Зверь - Книга - Генри Лайон Олди 7 стр.

Они не умели рассказывать. Никто не умел!и поэтому не было слушателей благодарнее людей из племени пуран. Впервые ставших теми, кто слушает и смотрит.

Безмозглый умел рассказывать. Это странное умение жило в нем, хмелем бродило в крови, прорывалось в мимике, жестах, и одним капризным изломом тонкой руки он мог исторгнуть из жадного, ждущего мрака вопль ужаса или шепот умиления. Слова сами возникали из небытия, из хаоса; слова толкались, слова кричали, слова требоваливыпусти! Выпусти нас, человек! Одень нас движением, укрась нас жестом, оттени паузойи вокруг тебя встанет мир, который создал Ты! Черты Безмозглого плавились изменениями тысяч выражений, голос послушно переходил от гневного хрипа к вкрадчивому шелесту, он создавал миры и людей по образу и подобию своему, легко меняя кожу и суть

Он не знал истоков своего умения, он не искал этих истоков, жизнь его приобретала смысл или иллюзию смыслаи он попросту боялся докапываться до корней.

Безмозглому доводилось видеть людей пуран, пристрастившихся к желтой пыльце редко встречающихся волокнистых грибов, растущих в тени холмов. Эти люди были больныбольны грезами, больны эфемерным счастьем, больны радужным путем к мучительной смерти.

Он был болен словами. Словами, ситуациями, фантазией, ритмом крохотного барабанчика, подаренного старым Хурчи, огнем костра, от которого он никогда не щурился, болен жадно вслушивавшейся темнотой; он не знал, как оно называется, как называется это все вместе, он болел ими не хотел выздоравливать!

Скажи, Безмо,спрашивал его иногда Кан-ипа, тенью ходивший следом и сокративший оскорбительное прозвище до непонятно-уважительного «Безмо».Почему ты знаешь, а янет? Почему твои слова горят в моей голове, но едва я оближу их своим глупым языкомони трещат и гаснут?! Почему, Безмо?!

Безмозглый молчал. Прости, Кан Безмотак Безмо, не хуже и не лучше любого другого имени, и так похоже на заманчиво-таинственное: «Бездна-а-а-а!» Прости, Кан, я не знаю ответа. Хочешь, я расскажу тебе дальше? Ну, тогда слушай

И они слушали. Слушали и смотрели. И он старался не думать, почему онпервый? Старался не думатьи не мог думать ни о чем другом. Всегда. Все время.

Ладно,сказал Безмозглый.Еще немного. И спать.

Он опустил веки и увидел Слова. Мышцы его непроизвольно напряглись, и дыхание стало ровным и длинным.

Темнота смотрела на него пристальным взглядом, но глаз, жаждущих и требующих глаз, было еще слишком маломало для чего? Он входил в образ, как входят в незапертую дверьлегко и без усилий; и он ждал, когда глаз во мраке станет достаточно для некоей смутной цели.

Иногда ему казалось, что он ждет не один.

Еще немного,сказал Безмозглый. Он облизал губы, чувствуя терпкий вкус новорожденных слов.

Еще немного,и жадная темнота послушно потянулась ему навстречу

Темнота послушно потянулась ему навстречу. Но на этот раз он молчал. Не для слов вывели его сегодня в Круг Собраний.

Лунный день. Он запрокинул голову к сияющему полному диску, и дурманящая желтая пыльца коснулась его век и осыпала бледное лицо. Лунный день. Сегодня он воссядет на пегого отмеченного коняи да рассмеется Бездна, и веселые наездники племени пуран, рождающиеся в седле!

Много глаз смотрело на него из тьмы, очень много, никогда столько не былои это обожгло его новым, неизведанным до сих пор восторгом. Безмозглый мельком отметил несколько взглядов: расслабленно-презрительныйстарейшина Гэсэр, жирная лиса; холодный и спокойныйкипящий лед страстей, Юрюнг Уолан, избранный помощник; внимательно-заинтересованныйкто этот горбящийся старик на кошме? А, это приглашенный, Верхний шаман, служитель Бездны, давно уже не выезжающий из своих урочищ ни на какие празднества Странное лицобез выражения, без возраста, и глаз бесцельно скользит мимо

И еще один взгляд отметил Безмозглыйголодный, текучий, плавящийся в обручах вертикальных зрачков. Откуда здесь взялся человек в буро-пятнистой хламиде? Гость? Откудагость с глазами хозяина?

