«Мать! Скоро я буду с тобою. Следуй сегодня вечером за человеком, имя которого ты сейчас носишь. Ты найдешь золотого арлекина. Это напомнит тебе о той, которую ты оплакиваешь так долго».
Джоан повиновалась.
Золотой арлекин! Эти слова вызвали у нее далекие воспоминания. Она вспомнила свое последнее путешествие на ту ферму, где жила ее дочь. Она как будто наяву увидела ту комнату, куда мать Оллсмайна привела ее ненаглядную, свежую, розовую, улыбающуюся Маудлин. Она взяла девочку на колени, обняла ее, и та сейчас же стала играть маленьким золотым медальоном, который Джоан незадолго перед тем получила из Лондона. Медальон этот имел форму арлекина, художественно вырезанного из золота. Он висел на золотой цепочке. Мать от души радовалась веселью ребенка, игравшего с арлекином, как с куклой. На своем детском языке девочка называла арлекина разными нежными именами, ласкала и целовала его, а когда пришло время расстаться, ни за что не хотела отдавать его матери. Опечаленная каким-то необъяснимым предчувствием, Джоан не решилась взять медальон, и девочка с радостным лепетом надела медальон себе на шею. Сегодняшняя записка уведомляла именно об этой вещице, о которой уже успела забыть и сама Джоан. Вот какова была истинная причина присутствия миссис Оллсмайн на борту крейсера.
Оретт и Лотия испытывали чувства совершенно отличные от тех, которые владели Джоан. Для них эти светлые точки указывали на то место, где в эту минуту находился Робер вместе со своим покровителем.
Оллсмайн со своей стороны испытывал бешенство, смешанное с беспокойством.
Один только Джеймс Пак казался совершенно равнодушным. Он спокойно беседовал с офицерами, которые строили всевозможные предположения относительно этих таинственных огней, к которым крейсер подходил все ближе и ближе.
Все были согласны с тем, что это явление несомненно электрического происхождения, но одни утверждали, что видят светящиеся точки, другие же утверждали, что здесь, очевидно, происходит явление очень сильной общей фосфоресценции. И действительно, вода, казалось, была освещена снизу. Пена на гребнях волн походила на расплавленное золото, зрелище было очень красиво и, кроме того, привлекало своей таинственностью.
До светящейся полосы оставалось около мили. Но, несмотря на значительное расстояние, крейсер шел уже в каком-то светящемся тумане. Любопытство охватило всех: матросов, офицеров и пассажиров. Машины корабля громко пыхтели, так как вахтенный офицер, уступая общему желанию, приказал прибавить ходу. Через четверть часа все должно проясниться. Вдруг все вскрикнули. Светящиеся точки пришли в движение, с головокружительной быстротой они обогнули эскадру по дуге и остановились между судами и портом.
Наступила минута нерешимости. Но вот «Дестройер», подобно другим судам, произвел поворот и пошел навстречу своему таинственному противнику.
Недурно! произнес офицер, стоявший возле Оллсмайна. Вряд ли мы догоним этого корсара, если он сам того не пожелает.
Почему вы так думаете? вспылил Оллсмайн.
По многим признакам видно, что он может развить скорость до шестидесяти узлов в час, а наибольшая скорость нашего крейсерадвадцать узлов.
И какой из этого можно сделать вывод?
Что мы имеем дело с превосходными подводными судами.
С подводными судами?
Или с чертовщиной, если такое объяснение кажется вам более правдоподобным.
Этим и закончился разговор. А крейсер все ближе подходил к своему загадочному противнику. Всех охватило томительное ожидание. Чувствовалось, что бой неминуем. Артиллеристы уже заняли свои места у тяжелых орудий Армстронга и скорострельных пушек Хочкиса; абордажные роты выстроились вдоль бортов. До «глаз корсара» оставалось не более ста метров, как вдруг они потухли.
Рулевые теперь не могли правильно держать курс. Вахтенный приказал остановить машину.
У офицеров вырвалось гневное восклицание. Неужели им придется вернуться в порт, так и не повидав врага? Ведь это означало стать общим посмешищем. Но им больше ничего не оставалось делать, и командиры судов заколебались. Вдруг вода взволновалась, из нее сверкнул луч света, и какой-то предмет, описав параболу, упал к самым ногам леди Джоан.
