Град разбитых надежд - Токарева Мария 68 стр.


Джоэл успокаивал Джолин, но на деле залеплял рот собственной совести: ни о каких программах усыновления он не слышал. Но пообещал себе, что после завершения всех народных волнений попытается разыскать несчастного мальчонку. Впрочем, гарнизон цепко держался за свою добычу, не позволяя охотникам даже приближаться к Бастиону и его тюрьмам. Два ведомства, точно два гигантских паука, разделили сферы влияния и таращились друг на друга с разных концов города. Цитадельна западе, Бастионна востоке.

 Джолин, только больше не плачь. Все, закончилось время твоих слез,  говорил Джоэл, лишь бы не молчать, лишь бы вязкая тишина разоренного дома не давила на Джолин.

Она доверчиво прижалась к колючей небритой щеке. Неловкие объятья на коленях окутали небывалой теплотой и безмятежностью, из которой не вырывала даже медленно исчезавшая боль в правой ноге. Временное успокоение лечило тело и душу, давая новую надежду, новый смысл жизни. Раненый и перемолотый службой, он был нужен здесь, в пекарне. Может, не как самый сильный защитник с мечом, но как тот, кто не позволит обвинить самое прекрасное и чистое существо в Вермелоего отважную Джолин.

 Спасибо, Джоэл. Вы с Ли избавили меня от чудовища. Спасибо! Спасибо вам!  шептала она.

 Теперь ты свободна,  упоенно отозвался Джоэл.

 Я никогда не буду свободна,  запнулась Джолин и потупилась, сцепляя пальцы на коленях.  Как и все в этом городе.

Джоэл недоуменно воззрился на нее, но незаметная тень покинула пригожее лицо. Покрасневшие от слез глаза лучились добротой и радостью. И Джоэл почувствовал, что вскоре они по-настоящему отпразднуют победу.

 Ну, золотые мои, оставлю-ка я вас наедине,  широко улыбнувшись, радостно проговорил Ли и подмигнул у двери:  Джо, не теряйся тут без меня. Самое время утешать и радовать.

Джолин покраснела от нескромных намеков. Похоже, весь Вермело знал, как именно Ли привык «утешать», а уж тем более «радовать». Джоэл молча скрежетнул зубами: «Нарочно ты, что ли? Или ревнуешь?».

Так или иначе, оба напарникасначала Мио, потом Липокинули пекарню, оставив с Джолин наедине. Охрана из Цитадели не торопилась, лазутчиков неестественно обостренное чутье не отслеживало. Складывалось впечатление, что гарнизон сработал быстро и чисто. Оставалось только удивляться и радоваться, чем и занялся Джоэл, помимо этого помогая Джолин наводить порядок. Вот только связный разговор не получался, точно Ли утащил с собой весь талант к складыванию нежных признаний. Да и Джолин выглядела слишком напуганной и подавленной.

 В том, что случилось, нет никакой твоей вины, пойми,  неловко начинал Джоэл.

 Я понимаю. Понимаю,  кивала Джолин, старательно натирая тряпкой столешницу.  Все хорошо! Все очень хорошо! Спасибо вам!

Повсюду рассыпалась мука из мешков, перемешавшись с сажей. Если уж Джолин предстояло и дальше жить в пекарнепохоже, именно так условились с Верховным Охотником,  следовало помочь ей создать хотя бы видимость уюта. Эти стены наверняка давили на нее, и Джоэл хотел бы забрать страдалицу к себе в мансарду. Хватило бы места и на троих. Внизу комната Мио неплохо делилась пополам, но охотникам запрещалось селить рядом с собой тех, кто не принадлежал к их своеобразной закрытой кастени слуг, ни возлюбленных со стороны.

«Ничего, как нога заживет, путь от мансарды до пекарни будет казаться коротким. А уж дорогу я найду теперь и с закрытыми глазами»,  успокаивал себя Джоэл, дивясь, почему его не покидает смутное беспокойство. На всякий случай он перечитал еще раз все, что значилось в постановлении Умана Тенеба, которое убедило охотников. Нет, все верноДжолин оставалась в пекарне как важный свидетель. Без права переселения, но на свободе.

 Видишь, теперь это все твое. Будешь печь булочки, если захочешь. Без гадких записок,  утешающе говорил Джоэл, обнимая сидящую за столом Джолин за плечи.  А не захочешь, можешь заняться чем-то другим. Что тебе нравится? Ох, Джолин, порой мне кажется, я совсем тебя не знаю. Вот Ли, оказывается, рисует неплохо. А у тебя есть что-то такое же?

 Нет, не знаю,  отрешенно отозвалась Джолин.  В детстве я знала только священные тексты.

