Право, Фенн, Дуайт ведь не похищал ее. Она уже совершеннолетняя. Просто они оба натворили глупостей.
Допустим, он ее не похищал, но мог бы хоть немного о ней позаботиться.
Не нам судить его, дорогой. Мы не знаем, что произошло в Новом Орлеане. А он еще совсем мальчикему ведь всего двадцать один год. Может быть, он подумал, что, если уйдет от Джинни, она вернется домой. Откуда ему было знать, что она останется там одна и дойдет до такого ужасного состояния?
По-моему, он прихватил все ее деньги.
Он знал, что Джинни может затребовать деньги по телеграфу. Думаю, он начал чувствовать себя виноватым и поэтому ушел.
Возможно, согласился я и переменил тему.
Что еще мне оставалось? Я не мог объяснить молодой жене, что и она, и Джинни Поттер являются жертвами Дуайта и что у него, если судить о случившемся трезво, еще будет множество других жертв, прежде чем он окончит свои дни. Я начал сознавать, что тоже становлюсь его жертвой, хотя и косвенной.
Глава 4
Итак, я привез Макарана из Харперсберга, воссоединил его с любящей сестрой и понаблюдал, как он пинает нашу собаку.
Мэг отвела Дуайта в приготовленную для него комнату. Когда мы купили этот дом, в нем было две спальни. Ночами и выходными днями я переделывал боковое крыльцо в еще одну спальню, поэтому Бобби и Джуди получили по своей комнате. В течение трех лет комната Дуайта принадлежала Бобби, которого не слишком радовало возвращение к Джуди, пусть даже временное. Он украсил свой маленький мирок так, как казалось уместным восьмилетнему мальчику, и считал унизительным пребывание среди кукол шестилетней сестры.
Стоя в дверях, я смотрел, как Мэг показывает Макарану все, что она для него приготовила. Мэг упаковала его вещи пять лет назад и недавно все привела в порядок: выглаженные костюмы, куртки и джинсы повесила в шкаф поверх ряда начищенных до блеска туфель и аккуратно разложила по ящикам комода рубашки, носки, нижнее белье и свитеры. Она даже поставила спортивные призы Дуайта на полку, где Бобби держал модели гоночных машин, заново отполировав кубки и значки.
Дуайт окинул все это быстрым равнодушным взглядом, сел на кровать и заметил:
Приятно выглядит, сестренка.
Я старалась изо всех сил, удрученно отозвалась она.
Протянув руку к радио Бобби, он нашел какую-то дешевую имитацию диксиленда и включил звук на полную мощность. Мэг подошла к бюро, вынула банковскую книжку, села рядом с братом и начала громко объяснять ему все цифры, стараясь перекричать музыку.
Это осталось на счете после выплаты гонорара адвокату, дорогой. А это я выручила за машину. На прошлой неделе я попросила вписать процентытаким образом, это все твои деньги.
И как я их получу?
Что? О, мы пойдем в банк и выпишем для тебя карточку, чтобы ты мог брать деньги в любое время, когда они тебе понадобятся.
А ты можешь получить их сейчас?
Конечно.
Тогда мне не нужна карточка. Просто забери деньги.
Но зачем тебе столько наличных?
Дуайт выключил радио:
Забери деньги, Мэг, и отдай их мне. Так будет проще.
Я не стал дожидаться ее ответа и вышел посмотреть на Лулу. Я знал, где она прячется, присел на корточки и заглянул под гараж. Лулу забилась подальше, уткнув морду в лапы и с укором смотря на меня. Я объяснил ей, почему она лучшая в мире собака, но это не подействовало. Если в моем присутствии с ней обошлись самым ужасным образом, значит, я в этом участвовал, и никакая лесть не смягчит ее разбитое сердце.
Я вернулся в кухню. Там была только Мэг, склонившаяся над духовкой.
Что мне больше всего нравится, сказал я, это необычайное дружелюбие твоего братца.
Она выпрямилась и сверкнула на меня глазами, похожими на зеленые льдинки:
Если бы он провел пять лет плейбоем на курортах, то был бы куда дружелюбнее, можешь не сомневаться. Никто из нас не ожидал, что это пройдет легко. Так что не будем еще больше осложнять ситуацию.
Я подошел к Мэг и обнял ее. Услышав звук душа, я понял, что Дуайт избавляется от тюремного зловония.