Безмозглый подумал, что никогда не встречал пятнистого в стойбище, и задержал на нем свое внимание дольше остальных. Нет, не видел. Кажется, не видел.

Кажется

Он повернулся и шагнул впередк грызущему удила коню.

Чего-то не хватало вокруг, незавершенность происходящего мучила тебя, и древнее, неизвестно откуда взявшееся знание властно вступило в свои права.

Свет!кричишь ты, и толпа послушно поворачивает к тебе белые овалы лиц.Дайте свет, левую рампу и два нижних выноса. Быстро!и вспыхивают коптящие факелы, факелы воинов охраны, и заготовленный с утра костер трещит, выплевывая искры.

Звук!ты выбрасываешь руку по направлению к сидящим на корточках старикам, звонко щелкаешь пальцами, и тебе отвечает мерный рокот упругой кожи барабанов.Входите постепенно ина максимум! Громче, говорю!

Занавес!и ты не успеваешь осознать чужой смысл последней команды, потому что ты видишь прорвавшегося в первые ряды преданного Кан-ипу, вспотевшего и от волнения забывшего все приличия.

Цепкость концентрированного восприятия опутала табунщика липкой паутиной, высасывая незамеченные ранее детали, воспроизводя мельчайшие нюансы состоянияи, не успев понять происходящее, ты вошел в это состояние.

Вошел в образ.

Как нож в подогнанные ножны.

* * *

Как ходит веселый табунщик Кан-ипа? Да, кажется, так плавный перекат с пятки на носок, голени слегка напряжены, и ноги поэтому всегда полусогнуты, кривые ноги, изрубленные ноги конного бойца с пятки на носок, звериная, обманчиво неуклюжая поступь ипрямая спина! Обязательно прямая спина!

Как смотрит улыбчивый табунщик Кан-ипа? Сквозь узкие щели-бойницы, косо прорезанные в скуластой маске; и морщинки бегут от уголков, как вольный табун по степи

Что думает Кан-ипа? Хороший конь, хороший, доброй масти; бабки тонкие, ссадины под коленом, засекается, значит, на галопе; а кован недавно, хорошо кован, грамотно хороший зверь, ну, ну, не фыркай, хороший

Как садится на коня рожденный в седле Кан-ипа?

Как!

Занавес.

Ваш выход.

* * *

Безмозглый чуть присел на широко расставленных ногах и, легко оттолкнувшись, прыгнул в седло, едва коснувшись ладонью конской холки. Потом он подобрал поводья, сдерживая заплясавшего, нервного коня, и медленно послал животное вперед по кругу. Пегий жеребец грыз мундштук уздечки, недоверчиво косясь на всадника, пытался ударить задом, ношел. Он шел, и гремели барабаны, и был свет, такой, как надо, и спина Безмозглого была прямой; и конь прошел по кругу, пегий отмеченный конь, и бремя седока, наконец, слетело с его спины.

Люди расходились молча. Маленький Бэльгэн-ирчи протолкался к своему приятелю, идущему рядом с отцом.

Ему помогают его духи!горячо зашептал Бэльгэн.Он рассказал нам о них, он открыл нам тайну, и духи дали ему слова, силу и власть! Так говорит мой брат, а Кан-ипа никогда не говорит лишнего. Это он нашел Безмо в степи

Приятель боязливо поднял голову и посмотрел на отца.

Ты высказал мысли наших сердец, Бэльгэн,веско произнес отец, высокий мужчина с гривой вьющихся, начавших седеть волос.Безмо не простой человек. Да.

Если он вообще человек,вмешался идущий впереди коротышка в синем ободранном халате. В голосе его звучали уважение и страх.

А кто?осмелился вступить в разговор забытый подросток.И откуда?

Коротышка торжественно указал в ночь, стоящую за границей зыбкого света костровуказал вдаль и чуть-чуть вверх.

Отец подростка согласно кивнул.

Расходились молча. Зато дома они говорили и никак не могли наговориться.

Доволен был престарелый шаман Бездны, приказавший надменному Юрюнгу Уолану через шесть лун привезти к нему того, кто был найден в степи; того, кто умеет показывать неизвестное.

Люди племени пуран тоже были довольны. И удивлены.