Море стихло.
Все бросились к упавшему предмету, командир сам поднял его и увидел обыкновенное деревянное яйцо, вроде тех, что используются для штопанья чулок. Странно, но оно было совершенно сухим, командир уже хотел было передать находку соседям, как вдруг его взгляд упал на бумажку, наклеенную на поверхности яйца. Он подошел к фонарю и прочитал: «Леди Оллсмайн».
Джоан вышла вперед, и командир с поклоном передал ей таинственную находку. Открыв яйцо, Джоан извлекла из него золотую вещицу. Это был тот самый медальон, о котором говорилось в записке. Оно вскрикнула, и слезы брызнули у нее из глаз.
Это последний подарок, который я сделала моей дочери! прошептала она.
Оллсмайн заскрежетал зубами.
Этот негодяй смеет шутить над горем матери! вскричал он.
Неправда! с какой-то дикой силой вырвалось у леди Джоан.
Эта короткая сцена вызвала общее волнение и дала повод к самым разнообразным предположениям. Поэтому, когда эскадра направилась обратно в порт, все хранили молчание. Офицеры напрасно искали в своих умах решения загадки, матросы же были охвачены суеверным ужасом. Эти люди, без страха смотревшие в лицо бурям, теперь кидали боязливые взгляды на темные волны, боясь увидеть таинственного и грозного духа, только что проявившего свою силу. Но их опасения были напрасны.
Суда вернулись на прежнюю стоянку без всяких приключений. На набережных еще толпился народ, обсуждая случившееся. Весь Сидней пришел в волнение. Но Джеймс Пак оставался самым спокойным человеком в этом людском муравейнике. Он лишь насмешливо улыбался.
Выйдя на берег, он тотчас же распростился с Оллсмайном, ссылаясь на непреодолимое желание спать, и усталой походкой двинулся по набережной. Но, зайдя за первый же угол, он выпрямился и прибавил шагу, через полчаса он дошел до песков, окружавших мыс Джексон, на оконечности которого возвышается Северный маяк. Было темно, а Пак уверенно шел вперед, видимо хорошо зная дорогу. Вдруг он остановился. Перед ним выросла человеческая тень, но он не выразил ни испуга, ни удивления: видимо, он ждал этой минуты.
Вы? спросил он.
Я, капитан, к вашим услугам.
Вы немедленно отправитесь на золотые россыпи Сэнди.
Слушаю.
И поскорее. Скоро известная вам личность будет предупреждена. Надо схватить его во время этого путешествия.
Хорошо.
Главное, не теряйте ни одной минуты. Необходимо, чтобы он не смог догнать вас.
Будьте спокойны.
Они обменялись дружеским рукопожатием и уже были готовы разойтись, как вдруг Джеймс остановил своего собеседника.
А она? спросил он тихо.
Она здесь и хотела бы видеть вас.
Нет, нет! Это слишком опасно, к тому же ей нужно привыкать к разлуке. Я надеюсь, что скоро наши усилия увенчаются успехом, тогда наши пути, может быть, разойдутся и больше никогда не встретятся.
Он покачал головой, а его лицо озарилось тем внутренним светом, какой осеняет лишь лица мучеников.
Передайте ей, что я исполню свою клятву. Пусть она ждет, верит и не беспокоится обо мне. Я всего лишь орудие судьбы.
Казалось, он хотел было прибавить еще что-то, но удержался и произнес только одно слово:
Прощайте!
И, быстро повернувшись, он пошел обратно по направлению к городу. Скоро он исчез в темноте, собеседник еще долго смотрел ему вслед, не трогаясь с места.
Иди, иди, добрая душа! наконец промолвил он. Ты не ждешь награды за свою преданность, но я-то не забуду твоей услуги! Ты работаешь для моего счастья, а я буду работать для твоего.
И таинственный незнакомец скрылся во мраке ночи.
Глава 11Телефонная станция
Оллсмайн возвратился домой с тяжелой головой, разбитый физически и нравственно. Пока что Триплекс нанес ему еще один тяжелый удар, заставив Джоан публично признать, что она на его стороне. Наконец, этот золотой арлекин!.. Неужели члены тайного судилища говорили правду? Неужели Маудлин действительно жива и тот преступник, через которого действовал Оллсмайн, оказался предателем?
