Зайду. Мне еще зарплату надо получить за три дня, с понедельника по среду. И папе причитается то же самое.
Я скажу в конторе, чтобы тебе приготовили чеки.
Дядя Эмброуз вернулся с кладбища вместе с нами.
Мы сидели молча, не зная, о чем говорить. Дядя предложил сыграть в карты, и мы сыграли, в джин-раммион, я и мама.
Вечером отдыхай, сказал он, когда я вышел проводить его, а завтра в полдень жду тебя в своем номере.
Ладно. А вечером точно не надо ничего делать?
Нет. С Бассетом я и без тебя встречусь. Попрошу его выяснить, кто живет в тех квартирах, где веранды в переулок выходят. Подготовительную работу он сделает лучше нас, а если там наметится след, мы им тоже займемся.
Тоже? Ты Кауфмана имеешь в виду?
Его. На дознании он врал, ты заметил?
Да, были сомнения.
А я даже не сомневался. Бассет с ним подкачал, но мы это исправим. Значит, в полдень я тебя жду.
Около семи часов мама предложила мне сводить Гарди в кино, на Луп куда-нибудь. Ну что ж, подумал я. Может, маме одной побыть хочется. Я наблюдал за ней незаметно, пока Гарди смотрела в газете, что где показывают: напиваться снова она вроде не собиралась, да и вряд ли ей захотелось бы после утренней встряски. На похоронах никто ничего не заметил, даже дядя Эмброуз, по-моему. Все осталось между нами и аптекарем Классеном. Глаза у мамы, правда, покраснели, и лицо отекло, но все должны были подумать, будто это от слез.
Думаю, папу она любила по-настоящему.
Гарди выбрала какую-то муть, но между сеансами там играли хороший свинг, и я согласился. Фильм действительно оказался паршивый, зато духовые в оркестречто надо. Два тромбона, оба отличные. Один солировал не хуже Джека Тигардена. В быстром темпе, может, и нет, но его низы прямо насквозь пробирали. Я бы миллиона баксов не пожалел, чтобы так научиться, будь у меня миллион.
В конце, когда они все в пляс пустились, Гарди стала притопывать. Ей хотелось еще и потанцевать где-нибудь, но я сказал «нет». Хватит и того, что в кино сходили в день похорон.
Когда мы пришли домой, мамы не было. Я полистал журнал и лег спать.
Среди ночи меня разбудили голосамамин, пьяный, и мужской, как будто знакомый. Мне стало любопытно; я встал и приблизился к двери, но мужчина уже ушел. Слов я не слышал, одни голоса. Они не скандалили, разговаривали спокойно.
Мама протопала к себе в спальню. Приняла она, судя по всему, хорошо, но все же меньше, чем утром. Решив, что насчет окна можно не беспокоиться, я снова лег и стал думать, чей же это был голос.
Бассета, вот чей. Рыжего копа.
Может, он думает, что это она, и подпоил ее, чтобы созналась? Мне это не нравилось, а другая возможная причина, то есть что Бассет просто ее обхаживает, нравилась еще меньше. У него жена есть, больная. А если он дело путает с удовольствием, то это вообще подло. Надо же, как я в нем ошибался! Симпатизировал ему даже после того, как он принял взятку от дяди Эмброуза.
Я долго не мог заснуть и утром проснулся со скверным вкусом во рту. На улице по-прежнему парило. Я что, каждый раз теперь в семь часов подниматься буду, даже без будильника? Пока я одевался, мне пришло в голову, что насчет Бассета я могу ошибаться. Просто он увидел пьяную маму на Кларк-стрит и проводил домой, чтобы с ней ничего не случилось.
Пока я пил кофе, в кухню явилась Гарди.
Привет, Эдди. Не спится что-то, чего так валяться.
Угу.
Кофе еще остался?
Ага.
Она пошла одеться и уселась напротив меня. Я налил Гарди кофе, она взяла рогалик из хлебницы.
Эдди
Да?
Во сколько мама явилась домой?
Не знаю.
Ты слышал вообще, как она пришла?
Да слышал, слышал. Не знаю только, когда. Не посмотрел на часы.
Но поздно? Ночью уже?
Вероятно. Я уже спал. Она-то теперь, небось, проспит до полудня.
Гарди надкусила рогалик, измазав его губной помадой. Зачем она губы красит еще до завтрака?
Знаешь, Эдди, что я думаю?
Что?
Мама слишком много пьет. Если будет продолжать в том же духе, то
Я ждал продолжения, не совсем понимая, что мы с этим можем поделать.
Недавно я нашла у нее в комоде виски и забрала, а она даже не хватилась. Забыла, наверное.
