По сладости света Гвеноле узнал своего гостя и пал перед ним лицом в землю.
Ангел же сказал:
Времени не осталосьты должен покинуть город Ис, Гвеноле, потому что на рассвете он погибнет, и все его жители вместе с ним.
Неужели они хуже всех прочих людей на земле? спросил Гвеноле. Голос его звучал глухо, потому что он не поднимал лица.
Они не хуже других населяющих землю, но все-таки судьба их решится нынче на рассвететак было заповедано, и это свершится, сказал Ангел. Ты же уходи отсюда, Гвеноле. Мне было приказано увести тебя из этого города прежде, чем стена воды упадет на стены из камня и разрушит их до основания.
Тогда Гвеноле встал и отвел с лица волосы.
Нет, сказал он, я останусь. Будь мне свидетелем, Ангел: я останусь и буду служить покаянную мессу, и я буду служить эту мессу до тех пор, пока Господь не простит всех моих грешников и не отпустит их из-под воды, куда они погрузились!
Ты сделал выбор, сказал Ангел и стал невидим.
И вот все грешники города Ис, уже как следует согрешившие и еще не успевшие хорошенько согрешить, все они, погибая, увидели, как гибнет вместе с ними святой Гвеноле, не пожелавший их покинуть, и все они пришли на его мессу и встали, чтобы послушать.
С тех пор минуло несколько столетий, а Гвеноле продолжает свое бесконечное служение, и будет повторять одни и те же слова до скончания времен, покуда не наступит день Страшного Суда. И тогда все грешники города Ис будут наконец прощены.
Замечтавшись об этом, Ив окончательно окоченел, пальцы его разжалисьон упал прямо в воду.
Ему подумалось, что сейчас он окажется среди мертвых жителей города Ис и услышит те слова, что произносит святой Гвеноле, находясь под водой. Нонет, ничего подобного! Желтый свет сразу погас, и Ив очутился в темноте.
Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы выплыть на берег, и потом он еще долго сидел, отплевываясь и фыркая, потому что едкая соленая вода набилась ему в нос.
* * *
Благодаря урокам Эсперанса сир Ив немного знал французское наречие «ойль», но все же не ожидал, что оно окажется для него настолько чуждым. Однако неминуемое случилось: в конце концов Ив очутился в тех краях, где говорили на языке для него почти не знакомом.
После памятного первого ночлега вне замка Керморван, когда Ив заплатил за комнату и провел ночь, даже не ложась в постель, молодой сеньор принял важное решение. Он подозвал Эрри и вручил ему кошель с деньгами.
Я поручаю тебе договариваться с хозяевами о цене нашего ночлега и о плате за обед, объявил ему сир Ив. Отныне ты будешь вести с ними беседы на эту тему, я же не желаю пачкать мысли подобными вещами.
Эрри взял кошель, довольно увесистый, и посмотрел на молодого сеньора с удивлением.
Вы доверяете мне столь важное дело, мой господин? переспросил он. А если я поведу себя глупо? Или нечестно?
Если ты окажешься нечестен, я убью тебя, просто ответил сир Ив. Если же ты совершишь глупость, я сумею тебя простить.
Так-то это так, проворчал Эрри, опуская голову, но как же вы, мой господин, сумеете отличить одно от другого?
Ив немного поразмыслил, а потом сказал:
Я буду судить тебя снисходительно и обещаю заранее предполагать в любом неверном поступке обычную ошибку.
Тогда ладно, сказал Эрри.
На самом деле он крепко сомневался в том, чтобы сир Ив действительно захотел зарубить бретонца, особенно во время путешествия через чужие земли; и тем не менее имелось в юном сеньоре нечто такое, что заставляло Эрри постоянно оставаться настороже.
* * *
Сир Ив не столько сам избирал дорогу, сколько позволял дорогам вести себявсе дальше и дальше на восток, прочь от любимой Бретани, испытывая себя самым трудным испытанием: разлукой с родиной.
Эрри как существо целиком и полностью плотское, зависящее от внешних обстоятельств и не обладающее силой духа, страшно унывал. Светлые волосы его свалялись и обвисли вдоль висков сосульками, а глаза принялись фальшиво косить, словно бы в поисках чего-то, о чем он и сам позабыл.
