Вы заметили? Он улыбнулся! прошептала одна добрая женщина другой прямо на ухо. Где это видано, чтобы вдовец, заслышав такие речи, улыбался? А ведь как он ее любил, эту Сакариссу! Лично я теперь ничему не удивлюсь, дорогая соседка.
И та была с нею полностью согласна.
Спустя несколько лет сир Керморван нашел себе супругудочь барона, с которым встретился на турнире в Ренне и у которого позднее гостил. Баронской дочери было пятнадцать лет, ее звали Сибильда, и у нее были совершенно золотые волосы. Сир Керморван был полностью очарован ею. Весь вечер, пока длился пир, он не сводил с девушки глаз, а наутро устроил так, чтобы задержаться еще на несколько дней. Барон ничего не имел против и даже устроил соколиную охоту, после которой и состоялся примечательный разговор.
Эрван де Керморван начал с главного и сказал прямо:
Мне весьма полюбилась ваша дочь, сир, так что я не прочь взять ее в жены.
Моя дочь? Барон чрезвычайно удивился, услышав такое. Он призвал к себе Сибильду и несколько минут пристально разглядывал ее, после чего отослал прочь и только после этого произнес:Но ведь моя дочь еще совсем маленькая девочка! Удивляюсь, как вы этого не увидели.
А я удивляюсь тому, чего не видите вы, барон: домнилла Сибильда давным-давно выросла и стала взрослой! возразил Эрван.
Давным-давно? прищурился барон. Это с какого же, позвольте узнать, времени вы отсчитываете ваше «давным-давно»?
Но сбить Эрвана с толку оказалось трудным делом.
С того часа, как я впервые увидел ее, ответил он спокойно. Я полюбил вашу дочь и, говорю вам, желаю взять ее в законные супруги. Не вижу причин отказывать мне: я знатен и нахожусь в родстве с лучшими фамилиями Бретани, а Керморванпревосходное владение.
Барон помялся немного.
Скажите, правда ли то, что говорят о вас глупые люди?
Глупые люди болтают много вздора, сказал Эрван. На то они и дуракитаково уж их предназначение на земле; а иначе дураками пришлось бы быть кому-нибудь другому, хоть бы и нам с вами.
Доходили слухи, будто из-за вас умерла молодая женщина, продолжал барон.
Удивление Эрвана при этих словах было таким глубоким и искреннима он и в самом деле даже не подозревал о той роли, которую он сыграл в судьбе Сакариссы, что всякие подозрения барона тотчас рассеялись. Повода отказать сиру Керморвану и впрямь не имелось. Что касается Сибильды, то она даже захлопала в ладоши от радости, едва лишь заслышала о сватовстве.
Она прибыла в замок Керморван за неделю до объявленной свадьбы и расположилась в отведенных ей комнатах с большим числом слуг, расставила там множество своих сундуков с приданым и вообще устроилась наилучшим образом.
Сибильда почти не виделась с женихом. Эрван де Керморван был занят приготовлениями, рассылал приглашения, принимал все новых и новых гостей, а также следил за делами на кухне, где ужасный грохот не умолкал ни на мгновение. Сир Эрван немалое значение придавал яствам и за предсвадебные дни измучил поваров придирками до полусмерти, так что один из них даже пытался покончить с собой и был остановлен только в самый последний момент.
В ночь перед самой свадьбой Сибильда наконец улучила момент и пробралась к своему нареченному. Эрван не спалперебирал письма, хмурил лоб, безмолвно жестикулировал, словом, предавался раздумьям. Услышав легкие шаги девушки, он поднял голову и немало удивился, когда перед ним предстала его невеста.
Что вам угодно? спросил он. Полагаю, вам известно, что ваш приход сюда нарушает все возможные обычаи и приличия. Подождите еще одну ночь, дорогая, и уж тогда мы с вами больше не расстанемся. Вы сможете ночевать в моей постели столько, сколько это будет любо вам и мне, то естьдо конца наших дней. А сейчас давайте-ка мне ваш лоб, чтобы я поцеловал вас, дитя мое, и отправляйтесь к себе под присмотр ваших мамушек.
Я хочу кое-что рассказать вам, сказала Сибильда, не обращая никакого внимания на благоразумные речи своего будущего супруга. Поэтому позвольте мне остаться с вами наедине хотя бы на пару часов.