Ну так вылей его, сказал я.
Мама еще купит. Бутылка стоит доллар и сорок пять центов.
Ну купит, и что?
Я хочу выпить эту бутылку.
Ты что, сдурела? Тебе четырнадцать лет!
В следующем месяце будет пятнадцать, Эдди. И я уже пробовала спиртное. Не напивалась, конечно, но что, не дошло еще?
Дошло, что ты чокнутая.
Папа тоже сильно пил.
Не вмешивай сюда папу. С какого перепугу тебе-то вздумалось пить? Хочешь продолжить семейную традицию?
Не тупи, Эдди. Что, по-твоему, могло бы остановить папу?
Меня это начинало злить. Чего она прицепилась к папе? Папа лежит в земле на глубине шести футов.
Он перестал бы, если бы ты начал! Ты у нас такой хороший. Если бы ты заявился домой пьяный или связался с плохой компанией, он, глядишь, и бросил бы пить. Он любил тебя, Эдди. Если бы он увидел, что ты идешь по его стопам
Оставь папу в покое. Он умер. Опоздала ты со своей гениальной идеей.
Но мама-то жива. Тебе, может, и наплевать на нее, а мне нет. Она мне родная мать.
До меня, как до жирафа, только теперь дошло. Я смотрел на Гарди во все глаза. Это может сработать, хотя шанс не такой уж большой. Если Гарди пойдет по той же дорожке, мама, возможно, спохватится. Мужа она потеряла, но Гарди осталась, и маме, конечно, не захочется, чтобы дочь спивалась в пятнадцать лет.
Нет, какого черта! Ничего из этого не получится, но Гарди надо отдать справедливость: пара извилин в голове у нее все же есть.
Не пойдет, заявил я.
Еще как пойдет.
Нет. Хотя ее ведь не остановишь, она все равно выполнит, что задумала. Разве что следить за ней неусыпно.
Сейчас как раз подходящий момент, Эдди, продолжила Гарди. Проснется мама и увидит, что я под мухой. По-твоему, это ее обрадует?
Всыплет она тебе по первое число, вот что.
С какой стати, если она сама мне пример подает? И потом, мама еще ни разу меня не била.
А зря, мысленно прокомментировал я.
Делай что хочешь, я в этом не участник. Я старался разозлить ее, может, передумает. Да и врешь ты все. Просто хочешь напиться пьяной и посмотреть, как это бывает.
Все, я пошла за бутылкой. Ты, конечно, можешь отнять ее у меня и вылить, но тогда я напьюсь на Кларк-стрит. Выгляжу я старше, чем есть, а мужчины всегда готовы девушку угоститьне обязательно кока-колой, отрезала Гарди и вышла, цокая каблуками.
Мотай-ка отсюда, Эдди, сказал я себе. Если будешь соваться, она действительно пойдет на Кларк-стрит, а после, не исключено, окажется в одном из борделей Сисеро. Ей там понравится.
Я встал, но уйти не решился. Выпить я Гарди не помешаю, но придется за ней присмотреть: на определенной стадии ей захочется-таки выйти на улицу, чего допускать нельзя.
Она вернулась с бутылкой, уже открытой, и налила себе.
Ты как, Эдди? Будешь?
Я думал, ты пьешь для дела.
Ну, за компанию?
Нет уж.
Гарди засмеялась и выпила. Даже не поперхнуласьзапила водичкой, и все. Налила вторую и села.
Точно не хочешь?
Иди ты.
Хлопнув вторую порцию, она пошла в гостиную, включила радио, отыскала какую-то музыкунеплохую для утренней программы.
Давай потанцуем, Эдди? Когда танцуешь, быстрее действует.
Не хочу.
Паинька.
А ты тронутая.
Я видел, что критический момент приближается.
Потанцевав немного одна, Гарди опять плюхнулась на стул и налила себе третий стакан.
Не так быстро, посоветовал я. Загнешься еще с непривычки.
Я ведь пробовала уже. Немного, но все-таки. Она налила виски в другой стакан. Ну же, Эдди, выпей со мной. Пожалуйста. Пить в одиночку нехорошо.
Ладно но только один раз, учти.
За счастливую жизнь! воскликнула Гарди.
Пришлось мне с ней чокнуться. Я только пригубил, а Гарди выпила все до дна, снова ушла в гостиную и позвала:
Иди сюда, Эдди! И бутылку со стаканами захвати.
Я послушался. Она села на подлокотник моего кресла и попросила:
Налей мне еще, Эдди. Это так весело!
