Мой племянник просит вас погостить у нас подольше, сказал сир Вран.
Корриган посмотрела на него, подняв бровь, и ничего не ответила.
Сир Вран добавил:
Кажется, он в вас влюблен, моя госпожа.
Ну, это вряд ли, сказала корриган, но по ее виду сир Вран понял, что услышанное было для нее лестно.
Впрочем, если вам угодно будет проводить время со мной, я обещаю вам мою самую глубокую признательность, заметил также сир Вран.
Корриган сказала, зевая:
Сир Вран, так вас, кажется, зовут? Я останусь в Керморване, потому что, как мне почудилось еще нынче утром, здесь я найду потерянное. И мне нравится ваше имя«Вран». Оно было вам дано матушкой, хотя совершенно вам не подходит; ну так не ради вас, так ради вашего имени я желаю провести с вами ночь. Потому что не может быть, чтобы имя не оказало на человека благотворного воздействия. Для того ведь и существуют имена!
Откуда вы знаете, что имя выбрала для меня матушка? удивился сир Вран.
У каждого имени собственный запах, вздохнула корриган. Нет двух одинаковых имен. Они всегда различаются между собой.
Но случается ведь так, что одно и то же имя носят два совершенно разных человека! сказал сир Вран.
Корриган посмотрела на него с легким сожалением.
Одно и то же имя? Они могут выглядеть одинаково, если написать их, но звучат всегда по-разному В Священной Книге, которую создатель мира продиктовал людям, в самом ее начале, есть два человека с одним и тем же именем«Енох»; но один из них был великим грешником, а другойтаким великим праведником, что его живым забрали на небо, так что мы, корриган, никогда его даже не видели И что же, по-вашему, сир Вран, это имя, «Енох», в обоих случаях звучало одинаково?
Для корриган вы слишком хорошо знаете Священную Книгу людей, сказал сир Вран.
Она отмахнулась.
Невелика заслуга! Я знаю ее, потому что знакома со святым Гвеноле, которого на латыни зовут Генолием
На том разговор их оборвался, но вечером корриган действительно пришла к сиру Врану и осталась у него до утра.
А сир Вран, получив время подумать над случившимся, принял одно очень важное решение. Он задумал задержать корриган в замке Керморван и заставить ее дать ему три великих дарадолголетия, процветания и тайны. По слухам, все корриганы в состоянии одарять своих любовников таким образом. Оставалось только принудить Гвенн к этому.
Немного смущало сира Врана то последнее, чем наделяют своих любовников корриганы, тайна. Ибо смысл последнего дара корриганы всегда сохраняют в секрете и не открывают его значенияпо всей видимости, они сами избирают этот третий подарок, и даже человек, завладевший любовью корриган, не может предугадать, что именно напоследок приготовила ему загадочная возлюбленная.
Однако сир Вран знал и другое: если корриган достаточно долго находится вдали от Озера Туманов, она начинает терять свою силу. Так что к тому дню, когда настанет время получить от Гвенн третий дар, она уже будет не в состоянии что-либо сделать.
* * *
Сир Ив был несказанно рад, когда наутро после пира увидел, что Гвенн не собирается уезжать. Через несколько дней пир окончательно закончился, и гости разъехались, но Гвенн даже не думала покидать Керморван. Эрри сказал молодому господину, что «красноволосая» ночует в комнатах у сира Врана.
Если даме это угодно, пусть ночует у сира Врана, отрезал сир Ив. Он не желал обсуждать со своим оруженосцем ни дядю, ни его возлюбленную.
Для Ива по-прежнему оставалось загадкой: был ли сир Вран тем самым воином, которого спасла корриган, или же в видении речь шла о ком-то другом? Вран и Гвенн очень хорошо подходили друг другу, они выглядели довольными и вполне счастливыми.
Снова и снова Ив вызывал в памяти то видение. Но он, к глубочайшему своему сожалению, не мог больше узнать лицо спасенного воина. Зато Анку в образе бродяги он видел все лучше и лучше. В конце концов, Ив перестал об этом думать. Следовало оборвать мысли прежде, чем образ Анку станет чересчур настойчивым и прежде, чем Ив начнет считать происходящее дурным знаком.
