И когда она пришла, когда её голоснаконец-то голос, не шепот! дрогнул, спрашивая: «Кто это сделал?!»Зяблик в ответ прошептал одно слово:
Капитан!
Потом Покровительница забрала боль и подарила сон. Спокойный и глубокий сон, в котором не было ничего, кроме плавного колыхания алых вод.
5
«Соберись. Почувствуй её».
«Может, я буду учиться потом, когда мы закончим?»
«Вечность расслабляет. Дарит иллюзию того, что может быть потом. А что если тебя убьют сегодня ночью?»
«Тогда тем более, зачем мне это учение?»
«А зачем тебе вечность, если ты не собираешься употребить её на учение? Научись с пользой тратить минуты, и однажды поймешь, что не зря проживаешь годы. Я учился всю жизнь и думал, что выучил достаточно. Но, встретив тебя, не преминул усвоить новый урок. Так что соберись и почувствуй черту. Ты должен её видеть, слышать, обонять».
Левмир отрешился от того, что его окружало, и погрузился во тьму. Представил себе алую черточку, пересекающую черноту, вглядывался в нее внутренним взором.
«Не пытайся представить. Почувствуй! Чувство идет от голода, сосредоточься на нём».
Две летучие мышиодна побольше и будто седая, другая меньше и чернаявисели вниз головами на рее «Утренней птахи». Редкий глаз смог бы различить их. Они различали всё. Поскрипывание мачт, трепет парусов, биения сердец заключенных и команды, пьяное ворчание стоящего у штурвала капитана. Он взял себе вахту на всю ночь.
А ещё летучие мыши чувствовали, что капитан трезв. Он притворялся так, что ни один человек не сумел бы его раскусить. Так же, как притворялся злобным любителем подвешивать на рее и пороть плетью. Капитан Кинар был другим человеком, давним другом Торатиса. Князь говорил, что запросто доверил бы ему свою жизнь. Левмир и Эмарис кивнули в ответ, но Левмир подумал, что Торатис не так уж высоко ценит свою жизнь. Судя по легкой усмешке, Эмариса посетила схожая мысль. А сейчас крохотный мозг летучей мыши не мог думать о таких вещах. Он мог только чувствовать и беспорядочно метаться мыслью. Эмарис же требовал от Левмира сосредоточенности.
Ладно! Голод. Не тот голод, от которого режет в желудке, а рот наполняется слюною, а другой, больше похожий на жажду. Голод, от которого весь мир накрывает алой пеленой, глаза чернеют, а посреди них загораются огни. Голод пока ещё не пришел, но Левмир ощущал его предвестия. Вцепился в них мыслью и Странное это было чувство. Как будто замкнулся некий круг. Ничего подобного Левмир никогда раньше не ощущал. Возможно, Эмарис видел то же самое как черту, но Левмир вообразил другое. Он стоял в лесу, маленький мальчик, только что потерявший семью. Жался спиной к дереву и смотрел в глаза приближающемуся волку. Волк остановился. За спиной его стояла стая. А Левмир глядел в глаза зверю по имени Голод и знал: стоит только моргнуть, и он бросится, разорвет.
В этот миг пришло облегчение. Левмир не боялся более, что Голод его победит. Что придется пить кровь у кого-то из заключенных. Как только он почувствует, что вот-вот моргнет, сию секунду обратится в человека, запустит сердце. А волк и его стая останутся ни с чем.
Обретя этот новый навык, Левмир ощутил ликование. Оно было слишком огромным для крохотного тельца летучей мышки, и она расправила крылья, делясь с миром своим восторгом.
«Молодец, похвалил Эмарис. А теперь приготовься. Начинается».
Левмир отвлекся от черты Голода и перенес внимание на корабль. Что-то изменилось. Одно из сердец, которые он слышал, забилось спокойнее. А по верхней палубе скользило нечто. Не человек, сгусток тумана. Вот капитан, вполголоса напевавший печальную морскую песнь, запнулся и повернул голову. Если и заметил легкое облачко, то не придал ему значения. Устремил взгляд вперёд и выругался.
Облачко подплыло вплотную к капитану.
«Сейчас!»
Летучие мыши разжали когти, рухнули вниз и, захлопав крыльями, помчались к капитану. Из туманного облачка собралась человеческая фигура в серой накидке с капюшоном.
Левмир увидел, как в далеком-далеком лесу Голод оскалил клыки и зарычал. Черта приближалась. В полете Левмир изменил облик и, едва ноги коснулись палубы, запустил сердце. Первый же его удар принес в голову оглушительную мысль: «Что я сделал?!»