 В трущобах читают священные тексты?

 Секты, наверное. Я плохо помню,  растягивая слова, ответила несколько отрешенно Джолин, дотрагиваясь до руки Джоэла, порывисто сжимая ее, а потом улыбнулась нарочито беззаботно:  Впрочем, это неважно. Если будет позволено, я хотела бы сохранить это дело. Печь пирогичем не работа? Не хуже прочих.

 А ничего, что это будет напоминать, ну

 Зерефа Мара?  обернулась Джолин.

 Да,  смутился Джоэл. Вопрос казался ему слишком личным. На выяснение причины кошмаров возлюбленного Ли ушли годы, а теперь он, дотошный старый охотник, будто наспех взламывал замок новой родной души. Снимал ненадежную корку со свежих ран.

 Ничего,  пожала плечами Джолин, совершенно не смущаясь.  Есть крыша над головой, есть дом, где не мучаютэто хорошо. А что было в этом доме раньше, не так уж важно.

Простота ее ответов обескураживала, внушая недоверие. Но блестящие радостью глаза заставляли успокоиться. Взгляд прояснился, точно летнее небо, с которого долгожданный ветер согнал нежеланные тучи. Легкие порывы колыхали зеленеющие кусты хризантем под окном, в комнату сочилась умиротворяющая свежесть.

 Джолин, почему ты так долго терпела эту тварь? Этого пекаря!  недоуменно спросил Джоэл через какое-то время. Они успели расставить уцелевшую мебель и спешно потушили печь, открывая заслонки, чтобы не угореть. Привкус дыма неприятно напоминал о мрачном пространстве, где случился поединок с Вестником Змея. И не иначе сам Змей дернул теперь за язык. Джоэл предполагал, что задаст этот вопрос намного позднее, дав возможность Джолин прийти в себя, не касаясь ее болезненных воспоминаний.

 Сначала он действительно удочерил меня,  на удивление спокойно начала она, отвлекаясь от подметания осколков.  Помог, когда мне некуда было идти. Жена его тоже мне очень и очень помогла. А потом она однажды заболела, где-то на месяц.

 Можешь не рассказывать, если это  уже смутно догадывался Джоэл, не желая, чтобы Джолин снова погружалась в омут жуткого прошлого. Но она продолжала:

 После этого она перестала пускать к себе в кровать мужа. Зереф злился. И еще через месяц пришел однажды ночью ко мне. Я спала, а очнулась со связанными руками. Я ничего не могла сделать.

 Джо, не рассказывай, я все понимаю,  растерянно пробормотал Джоэл. Джолин нервно сглотнула, но осталась относительно спокойна. Ее глаза вновь ожесточенно стекленели, веник и совок выпали из рук. Закусив губы, она продолжала, точно каждым словом мучительно вытаскивая из ран кинжалы:

 Нет-нет, ты должен знать всю правду. Всю. Правду обо мне После той ночи Зереф сказал, что я теперь продажная женщина. Шлюха! И никто уже не посмотрит на меня. Если бы кто-то посватался, он бы немедленно сказал, что у меня ужасная репутация. И что они, добропорядочные, только из жалости меня приютили, надеясь на то, что я исправлюсь.

 Но ведь все видели, что ты честно работаешь!  воскликнул Джоэл, подбегая к любимой, обнимая ее за плечи. Лишь бы согреть, лишь бы заставить забыть весь этот ужас унижения и неприятия себя.

 Зереф Мар был уважаемым человеком, он ведь раньше трудился в пекарне Квартала Богачей. Его словам верили больше, чем моим,  отозвалась Джолин, и по щекам ее снова покатились слезы, а бескровные губы задрожали. Но она оттаивала, теперь с нее спадала броня, показывая отринутую миром одинокую девочку.

 Джолин, но зачем ты оставалась, когда я мог бы помочь? Я же

 Это ничего не меняло на тот момент,  смущенно отозвалась она.  Зереф предоставил бы пирожки с записками и сдал бы меня в гарнизон. А вам с Ли я не могла настолько доверять.

 Забудь обо всем, Джолин. Больше никто не причинит тебе вреда.

 Джоэл, любимый! Любимый Джоэл!

Она потянулась к нему, робкая и одновременно страстная. Она обняла его за шею и целовала лицо, не губы, а все сразу: глаза, скулы, нос. Покрывала жаркими короткими поцелуями, как в последний раз. Но Джоэл верил, что для них в этот миг все только начиналось.

И все же в тот день, тот тихий радостный вечер, он не мог остаться и утешить, как советовал Ли. Почти до сигнала «отбой» они вдвоем сидели на промятой тахте под лестницей, часто служившей кроватью для Джолин, которая допоздна трудилась возле печи.