Так что все шло своим чередом, и так минули две недели. Гвенн почти не разговаривала с Ивом. Юноша явно перестал представлять для нее интерес. Ничего не поделаешькорриган была капризна, и сама в этом первая же признавалась. А сейчас ее каприз заключался в том, чтобы принимать ласки от сира Врана и по целым дням либо кушатьпоесть она любила! либо кататься верхом. Лошади обожали Гвенн и возили ее, как она хотела, то галопом, то шагом, то танцующей рысью. Иногда она брала на руку охотничьих птиц, и они никогда не царапали ее запястья, хотя Гвенн не пользовалась рукавицами.
Она могла уйти далеко на мельницу и опустить руки по локоть в воду, и маленькие рыбки проплывали у нее между пальцами, щекоча чувствительную кожу. Однажды Ив собственными глазами видел, как Гвенн подобрала упавший цветок, приложила его к веткеи он прирос к прежнему месту, как будто никогда и не срывался.
Там, где она проходила, люди начинали улыбаться, дело спорилось, и в котлах все закипало. И это служило верным знаком того, что у корриган доброе настроение.
Поэтому сиру Иву и не хотелось уезжать из замка. Гвенн погрузила Керморван в бесконечный праздник, тихий, пропитывающий собою все бытие, готовый, казалось, длиться вечно
Но время приспело, король Англии высадился в Нормандии, и вымпел Керморвана должен находиться в войсках Эдуарда, это было решено и будет исполнено.
Книга втораяСУМЕРКИ
Глава перваяПО ДОРОГЕ К СОММЕ
Когда Ив уехал, сопровождаемый всего лишь одним оруженосцем, глуповатым Эрри, сир Вран хлопнул себя по ляжке и поздравил с успехом: «Эсперанс, старый дурак, заморочил мальчишке головучто ж, в добрый путь! Мне оставалось лишь прийти на готовое и довести до совершенства бесполезную бирюльку, называемую "рыцарем". Вряд ли мальчишка вернется из похода. А когда мы получим известие о его гибели, Керморван уже будет в моих руках. Здешний люд привыкнет видеть во мне господина. Остальное обеспечит мне корриган. Нужно лишь следить за тем, чтобы она не ушла, а такая задача мне, полагаю, под силу».
* * *
Ив ехал молча, лес обступал его. Иногда юноше чудилось, будто он слышит, как шумит река, но дорога погружала его все глубже в чащу, и никакой реки впереди не виделось.
Эрри тащился сзади на гнедом меринке. Конь у Ива был белый, с забавным коричневато-серым пятном на лбу. Ив любил этого коня и звал его Единорогом, потому что, как мечталось юноше, пятно это было ничем иным, как следом от рога. «Он бы вырос и был длинным и острым, как у всех прочих единорогов, уверял юноша, просто мой конек родился в Керморване, а не на берегах волшебного Озера Туманов, в этом вся причина».
Шум невидимой реки сделался наконец таким громким, что даже Эрри насторожился. Приблизившись к своему господину, он негромко произнес:
А вы слыхали это?
Сир Ив, не оборачиваясь, бросил:
Молчи, Эрри, не смей заговаривать со мной.
Эрри послушно замолчал.
Он был лет на семь старше Ива и потому он считал себя куда более опытным человеком. Если бы Эрри сказали, что жизненный опыт измеряется не кружками выпитого сидра и даже не числом быстрых, как укусы, девичьих поцелуев, он бы страшно удивился.
Ив спешился, привязал Единорога и сошел с дороги. Он ступал очень осторожно, как будто боялся что-то спугнуть. Эрри замер, верхом на гнедом: он не знал, как поступить, чтобы не навлечь на себя хозяйского гневато ли последовать за сиром Ивом в чащу, то ли ждать его здесь.
Ив разрешил его сомнения, окликнув:
Эрри, иди сюда!
Эрри тотчас спрыгнул на землю и бросился на голос, спотыкаясь о какие-то невидимые в траве коряги.
Смотри.
Ив показывал на темный провал, зиявший среди камней и густых зарослей папоротника. Там, в самой глубине, бурлила и кипела водаона-то и шумела в лесу.
Эрри встал на колени, заглянул в темноту. Оттуда плеснуло выдохом старого погреба.
Эрри поднял голову, взглянул на задумчивое лицо Ива.
Я не понимаю, сказал оруженосец, для чего мы здесь, мой господин?