Фигура в капюшоне, почувствовав приближение врага, развернулась, и в грудь Левмиру врезался кулак. Удар отбросил его на пару шагов, Левмир не удержался на ногах и упал бы, но спиной врезался в стену надстройки. Увидел, как Эмарис, на миг став собой, взял капитана за плечи, что-то ему сказал, и оба исчезли в тумане. Фигура в капюшоне, развернувшись, убедилась, что жертвы нет, и издала рычание. Голосок был, вне всякого сомнения, девичий.
Это ты? Левмир оттолкнулся от надстройки. Зачем ты это делаешь?
В голос просочился страх. Левмир боялся не за себя, не за капитана и других возможных жертв. Он боялся, что стоящая перед ним девушка отбросит капюшон и в зеленых глазах её сверкнет что-то злое и безжалостное, то, чего раньше там не было и быть не могло.
Фигура вздрогнула, отступила на шаг.
И, сказал Левмир, вытянув руку.
Он думал, что, услышав свое детское милое имя, она поймет, что натворила. Но девушка сначала замерла, потом, дернув головой, набросила капюшон ещё ниже и Бросилась к борту.
Стой! заорал Левмир, кидаясь ей наперерез.
Требовалась скорость, недоступная человеку, и он остановил сердце. Обострившимся слухом услышал лязг стали. «Только защищаться!»скомандовал он себе, и рука выхватила из ножен меч на крови Эмариса.
Клинок ударил в клинок. Двое вампиров застыли у самого борта. Левмир силился разглядеть лицо под капюшоном, но видел лишь черноту. Хоть бы там осталось ещё что-нибудь! И куда, спрашивается, подевался Эмарис? Боится взглянуть в глаза дочери, которую предал? Хорош воин!
Девушка толкнула меч, всем телом помогая движению. Левмир отступил и едва успел уклониться от колющего удара. Теперь он разобрал, что в руках у девушкиизогнутая сабля. Сабля, которая едва не проткнула его насквозь. Ирабиль хочет его убить?! За что?
Сабля засверкала, отражая лунный свет. Девушка орудовала ею так же легко, как ивовым прутиком. Только каждый взмах нёс смерть. Левмир не уступал в скорости, клинок его меча оказывался на пути лезвия сабли вновь и вновь. Звенела сталь, удары тяжело отдавались по рукам, и не было слышно дыхания. Левмир вспомнил свою сказку, и внезапный холодок проник в его сердце. Как будут чувствовать себя воины, когда их боевой азарт натолкнется на ледяную глыбу вампиров, остановивших сердца? Вампиры не будут кричать, не будут дышать тяжело в горячке боя, они даже ничего не скажут. Сколь многие из воинов, столкнувшись с таким, начнут волноваться и совершать ошибки? Коли уж сам Левмир, бездыханный, боится того неведомого, что сокрыто под капюшоном.
Девушка сообразила, что лобовой атакой ничего не добьется, и легко взвилась в воздух. Подпрыгнула, но казалось, будто взлетела. Удар обрушился на Левмира сверху. Он едва успел подставить меч, и, отведя удар, махнул наугад сам. Лишь на мгновение забылся, попытался уязвить соперника, но тут же вспомнил, с кем бьется. Меч дрогнул. Девушка не преминула этим воспользоваться.
Удар, разворот, приближение Бей она саблей, Левмир бы отразил удар, но девушка, блокируя саблей меч, наотмашь ударила кулаком в нижнюю челюсть. Левмир не устоял и повалился на палубу. Не успел попытаться встать, а сабля, отражающая лунный свет, полетела к нему, норовя врубиться в грудь. Левмир выбросил навстречу меч. Плашмя, одной рукой придерживая лезвие и понимая, насколько глупую вещь делает. Но времени на раздумья не было, а смерть была слишком близко.
Удар. Лезвие меча пропороло ладонь, окровавленная рука соскользнула. Меч шлепнулся на грудь, придавленный саблей, сверху опустилась нога в маленьком сапожке, и сверкнуло ещё что-то.
Это был нож. Серебристое лезвие хищно метнулось к горлу Левмира и замерло, слегка вдавившись в кожу. Это был не кинжал, а метательный нож. Левмир, широко раскрыв глаза, смотрел на него. Глаза видели подобие, но глаза могли обмануться. Обмануть же кровь было нельзя. Лезвие подернулось багровыми сполохами, ощутив близость своего создателя.
Ты?! прошептал Левмир.
Ему хотелось плакать от обиды и одновременно смеяться от облегчения.
