А Мари принялась размышлять обо всем, что услышала. Ей хотелось понять, почему на душе у нее остался такой неприятный осадок, и в конце концов она решила, что причина в той злополучной лошади.
У Рено появились какие-то таинственные дела с людьми, о которых мадам Мари ничего толком не знала. Она решительно поднялась и отправилась в конюшню.
Лошадка сразу глянулась мадам Мари. Такая это была ладная и славная лошадка, и такая забавная звездочка у нее на лбу! Даже досада берет: как это толстый, неуклюжий Рено будет на ней ездить? Да он сломает ей спину своей тяжеленной задницей!
Мадам Мари позвала конюха:
Эта лошадь будет моей. Ты понял?
Да, мадам.
И если мессир Рено захочет ее оседлать, скажешь ему: мол, госпожа запрещает вам ездить на этой лошади.
Да, мадам.
«Вы, мессир Рено, чересчур для нее громоздки». Так скажешь ему, понял? Это лошадь для женщины. Позднее, когда у мессира Рено появится жена, пусть ездит она. Ясно тебе? Так ему и передашь.
Да, мадам.
А теперь оседлай-ка ты мне эту лошадь.
И конюх стал выполнять приказание, а мадам Мари отправилась переодеваться. Впервые за долгие годы она сняла траурный наряд и облачилась в зеленые одежды, в каких когда-то, ужасно давно, ездила верхом в компании молодых людей и девиц. С той поры она ничуть не располнела, даже наоборот, сделалась еще стройнее, так что пришлось затянуть потуже пояс.
Она убрала волосы в девичью прическу, заплетя косы и перевив их жемчужной нитью, и спустилась во двор замка.
Лошадка Стелла покосилась на свою новую хозяйку и вдруг прянула назад, как будто что-то в даме Мари сильно ей не понравилось. И конюх подумал почему-то, что эта лошадь вовсе не предназначена для такой дамы, но ничего вслух не сказал, потому что от мадам Мари можно было схлопотать по щекам и за меньшее.
Госпожа уселась на лошадь и взяла поводья.
Как хорошо! воскликнула она, озираясь кругом с высоты седла. Как хорошо снова быть молодой!
Она подумала о своем погибшем муже, и сир Гварвин вдруг представился ей не как супруг, а как старший сын, ее ребенок, слишком рано умерший. Жалость затопила ее сердце, слезы выступили на ее глазах, и она выехала из замка.
Лошадка весело бежала по лугу, ветер дул даме Мари в лицо, и молодость как будто снова вернулась к ней. Она смотрела на свои руки в зеленых рукавах, и ей казалось: вот-вот навстречу ей покажется юный рыцарь, который влюбится в нее, и вся ее жизнь начнется сначала.
Она настолько уверилась в этом, что стала смеяться и вертеться по сторонам, и не сразу заметила, как к ней действительно приблизился некто.
Однако этот некто не был ни молод, ни хорош собой. Он даже не был рыцарем и вообще не сидел на коне. Это был коротышка с множеством бородавок, рассыпанных по всему его безобразному лицу с широким, как у жабы, ртом и огромным носом.
Дама Мари хотела объехать его стороной, но он одним прыжком перенесся с места на место и вдруг очутился прямо перед носом у лошади.
Стелла заржала, испуганная, и даме Мари стоило больших усилий заставить ее стоять на месте.
Вот и вы, прекрасная дама! закричал коротышка. Давно я ждал этой встречи!
Прочь с дороги! крикнула в ответ дама Мари. Я тебя не знаю и не желаю знать! Убирайся, мужлан, не то я раздавлю тебя!
Ха, обрадовался коротышка. Ну, попробуйте, дорогая Мари, попробуйте!
Стелла опять заржала, и Мари в досаде ударила ее хлыстиком.
Молчи, глупая!
Она знает, сказал коротышка, вдруг став серьезным. Она знает А вы, кажется, нет. Животные бывают проницательнее людей, особенно при встрече со мной А вы разве не узнаете меня?
Дама Мари не ответила. Тогда коротышка разинул пасть пошире и дунул прямо в ноздри Стелле.
Что тут началось! Бедная лошадка, обезумев от ужаса, взвилась на дыбы, а потом помчалась сломя голову по равнине. Она летела, как ветер, спасаясь от отвратительного смрада преисподней, а дама Мари вцепилась в ее гриву в попытке не упасть с седла.