Разве ты не хотел это увидеть? удивился сир Ив.
Увидеть что?
Это «темный глаз», место, где подземная река выходит на поверхность, объяснил сир Ив. Я слышал о нем, но никогда здесь прежде не бывал Мой дядя прав: подобное путешествие необходимо для рыцаря.
А для оруженосца? пробормотал Эрри.
К счастью, сир Ив его не расслышал.
Сюда привозили любовников королевы Дахут, когда она пресыщалась их ласками, и сбрасывали вниз, продолжал сир Ив. Тела уносило в море. И в конце концов убитых стало так много, что души их закричали громко, очень громко, и Бог услышал этот крик
Полагаю, они кричали и раньшену, когда их бросали в яму, заметил Эрри.
Сир Ив покачал головой:
Когда кричит тело, его почти никто не слышит. Но когда вопит кровь убитого, весь воздух наполняется болью. Кровь, Эрри, особенно человеческая и пролитая неправедно, она страшно кричит, кричит
Молча они вернулись на дорогу и снова сели на коней. Каждый думал о своем: сир Иво кричащей крови и о воздухе, наполненном болью, а Эррио том, что юный его господинумалишенный, коль скоро рассуждает о подобных вещах.
Долгое время ничего не происходило: везде они видели толстые стволы и густые заросли кустов и папоротника; затем отдельно лежащие валуны начали как бы сближаться, срастаться боками, превращаться в сплошные скалы, и вот уже путники слышали, как шумит впереди море.
Мы заночуем на берегу, в поселке, сказал сир Ив. Там есть постоялый двор.
Эрри пожал плечами, не решаясь произнести ни слова. Сир Ив частенько ставил его в тупик, и при одной только мысли о том, что придется провести рядом с молодым господином не один месяц, Эрри делалось тоскливо.
* * *
Юный странствующий рыцарь нашел себе приют в трактире. Путешественники здесь почти не встречались, а вот местные жители заглядывали туда частенько. Впрочем, нынче вечером народу собралось немного: хозяин здраво рассудил, что рыцарю следует хорошенько отдохнуть, и потому выпроводил завсегдатаев пораньше.
Первое, что сделал оруженосец, прихватил на кухне кувшин молока и кусок хлеба, скрылся на сеновале и там, подкрепившись, заснул праведным сном. Мало того, что Эрри устал, ему вовсе не хотелось прислуживать сиру Иву за столом. Он не был такому обучен и не желал терпеть насмешки.
А Ив словно и не замечал его отсутствия. Задумавшись о своем, он сжевал кусок жесткого мяса, запил разбавленным сидром. Плавая взглядом по закопченному потолку, похвалил приготовленную для него постель, дал хозяину денегне считая и довольно рассеянно. Наконец отправился немного побродить по берегу.
Его переполняли странные ощущения. Он грезил с открытыми глазами. Казалось, еще миги перед ним распахнется широкое окно в будущее, и он ясно увидит все, что приготовлено для него судьбой. Так девушка рассматривает свадебное платье, вынутое из сундука накануне венчания, и размышляет о предстоящей жизни в браке с мужчиной, доселе ей почти совершенно не знакомым. Она видит слабые швы и угадывает, где может разойтись ткань. И вот она велит принести иголку и нить и ловко накладывает новые стежки поверх старых.
Море было темным, как и берег, но все-таки водная тьма была иной, нежели земная. Море прятало в своих глубинах свет, накопленный за века пребывания под солнечными лучами. Луна скользила по поверхности вод, серебря их; а бездна таила другой свет, солнечный, тот, что светит мертвецам, когда они погружаются в пучину.
Завороженный зрелищем этих двух светов, Ив надолго застыл на берегу, а затем начал спускаться к самой воде. Бухта была узкой и длинной; Ив не сразу догадался, где в точности он находится.
В одном месте по воде расплывалось горящее желтое пятно. Иву подумалось, что это лишь игра его воображения или странное преломление лунного луча, но нет: дрожащий световой полукруг начал подниматься. Волн там почти не было; вода застыла, точно зеркало.
Он приблизился к тому месту, из которого исходило сияние. Берег нависал над водой, но недостаточно далеко, чтобы можно было заглянуть в круг света, плавающий по морю. К счастью, здесь росло старое дерево, которое тянулось тяжелыми ветками прямо к воде, и Ив не раздумывая забрался на это дерево.
