Вполне. И в доказательство этого я немедленно вступаю в исполнение своих обязанностей ножницами.
Лаваред принялся обрезать концы бумажных лент и передавать их Оллсмайну. А тот с довольным видом стал свертывать их, надевать на них резиновые колечки и аккуратно складывать в свой портфель.
За двадцать минут Лаваред закончил эту работу, и вместе с Оллсмайном они вышли из комнаты. Начальник полиции тщательно запер дверь, объяснил Арману секрет замка и передал ему ключ.
С этой минуты, сказал он, вы будете единственным начальником этого бюро. Я рассчитываю на вас, а вы вполне рассчитывайте на меня.
* * *
Уже целых пять дней Арман ежедневно приходил на телефонную станцию, аккуратно собирал исписанные бумажные ленты и передавал их Оллсмайну. Но до сих пор начальник полиции не находил там ничего интересного. Неужели корсар Триплекс обходился даже без помощи телефона для сношения со своими подчиненными?
На шестой день Оллсмайн опять сидел у себя в кабинете и с видимым неудовольствием рассматривал принесенные ему Арманом ленты.
Ничего, как есть ничего! ворчал он. Действительно, кроме коммерческих да семейных разговоров он не находил ничего нового в свертках.
«Примите пятьдесят кусков сукна номер семь», читал он. К черту купцов! «Крошка Коко очень доволен своим паяцем»продолжал он. К черту детей с их игрушками!
Но он мог сколько угодно поминать черта и все-таки не находил ничего, что бы касалось его смертельного врага. Наконец, взяв в руки последний сверток, но не сразу развернул его.
К чему? бормотал он. Нет, прочту, решил он, призвав на помощь всю свою волю. Надо дело доделать до конца!
Один метр, другой, четыре метра ленты прошло уже перед глазами Оллсмайна, его лицо выражало утомление и скуку. Но вдруг молния сверкнула в его глазах. Он вскочил и вслух прочитал так взволновавший его разговор:
Соедините номер сто пятьдесят семьдвадцать два!
Готово, месье, сто пятьдесят семьдвадцать два.
Вы, Гуди?
Да, Фэрноз.
Исполнены ли приказания капитана Тройного?
Да. А как он поживает?
Вероятно, хорошо. Он отправился на золотые россыпи в пустыне Сэнди, что около Бримстонских гор.
Далековато.
Не очень. Морем до устья Шэма, потом вверх по реке, и через три дня он будет у «Трех стрел».
И там возьмет свидетеля
Который будет очень неприятен господину Все Мое.
Прекрасно. Нового ничего?
Ничего.
До свидания, Фэрноз.
До свидания, Гуди!
С минуту еще Оллсмайн стоял неподвижно, обдумывая, что предпринять в связи с этим открытием. Он не сомневался. Господин Тройной и господин Все Мое, о которых говорили невидимые собеседники, это были Триплекс и он сам. Все эти псевдонимы были очень прозрачными. Это же простой перевод с латинского имени Триплекс и английского Оллсмайн.
Puff over! вскричал начальник полиции. Теперь он у меня в руках!
И, схватив шляпу, он отправился к Лавареду, которого и нашел в общей зале, занятым чтением газет. Подойдя к Арману, он дотронулся до его плеча:
Сэр Лаваред!
Парижанин поднял голову:
А, это вы, сэр Оллсмайн?
Да, это я.
Чему я обязан таким приятным посещением?
У меня есть к вам серьезное дело.
Серьезное? А между тем вы смеетесь.
Это только доказывает, что дело серьезное и даже важное.
Арман промолчал, но его лицо выразило крайнее любопытство.
Послушайте, вы путешественник? спросил его Оллсмайн, не отвечая на немой вопрос своего собеседника.
Если не по ремеслу, то в силу обстоятельств.
Вас не пугает перспектива уехать на месяц?
Нет, но
Угодно вам объявить завтра утром, что вы едете в Новую Зеландию?
Лаваред подскочил на стуле.
Куда? В Новую Зеландию?
Прежде всего, дайте слово, что вы никому не скажете ничего другого.
Я готов дать вам слово, но
Будьте покойны. Вы имеете основание думать, что ваш кузен находится в Новой Зеландии и едете туда, я вас сопровождаю. Вот и все.