И был доволен пятнистый обладатель голодного кошачьего взгляда, шагнувший за черту света и легко растворившийся во мраке.

Сон

Нет, не согласен,сказал я.

Мом в задумчивости прошелся по комнате, потирая запястье левой руки, украшенное хитрой татуировкой в виде четырехкольчатой змеи.

Странный вы человек,сказал Мом.Непоследовательный. Я как-то читал в одной вашей священной книге Или не вашей?! Впрочем, неважнов ней тот, кто сидит наверху, среди прочих обещаний своим последователям сказал и такое: «Я обещаю вам сады». Здорово сказанопросто сады, сады без каких бы то ни было отличительных признаков Будит фантазию. И дает каждому возможность в меру его способностей представить идеал. Но как ни крути, сады есть только садыа сколько людей за эту перспективу резало собратьям глотки в течение столетий?!

А я предлагаю вам мир! Мирсцену, миртеатр, и единственное, что от вас потребуетсяиграть! Играть для сердца, для основ, игратьво имя Хотите сыграть жизнь?

Нет, не хочу,сказал я.Можно, я пойду?

Мом резко остановился у моего кресла.

У вас дар,он пристально смотрел на меня, но не в глаза, а рядом и немного мимо: и это раздражало.Вы великий актер. И именно поэтому выникудышный актер. Вас нельзя выпускать на подмосткиваш Гамлет в упоении перебьет больше народу, чем задумано Шекспиром, а ваш Отелло всерьез придушит актрису, играющую Дездемону. Вам нельзя играть понарошку, вы слишком растворяетесь в образеа не играть вы уже не можете. Я предлагаю вам мир, где вы можете играть. Всегда. Везде. Вечно.

Почемувечно?спросил я.А если я, не дай бог, помру? Или вы собираетесь из Вечного Жида сделать, так сказать, Вечного Актера

Почти,ответил Мом.Если вы умрете, играянадеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?играя всерьез, в полную душу, то я гарантирую вам выход на аплодисменты и участие в следующем акте. Но только при условии игры с полной отдачей! Как это у классиков

Он зажмурился и произнес нараспев:

Сколько нужно отваги,

Чтоб играть на века,

Как играют овраги,

Как играет река,

Как играют алмазы,

Как играет вино,

Как играть без отказа

Иногда суждено

Потом подумал и добавил, пожимая плечами:

Именно так. В противном случаесами понимаете

До чего же образованный попался мне собеседник! Я смотрел на его сухощавую фигуру, тонущую в пятнистой длинной хламиде, и мне казалось, что тело Момасловно одежда с чужого плеча. Будто богатыря, гиганта в спешке засунули в другой футляр, и мощь прошлого прорывается в несвойственных настоящему мелочах Мне припомнилось начало нашего затянувшегося разговора.

Как мне называть вас?спросил я его тогда.

Он сощурился.

Мом,ответил Мом.Да пусть будет Мом. Вы не возражаете?

Я не возражал. Момтак Мом. Что-то ассоциировалось у меня с этим именем, божок какой-то мелкий греческий? Или финикийский? Не помню. И эпитет, связанный с ним«Правдивый ложью» Хитро закручено. Умели предки, однако, в смысле парадоксов

Зачем это нужно вам?прервал я подзатянувшуюся паузу.

Язритель,Мом как-то очень неприятно осклабился, и «язритель» прозвучало, как «мызритель».Явеликий зритель. И хочу великого театра. Только не надо сразу подбирать аналогия не господь и тем более не сатана. И не сумасшедший. Хотя Вы не задумывались, до чего же театр походит на религиозные обряды! Собственно, он из них возник Греческие празднества, христианские мистерии, ранние пьесы. Но Вераи театр. Но там вера в то, что добрый дядя с бородойэто всемогущий боженька, а злой дядя с рогамипроклятый нечистик; тут жевера в то, что толстая кокоткаОфелия, а пыльный задникЭльсинорский дворец. Одинаково неважно, что служитель веры может быть бабником, а служитель музпьяницей! Верую, ибо это нелепо. Мы хотим поверитьи верим.

Вы мне нужны для веры. В предлагаемом вам мире ее не возникло. Условия не те. Я вообще полагаю, что религия и театруникальны, и встречаются крайне редко. В большом масштабе, разумеется. Для веры нужно сверхъестественное, а там Там слишком много людей умели сверхъестественным управлять. Изначально.