Пальцы у Мари свело от напряжения. Перед глазами у нее все так и мелькало, поэтому она опустила веки, и там, в странных объятиях темноты, вдруг поняла: пустота, жившая доселе в ее душе, исчезла. Теперь ее сердце было наполнено жарким страхом, и это было молодое чувство. Ей хотелось жить, хотелось мужской любви, вина, прогулок верхом, охоты с птицейвсего, чего она сама себя лишила много лет назад.
Она улыбнулась и разжала пальцы.
* * *
Семейная усыпальница Керморванов была устроена в подземном этаже той самой башни, верхняя часть которой представляла собой часовню. Никогда прежде Рено не доводилось бывать в склепе, и все потому, что он боялся мертвецов. Обычные дети любят бояться, так что склеп с покойниками для них самое заманчивое место, особенно по ночам.
Но Рено испытывал такой дикий ужас перед смертью, что даже носа в подземелье не казал. И не было рядом с ним приятеля-ровесника, который подзадоривал бы его и в конце концов принудил бы совершить этот поступок.
И вот все переменилось.
Когда Стелла вернулась, вся в пене и без всадницы, на поиски мадам Мари бросились все обитатели замка. Один только Рено остался у себя в комнате. Он знал о том, что случилось, еще до того, как мадам Мари принесли в Керморван. Кроме того, он был занят: записывал рассказ о своей встрече со старым сеньором из Рюстефана.
Потом к Рено заглянули и сообщили новость. Он отложил перо и спустился в зал для приемов, где находилась теперь Мари.
В первое мгновение ему показалось, что это вовсе не его мать. Какая-то юная девушка в зеленом платье, с рассыпавшимися бусинами в косах. Руки у нее были сложены под грудью и связаны в запястьях, и Рено поймал себя на том, что не может отвести взгляда от этой груди, свежей и дерзкой под платьем.
Но потом он перевел взор на ее лицо и вздрогнул. Лицо было старым и злым, и улыбка, застывшая на нем, казалась ядовитой.
Капеллан подошел к Рено со словами утешения. Юноша терпеливо выслушал их, хотя ни одного не понял. Свобода, пришедшая к нему вместе со смертью матери, показалась Рено чрезмерной: он боялся потеряться в ее бескрайних просторах. Но он стерпел первые мгновения ужаса, а следующие оказались уже легче.
Да, сказал Рено, немного невпопад. Несомненно, мы похороним ее в склепе.
Так Рено впервые в жизни спустился под землю. Всю его компанию составлял один коптящий факелиз почтения в горю молодого сеньора слуги и капеллан оставили его в одиночестве. Рено быстро прошел по круглому залу, где стояли каменные гробы, и зажег все факелы, какие только увидел на стенах, и в их огне беззвучно сгорела паутина, выросшая здесь за годы запустения.
Рено остановился в центре помещения. Гробы окружали его. Он подумал: «Яточно пастух камней».
Он представил себе, как его предки лежат там, в глубине, и как сквозь их тела прорастают корни деревьев и трав. И, коль скоро он вообразил себя пастухом камней, то и начал пасти свое стадо и для начала подошел к гробнице сира Эрвана, того самого, что положил начало проклятию рода Керморванов.
Рено остановился и опустился перед надгробием на колени. Серый ноздреватый камень был совсем близко от его глаз, и он видел каждую прожилочку, каждую пылинку, застрявшую в порах плохо обработанной поверхности. И Рено подумал о том безумном дожде, который исказил нечто в жизни сира Эрвана; но что именно это было и почему от этого умерла жена рыцаря из Рюстефанаосталось для Рено неизвестным.
Он прикоснулся лбом к камню и ощутил ледяной холод, от которого узлом скрутило душу в груди.
Тогда Рено встал и перешел к следующему камню, под которым покоился его отец, сир Гварвин. О Гварвине говорили, будто он был веселый и слишком любил своих друзей, своих охотничьих птиц и коня по имени Звезда. Всего этого лишила его дама Мари, а под конец отобрала у него и самую жизнь.
Надгробие сира Гварвина было темнее, чем у Эрвана, и, как ни странно, поросло крохотными кружевными лишайниками. И когда Рено коснулся камня ладонями, он ощутил тепло, и тотчас ледяной холод, поселившийся было в его душе, отступил.
Рено наклонился и положил щеку на могилу своего отца, и лишайники ласково погладили его кожу.
Дама Мари лежала под плитами пола; для нее высекали особое надгробиес изображением спящей дамы с молитвенником и подушечкой для коленопреклонений в руках; таково было желание ее сына. Но пока этого не сделали, место упокоения Мари оставалось без всякого памятного знака.