Она, робкая, но податливая, млела в объятьях Джоэла, успокаиваясь и мирно задремывая. В тот вечер хотелось верить, что все проблемы и горести позади. И Вестник Змея, и постылые заговоры, и бесконечные дежурства, не позволявшие быть всегда рядом с любимыми. Время растворилось в ласковых дуновениях незаметного ветерка, слилось шепотом кустов хризантем и сирени. Но Джоэл не осмеливался предложить ничего, кроме безмолвной осторожной нежности. После всего, что он услышал и увидел, он понимал, что им предстоит еще долгий путь к новой ступени доверия.

«Бедная девочка моя, бедная искалеченная Джолин. Прав был Ли, во всем прав. Я готов ждать. Сколько скажешь, готов ждать. Главное, что теперь мы вместе. Ближе, чем телом»,  без слов взывал Джоэл. Но долг велел уходить, когда к дому прибыли новые сторожа от охотников, своеобразная смена караула. Уман Тенеб держал свое слово: важного свидетеля цитадели обещали охранять круглосуточно.

 Я должен идти, Джолин,  обратился он к любимой, растерянно застывшей на тахте. Если бы она попросила, он бы остался, подарил бы ей незабываемую ночь, способную стереть все потрясения минувшего дня. Но она не просила, отчего Джоэл ощутил новую неловкость. Точно каждый из них не догадывался, кто должен сделать первый шаг.

 Только возвращайся,  улыбнулась ласково Джолин.

 Вернусь! Обязательно вернусь,  ответил он.

 Я буду ждать. Отныне я всегда буду здесь. Ждать тебя,  донесся сквозь сумрак мелодичный голос возлюбленной. Но от него по спине беспричинно прошел холод, точно она произнесла зловещее заклятье. Впрочем, он бы принял и вечность в темнице пекарни: с Джолин любое наказание превращалось в награду.

 Мы прибыли по поручению Верховного охотника,  отрапортовали стражи, когда Джоэл вышел на улицу.

 Удостоверения,  сурово приказал Джоэл новым охранникам, отдав им честь возле двери.

 Вот. Теперь покажите ваше. Хотя это чистая формальность. Все знают, кто вы,  с некоторым восхищением заявили пришедшие трое охотников с мечами и арбалетами.

 Попрошу без фамильярностей и лести,  беззлобно осадил Джоэл, слишком счастливый для недовольства, и тихо добавил:  Берегите ее, как королеву. Как величайшую ценность. Головой отвечаете за нее перед цитаделью и передо мной лично.

 Слушаемся. Охотник Джоэл, Уман Тенеб ждет вас завтра в полдень с рапортом об утренних арестах.

 Ну, что ж, пойду писать,  кивнул Джоэл, находя себе оправдание, почему не заночевал в пекарне, почему снова оставил Джолин одну. Нет, ничего еще не закончилось. Им всем предстояло нелегкое продолжение расследования.

Вечер и половина ночи прошли за мучительным подбором верных слов. И плевать Джоэл хотел на запреты и сигнал «отбой». По долгу охотника ему вообще следовало спать днем, раз уж его снова перевели на оперативную работу. Патрулирование улиц не в счет, бумажные дела тоже никогда не считались великим отдыхом.

Сидя в душноватой мансарде в то время, пока Ли с Мио бороздили опустевшие улицы, Джоэл корпел над обтекаемыми формулировками, опасаясь чем-либо вызвать немилость Умана Тенеба. Теперь вся их жизнь, все их общее благополучие зависело от решений и благосклонности этого «чудовища-на-своем-месте», вернее, вроде бы друга. Но Джоэл снова в этом сомневался, вспоминая, как Верховный Охотник засуетился, требуя передать все улики. Уман что-то скрывал от подчиненных, а гарнизон что-то таил от цитадели. И за всей этой фрагментарной правдой пряталось нечто жуткое. В ночной тиши тень этого незримого монстра подступала воспоминаниями о Легендарном Сомне, и Джоэл нервно поводил плечами и тер затекавшую шею, кляня затупившиеся перья и растекавшиеся чернила. Хотелось достать где-нибудь печатную машинку. Впрочем, вряд ли техническое новшество прошлых летредкость нынешнего Вермелосильно помогло бы в поисках ответов.

Еще днем Джоэл радовался, ощущая покой человека, выполнившего свой священный долг. Но после дурманящего вкуса любой победы настает время тяжких раздумий, как жить дальше, что надо менять. Пока что Джоэл не видел катастрофических подвохов, пока что складывалось впечатление, что все они почти в безопасности. И все же наутро после нескольких часов беспокойного сна и чашки крепкого кофе Джоэл ощущал себя неуверенно, медленно приближаясь к кабинету Верховного Охотника.