Пара часов? вскричал Эрван. Да вам хоть известно, как это долго? За пару часов всполошится вся ваша прислуга, и в конце концов вас обнаружат здесь, сидящей на моей постели!
Правда? удивилась Сибильда. В таком случае, это действительно очень долго!
Она задумалась, покусывая кончик пальца, а потом перевела взгляд на Эрвана, и он понял, что она в большом затруднении.
Но что же мне делать? Если я не открою вам всего сейчас, после вы сможете узнать об этом от чужих людей, и это будет то, чего я желаю меньше всего на свете!
Сир де Керморван был, когда это требовалось, человеком весьма решительным, и потому он сказал:
Коли дело обстоит так серьезно, то оставайтесь и рассказывайте!
Сибильда помолчала, собираясь с духом, и наконец выпалила:
До восьми лет у меня были черные волосы!
На лице Эрвана отразилось такое облегчение, что Сибильда почувствовала себя обиженной и стала приставать к нему с вопросами:
Почему вы молчите, мой господин? Неужели вам нечего на это сказать? И вы не почувствовали ни страха, ни отвращения?
Но перед чем я должен, по-вашему, испытывать страх? удивился Эрван. Мне доводилось видеть вещи и пострашнее, чем черноволосая девочка восьми лет от роду! К тому же вам сейчас вдвое больше, и волосы у вас светлые
Вот именно! вскричала дочь барона. Бывали случаи, когда дитя рождается с белыми волосами, которые со временем как бы наливаются краской и темнеют. Но кто и когда слыхал о таком, чтобы у ребенка волосы были черные, как ночь, а начиная с восьми лет начали светлеть и к шестнадцати превратились в чистое золото?
Стало быть, теперь и о таком услышат, добродушно проговорил Эрван. Ему хотелось, чтобы Сибильда поскорее ушла. Ее присутствие сильно волновало его, но он был тверд в своем намерении хранить чистоту невесты до свадьбы.
Но Сибильда и не думала уходить. Напротив, она придвинулась к своему будущему мужу плотнее и продолжала:
А все случилось из-за моей няньки. Так и отец мой думает, и многие другие, кто знает историю.
«Недосуг мне слушать по старых нянек, подумал Эрван с большой досадой в сердце. Но, кажется, так просто она не уйдет. Лучше уж пусть выскажется».
Он встал и принялся расхаживать по комнате. Сибильда следила за ним взглядом и говорила:
Нянька моя была молода, но безобразна, и особенно нехороша была одна бородавка у нее на кончике носа. Тем не менее в замке все любили ееможет быть, за веселый нрав, а можетза то, что она никогда не отказывала мужчинам.
Клянусь ногой! закричал Эрван, теряя терпение. Да откуда было восьмилетней девочке знать такие вещи?
Она сама мне рассказывала, призналась Сибильда. Я еще подумала тогда: «Хорошо не отказывать мужчинам! За это они будут любить тебя». Но когда я сказала моей няньке об этом, она всполошилась и стала объяснять: мол, для меня это будет нехорошо. Но я все равно решила не отказывать и целый месяц была со всеми мила и любезна: приносила питье и сладости с кухни, когда меня об этом просили мужчины, даже и простые воины из замка. Я улыбалась и «переставала кукситься», если мой отец высказывал подобное пожелание. А еще во всем слушалась нашего кюре, так что все были мною довольны.
И когда мой отец похвалил меня за благонравие, я ответила: «Это все потому, что я положила для себя за правилони в чем не отказывать мужчинам». Мой отец нахмурился и спросил, кто научил меня такому. Я ответила: «Моя нянюшка».
Отец призвал мою бедную няню и долго бранил ее. Но выгнали ее из замка вовсе не за глупую науку.
А за что? полюбопытствовал Эрван. Он чувствовал, что давно пора задать какой-нибудь вопрос, чтобы не вышло, будто он равнодушен к рассказу своей невесты.
За то, что она танцевала и пела, когда была совсем одна, объяснила Сибильда. Потому что так поступают только корриганы, которые живут в полых холмах. Люди поют только если у них есть слушатели, и ни один человек не станет танцевать в одиночку, если у него нет пары или если он не в хороводе. Лишь корриганы так сильно любят песни и пляски, что не выдерживают без этого и дня.