Рено бережно переступил через эти плиты, чтобы ничем не потревожить покой своей матери. Теперь, когда она умерла, он начал испытывать к ней подобие добрых чувств, и, следует признать, особенную благодарность он ощущал по отношению к ней именно за то, что она покинула сей бренный мир.
За выстроенными в круг надгробьями имелась ниша, никак не освещенная, и Рено со своим факелом решительно заглянул и туда.
Навстречу ему брызнули искры золотого света. Рено даже зажмурился поначалу, такими яркими они были. Потом осторожно поглядел на них сквозь ресницы. Нет, он не ошибся: там, в нише, нечто горело ослепительным живым золотом.
Рено подошел ближе и опять опустился на колени.
Перед ним был еще один гроб, над которым виднелась полустертая надпись, высеченная прямо в камне стены:
«Сибильда де Керморван».
Больше ничего прибавлено не было. Не было даже знака креста.
А из-под земли, оплетая большую каменную плиту, росли золотые волосы. Их вьющиеся пряди струились по полу, точно лозы. Выбравшись на поверхность, они сцеплялись друг с другом, так что вся могила была покрыта огромным блестящим клубком.
Рено осторожно дотронулся до волос. На ощупь они были прохладными и совершенно живыми. Ему даже показалось, что он видит, как они растут.
Рено вынул из ножен кинжал и бережно отрезал одну длинную тугую прядку, которую свернул браслетиком и сунул себе за пазуху. Потом поцеловал золотую гробницу, встал, погасил все факелы по очереди и выбрался наружу.
* * *
Теперь сир Рено совершал долгие конные прогулки верхом на Стелле. Лошадка оказалась на диво послушной и преданной; она не жаловалась на тяжесть всадникабежала себе по вересковым пустошам, бродила вместе с Рено по полосе прибоя и, кажется, как и он, погружалась в невнятные грезы.
Каждый раз они видели какое-нибудь новое чудо. Иногда Стелла улавливала волнующие запахи; она раздувала ноздри и нежно, тихо ржала. Тогда Рено останавливался, спрыгивал с седла и целовал Стеллу в звездочку на лбу.
Но в тот день первым заметил чудо Рено и тотчас направил Стеллу туда, где ожидало их нечто неожиданное и любопытное.
Посреди вересковой пустоши вырос шатер. Это был небольшой, но очень богатый шатер, шелковый, с вымпелом наверху и копьем, воткнутым в землю перед входом. На копье висел щит с той же эмблемой, что была на вымпеле: вооруженная голубка.
Птичка выглядела потешно: на горле встопорщенные перышки, нежный клюв воинственно повернут в профиль, на выпяченной грудикираса, а в согнутом наподобие руки крылемеч.
У Рено не было копья, чтобы постучать в этот щит, как велел вычитанный в книгах обычай, поэтому он просто подобрал с земли камушек и запустил им в щит. Раздалось гудение, и тотчас из шатра вышел юноша.
Подбоченясь и расставив ноги, юноша сердито воззрился на Рено.
Ты кто такой и зачем ты стучишь в мой щит? закричал он звонким, почти детским голосом.
Ясир Рено де Керморван, ответил Рено, улыбаясь, и я вовсе не стучал в твой щит, а бросил в него камушком.
Ах вот как, сир Рено де Керморван! еще пуще закричал юноша. Вы изволили бросить в мой щит камушек? Так этооскорбление, и я заставлю вас съесть его и подавиться им хорошенько, и закашляться, да так сильно, что вас стошнит!
Прежде чем вы убьете меня, сказал Рено, который был на полторы головы выше воинственного юноши и ровно в два раза его шире, объясните мне, по крайней мере, что вы здесь делаете?
Жду странствующих рыцарей, чтобы убивать их, ибо я ненавижу всех рыцарей, бойко отвечал молодой человек. Впрочем, не странствующих рыцарей я тоже ненавижу, ведь все онимужчины, у которых на уме только кровопролитие.
Можно подумать, у вас на уме не кровопролитие, возмутился Рено. А я как раз самый мирный человек на земле.
Я не желаю слушать ваши лживые речи! Защищайтесь!
И юноша выхватил меч и решительно подступил к сиру Рено, так что тому ничего не оставалось, как только спешиться и тоже обнажить меч.