Какуправлять?несколько оторопело спросил я.

Как?Мом снова помолчал.Да так же, как и везде Словами. Понимаете, Слово имело там первоначальную власть Но обладающего такими способностями, мастераего можно уважать, можно купить, можно бояться или использовать, но в него нельзя верить. Слишком уж он привычен, повседневен. И когда ночь заглядывает в круг твоего костраты не боишься, потому что придет он, придет мастер, и все будет хорошо. Не боишьсязначит, не веришь. Ни во что. У людей, знаете ли, вообще странная психология А уберите возможность управлять Стихиями и сверхъестественнымубейте, к примеру, всех мастеров или измените законы их мираи вы получите гниющую среду, созревшую для веры. Или для театра.

Заманчиво,сказал я.Целый мир, созревший для неба, и яза режиссерским столиком. Диктующий статистам первое распределение ролей. Вдвойне заманчиво для актера, умеющего входить в чужое состояние, чужой образ; и получающего бесконечность образов и состояний. Заманчиво, но увы Не хочу.

Лицо Мома внезапно надвинулось на меня, распахивая занавес безволосых веки мне показалось, что мой собеседниктеатральный бинокль, сквозь который меня рассматривает безликая и бесформенная масса; глядит кипящая, нетерпеливо ждущая Бездна, заполнившая собой темный зрительный зал, и подмигивающая мне голодными смеющимися глазами из всех лож, ярусов и кресел галерки.

Экий вы, однако Как же вы не понимаете, что вашего мнения как раз никто и не спрашивает. И потом

«И будет это долгоеПотом, в котором я успею позабыть, что выпало мнебыть или не быть? Героемили попросту шутом?»

Глава пятая

Одинокий всадник несся по одуревшей от полуденного зноя степи, белый растрепанный хвост мотался из стороны в сторону, привязанный под наконечником его короткого копья с красным древком; лицо под высоким чешуйчатым шлемом окаменело в безразличии ко всему, кроме бьющейся под копытами земли; и бурая пыль степей, зловещая пыль дурного вестника, некоторое время еще гналась за распластанным конем, и, не догнав, покорно опускалась, оседала, растворялась в потревоженном покое

Кан-ипа проводил гонца долгим обеспокоенным взглядом и повернулся к Безмозглому, который понуро сидел у разложенной походной скатерти, лениво покусывая перышко дикого лука.

Беда, Безмо,угрюмо сказал табунщик.Большая беда. Дальние племена, урпы и рукхи, выпустили пастись Белую кобылу. Дед Хурчи говорил, что в последний раз кобылу пускали перед Четвертой волной на Город. Хорошие травы выросли потом на жирной крови убитых, и степные стервятники добрым словом поминают всеобщий хурал, где вождем степей был избран неистовый сын старейшины Кошоя. Он бросил степь на Городи разбился о стены. Большая беда идет, и большая честь для гордых.

Безмозглый не шелохнулся.

При чем здесь кобыла?спросил он.

Кан-ипа с недавних пор пребывал в убеждении, что его великий друг Безмо знает все на свете, а если иногда и задает вопросы, то лишь для того, чтобы под глупую болтовню табунщика обдумать нечто свое, недоступное прочим.

Наивная эта уверенность, равно как и переходящая все границы преданность,все это доставляло Безмозглому массу хлопот, но он ничего не мог поделать с упрямым Кан-ипой, неотлучно следовавшим за Безмозглым и настороженно косившимся по сторонам.

Кобыла нужна обязательно,Кан-ипа тяжело опустился у скатерти и выдвинул саблю из простых черных ножен, ногтем пробуя заточку.Она идет пастись, а за ней идут лучшие воины урпов и рукх. Те племена, по чьим землям пройдет кобыла, должны дать сопровождающим дюжину жеребцовтогда жеребцы выкупа смогут покрыть Белую кобылу, и воины пойдут дальше. Если племя откажетсявоины Белой кобылы сожгут стойбище. А давшие выкуп должны будут после этого являться на хурал по слову владельцев кобылы, и выходить в набег по их приказу.

Племя пуран даст жеребцов?очень тихо спросил Безмозглый.

Кан-ипа со стуком вогнал саблю в завибрировавшие ножны.