Нож и вправду казался живым, будто маленькая расторопная змейка. Вот он дернулся и укрылся, такой стремительный и смертоносный. А сжимавшая его рука потянулась к капюшону.
Вот так, значит, ты собираешься драться с вампирами, братишка? улыбнулась княжна Айри.
Левмир лежал на палубе, а она сидела на его груди, и её длинные черные волосы, освобожденные из-под капюшона, щекотали ему лицо. Он пытался что-то сказать, но слова замирали, не решаясь вырваться. Мысли сначала путались, потом вовсе разбежались, осталась лишь пустота. Левмир смотрел в смеющиеся черные глаза и понимал, что не знает, с чем обратиться к Айри. Сначала она была ребенком, потом превратила себя в безжалостную убийцу, которая наводила ужас на трущобы, пытаясь заполнить бездонную пустоту в душе. А приняв дар, княжна Айриэн вновь изменилась. Теперь она весь мир считала своей игровой комнатой. Играла она и сейчас.
Браво, княгиня, раздался голос Эмариса.
Айри соскользнула с Левмира, развернулась. Левмир увидел Эмариса, преспокойно сидящего на надстройке. Интересно, давно он наблюдает? Наверняка видел всю битву и не подумал вмешаться.
Здравствуй, Эмарис! воскликнула Айри. И зачем ты спрятал этого подонка?
Этот подонок действовал по моему приказу, чтобы вытащить тебя наружу. Так что если хочешь мстить кому-то за своего фаворита, можешь бросить вызов мне.
Секунд пять на палубе стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом мачт, да шелестом волн. Как будто Айри всерьез взвешивала такую возможность. Потом послышался её тихий смех:
Да, каюсь, я поддалась чувствам. Что теперь со мной будет? Отправишь домой?
По голосу было ясно, что никуда она не отправится, и Эмарис понимал это как никто. Он спокойно покачал головой.
Кто я такой, чтобы приказывать княгине, или наказывать ее? Ты вольна поступать так, как считаешь нужным, пусть лишь правила приличия связывают твои действия. Так, было бы прилично поговорить со своим отцом, командующим флотом. Он с удовольствием выслушает новости из родных земель. Он, кстати, ждёт нас. Почему бы не нанести визит сию минуту?
Этот удар Айри пропустила. Левмир не увидел, но почувствовал, как она вздрогнула. Голова поникла, но тут же воспрянула.
Хорошо, идём, сказала Айри; вся шутливость исчезла из её голоса. Только мне нужно кое-что забрать.
Без глупостей, ладно? попросил Эмарис.
Коротко кивнув, Айри исчезла, туман просочился сквозь щели между палубными досками.
Левмир встал, загнал в ножны меч, уставился на кровоточащую ладонь. Нескоро заживет, хотя кровит уже меньше.
Она права.
Левмир посмотрел на Эмариса. Тот задумчиво глядел на его ладонь.
Права в чём? В том, что убивала
Боец из тебя преотвратный. Я думал начать этот разговор позже, но Думаю, именно сейчас ты готов по-настоящему меня услышать. Думать забудь о том, чтобы сразиться с Эрлотом и одолеть его. Он уничтожит тебя, даже не заметив.
VIЗаколдованный дом
1
Лес густел с каждым днем, и тропинка в нем то и дело терялась. Лишь Кастилос, шедший впереди, умудрялся различать нужное направление по каким-то неясным приметам. Ни принцесса Ирабиль, выросшая во дворце, ни Роткир, которого воспитали улицы Варготоса, даже не пытались задуматься, куда идут. Кроме того, им было всё равно.
Ирабиль то и дело с тревогой смотрела на Роткира. После того как Кастилос раскрыл его природу, парень изменился, и принцесса боялась, не понимала того нового Роткира, что шагал, понурившись, рядом с ней. Он молчал так же, как она прежде, смотрел под ноги. Бледный, задумчивый. Без постоянной его болтовни мир затопило зловещей тишиной. Ирабиль то и дело поеживалась. В тишине ей мерещились шепоты и шорохи, взгляды и тени. В конце концов она приспособилась смотреть на Кастилоса. Пока тот шел, пробивая дорогу в зарослях, все было хорошо. Если замирал, к чему-то прислушиваясь, значит, надо тоже замереть. Вот и вся премудрость: есть рядом опытный вампирдоверься ему. Вампир видит, слышит и чувствует гораздо лучше любого человека. А такой вампир, как Кастилос, ещё и способен защитить от любой напасти.
Не от любой.