Не будем из-за него ссориться, сказал я, отпуская Мэг.
Она вздохнула и посмотрела на меня полными слез глазами:
Что они с ним сделали? Почему он так изменился? Что в этом хорошего? Какова вообще цель тюрьмы?
Наказание. Устрашение других. Исправление. Но главным образом, по-моему, официальная организованная месть. Тех, кого не могут сломать тюремщики, доламывают другие заключенные. Когда-нибудь, если человека признают виновным, к его голове прикрепят какое-нибудь приспособление, оно загудит и полностью прочистит ему мозги, оставив в них столько, сколько там было, когда он появился на свет. Потом оно загудит снова и наделит его новым ассортиментом привычек, способностей, воспоминаний и желаний, возможно, скопированное у какого-нибудь образцового гражданина. Но это будет очень нескоро. А пока что преступников сажают в тюрьму и выпускают на свободу совсем озверевшими. Но это меня не касается, и я не люблю об этом думать, так как моя работа начинает казаться не такой уж полезной, как я надеялся.
Дуайт говорил что-нибудь о своих планах?
Ничего конкретного. Он считает, что Брук-Сити скверно с ним обошелся.
И он прав, не так ли?
И да и нет. Дав том смысле, что к нему отнеслись пристрастно; нетв том, что беспристрастное правосудие настолько редко, что он не имел никаких оснований на него рассчитывать. Если Дуайт попытается качнуть весы в другую сторону, вернуть то, чего, как он считает, его несправедливо лишили, он скоро обнаружит, что играет краплеными картами.
Звук душа прекратился. Мэг начала подавать еду на стол. Я вышел и сел на ступеньки заднего крыльца. Если с Дуайтом обошлись несправедливо, то это была та же самая несправедливость, к которой я давно пытаюсь привыкнуть и которая встречается по всей стране. Пороки коренятся в самой структуре нашей юридической системы, и куда лучшие умы, чем мой, отчаялись от них избавиться.
Как правило, прокурором является молодой юрист. Возможно, у него есть политические амбиции, а может быть, он просто старается произвести благоприятное впечатление, которое поможет ему, когда он займется частной практикой. В обоих случаях его будущий успех зависит от доброй воли людей, именующих себя опорой общества, людей, которые владеют магазинами, фабриками, банками и тому подобным.
Полиция производит арест, предъявляет обвинение, завершает расследование и передает дело прокурору. Прокуратураучреждение обычно с низким жалованьем и весьма ограниченным бюджетом. В каждом конкретном случае прокурор должен решить, сколько времени и усилий стоит вложить в обвинение. Предположим, преступление совершено другом, родственником или ценным работником местного бизнесмена. Обвинитель знает, что ему будет противостоять опытный защитник. Нужно ли вкладывать в это дело максимум усердия, времени, энергии и денег? Зачем ему тщательно проверять всех присяжных с целью добиться состава жюри, которое вынесет вердикт о виновности, если судья и без того достаточно суров? Прокурор может для очистки совести ограничиться рутинной подготовкой, а потом добиваться осуждения обвиняемого со всеми внешними признаками рвения. Он может протестовать против самых веских доводов защиты. Но если во время перекрестного допроса свидетеля защиты прокурор поймет, что может поймать его в западню, но не сделает этого, кто обвинит его, что он сознательно изменил направление допроса? А возможно, и весь ход процесса? Или, понимая, что осуждение неизбежно, введет незаметно какой-нибудь элемент, который при апелляции может привести к отмене приговора?
Однако, когда обвиняемый совершил преступление против людей, способных положительно влиять на будущее прокурора, зрители, хотя им кажется, будто они присутствуют на таком же спектакле, что и прежде, видят работу не менее тщательную, чем сборка баллистической ракеты. Они видят, как неуверенность защиты разбивается вдребезги о великую убежденность обвинения в присутствии неумолимого судьи и самого безжалостного состава присяжных, какой только мог подобрать прокурор. И он предстает перед публикой не пропускающим ни единого слабого места в аргументах защитника и в то же время избегающим любых процессуальных ошибок.