Всю ночь он проворочался на постели и не мог заснуть. Иногда усталость овладевала им, он закрывал глаза, но тут же начинался ужасный кошмар. Ему слышался какой-то шум, от стен отделялись какие-то смутные тени, мало-помалу принимавшие очертания арлекинов, и все они со злобным хохотом указывали на Оллсмайна и грозили ему, оскалив белые зубы. Все они блестели разными оттенками золота, то матового, то гладкого.
Оллсмайн просыпался, и видение исчезало, чтобы появиться снова. К утру он был весь как изломанный, малейшее движение причиняло ему боль. Однако он оделся и тихонько вышел на улицу. У него был вид человека, который боится встретить знакомых. И он действительно боялся встретиться с Джоан, даже с Джеймсом, боялся, что они прочтут в его глазах следы некогда совершенного им преступления.
Только одному Арману Оллсмайн доверял безусловно, почему, он и сам не знал. В беде слабые души становятся суеверными, и Арман, явившийся перед Оллсмайном в то время, когда тот висел на виселице, Арман, оказавший ему неоценимую услугу, испортив негативы, стал для Оллсмайна чем-то вроде фетиша. Начальник полиции почему-то вообразил, что, привязав Армана к своему делу, он восторжествует над своими врагами. Под влиянием этих соображений он и отправился в «Сентенниал-Парк-Отель». Войдя в общий зал, он попросил вызвать Лавареда. Парижанин, несколько удивленный таким ранним посещением, тотчас же вышел к нему.
Но Оллсмайн без всяких предисловий обратился к нему со следующими словами:
Вас, конечно, удивляет мое посещение, но я пришел по важному делу. Я хочу заключить с вами союзный договор.
На лице Армана выразилось удивление.
Сейчас я объяснюсь, продолжал Оллсмайн. У нас с вами есть один общий враг, и этот врагкорсар Триплекс. Мне он вредит в моей служебной деятельности, вамв осуществлении вашей цели. Соединимся же вместе против этого человека!
С удовольствием готов вам содействовать, с невиннейшим видом отвечал журналист.
Тот оборот, который принял разговор, начинал забавлять его. Человек, обманувший его относительно Ниари, препятствовавший Роберу найти свое утраченное имя, теперь просил его помощи Было же над чем посмеяться!
Но доверие директора могло оказаться ему полезным, и потому журналист не счел нужным выводить Оллсмайна из заблуждения.
Благодарю вас, благодарю, сказал Оллсмайн. Вы умный человек и с полуслова понимаете, в чем дело. Так вот, я вам предложу
Он остановился на минуту, как бы обдумывая свои предложения.
Дело в том, продолжал он, что я хочу сохранить за собой занимаемую мной должность. Вы тоже хотите возвратить вашему кузену имя и национальность. Кто же противится нашим желаниям? Корсар Триплекс. Соединимся же в борьбе с ним! Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить нашу победу, если вы согласитесь быть моим другом.
Я готов, ответил Арман.
Благодарю вас. В этой стране, которую, без сомнения, с помощью наворованных денег смущает этот негодяй, мне не на кого положиться, кроме вас. Даже моя жена, сбитая с толку злодеем, удаляется от меня. Так, значит, я могу на вас рассчитывать?
Как на самого себя.
Так пойдемте со мной. Я вам по секрету покажу одно нововведение, которое, как я надеюсь, обеспечит нам успех.
Что же это такое?
Сейчас увидите.
Лаваред от природы был любопытен и не заставил себя упрашивать. Он быстро поднялся к себе в комнату, оделся, наскоро простился с Оретт и Лотией и снова сбежал в общую залу, где его ожидал Оллсмайн.
Через пять минут они уже шли по улице. Оллсмайн сиял. Он был уверен, что приобрел себе союзника, и его опасения несколько улеглись.
Скоро они дошли до центральной телефонной станции, обширного здания, где сосредотачивается вся телефонная сеть Сиднея.
Они миновали обширные залы, где тысячи служащих работали перед нумерованными таблицами среди несмолкаемых звонков и соединяли между собой различные пункты телефонной сети. Скоро они дошли до лестницы, которая круто спускалась вниз, спустились в подвальный этаж, миновали несколько коридоров и очутились, наконец, перед герметически закрытой дверью.