Он прополз по длинной ветке и свесился вниз, рассматривая странное явление на водной глади.
Поначалу он не видел ничего, кроме расплывающейся светящейся желтизныкак если бы заглядывал в лампу, накрытую желтым стеклянным колпаком. Затем постепенно муть разошлась, и Ив увидел, что под водой находится целая толпа людей.
Это были высокие красивые люди с правильными, невыразимо печальными лицами. Никто из них не разговаривал и не смотрел на других; все взоры были устремлены куда-то вперед. Вода над ними не колебалась.
Они находились на площади, окаймленной колоннами, или, может быть, в большом соборе, только крыши у этого собора не было. Кругом ярко пылали факелы, пламя их было неподвижным и бледным, не красным, но синеватым, как и положено всякому пламени, которое горит под водой.
Впереди, там, куда были обращены все взоры, медленно ходили облаченные в белое служители, они носили драгоценные сосуды и реликварии, украшенные самоцветами и золотым и серебряным литьем, и время от времени поднимали их над головами, чтобы собравшиеся могли рассмотреть их хорошенько.
А впереди всех стоял рослый человек в простой темной одежде, подпоясанной веревкой с узлами, и лицо у него было незапоминающеесятакое, что в мыслях оно потом вставало похожим на лицо какого-то очень близкого друга, давнего и дорогого сердцу, чье имя почему-то выпало из памяти.
Он пел, и сир Ив сразу понял, что здесь служится месса, и это была покаянная месса, и служилась она веками, потому что одинокий мыс и выросшее на нем суковатое дерево нависали над теми самыми волнами, что давным-давно поглотили греховный город Ис, где правила развратная и злая королева Дахут.
Юноша замер, боясь пропустить мельчайшую деталь из увиденного. И он смотрел, не шевелясь, так что в конце концов у него затекло все тело, и руки онемели, и ноги перестали слушаться. И все же он боялся двинуться, чтобы перестать быть свидетелем происходящего под водой чуда.
Когда королева Дахут изводила своих любовников, бросая их в подводную реку, кровь убитых так громко кричала, что в конце концов Бог разрешил дьяволу принять образ красивого юноши и явиться к проклятой королеве. Она же настолько потеряла голову, что позволила своему новому любовнику озорства ради отомкнуть плотины, сдерживавшие натиск воды и охраняющие город от наводнения. И вода поднялась стеной, а затем опустилась на город, смывая все грехи его, а заодно и унося с собой грешников.
И жители города Ис непременно погибли быкак погибла Дахут, бежавшая со своим любовником-дьяволом, но дело-то в том, что жил там в те годы святой Гвеноле.
Грешные жители города Ис вовсе не преследовали святого Гвеноле и не подвергали его издевательствам, как можно было бы заподозрить. Ведь в сущности жители любого города являются грешниками, да и любой деревнитоже; и среди одиноко живущих также найдется немало таких, кто по справедливости отзовется на подобное имя.
Бедные грешники города Ис ходили по праздничным дням в собор и слушали мессу святого Гвеноле, и приносили ему пироги с рыбой в знак любви и признательности; а потом возвращались к себе домой и все-таки продолжали грешить. Но святой Гвеноле без устали снова и снова прощал их. В их дурных делах он по-прежнему не видел никакой насмешки, поскольку жалел людей.
Постепенно жалость становилась самым главным чувством в жизни Гвеноле, и он подолгу плакал, когда думал, что никто его не видит.
И вот настал тот день, когда море широкой поступью вошло в город Ис и, схватив его улицы вместе с колодцами, статуями, собором и домами, потащило на глубину. Оно увлекало в бездну и горожан, не исключая самых маленьких и даже тех, кто не успел еще сделаться грешниками.
Накануне, как раз в ту ночь, когда королева Дахут развлекалась со своим новым любовником дьяволом, к святому Гвеноле пришел ангел. Ангел не счел нужным изменять облик и предстал перед Гвеноле в обличии крылатого света несказанной красоты.
Гвеноле сразу понял природу этого света: если обычный свет человек воспринимает зрением, то есть как нечто, что можно увидеть, то горний свет является как нечто, воспринимаемое сразу всеми чувствами, и обладает не только зримым обличьем, но также запахом и вкусом.