В цитадель его вызвали к полудню, потому что утром Уман проводил закрытое совещание. А с кем и зачемобычным охотникам не докладывали, даже если они числились когда-то друзьями Верховного и помогли в раскрытии крупного заговора.

«Как собака Служит, на задних лапах скачет, приносит палкуее гладят по голове, кормят. Собака не должна задумываться, для чего приносит проклятую палку, когда хозяин кидает ее раз за разом. А укусит раз-другойтак и прирезать можно непокорную животину»,  думал с легкой досадой Джоэл, переминаясь с ноги на ногу, ожидая в коридоре возле двери. Он пришел раньше времени и бездумно рассматривал отшлифованную древесину с тяжелой ковкой. Еще в начале лета они с друзьями едва не снесли с петель эту дверь, открыли чуть не с ноги, врываясь в кабинет Умана. Да что тамеще накануне они с Ли довольно нагло излагали свои требования. А теперь Джоэл отчего-то боялся. Теперь ему представился шанс построить хрупкое и призрачное, но счастье. И Уман мог одной своей волей разрушить его, забрать свой документ, прекратить расследование, подписать новый указ о том, что Джолин не такой уж и важный свидетель. А из всего революционного кружка она, похоже, уцелела одна, всех прочих крепко повязали люди гарнизона.

«Ну, и что изменится, если я сейчас не войду? Не постучу? Убегу? Будет только хуже»,  посмеялся над своим малодушием Джоэл, хотя признавал, что с поддержкой Ли вел бы себя более решительно.

В конце концов, часы и солнце отмерили полдень, значит, он имел полное право напомнить о себе. И он постучал, три раза, кратко, но громко.

 Джоэл? Заходи-заходи!  донесся из-за двери радушный гулкий бас Умана. Джоэл немного успокоился и заглянул внутрь, сбрасывая с себя путы робкого просителя. Он был таким же охотником, не пристало забывать об этом гордом звании. И пришел он почти с триумфом.

 Добрый день, Уман,  твердо начал он.

 Да, пожалуй, и правдадобрый,  кивнул Уман.  Для Цитадели точно.

 Для кого же нет?  спросил Джоэл, садясь на приветливо указанный скрипучий стул напротив стола Верховного Охотника и привычным жестом молча протягивая три листа рапорта.

 Плохие новости для расследования Бастиона,  криво ухмыльнулся Уман, сверкнув единственным глазом.

 Что там?  нахмурился Джоэл, пока собеседник бегло изучил доклад подчиненного. Обо всех арестах Верховного Охотника уже наверняка известили телеграммами. О благополучном исходе дела Джолин он тоже, похоже, все знал. Теперь его как будто интересовало изложение сути событий конкретным подчиненным.

 Зереф Мар не выдержал первого допросаобратился этой же ночью,  не переставая криво ухмыляться, отозвался Уман.  Дежурные охотники его убили. Жена его, похоже, насчет революционеров ничего не знает. В общем, гарнизон от него сведений не получил.

«А не помогли ли ему обратиться?»невольно подумал Джоэл, и от улыбки Умана в душу заползли змеи новых сомнений. Казалось, что пекарь располагал сведениями не только о заговоре Секты Дирижабля, отчего возникало все больше вопросов к Джолин. Расследование ее прошлого только начиналось.

При всей любви и неге, в которую они погружались наедине, опытный охотник не мог оставить темные тайны нераскрытыми, если они представляли угрозу для города. Но если их скрывала сама Цитадель, оставалось только полагаться на чутье и искать верный путь в одиночку. И все же скорая гибель пекаря отозвалась закономерной злорадной радостью. Если он и знал что-то, то ни под какой пыткой не раскрыл бы свою историю злейшим врагам, которыми стали для него назойливые охотники.

 Но у них ведь хватает других свидетелей,  осторожно уточнил Джоэл.

 Да. Поэтому к нам никаких вопросов. Чисто сработано,  гордо осклабился Уман и налил им обоим по стакану ароматного коньяка.  Твое здоровье, тебе оно точно пригодится.

Джоэл рассеянно согревал в руках пузатый бокал, запах алкоголя щекотал нос воспоминаниями о больничном спирте и о непотребном дебоше на Рыбной улице. Теперь все осталось в прошлом, а будущее рисовалось все менее определенным. Он еще не понимал, в чем причина, но вместо радостного успокоения на сердце крепла тревога.

Назад Дальше