Отец мой подсмотрел, как нянька пляшет в лунных лучах. И хоть танцевала она вполне пристойно, и была совершенно одета, и даже в башмаках, все равно ее призвали наутро для разговора. Мой отец спросил, для чего она танцевала, а она ответила, что этого просило все ее естество. Тогда мой отец прямо назвал ее отродьем древнего народа, и она призналась в том, что эточистая правда. Ведь корриганы не лгут, если их по-настоящему припереть к стенке. Они будут увиливать от прямого ответа, но коли уж кто-то догадался о правдени за что не скажут неправды, даже если это будет им в убыток.
Вот тогда-то ее и выгнали из нашего замка. Я очень плакала при разлуке, и она сказала, что подарит мне кое-что на память. Потом она поцеловала мои волосы и убежала. Я смотрела ей вслед, и мне казалось, что она растворяется в моих слезах
Сибильда всхлипнула. Эрван с удивлением понял, что она расплакалась от одного только воспоминания о детстве и лучшей подруге, утерянной навсегда.
Ну, будет, сказал Эрван с грубоватой лаской и вытер ее слезы ладонью, не стоит плакать. Все это давно уже в прошлом. Теперь я стану заботиться о том, чтобы у вас всего было вдоволь и чтобы вы не скучали.
Сибильда кивнула и постаралась больше не плакать.
С того самого дня мои волосы и начали светлеть, заключила она. Теперь вам известно все, и я могу идти.
Что ж, с видимым облегчением произнес Эрван, ступайте. Я благодарен вам за эту беседу.
И девушка выбежала из спальни.
* * *
Несколько лет золотоволосая Сибильда и Эрван де Керморван были вполне счастливы в браке. У них родился сын, потом еще дочь. Ни один из потомков Сибильды не унаследовал ее чудесных золотых волос, что лишний раз подтверждало истинность рассказа молодой хозяйки Керморвана: то, что составляло главное украшение ее наружности, не было чем-то врожденным и, следовательно, не передавалось по наследству. И сын, и дочь родились черноволосыми, что, впрочем, совершенно их не портило, такие они оба были веселые, здоровенькие и хорошенькие!
Рыцарь из Рюстефана видел все это и скрежетал зубами. Ему казалось, что его проклятие не сбывается, что духи злобы обманули его и теперь смеются над ним где-то в поднебесье. В конце концов, он потерял терпение и начал по ночам призывать дьявола, крича в темноту:
Дьявол, дьявол! Почему ты не спешишь исполнить обещанное? Почему мой враг так счастлив? Почему моя жена умерла, а жена виновника ее смерти хорошеет с каждым днем? Отвечай, дьявол! Покажись мне и отвечай!
Так звал он несколько месяцев кряду, и наконец к нему в новолуние явился лохматый уродец ростом не выше пятилетнего ребенка, но весь сморщенный и кривобокий. От уродца воняло выгребной ямой и сыростью.
Кто ты? отступил от него рыцарь из Рюстефана. Что тебе надо?
Мне? удивился уродец. Это тебе было что-то от нас надо, сир де Рюстефан! Разве не ты призывал нас долгими ночами? Разве не тряс кулаками, то и дело поражая наших невидимых братьев, за что, впрочем, ни один из нас не в обиде?
Я не звал тебя, гордо сказал рыцарь из Рюстефана. Я звал дьявола!
Будет еще дьявол знаться с такой мелочью, как ты! плюнул уродец. Он прислал меня, так что говори, что тебе надобно, или убирайся к черту!
Рыцарь помедлил, рассматривая посланца темных сил. Поневоле ему подумалось: «Неужели мои мысли так отвратительны и мелки? Не собственную ли душу я вижу перед собой?»
Ну!.. нетерпеливо повторил уродец. Говори, зачем звал!
Я хочу знать, почему мой враг процветает! сказал рыцарь, отринув всякие сомнения. Он погубил мою добрую жену, и я просил силы зла не давать властителям Керморвана добрых жен на протяжении четырехсот лет.
Да, припоминаю, сморщился уродец. Злые женысамая любезная нашему сердцу публика. Как охотно они слушают нас! Как живописно передают все наши речи, украшая их самым невероятным образом! Как верно служат нам! Как они послушны и податливы!
Но у сира де Керморвана сейчас добрая жена! закричал рыцарь из Рюстефана. Он наслаждается семейной жизнью, в то время как я ежеминутно испытываю поистине адские мучения! Меня жжет память о моей бедной Сакариссе, о ее страданиях.