Хорошо, это предлог, а где же истина?
Я знаю, где находится корсар Триплекс.
Каким образом? вскричал Лаваред.
От вас.
От меня?
Да, сегодня утром.
А, понимаю, из разговора по телефону.
Именно. Теперь вы согласны?
С удовольствием. К тому же мне ужасно надоело сидеть без дела. Я даже не прочь повстречаться лицом к лицу с корсаром. Жить среди тайн, не умея их объяснить, это невыносимо для журналиста.
Итак, вы согласны?
Вполне.
В таком случае я зайду за вами вечером.
И с этими словами он так потряс руку Лавареда, что едва не вывихнул ее тому из плеча.
Сэр Лаваред! крикнул он, уходя. Мы еще посмеемся!
* * *
Когда Лаваред сообщил своим спутницам о том, что было условлено между ним и Оллсмайном, они обе восстали. Как! Он едет искать Робера, но едет один, без них? Они его никогда не пустят. В тягость ему они не будут, ибо слишком привыкли путешествовать. Одно из двух: или они едут все вместе, или он не поедет совсем.
В конце концов Лавареду пришлось уступить им. Он отправился к Оллсмайну и передал ему категорическое требование своих спутниц. К его удивлению, Оллсмайн высказал только удовольствие, объявив, что ему будет приятно путешествовать в столь милом обществе, и подтвердил, что сегодня же вечером явится за ними. Когда Лаваред ушел, Оллсмайн призвал Джеймса, рассказав ему о просьбе Лавареда поехать с ним в Новую Зеландию, передал ему управление полицией на время своего отсутствия и особенно рекомендовал наблюдать за леди Джоан.
Бедная женщина меня положительно беспокоит, сказал он лицемерно. Отвратительные выходки Триплекса оказали роковое воздействие на ее рассудок. Прошу вас смотреть за нею, как за ребенком.
Джеймс поклонился, пообещал исполнить все в точности и вышел, оставив своего патрона в уверенности, что в его отсутствие не произойдет ничего особенного.
Ночью Оллсмайн вышел из дома. Лаваред, Оретт и Лотия расплатились по счету и уже ожидали его в вестибюле отеля. Оттуда все четверо отправились в военный порт, где и разместились на крейсере «Дестройер». Около двух часов утра они вышли в море. Крейсер миновал мыс Джексон и понесся по волнам Тихого океана.
Глава 12Золотое поле Бримстонских гор
Спустя два дня после описанных событий вверх по течению реки Шэм, впадавшей в Индийский океан на западном берегу Австралийского материка, плыла легкая лодка. На веслах сидели восемь человек. По их загорелым и решительным лицам, по спорым, ритмичным движениям в них нетрудно было узнать моряков. Все одинаково были одеты в широкие блузы и панталоны, вправленные в сапоги. На руле сидел человек в полотняной каске. Человек этот, казалось, был начальником.
Скоро, должно быть, приедем, капитан? почтительно обратился к нему один из гребцов.
Человек в каске поднял голову.
Да, скоро, в нескольких милях отсюда река загибается к югу. Там я и выйду.
Эта фраза была сказана на чистом английском языке, хотя в ней и чувствовался французский акцент, который легко могло отличить английское ухо между лесистыми пустынными берегами. Светлые струйки воды с убаюкивающим журчанием разбивались о днище лодки. Все вокруг было спокойно. Разве изредка пронзительно крикнет птица, да по берегу проскачет кенгуру, звонко ударяя задними лапами о землю. И снова тишина австралийской пустыни, нарушаемая только всплесками весел.
Солнце поднялось к зениту и бросало на гребцов свои палящие лучи. Их лица покрылись крупными каплями пота, выступившими на лбу, носу и подбородке. Раскаленный воздух затруднял дыхание.
Причаливайте, братцы, проговорил, заметив утомление гребцов, тот, кого называли капитаном. Отдохнем немного в тени.
На загорелых лицах выразилось удовольствие, и лодка быстро повернула к берегу и стала поперек реки, таким образом, матросы, сидевшие до сих пор лицом к устью, могли посмотреть по направлению к верховьям.
Взгляните-ка, капитан! вскричал гребец, только что говоривший с начальником.
В чем дело, Брэдди?