Такое происходит если не в каждом городе, то в большинстве. Предположим, вы прокурор и не получаете из государственных фондов достаточно денег на тщательную подготовку каждого дела. Как же вы будете расходовать и экономить эти скудные средства? Эта проблема распространяется и на полицейское расследование. Если у вас не хватает времени и людей для изучения всех материалов, на каких именно вы сосредоточитесь? Там, где профессиональный прокурор назначен на длительный срок, проблема уменьшается. Но если на его месте такое редкое животное, как страстный защитник угнетенных, заклятый враг привилегий, та же проблема возникает вновь, хотя и по другим причинам.
В итоге правосудие зависит от того, кто вы такой, а не что вы сделали.
Дуайт Макаран убил единственную дочь самого влиятельного человека в Брук-Сити. Требование о переносе слушания дела в другой округ было подано слишком поздно и отклонено.
Если бы он убил таким же образом и по таким же причинам девушку вроде той, которую его отец нашел на Дивижн-стрит, дело могло даже не дойти до суда.
После первого сезона в профессиональной футбольной команде Макаран в середине января прибыл в Брук-Сити с намерением установить деловые связи, которые помогут ему продержаться в межсезонье и остаться на плаву, если он вылетит из команды. Он давал интервью и делал прогнозы местным спортивным репортерам, а также начал продавать страховые полисы для агентства «Атлас», так как старый Роб Браун стал слишком слаб для того, чтобы самому искать клиентов. Проработав там две недели и осуществив всего одну продажу, Дуайт решил, что это ему не подходит. Позднее Роб говорил, что эта авантюра обошлась ему долларов в триста.
Некоторое время Макаран торговал спорттоварами. Неделю он провел за столиком портье в отеле «Кристофер», но был уволен за пьянство. Уличные регулировщики устали делать ему предупреждения за неосторожную езду по городу в его голубом автомобиле с откидным верхом и стали присылать ему повестки. К тому времени он уже начал шляться в сомнительной компании.
Я знал, что Дуайт бывает в притонах на Дивижн-стрит, но не понимал, что это означает, пока Лэрри Бринт не позвал меня в свой кабинет и не сообщил, закрыв дверь:
Питерс получает сведения от одного информатора и вышел на что-то, связанное с твоим шурином. Джефф Кермер платит ему дважды в неделю.
Должно быть, я выглядел шокированным.
За что?
Стукач Элфа утверждает, что Джефф использует его для расправ с непослушными. Этой зимой люди немного распоясались, так как Джеффу не хватало рук, и Макаран помогает призвать их к порядку.
Я вспомнил недавно угодившего в больницу владельца «Медного кольца» на углу Дивижн-стрит и Третьей улицы. Он поступил туда с переломанными запястьями, вывихнутым плечом, несколькими внутренними кровоизлияниями и историей о том, будто упал с лестницы своего погреба. Мы расспрашивали его в больнице, не сомневаясь, что напрасно тратим время.
Дейви Морисса? спросил я.
Говорят, что его отделал Макаран и что Кермер был доволен работой.
Мне это не нравится.
Я поговорю с Джеффом, а ты сделай внушение своему герою.
Но от Дуайта я ничего не добился. Он изображал оскорбленную невинность. Якобы Джефф Кермерпросто его друг и Дуайт торчал в его заведении, «Воскресном отдыхе», только потому, что Джефф делал для него скидку в баре, считая, будто он привлекает клиентов. Честное слово, никто ему не платит. У него намечается кое-какое дело, но неизвестно, выгорит ли оно. Двое друзей одолжили ему деньги. Мне следует знать, что парень из профессиональной лиги не может связываться с людьми, которых несколько раз арестовывали за азартные игры в неположенных местах. Его бы немедленно вышвырнули из лиги. А вот пользоваться скидкой в баре не значит на кого-то работать.
Я говорил с ним в его квартире на Бруквее в одиннадцать утра. Так как было очевидно, что наша беседа ни к чему не приведет, Милдред Хейнамен вышла из ванной, облаченная в большое желтое полотенце на манер малайского саронга, и весьма неумело изобразила удивление. Это была худая темноволосая девица, беспорядочная, как мартовский ветер, чью красоту портил рот, слишком дряблый и подвижный. Она произносила каждое слово так, будто разговаривала с умеющими читать по губам.
Я стоял возле двери. Дуайт сидел за столом в халате с газетой в руке, потягивая кофе и явно нуждаясь в бритье.
Позвольте представить вам детектива-сержанта Хиллиера, мисс Хейнамен, с иронической учтивостью сказал он.