С хозяевами постоялых дворов Эрри договаривался с помощью жестов: в правой руке он показывал кинжал, в левойкошелек, а лицо его демонстрировало самую неприкрытую злобу по отношению к человеку, говорящему на языке «ойль» и никаком другом; поэтому плату с бретонцев брали умереннуюзато и комнаты предоставляли им далеко не лучшие. Сир Ив этого, впрочем, не замечал.
Будучи рыцарем и, следовательно, существом более духовным, нежели материальным, он пытался уловить некий тайный звук, ноту, задающую тон всей той музыке, что была разлита по земле, по которой они сейчас путешествовали. Если правда то, что арфа обладает бессмертной душой, наподобие человеческой, то сейчас ему весьма пригодилась бы арфа. Но никаких музыкальных инструментов у Ива при себе не было, и потому он довольствовался догадками и предположениями.
Они обходили стороной большие города. В этом имелся определенный смысл: каждый город обладает собственным мнением, и судить по городам о странебессмысленное занятие.
А Франция была для Ива совсем чужой страной. И к тому же он ехал по этой земле для того, чтобы соединиться с английским войском, так что обольщаться не следовало: здесь его никто не полюбит. К счастью, никто не спрашивал его о цели пути.
Некоторые деревни, через которые проезжали Ив и Эрри, были сожжены и разграблены.
Когда Ив увидел подобную деревню в первый раз, он остановил своего Единорога и начал осматриваться. Мертвых тел они не увиделипогибшие либо сгорели в домах, либо были уже похоронены. Несколько домов уцелело. Тощая свинья деловито шныряла между строениями и что-то искала в развалинах.
Это сделали англичане, проговорил Ив.
Эрри, как ему было приказано, молчал, не заговаривая со своим господином. Ив махнул рукой, дозволяя ему отвечать:
Что ты об этом думаешь, Эрри?
Тот пожал плечами:
Мужичье Я вовсе о них не думаю.
Тогда я тебе приказываю подумать, сказал сир Ив.
Эрри ткнул пальцем в ту сторону, куда скрылась свинья:
Вот ее хорошо бы поймать и изжарить.
Должно быть, жалкое животноеединственное достояние тех несчастных, что все еще живут здесь. Я не желаю обрекать на голодную смерть этих людей, сказал сир Ив. Твои мысли мне не нравятся. Разве сам тыне из мужичья, Эрри?
Эрри отозвался угрюмо:
Положим, да; так ведь я даже согласился подвергать свою жизнь риску, лишь бы только не оставаться мужланом
Мужланом ты родился, Эрри, мужланом и помрешь, потому что душа у тебя неблагородная, в сердцах бросил ему Ив.
И тут из-за наполовину рухнувшего дома выбралась женщина. Она была похожа на палку в юбке и фартуке, а ее длинные измученные груди свисали едва ли не до пояса и болтались в просторной рубахе. Она потянула мосластые руки к рыцарю и что-то проговорила. И тотчас отовсюду начали вылезать чумазые длиннолицые крестьяне.
Ив сказал оруженосцу:
Дай им денег.
Но тот ухватил Единорога за повод и пришпорил гнедого. И так Эрри помчался вскачь, увлекая за собой своего господина, а вслед за обоими всадниками бежали с громкими звериными криками голодные крестьяне.
Только углубившись в лес, куда крестьяне сунуться не решились, Эрри выпустил поводья Единорога и позволил гнедому перейти на шаг. Оруженосец боялся взглянуть в лицо сира Ива, но все-таки ему пришлось это сделать.
Ив сидел в седле неподвижно, закрыв глаза. Он был совершенно бледен, и белые слезы текли по его щекам.
Эрри сразу перестал его бояться, потому что оруженосца охватила жалость: он понял вдруг, каким еще ребенком был его господин. И вместо того, чтобы оправдываться и объяснять свой поступок, Эрри вынул из рукава сира Ива платок и начал обтирать тому лицо.
Никогда еще сир Ив не находился так далеко от идеального образа, которому желал соответствовать; ибо величайшей его мечтой было обрести истинного себясделаться настоящим рыцарем без страха и упрека. Но обстоятельства сложились так, что сир Ив превратился в один сплошной упрек, потому что из-за глупости оруженосца и из-за его трусливого сердца сир Ив не смог исполнить величайшей добродетелипроявить милосердие к низшим.
