс встал, прошелся несколько раз по комнате, затем снова сел. Лицо его сделалось серьезнее обыкновенного, на лоб легла морщина.
Прежде сказанное было первою частью нашей беседы, теперь очередь за второй, отнесся он ко мне. Так как, участвуя со мною в вчерашнем похождении, вы уже отчасти проникли в тайну, окружающую меня, то я считаю нужным открыть ее всю, прося при этом, чтобы наша с вами встреча была обнародована только в России, и то через год. Год тому назад я встретил впервые в своей жизни женщину в полном смысле этого слова, кроткое, нежное, благородное существо. Мы полюбили друг друга. Оставалось подать другу руки для прохождения остатка жизненного пути, но тут на сцену явился ее отец, герцог Н. Как аристократ до мозга костей, он взглянул на мою деятельность сквозь собственную призму, как горячо любящий отец, заговорил о постоянной опасности, которой должна подвергаться его дочь и вместе с тем я, ее близкий человек; и вот из-за дорогого мне существа, щадя к тому же старика в его преклонных годах, я согласился прекратить свою деятельность вплоть до смерти герцога. Но вы понимаете, что значит отречься от того, что въелось в плоть и кровь вашу, что пропитало насквозь каждый фибр вашей души? Я слишком фанатик, чтобы окончательно перестать исповедовать свой догмат. И я продолжаю работать на дорогом для меня поприще, но изредка и украдкой, всеми силами избегая огласки. Поэтому-то Лэстрад и другие мои соратники приезжают за мною только ночью, клиентов же я абсолютно не принимаю. Что же касается до моей жены, то этот чудный человек понимает меня и хранит тайну; в данный момент она гостит у своих знакомых, в нескольких милях отсюда. Я вижу в вас порядочного человека и потому надеюсь, что наш разговор останется между нами не менее чем на год и будет обнародован только в России, закончил Холмс, обращаясь ко мне.
Я пожал протянутую мне благородную руку и дал слово.
Через час я покинул гостеприимный кров великого гуманиста, настоящая оценка которого не замедлит появиться на скрижалях будущей истории.
[Г. С.]НОЖ ТАНЦОВЩИЦЫПоследние приключения Шерлока Холмса
I
Накануне я долго занимался, перебирая старые бумаги, потому и проспал утром свой обычный час вставанья.
Громкий стук в дверь разбудил меня.
Вставайте, мистер Ватсон, услышал я знакомый голос хозяйки, миссис Пэгги Уорнер, к вам пришел мальчик от мистера Холмса с запиской.
Пошлите его сюда.
Записка моего друга была чересчур лаконична:
«Я приехал. Вы мне нужны. Приходите сейчас».
Меня изумило появление Холмса в Лондоне. Не более трех дней, как он уехал на остров Уайт, усталый после большого дела, которым он занимался долгое время. Он намерен был целый месяц отдохнуть на острове и неожиданно вернулся обратно через три дня.
«Несомненно, что-нибудь важное заставило его так поспешно возвратиться в Лондон», решил я и, быстро одевшись, отправился к моему другу.
Я нашел его, курящего трубку, в обычной позе у камина.
Я был уверен, что вы придете. Вы мне нужны.
Мое любопытство по поводу его неожиданного возвращения усилилось, я не мог удержаться от вопроса:
Скажите, Холмс, какая причина побудила вас прервать ваш отдых и вернуться сюда?
Чуть заметная усмешка пробежала по губам моего друга; он ничего мне не ответил, молча вытащил из кармана вчерашний номер «Таймс» и указал на небольшую репортерскую заметку, подчеркнутую синим карандашом.