Мы уже знакомы, верно? отозвалась Милдред, активно работая губами. Встречаемся время от времени. Дуайти, милый, ты должен заставить их сделать что-нибудь с горячей водой. Куда я дела мои сигареты? Ага, вот они.
Мы действительно были знакомы. Людей часто удивляет, что брат и сестра бывают абсолютно не похожими друг на друга. Пол-младший, который был всего на четыре года старше сестры, казалось, родился пятидесятилетним, всегда отличаясь ужасающей серьезностью, правильностью и благонадежностью. Их мать умерла, когда Полу-младшему было четырнадцать. Милдред выгоняли из всех школ, куда ее отдавали, в том числе из швейцарской. В восемнадцать лет она начала получать доход с трастового капитала, оставленного ей щедрой бабушкой. Милдред жила, как матрос, временно отпущенный на берег, которому кажется, будто в мире никогда не будет достаточно постелей и бутылок, никакая машина не может ездить достаточно быстро и никакая вечеринкадлиться достаточно долго. Она отправлялась в дальние поездки, повинуясь импульсу, а ее возвращения в Брук-Сити были столь же непредсказуемыми. Ее пребывание в городе всегда становилось для нас проблемой. Милдред было двадцать два года. Разумеется, отцовская газета молчала о ее похождениях. Она настолько привыкла к тому, что мы вытаскивали ее из всех неприятностей, что начала искренне верить, что полиция находится на жалованье у ее отца.
Я участвовал в одном из самых пикантных эпизодов, когда пребывал еще в самом низшем ранге детектива. Состоятельная пара по фамилии Уокер весной отправилась в Европу. Их сын привез на пасхальные каникулы двух приятелей из колледжа в стоящий пустым дом в районе Хиллвью, неподалеку от жилища Хейнаменов. Как нам удалось выяснить, трое мальчишек засели в доме вместе с Милдред и изрядным количеством выпивки. Вечеринка продолжалась пять дней и ночей, покуда один из приятелей юного Уокера внезапно не умер. Мы прибыли туда через десять минут после звонка перепуганного Уокера. Парень был слишком пьян, чтобы его расспрашивать. Другого мальчишку мы нашли храпящим в постели. Они умудрились превратить дом в свинарник. Голая Милдред Хейнамен лежала без сознания в розовой ванне. К счастью, пробка была дефектной и вода вытекла, иначе она бы просто утонула. На фоне розового фарфора ее тело выглядело серым, безжизненным и столь же привлекательным, как труп в концентрационном лагере.
Мертвый парень оказался жертвой техники. Ему не понравилось качество изображения на телеэкране, поэтому он снял заднюю стенку телевизора и, не выключив его, начал ковыряться внутри. Удар током отбросил его на восемь футов. Его лицо было краснее, чем при любом загаре, но нам пришлось произвести бесполезную, хотя и обязательную процедуру попытки реанимации.
Я собирался предъявить все возможные законные обвинения, но, когда стало ясно, что мои действия будет трудно контролировать, меня отстранили от дела. Слуги Хейнамена привели дом Уокеров в безупречный порядок. Милдред быстро спровадили в санаторий. Кто-то как следует натаскал юного Уокера и его беспутного приятеля. К тому времени, когда прибыли родители погибшего парня, дело выглядело трагической случайностью: трое друзей сидели за пивом, Ронни вызвался починить телевизор, но по ошибке вытащил из розетки шнур торшера. Вердикт коронерасмерть в результате несчастного случая.
Лэрри Бринт прочитал мне лекцию:
Тебе платят за то, чтобы ты был копом, Хиллиер, а не моралистом и реформатором. Ты проводишь в жизнь не христианскую этику, а законы. Это был несчастный случай. Какой смысл предъявлять кому-то моральные обвинения? Какая была бы польза, если бы мы доказали, что юный Уокер, бог знает почему, ждал двадцать минут, прежде чем позвонить в полицию? Кому бы стало легче, если бы мы сообщили родителям парня, как он провел последние пять дней жизни? Тебя тошнит от этой истории, и меня тоже. Окей, в противном случае мы были бы скверными копами и еще более скверными людьми. Но не позволяй этому чувству мешать работе, за которую тебе платят. Изменять мирне наша задача. От нас требуется только сделать Брук-Сити относительно безопасным местом для проживания и обеспечить его обитателям защиту на полтора бакса за каждый бакс, которым они нас финансируют. Ты не судья, не присяжный и не прокурор.