Сир Ив как будто разлучился с самим собой в этот миг и именно эту разлуку сейчас оплакивал. Нет никакого смысла упрекать оруженосца в низости: ведь Эрри наверняка считал, что делает все правильно.
Ив так и сидел в седле, не шевелясь, пока Эрри устраивал ночлег и готовил костер. Затем Эрри снова приблизился к своему господину и осторожно снял его с коня, словно тот и впрямь был ребенком. Эрри был малый весьма крепкий, так что справиться с Ивом ему удалось без особого труда.
Оруженосец притащил Ива, как безмолвную куклу, к костру и усадил. Затем вручил ему плошку с горячей похлебкой, которую сварил на костре. В похлебке плавала обгоревшая палочка, и она-то и хрустнула у Ива на зубах, когда тот все-таки отпил. Эрри в тот миг смотрел в темноту и не видел, что господин его ожил; но хруст палочки обнаружил желание сира Ива жить дальше и подкреплять для того свои силы.
У Эрри все замерло в душе, когда он это понял. Он не волновался так сильно с тех самых пор, как был ребенком и однажды выпустил птицу из чужого силка: это была совсем маленькая певчая птичка, не годная для еды; она куда больше пользы принесла бы, распевая в воздухе, на свободе; вот мальчик ее и выпустил. Птица улетела, не выказывая ни малейшей благодарности по отношению к своему освободителю, и только спустя годы Эрри понял, что она осталась единственным воспоминанием его детских лет.
Должно быть, думал Эрри, сир Ив прав, и у мужланов нет души, коль скоро и детства у них не бывает. Но теперь Эрри думал об этом без всякой горечи и, что самое странное, сир Ив стал ему как будто ближе, хотя такого быть, конечно, не могло.
* * *
Другие деревни не были так страшно затронуты вторжением, и постепенно сир Ив успокаивался: англичане проходили через французские земли, как нож сквозь масло, и не притрагивались к имуществу и жизням местных жителей. Происходило это, впрочем, не из-за какого-то особенного благорасположения короля Эдуарда к селянам, будущим господином которых он себя мнил, но просто потому, что англичане очень спешили и останавливаться для грабежей им было некогда.
Ив расспрашивал местных жителей, далеко ли находятся армии и кто проходил через их деревню в прошлый раз. Иногда ему отвечали охотно, иногдас подозрением. На вопросы, задаваемые ему, Ив отвечал, что он бретонец, однако благоразумно умалчивал о собственных намерениях.
Он старался держаться морского берега. Ему казалось, что близость моря каким-то образом охранит его от бед и напастей. Иногда он выбирался почти на самое побережье и засыпал под знакомый с детства шум морского прибоя; тогда ему снились самые лучшие сны.
Путь Ива перерезали многочисленные ручейки, речушки и даже большие реки, впадающие в море, но он всякий раз довольно легко находил переправу.
Однажды он наткнулся на сожженный мост и двинулся вниз по течению в поисках брода.
Эрри тащился следом. Эрри думал о том, что отыскать брод будет не таким-то простым делом: местные жители имеют обыкновение охранять тайну переправы, чтобы обезопасить себя от внезапного вторжения врагов, а иногдачтобы продать эту тайну одной из враждующих сторон, да запросить подороже.
Но сир Ив оказался дальновидней своего оруженосца, хоть жизненный опыт сеньора измерялся куда меньшим числом кружек сидра (не говоря уж о быстрых девичьих поцелуях).
Они находились в пути всего несколько часов и тут заметили, что трава на берегу вся истоптана конями, в сырой глине остались глубокие следы, а ветки прибрежных деревьев изломаны. Несколько дней назад в этом месте переправлялась через реку целая армия. Она обозначила место брода точнее приметного камня с соответствующей надписью.
Сир Ив двинулся через водную преграду по чужим следам. Единорог нервничал, громко фыркал. Вода бурлила вокруг мощной груди коня, копыта осторожно выбирали путь по коварному речному дну. Сир Ив подобрал ноги и сидел в седле скорчившись и положив свой длинный меч поперек колен. Эрри промок почти по пояс. Он вез доспехи и пристроил тяжелую сетку с металлическими пластинами себе на плечи и голову.