Посмотрите, река делает поворот, и я уже вижу те три стрелы, о которых вы нам говорили.
Все повернулись в ту сторону, куда указывал говоривший.
Действительно, пройдя небольшой мысок, река поворачивала к югу. У самой подошвы поднимался холмик с тремя острыми каменистыми вершинами, расположение которых напоминало трезубец.
Как по-вашему, капитан? спросил моряк снова.
Я думаю, что вы правы. Что же, осталось не более двух миль! Приналягте, братцы! Веселей будет отдыхать, когда приедем совсем.
Лодку уже снова повернули вдоль реки, и легкое суденышко понеслось к холму.
Скоро скалистые вершины холма стали видны во всех подробностях. Их склоны были изрезаны причудливыми арабесками, но кто сделал эти арабески, кто так терпеливо выполнил эту титаническую работу, никтони туземцы, ни европейцыне мог ответить на этот вопрос. Быть может, это были шалости природы, быть может, остатки древнего, давно забытого религиозного культа. Как бы то ни было, этот утес благодаря своей характерной форме мог служить прекрасной дорожной приметой, и наши путники были теперь вполне уверены, что они находятся на верном пути. Да если бы они и сомневались, то совсем недолго, так как, завидев лодку, из кустов вышел туземец, татуированный по-мирному. Он приложил руки ко рту в виде рупора и громко окликнул лодку, как бы желая обратить на себя внимание ее пассажиров.
А вот и проводник, объявил Брэдди.
Да, кажется.
Значит, вы выйдете, а мы останемся и станам вас ждать?
Да. Но только хорошенько спрячьте лодку, да и сами не очень-то показывайтесь.
Олл райт!
Еще несколько взмахов весел, и лодка вошла в небольшой заливчик и выскочила на берег, проскрипев носом по золотистому песку.
Туземец поклонился. Раздетый почти совсем, только с небольшим фартуком, который опоясывал его бедра, он выглядел очень живописно. Его всклокоченные волосы были украшены зубами диких зверей, в руках он держал карабин. Он казался сильным и ловким.
Мора-Мора приветствует капитана Триплекса, проговорил он по-английски гортанным голосом.
Капитан Триплекс приветствует Мора-Мора, отвечал человек в каске.
Все выскочили на берег. В два приема гребцы подняли легкую лодку на плечи и унесли в густую чащу, начинавшуюся в нескольких шагах от реки.
Капитан хочет отдохнуть?
Да.
Мы не развернем ленты пути, пока не спадет жара. Мы пойдем, только когда солнце опустится вот до этого места.
И он указал пальцем, куда должно спуститься солнце. Капитан движением головы выразил согласие.
Хорошо. Мора-Мора погасил очаг жизни молодого кенгуру. Мора-Мора снял шкуру и подставил свою добычу ласке пламени. Может быть, капитан захочет подкрепиться, прежде чем отдыхать?
И я, и мои люди.
Туземец улыбнулся и показал белые, острые, как у волка, зубы. Забросив за плечо карабин, он повернулся и вскоре скрылся в чаще.
Оставшись один, европеец задумался. Его просто поразила странная поэтичность речи проводника. Но эта поэтичностьособенность австралийского духа. В физическом отношении эти людинастоящие чудовища, больше похожие на обезьян, чем на людей. Зато в нравственном отношении, по странному капризу природы, они полны какой-то своеобразной поэзии. Этой поэзии их учит слепая грусть лесов, мрачный ужас каменистых пустынь
Возвращение гребцов, успевших спрятать лодку в надежное место, вывело из задумчивости капитана. Тотчас же, вслед за матросами, вернулся и Мора-Мора. Он в одной руке держал пучок широких листьев, в другойружейный шомпол, на котором, как на вертеле, был надет еще дымящийся кенгуру. Громкое «ура!» встретило появление запасливого туземца. Тотчас же все уселись в тени, откупорили дорожные фляжки и с аппетитом принялись уничтожать вкусную дичь. Наконец, утолив голод, все растянулись на земле и вскоре заснули, несмотря на страшную жару, которой не умеряла даже близость реки.
Разбудила их относительная свежесть. Открыв глаза, они увидели, что ослепительно-белый свет солнца уже сменился умеренным, набрасывающим золотисто-желтый, сквозивший розовыми тонами колорит на всю окрестность. Мора-Мора уже держал в поводу двух лошадей.