Ну да, преспокойно сказал уродец, рассматривая человека так, словно перед ним был искусно разрисованный горшок. А еще тебя терзает зависть. Что ж, твоему гадкому сердцу легко помочь. Жди! Не пройдет и года, как властитель Керморвана овдовеет.
Хорошо, сказал рыцарь, кусая губы.
А что нам делать с его детьми? спросил уродец.
Дети необходимы мне живыми, сквозь зубы ответил рыцарь. Им предстоит породить новых хозяев Керморванадля новых страданий.
Ну хоть дочку-то нам отдай! попросил уродец. Хватит с Керморвана и одного мальчика.
Рыцарь пожал плечами. Он не хотел отдавать на смерть ни в чем не повинную девочку, но вовремя вспомнил о том, что онадочь его врага и, стало быть, должна понести наказание.
Так и быть, забирайте девочку, сказал он. Я подожду еще год, но если за этот год беда не придет в Керморванклянусь, я прокляну и дьявола, и плохо тогда вам придется!
Ой, ой! испугался уродец. (Или, точнее говоря, сделал вид, что испугался). И с тем пропал, оставив после себя отвратительный запах, который въелся в волосы рыцаря и застрял у него в ноздрях и оставался там в течение целого года.
* * *
Долго не слыхала корриган по имени Аргантель о золотоволосой девочке, о своей воспитаннице по имени Сибильда. Корриганы вообще не любят подолгу печалиться, и если им приходится расстаться с человеком, они стараются поскорее забыть о нем. Но тут злая тоска одолела Аргантель. Она просто не находила себе места. Бродила по лесам и полям, спускалась к морю и подолгу ковыряла пальцами отвесные скалы с причудливыми щелями.
Обычно Аргантель не появлялась на берегу, потому что прилив лишает корриганов волшебной силы, но тут ей стало все безразлично. Она догадывалась о том, что тоска напала на нее не без причины: перед кознями дьявола корриганы так же беззащитны, как и люди, и даже в большей степени, поскольку для корриганов не существует прибежища в спасительной религии креста.
Но, так уж была устроена Аргантель, что ей совсем не хотелось выискивать причин своей грусти. Она просто грустила и отдавалась этому чувству всем своим существом. И наконец Аргантель поняла, что не в силах больше противиться желанию повстречаться с Сибильдой. Ей хотелось узнать, какой выросла ее бывшая воспитанница. Люди живут так недолго и изменяются так быстро!
И Аргантель решила наведаться в замок Керморван. Она дождалась лунной ночи, когда было светло почти как днем, и пробралась прямо в спальню к Сибильде. Та сразу почувствовала, что рядом с кроватью кто-то находится, и проснулась.
В лунном луче тихо плясала корриган, и Сибильда сразу узнала еенесмотря на то, что в последний раз они виделись больше десяти лет назад.
Сибильда села в постели и шепотом окликнула свою бывшую няню:
Аргантель!
Та улыбнулась, не переставая танцевать, и Сибильда разглядела все ее бородавки, кривой рот и спутанные волосы. Но, как и в детстве, несмотря на все эти уродства, Сибильда не испытывала к Аргантель ни малейшего отвращения. Напротив, они казались ей милыми.
Сибильда выбралась из кровати и подбежала к своей бывшей няне. Рука об руку они принялись разгуливать в лунном луче и разговаривать о том, о сем.
Как ты выросла! сказала Аргантель, смеясь. Какие у тебя стали красивые волосы! Тебе нравится мой прощальный подарок?
Бывали грустные дни, когда только мои волосы и служили мне утешением, призналась Сибильда. Я благодарна тебе за это.
Аргантель чувствовала, как ей стало легко. Вся та тяжесть, что угнетала ее сердце, вдруг куда-то пропала, и она подумала: «Как хорошо, что я вняла своему желанию и отправилась навестить Сибильду! От этого никому не будет вреда, что бы там ни говорили, а пользыочень много. По крайней мере, теперь я не ропщу на собственное бессмертие»
А посланец дьявола прятался неподалеку, невидимый для глаза. Уродец был чрезвычайно доволен тем, как развивались события.
Хочешь посмотреть на моих детей? спросила Сибильда, и корриган с охотой согласилась.