Несмотря на свой нежный возраст, юноша оказался изрядным фехтовальщиком. Меч был ему по рукекороче, чем у Рено, зато и удобнее. Казалось, мальчик находится сразу везде и атакует со всех сторон. Рено едва успевал отбиваться.
Несколько раз юноша задевал своего противника острием, очень острым, что было для Рено в диковину: сам он наносил только рубящие удары, сверху вниз, для чего требовалось лишь размахнуться хорошенько.
Но, поскольку убивать храброго юношу Рено совсем не хотелось, он ограничивался тем, что уклонялся или подставлял свой меч под неистовый клинок молодого соперника.
Кажется, вы трусите, мессир? чуть задыхаясь, крикнул юноша.
Вовсе нет, пропыхтел Рено.
Вы толстый и неуклюжий, мессир, продолжал насмехаться юноша. У вас красное лицо, и оно все покрыто потом.
Это шутка? спросил Рено. Он действительно вспотел.
Нет! крикнул юноша и пронзительно захохотал.
Тут Рено сделал то, что давно собирался: с силой ударил по клинку противника, и маленький меч сломался возле самой рукояти.
Юноша взмахнул обломком, выронил его и вдруг, растянув лицо в гримасе, громко разрыдался. Рено положил свой меч на землю, подошел к нему, обнял его, прижал к себе и погладил по виску и щеке.
Что это вы тут расплакались? спросил он. А если вас кто-нибудь увидит, не считая меня, конечно? Вот стыдно будет!
Мне уже стыдно, прошептал юный рыцарь. И не смейте меня утешать!
Да будет вам, примирительно проговорил Рено. Садитесь-ка рядом со мной на траву, вытрите лицо и давайте чем-нибудь перекусим. У вас есть в шатре питье и еда?
Разумеется, сказал юноша. Он обтер лицо рукавом и тяжело вздохнул. Каждый раз убив кого-нибудь из вашего брата, я сытно кушаю.
В таком случае, пригласите меня в шатер.
И они вдвоем вошли в шатер, где действительно имелся маленький бочонок с сильно разбавленным вином и несколько блюд с хорошо прожаренной птицей и фруктами.
Рено без долгих разговоров выхлебал целую чашу вина, а затем схватил за крылышко куропатку и с хрустом принялся грызть ее. Его побежденный противник грустно наблюдал за ним и поклевывал ягодки.
Вот так-то лучше, заявил Рено. А теперь отвечайте мне, кто вы такой и почему на меня напали.
Меня зовут Паламеда де Керуль, был тихий ответ. И я действительно ненавижу всех рыцарей и всех мужчин и хотела бы их поубивать, потому что оникровожадные свиньи и еще потому, что они хотят на мне жениться, а ведь ни один из них меня даже не любит!
Вот тут-то Рено разинул рот и воззрился на юного воина совершенно новыми глазами.
Вы услышали нечто непристойное? сердито спросила Паламеда. Почему вы так покраснели?
Я же не знал начал Рено и тотчас осекся.
Хотите сказать, вы не догадались, что я женщина? недоверчиво прищурилась Паламеда.
Естественно, не догадался, ответил Рено. Вы же дрались со мной как мужчина! И осыпали меня насмешками, как мужчина! И вообще вели себя как мужчина, а главноепредставились таким образом, что я ничего не заподозрил.
Паламеда подумала немного и придвинулась к нему ближе. Он же отодвинулся, и она надула губы:
Что это вы от меня отодвигаетесь? Чего вы боитесь, а?
Да ничего не боюсь, просто хочу на вас смотреть, а вблизи это не так удобно, объяснил Рено.
А, сказала Паламеда, в таком случае смотрите.
Она сняла шлем. Волосы у нее были каштановые, до плеч, стянутые в какую-то очень тугую прическу.
Вы будете моим другом? спросил Рено. И быстро добавил:Я не имею в виду ничего особенного. Если ваш отецФрансуа де Керуль, то он был когда-то близким другом моего отца, вот я и подумал, что мы тоже могли бы
Хорошо, перебила Паламеда. Я согласна.
Рено улыбнулся и вынул из-за пазухи длинный золотой локон.
Что это? Паламеда опять нахмурилась, явно подозревая подвох. Чей это локон?
Я хотел бы, чтобы вы сплели из него браслет, объяснил Рено. И носили бы его в знак нашей дружбы. Это локон моей бабки Сибильды, которая, если верить россказням слуг, была воспитанницей корриганов.
Паламеда взяла локон и взвесила на ладони.