Оказавшись на противоположном берегу, путники развели костер и решили заночевать у переправы. За время путешествия Эрри приучился не просто молчать, но как бы отсутствовать, и его хлопотливая возня у костра совершенно не мешала Иву думать о своем.
Оруженосец Эрри побаивался англичан, хотя говорить об этом своему господину, естественно, не решался: юный сир Ив был убежден в том, что английский король встретит его с распростертыми объятиями. Почему бы и нет? Ведь сир Ив де Керморванбретонец, а разве у бретонцев нет оснований ненавидеть французского короля? К тому же Керморвансторонник Монфора.
* * *
На вторую неделю путешествия сир Ив неожиданно услышал, как звонят колокола. По всему лесу разносились их голоса, как бы разноцветные, каждый с собственным норовом и неповторимым тембром; все они пели и славили на все лады, сливаясь в мощном хоре, который настигал путника с любой стороны, куда ни повернись, в каком направлении ни обрати слух.
Праздник Успения! проговорил сир Ив дрогнувшим голосом. Нам непременно нужно выбраться в какой-нибудь город, потому что в такой день я хочу послушать мессу и увидеть Господа.
И с тем он развернул коня и, не разбирая дороги, двинулся прямо на колокольный звон. Эрри, не смея перечить, последовал за ним. Ветки хлестали их по лицу, как будто какие-то темные силы непременно желали препятствовать сиру Иву в выполнении его намерения, а копыта лошадей то и дело проваливались в мягкие ямки, незаметные в густой траве, так что Эрри уже начал беспокоитьсяне оступился бы нежный Единорог и не сломал бы, упаси Бог, ногу.
Колокола словно обступали их отовсюду, и понять, куда в точности следует направляться, не было никакой возможности. Сдуру Эрри едва не брякнул: дескать, если двигаться по дороге, так уж точно рано или поздно придешь туда, где живут люди, иначе для чего и дороги проложены, если не от одного человека до другого! Но, к счастью, сумел удержаться.
Наконец те колокола, что звучали сзади, попритихли, а те, что гремели спереди, сделались вовсе оглушительными, и Эрри понял: сир Ив одному ему известными путями все-таки выбрался к какому-то городку.
Городок этот лежал в ладошке-низинке, обступаемый лесистыми холмами, и главным обитателем его была шумная речка. Дома выстроились по обоим берегам. Невысокая каменная стена возведена была здесь совсем недавно. Две башни предназначались для защиты города, но они стояли праздно: если англичане и проходили через этот городок, то явно не стали тратить времени на осаду и не произвели здесь ни единого выстрела.
Тем не менее ворота, несмотря на яркий день и разгар праздника, были закрыты, и на башне маячили какие-то люди. А в самом городке надрывалось три или четыре колокола и едва слышно доносилось многоголосое нестройное пение.
Сир Ив остановился перед воротами и постучал копьем, которое ради такого случая забрал у своего оруженосца.
Откройте мне, ради Бога, потому что я хочу непременно послушать мессу и увидеть сегодня Господа! крикнул он.
Ему отвечали:
Кто ты таков? Кто твои спутники? Нам не велено открывать ворота перед чужаками!
Меня зовут Ив де Керморван, отвечал сир Ив, и я путешествую один, с этим вот только оруженосцем.
Должно быть, ты направляешься в армию! сказали ему с городских стен. Весьма похвально для молодого рыцаря спешить, дабы присоединиться к славному войску христианского короля!
Истинно так, согласился сир Ив.
Ив и горожане говорили о разных королях, но даже не подозревали об этом; к тому же молодой бретонец весьма дурно владел наречием «ойль» и потому был понят через пень-колоду. Тем не менее ради праздника перед ним закрыли ворота, а затем тотчас вновь заперли их.
Ив поехал по узким улицам городка, пробираясь между домами, и постоянно слышал сквозь колокольный звон и гул голосов шумливый голосок речки, чье прозрачное пухлое тельце вздувалось из-за множества родников, бьющих со дна.
Неожиданно Ив понял, что очень давно он не находился среди людей, да еще среди такого множества. Время, проведенное в лесу, наедине с собой и безмолвным Эрри, отучило его от толпы. Сейчас, куда Ив ни направлял коня, повсюду он наталкивался на какого-нибудь человека. Он ужасно боялся раздавить кого-нибудь на улицев праздничный день это было бы совсем нехорошо.