Оллсмайн вынул из кармана ключ, отпер дверь и нажал кнопку у двери. Тотчас же загорелись электрические лампы и осветили обширную залу, в высшей степени странно обставленную.
С потолка спускались, как паутина, многочисленные латунные проволоки, которые оканчивались у клавиатуры, установленной на длинном дубовом столе, занимавшем почти всю комнату. От этой клавиатуры шли другие проволоки и соединялись с автоматическими пишущими машинками, которые работали, сухо пощелкивая молоточками. И однако, в комнате никого не было, Лаваред с удивлением посмотрел на своего спутника.
Что это такое? спросил он.
Это полицейская телефонная станция, пояснил тот. Это мое изобретение, прибавил он с довольным видом. Вы, конечно, знаете, что всякая телеграмма может быть сообщена полиции. Благодаря рентгеновским лучам мы можем читать даже закрытые письма. Зная это, злонамеренные люди пользовались для сообщения между собой телефоном, за которым мы не имели возможности следить.
Не имели? Значит, теперь имеете?..
Вы угадали! Право, разговаривать с вамиэто наслаждение, вы сразу же входите в самую суть дела.
Как! Телефон
Стал отныне моим лучшим агентом! Но только вы и я знаем эту тайну, и необходимо самое строгое молчание. Вам я доверился потому, что уверен в вашей порядочности и нуждаюсь в вашей помощи.
Я весь к вашим услугами, с едва заметной иронией проговорил Арман, но я желал бы несколько лучше усвоить себе, в чем тут дело.
Извольте. Никто из жителей города не знает о существовании этой комнаты. Устраивавшие ее рабочие думали, что речь идет о постройке нового дополнительного отделения центральной станции. Только у меня одного есть ключ от этой комнаты.
Прекрасно! Что же дальше?
Я вам сейчас изложу принцип устройства моих аппаратов. Каждая из проволок, идущих от потолка, присоединяется к одной из проволок телефонной сети.
Понимаю, тем самым они отводят ток сюда, и вы слышите разговор.
Почти так. Но я отвожу такую незначительную часть тока, что разговаривающие и не замечают этого. Сила звука ослабляется на неуловимую для самого чувствительного уха величину.
Каким же образом вы-то слышите?
Не торопитесь. Эти отводящие проволоки проходят в эту доску с отдельными нумерованными клетками. Здесь под действием электрического тока вибрации пластинок усиливаются и по другим проволокам передаются печатающим машинкам. Эти машины приводятся в действие постоянным током. Они заносят каждый звук на обыкновенную ленту, которая автоматически раскручивается действием часового механизма.
Короче, вскричал Арман, вы обращаете разговор по телефону в телефонограмму
Именно. И мне приходится только ежедневно менять исписанные куски бумажной ленты, и у меня перед глазами появляются все интимные переговоры жителей города.
Журналист едва мог опомниться от изумления. Этот способ оставлял за собой все способы, которые употребляют все наиболее осведомленные газеты. Это было практическое осуществление возможности всегда знать настроение общества, его мнение по каждому вопросу.
Оллсмайн был очень доволен впечатлением, которое произвело на Армана его изобретение. Он дружески взял журналиста за руку.
Свертки бумаги расположены под столом, продолжал он свое объяснение. Каждая лента имеет в длину около семисот метров, а ежедневно тратится семь метров ленты. Следовательно, лента заменяется ровно через сто дней.
Все это очень понятно, сказал Арман, но чем же я-то могу вам быть полезным?
Сейчас я объясню вам.
Слушаю, слушаю!
Видите ли, в чем дело, начал Оллсмайн, инстинктивно понижая голос, мое ежедневное присутствие на центральной станции может обратить на себя внимание. Вас же никто не знает, и, являясь сюда каждый день, вы не возбудите ничьих подозрений. Я надеюсь, что вы согласитесь взять на себя обязанность каждое утро отрезать куски бумажной ленты и передавать их мне
С удовольствием.
Наш общий враг, Триплекс, умеет вести свои дела. Он не пользуется ни почтой, ни телеграфом. Следовательно, для сообщения со своими сообщниками он должен пользоваться телефоном. Значит, вы одобряете мою мысль?