Я налил и сделал еще глоток. Гарди опрокинула в себя четвертую порциюэта, я видел, прошла уже не так хорошо.
Потанцуй со мной, Эдди. Пожалуйста.
Музыка была хорошая.
Отстань, Гарди!
Она опять закружилась в танце.
Может, я когда-нибудь на сцене выступать буду!
Да, у тебя здорово получается.
Спорим, я и стриптиз могу делать. Как Джипси Роза. Смотри. Гарди завела руки назад и стала расстегивать платье.
Не дури, Гарди. Я твой брат, забыла?
Никакой ты не брат. И потом, это просто танец.
Застежки не поддавались, и она приблизилась ко мне. Я схватил ее за руку:
Слушай, Гарди, прекрати!
Но она уже почему-то оказалась у меня на коленях, тяжелая и горячая.
Поцелуй меня, Эдди.
Я моргнуть не успел, как Гарди прижалась своими красными губами к моим. Как-то умудрившись освободиться и встать, я сказал:
Перестань сейчас же. Ты еще ребенок. Нельзя так.
Можно, Эдди, можно, смеялась она. Давай еще выпьем.
Я налил нам обоим и предложил тост:
За маму!
Как скажешь, Эдди.
Я поперхнулся сам, что очень позабавило Гарди.
Налей мне еще, Эдди. Я сейчас. Она вышла, слегка пошатываясь. Я повозился с радио, но музыки нигде больше не было, только пьесы.
Эдди! позвала Гарди.
Я оглянулся. Она подошла бесшумно, потому что была босаяи вообще совершенно голая.
Говоришь, я еще ребенок?
Я выключил радио и произнес:
Нет, Гарди, ты уже выросла, поэтому давай-ка допьем. На, держи.
Я вышел в кухню за водой и притворился, будто тоже пью.
Ой, голова что-то
Дерни ещепоможет. До дна.
В бутылке осталось совсем чуть-чутьмы наливали помногу.
Гарди снова пустилась в пляс и споткнулась. Я подхватил ее и усадил на диван.
Иди с-сюда, Эдди.
Сейчас, вот только допьем.
Последний стакан она большей частью пролила, но кое-что попало и внутрь. Я вытер Гарди носовым платком.
Ой, как голова кружится! хихикнула она.
Закрой на минутку глазалучше станет.
Минутки ей хватило, чтобы отключиться. Я отнес Гарди в спальню, натянул на нее пижамные штаны. Ополоснул стаканы, выкинул бутылку в мусорное ведро и убрался подобру-поздорову.
Глава 6
Около двух часов я вышел из лифта на двенадцатом этаже «Вакера» и постучал в номер дяди Эмброуза.
Что с тобой? спросил он, открыв мне дверь. Где ты был?
Нигде гулял просто.
Для моциона, значит?
Слушай, отстань, а?
Конечно-конечно. Ты присядь, отдохни.
Я думал, мы куда-то пойдем.
Пойдем обязательно, но не сразу. Он протянул мне помятую пачку сигарет. Хочешь?
Угу.
Мы закурили.
Вижу, парень, худо тебе, произнес дядя, глядя на меня сквозь дымовую завесу. Догадываюсь, что одна из твоих девочек что-то выкинула, а может, и обе. Это ты вытрезвлял Мадж к похоронам?
Очки тебе определенно не требуются.
Такие уж они есть, Мадж и Гарди. Их уже не исправить.
Мама тоже не виновата. Себя ведь не переделаешь.
Никто не виноватс годами ты сам поймешь. Это и к тебе относится, и к Уолли. Взять хоть то, как ты настроен сейчас
И как я настроен, по-твоему?
Зол как черт, вот как. Не только из-за Уолливсе, думаю, началось раньше. Посмотри-ка в окно.
Окно номера выходило на юг, на чудовищную махину Мерчандайз-Март и на Северную сторону со старыми кирпичными домами, где жили одни уроды.
Обалденный видок, усмехнулся я.
Ну вот, теперь понимаешь? Ты смотришь на что-то, а видишь себя самого. Красота и романтика открываются только тем, у кого они есть внутри.
Да ты у нас не балаганщик, а прямо поэт.
Случилось пару книжек прочитать, улыбнулся Эмброуз. Не следует навешивать ярлыки, скажу я тебе. Слова обманчивы. Называешь кого-то наборщиком, пьяницей, голубым, шофером грузовика и думаешь, будто выразил этим всю его суть, но люди существа сложные, одним словом их трудно определить. Он слез с кровати и опять повернул меня к окну, держа за плечо. Сейчас мы попробуем посмотреть на это иначе, может, на душе-то и просветлеет.