Она была озаглавлена так:
«САМОУБИЙСТВО В СТОКГОЛЬМЕ БАРОНЕТА КОКСВИЛЛА»
«Из Стокгольма нам телеграфируют: баронет Эльджернон Коксвилл, член палаты лордов, один из самых богатых земельных собственников Соммерсета, неожиданно для всех покончил жизнь самоубийством. Он уже делал несколько попыток самоубийства, но, благодаря чистой случайности, их удавалось предупредить. Последний раз он взобрался на народном гулянье Скансен на башню Бредаблик, хотел броситься вниз с верхней площадки, но вовремя был удержан сторожем. Еще раньше он выстрелил себе в грудь из револьвера, но тот дал осечку. Не так счастливо отделался баронет в третий раз. Хотя за ним следили, сэр Эльджернон улучил время и, обманув бдительность тех, кто за ним наблюдал, исчез из отеля. Кто-то видел, как он на небольшой лодке, взятой, как оказалось, на пристани у Норрборо, быстро греб по направлению к выходу из залива в открытое море. Пустую перевернутую лодку нашли на другой день прибитой к стенам Ваксхольма. Настойчивое желание баронета переселиться в лучший мир наконец исполнилось. Титулы баронета и все его огромные поместья, которые он унаследовал не более года назад по смерти своего отца, лорда Реджинальда, переходят к его младшему брату Арчибальду. В настоящее время молодой баронет оканчивает Кембриджский университет».
Прочитав заметку, я возвратил газету моему другу.
Очень грустная история, Холмс, тем более, что мы оба отлично знали баронета. Да успокоится его мятежная душа!
Из волн табачного дыма показалось сосредоточенное лицо Холмса.
Вы уверены, Ватсон, что баронет Эльджернон переселился в лучший мир? пытливо спросил он.
Мне кажется, Холмс, никаких сомнений быть не может, баронет желал умеретьэто видно из его неоднократных попыток покончить с собой.
Я начинаю думать, Ватсон, что, несмотря на нашу многолетнюю с вами дружбу и ту массу разнообразных дел, которые мы вместе вели, вы мало что усвоили из моей системы и по-прежнему больше разбираетесь в том, как пичкать людей различными «целебными» отравами, чем
Холмс неожиданно умолк и, выпустив большой клуб дыма, ушел в себя.
Зная характер моего друга, я понял, что он случайно напал на какую-то мысль и не хотел дальнейшим разговором прервать ее течение.
В комнате наступило молчание; от духоты и табачного дыма у меня заболела голова и запершило в горле.
Осторожно, не желая тревожить Холмса, я подошел к окну и открыл его. В комнату ворвался уличный шум.
Ватсон, услышал я громкое восклицание моего друга, идемте же!
Куда? изумленно спросил я.
Гросвенор-сквер, двадцать шесть, к баронету Арчибальду Коксвиллу.
II
Мы отдали наши карточки слуге, он понес их.
Сэр Арчибальд просит вас, джентльмены, пройти к нему, сообщил он, возвратившись, он у себя в кабинете.
Мы прошли анфиладу прекрасно убранных комнат. Старый лорд Реджинальд, отец обоих братьев, был страстный любитель редкостей, и потому комнаты были заставлены всевозможными вещами, представляя собой скорее лавку антиквара или музей, чем жилые апартаменты знатного человека.
На пороге кабинета мы остановились перед опущенной тяжелой портьерой, но, услышав звонкий юношеский голос нового баронета: «Войдите!»приподняли ее. Я вошел первым.
Из-за старинного стола красного дерева поднялась высокая тонкая фигура сэра Арчибальда, он пошел к нам навстречу.
Вот приятная неожиданность, приветливо проговорил он, крепко пожимая нам руки. Мистер Холмс, я думая, что вы хорошо проводите время на Уайте, а вы, мистер Ватсон, кажется, предполагали уехать в Швейцарию, подышать горным воздухом! Во всяком случае, дорогие друзья, я чрезвычайно рад вас видеть, в особенности когда меня постигло такое горе, смерть Эльджернона!
На глазах молодого человека заблестели непритворные слезы.
Я знаю ту тесную дружбу, которая связывала вас с братом, проговорил Холмс, опускаясь в большое кожаное кресло около стола.