Вспомнились глаза Эрлота во время их кровавого танца в Варготосе, его пьяный счастливый смех. Эрлот шутя разделался с Кастилосом и мог бы собственноручно уничтожить весь город. Сложилось впечатление, будто ему было попросту лень трудиться. Принцесса содрогнулась.
Но разве Эрлот будет прятаться в тенях в лесу, чтобы напасть исподтишка? Нет, этот выйдет навстречу, улыбаясь, и в его улыбке будет смерть.
Хочешь пить? Ирабиль протянула Роткиру фляжку.
Фляжки, котелок, походные мешки и запас пищи они взяли в сторожке, в ночь гибели Варготоса. Всё заготовил заботливый Ливирро. Неизвестно, правда, для кого. Предполагалось ведь, что Кастилос с Ирабиль, снабженные запасами крови, полетят к Кармаигсу, а не будут долго-долго идти, почти повторяя путь, которым три года назад прошли двое детей, верящих в Алую Реку.
Роткир покачал головой так медленно, будто шел под водой. Ирабиль посмотрела на его пояс, где висела такая же фляжка.
Тогда дай мне.
Добилась своегоРоткир посмотрел на нее с недоумением. Принцесса, серьезно глядя ему в глаза, перевернула свою фляжку и постучала по донышку. На землю упала капля.
Несколько секунд Роткир думал о чем-то, глядя на Ирабиль, потом отвел взгляд. Руки медленно отцепили деревянную фляжку от пояса. Принцесса приняла молчаливое подношение. Тряхнула флягойта была полна под завязку, даже не булькала. А ведь ручей миновали вчера утром.
Отпив немного, Ирабиль покосилась на Роткира. Уж не остановил ли он сердца? Но глаза нормальные, человеческие, да и дышит вроде. Ну и Кастилос бы обратил внимание, если что. Так ведь?
Тебе нужно найти свою страсть, заявила Ирабиль, вернув флягу.
В ответ получила ещё один озадаченный взгляд и отважно улыбнулась.
Вампира определяет его страсть, продолжала она словами Аммита, своего любимого учителя. Некое благородное стремление к определенному совершенству, которое можно оттачивать вечно. Например, у моего отца страстью была власть, у твоегонаука, у Эрлотавойна, победа в ней. У Атсамывыживание. У Аммитажизнь. Ну, он так говорил, я сама пока толком не понимаю, как может быть страстьюжизнь.
А у тебя? спросил вдруг Роткир таким непривычно тихим голосом, что Ирабиль вздрогнула и смешалась.
У меня?.. Я Ну, яне вампир, нехотя признала она. И впервые почувствовала облегчение от этой мысли. Будь она вампиром, вопрос озадачил бы её надолго.
Действительно, что за страсть у нее? Раньшеи Монолит подтвердил этоеё страстью был Левмир. Это было, конечно, странно: испокон веков Вечные заключают союзы, но сохраняют свои страсти. А у них с Левмиром даже союза толком не было. Хотя они и погрузились одновременно в воды Реки, хотя их и связали незримые узы, это всё было далеко от жутковатого ритуала, который необходимо было провести, чтобы объявить себя перед Вечностью единым целым.
Что же осталось теперь? Она не могла толком представить лица Левмира. Хотела увидеть его и боялась. А наутро после обращения Роткира проснулась с кристально-прозрачной и жуткой мыслью: любовь осталась в прошлом. Долго она изо всех сил раздувала внутри себя этот огонь, но вот силы иссякли. Как можно любить того, кого нет рядом? Того, кто изменился совершенно и теперь стал совсем другим? Ирабиль любила отважного мальчишку, глаза которого загорались при виде нее, а щеки розовели. Который был рядом и заражал её своей безумной мечтой. А теперь онкто? Вампир, причем, один из могущественнейших. Ирабиль помнила то чувство, когда он вышел из Реки. Левмир взял в себя столько силы, что неизвестно, что осталось от него самого, кроме той силы. И можно ли это любить?
Наверное, можно. Раз появилась во сне какая-то Айри, чей портрет он рисовал там, на Востоке. Да, это был сон, но Ирабиль верила в него и до сих пор иногда плакала по ночам. Как мог он допустить такое? Неужели она, Ирабиль, сделала бы нечто подобное? Неужели она бы позволила какому-нибудь парню приблизиться к себе настолько, чтобы просочиться в его сны?!
С болью в упрямо бьющемся человеческом сердечке Ирабиль понимала разницу между Союзом Вечных и человеческой любовью. Чувства людей проходят. Чувства Вечныхкак и их страстиживут, пока течет Река.