Мы стояли, глядя в открытое окно на подернутые серым туманом улицы.
Да, я читал кое-что, и ты тожено смотрел ли ты когда-нибудь на вещи по-настоящему? Там внизу ты, к примеру, видишь дома-коробки, каждый отдельно, а между ними воздух, правильно? Так вот, все не так. Это просто масса крутящихся атомов, которые в свою очередь состоят из электронов, тоже крутящихся, и пространство между ними, как между звездами. Одно большое ничто. Нет никаких четких линий там, где заканчивается воздух и начинается зданиетебе просто кажется, будто они есть. Атомы там посажены чуть поближе. Они не только крутятся, но еще и вибрируют: ты слышишь шум, а на самом деле это атомы елозят туда-сюда. Видишь, по Кларк-стрит человек идет? Он тоже ничто, часть пляски атомов, слитая с тротуаром и воздухом.
Эмброуз отошел от окна и снова сел на кровать.
Смотри хорошенько, парень. Проникнись. То, что ты будто бы видишь, лишь вывеска, фасад, прикрывающий секреты фокусника. А может, и секретов-то никаких нет. Движущаяся масса, состоящая практически из ничего. Сплошное пространство между молекулами. Твердой материи там наберется разве что на футбольный мяч. И что? Позволишь ты этому мячу гонять тебя по полю?
Я заметил, что дядя смеется, и тоже улыбнулся.
Не прошвырнуться ли и нам по Кларк-стрит? спросил я.
Мы пойдем на Чикаго-авеню, угол Орлеан. Припугнем одного типа по фамилии Кауфман.
Он держит бар не в самом лучшем районе. Чем таким ты можешь ему пригрозить?
А ничем. Мы вообще не станем ему угрожатьтут он и напугается.
Я что-то не догоняю.
И не надо. Пошли.
Так что мы делать-то будем?
Ничего такого. Просто посидим в его заведении.
Я так ничего и не понял, пока мы спускались вниз.
Тебе бы новый костюм не помешал, Эд, сказал дядя.
Да, но я сейчас в отпуске за свой счет. Неподходящее время для покупок.
Я тебе сам куплю. Темно-синий в полоску, чтобы ты выглядел старше. И шляпу к нему. Это входит в план, так что не тявкай. Ты должен смотреться настоящим гангстером.
Ладно. Считай, что я у тебя в долгу, когда-нибудь все отдам.
Костюм стоил сорок баксовпочти вдвое дороже того, что я сам покупал. Мы перемерили несколько, пока дядя не нашел подходящий.
Долго он не прослужит, вздохнул он, но до первой чистки будет смотреться дорого. Теперь шляпа.
Мы купили фетровую, с загнутыми полями. Дядя и туфли хотел купить, но я отговорил его: мои были почти новые, почистить их, и порядок. Приобрели еще рубашку из искусственного шелка, выглядевшую как натуральная, и шикарный галстук.
Я переоделся в отеле и полюбовался на себя в зеркало.
Хватит лыбиться, балда! воскликнул дядя. Тебя за шестнадцатилетнего примут.
Я сделал серьезное лицо:
Как тебе шляпа?
Классно. Где брал?
Я-то? У Герфелда, произнес я.
Ты вспомни как следует. Мы с тобой тогда в Лейк-Дженива былисдернули туда, пока тут пыль не уляжется. А вернулись, как Блейн нам телеграмму отбил. Помнишь ту гардеробщицу в ресторане?
Брюнеточку? уточнил я.
Во-во. Вспомнил теперь? Она тебе и купила шляпу, когда твою ветром сдуло в машине. Чего ж не купить, ты на эту крошку за неделю баксов триста потратил. Хотел в Чик ее с собой увезти.
А чего не увез? Не помню уже.
Потому что я не велел. Босс тут я, заруби это себе на носу. Ты бы еще два года назад спекся, если бы не я. Кому-то надо смотреть, чтобы ты из штанов не выпрыгивал Кончай лыбиться, я сказал!
Есть, шеф! За что бы я, интересно, спекся? подхватил я.
Да хоть бы за банк «Бертон». Больно пострелять любишь. Ну, сунулся кассир к кнопке, зачем его мочить-то было? Мог бы и в руку стрельнуть.
А если бы он дотянулся?
Или когда мы со Сванном разбираться пошли. Его бы как раз замочить, и всех дел, а ты? Помнишь, что с ним сотворил?
Ну и чего? Он сам напросился.
Неплохо, Эд, улыбнулся дядя, выйдя из роли, но больно уж ты спокоен. Ты парень дерганый. У тебя ствол под мышкой, и ты о нем ни на минуту не забываешь.