Час настал, капитан, сказал он.
Я готов, ответил капитан, тут же бодро вскакивая на ноги.
Он шепотом отдал несколько кратких приказаний Брэдди и вслед за тем прыгнул в седло. Туземец последовал его примеру, и они тронулись по едва заметной тропинке, исчезавшей в лесной чаще. Минуту спустя они уже потеряли из виду и реку и гребцов.
Так они ехали часа два между двумя непрерывными стенами зелени, но наконец выехали на обширную равнину, на которой лишь кое-где были разбросаны группы каучуковых деревьев. Теперь они могли ехать рядом и немного быстрее. Они дали волю лошадям, бросив поводья, и умные животные тут же воспользовались своей свободой, срывая по пути стебли «коровы-травы», названной так по густому, подобному молоку соку, который наполняет ее толстый стебель.
На ночь путешественники остановились в гостинице, если так можно назвать грубую постройку из неотесанных бревен. Хозяин встретил их очень приветливо.
Эге! вскричал он, складывая руки на своем толстом брюхе. Наверное, джентльмен едет на золотое поле Бримстонских гор! Ведь я угадал?
Угадали, небрежно ответил капитан.
Отлично придумали. Золота много.
Мне до этого нет никакого дела. Я еду повидаться с одним золотоискателем.
Так я и поверил! Нет, золотое поле так скоро не выпустит того, кто на него вступит.
Меня выпустит. Я не нуждаюсь в золоте.
Ах, значит, джентльмен так богат? проговорил хозяин, снимая шляпу.
Однако! Вы так почтительны с богатыми людьми, что подумаешь, будто тут они редкость.
А где они не редкость, скажите на милость?
Но здесь В стране золота
Ошибаетесь, сударь. В золотоносных местностях можно найти больше разочарований, чем золота.
Неужели?
Поверьте мне, старому золотоискателю. Я был бы бедняком, если бы не нашел другого способа разработки россыпей.
Какой же это способ?
А вот держу гостиницу.
Вот как!
Без сомнения. Приезжающие отдают мне часть своих сбережений, а отъезжающиечасть добычи. Они беднеют, а ябогатею. Сказать по правде, россыпипустая приманка. Они выгодны только виноторговцам да тем, кто торгует разными припасами.
Это невозможно.
Рассудите сами: каждый золотоискатель средним числом добудет в день на сто франков золота.
Деньги немалые!
Да, в обыкновенном городе. А отсюда сообщения почти нет, конкуренции тоже, и потому все страшно дорого.
Понимаю. Значит, купцы злоупотребляют своим положением.
Это закон спроса и предложения. Не нужен вам продукти цена понижается, необходимповышается.
Так что?..
Так что одно яйцо стоит пять франков, бутылка водычетыре, обыкновенное винодвадцать франков бутылка, цыпленоклуидор, а то и два, пиводесять франков литр. Одним словом, обыкновенный обед стоит франков тридцать. А прибавьте сюда одежду, инструменты! Увидите, что и при ста франках в день рабочий влезает в долги.
Верно, пожалуй.
Да и это еще не все. Торговцы золотом преисправно обирают рабочих. Они-то ведь знают их положение. Как только рабочий найдет хорошее место, а уж купец тут как тут и предлагает ему четверть цены. Тот из нужды соглашается, а купец и рад. Нет, скажу я вам, тут около самого золота и живет самая ужасная нужда.
Придется с вами согласиться. Но все-таки приготовьте-ка нам поужинать. Только не обирайте нас, как здешних рабочих
Хозяин громко расхохотался на это замечание. Он быстро, насколько это позволяла его толщина, накрыл стол, позвал двух темнокожих и отдал им какие-то приказания.
Извините, обратился он к своим постояльцам. Вам придется чуточку подождать. Моя жена Пэгги отправилась к местному банкиру. Мы, знаете, дома не держим много денег, а то рабочие с отчаяния вдруг не станут церемониться!
Купцы грабят их, они грабят купцов. Это закон равновесия сил.
Хозяин почесал себе затылок:
Не слыхал я такого закона. Но, раз вы так говорите, значит, и такой закон есть. А скажите, есть такие золотоискатели, которые все же составляют себе состояние?