Кто? не вставая, крикнул Левмир. После происшествия на берегу ему не хотелось видеть никого.
Великий князь Торатис в третий раз смиренно просит вас присоединиться к пиршеству, отозвался приглушенный голос с той стороны.
Передайте великому князю, что я благодарен, но хочу побыть один.
Звуки пиршества даже здесь достигали его ушей. Внизу, на второй палубе, играли музыканты и возбужденно гудели, переговариваясь, люди. Прислушавшись, Левмир мог услышать даже звяканье кубков и тарелок.
Вообще-то, вмешался голос Эмариса, этосмертельное оскорбление. И, кроме того, кто позволил тебе занять каюту на «Князе князей»? Насколько помню, твоё местона «Летящем к Солнцу».
Скрипнув зубами, Левмир соскочил с койки и распахнул дверь. Слуга князя, ссутулившись, переминался с ноги на ногу, а Эмарис стоял рядом, сложив руки на груди, и надменным взором глядел на Левмира.
Слушай, заговорил Левмир, с трудом сдерживая злость, я понял твоё наказание. Ты лишил меня всех удобств и заставил жить с настоящими животными, чудовищами. Но сейчас их там нет! Все заключённые на берегу, и
И ты побоялся остаться в одиночестве?
Левмир осекся. Он был готов спорить, доказывать, но Эмарис, казалось, вовсе не торопился ему возражать. Напротив, он будто изучал его, в самом деле пытался вникнуть, понять.
Может, и так.
Пиршество на нижней палубе точно избавит тебя от этого страха.
Левмир понял, что возражать бессмысленно, и, вздохнув, сдался.
* * *
Поразительно, сколько ненужной роскоши умудрились взять с собой эти люди. Именно эта мысль первой посетила Левмира, как только унялось раздражение от громкой музыки и пёстрых цветов. Доски палубы устилали разноцветные ковры, по которым ходили, на которых восседали. Под потолком висели летающие фонарикииз тех, что поразили Левмира ещё во дворце князя. В помещение плавал сладковатый дымнекоторые князья и их приближенные курили через странные побулькивающие устройства, которых Левмир раньше не видел.
Слуги, пригибаясь, дабы подчеркнуть своё низменное положение, носились, будто тараканы, подавая господам кубки с вином, кружки и чайники, блюда со сластями и мясом. Общего стола не было. Вернее, общим столом был пол, и каждый мог легко встать и перейти в любое другое место, подсесть к любой другой компании, вклиниться в чужой разговор.
Выпей, посоветовал Левмиру Эмарис. Позволь себе расслабиться и забыться, иногда это идет на пользу.
Сказав это, Эмарис удалился. Левмир посмотрел ему вслед, но тут же отвел взгляд, потому что увидел, что тот подошел к Айри. Княжна сидела поодаль, держала кубок с вином и разговаривала с тем смешным князем, что носил тюрбан и ругался, что ему не разрешают взять на Запад боевых слонов.
«Я должен извиниться», подумал Левмир.
«Нет, не должен, прошептала Река. Это она должна была остаться дома. Пусть знает, каково этоидти против моей воли».
Левмир закрыл глаза, тряхнул головой. Река всё чаще говорила с ним, и теперь он уже с трудом отличал, где его мысли, а где её голос.
Кого же, наконец, лицезрят мои глаза! послышался вопль. Это тот самый ловкий мальчишка, который сумел победить меня, будто мальчишку.
Левмир увидел князя Абайата, голого по пояс, и с неизменным палашом. Абайат, улыбаясь во весь рот, расставив руки, будто для объятия. Но в каждой руке у него было по кубку, и в последний момент, когда Левмир уже приготовился увернуться, князь попросту сунул ему под нос кубок с ароматным вином.
Левмир принял подношение и отпил немного. Вино было крепким, неразбавленным.
Хорошо, хорошо! скалился Абайат, похлопывая Левмира по плечу. Не соблаговолишь ли присоединиться к нам? Погляди, какой вкусный у нас фазан, посмотри на эту прохладную воду, только что с берега!
Левмир сел, неумело скрестив ноги, и оказался в обществе не самых приятных личностей. Пятеро князей были адептами Алой Реки, они сидели мрачно, пили молча, и только один Абайат веселился вовсю.
Ты ведь должен хорошо знать моего любезного друга, князя Бинвира, сказал Абайат, усаживаясь рядом и протягивая руку к своему соседу. Он много рассказывал, как ты победил его чемпионов и отобрал деревню.
Ну, деревенька-то теперь моя, проворчал Бинвир, усмехаясь.
Вай, да забудь ты про эту вонючую помойку! замахал руками Абайат. Три тысячи раз прав был мудрейший старый вампир: земли на Западе интересны гораздо больше.
Их ещё взять надо, продолжал бухтеть Бинвир. А до тех пор дойти. А не примет Река жертву
Молчи совсем, чем нести ерунду! воскликнул Абайат и подвинул к Левмир одно из блюд. Пей, дорогой мой гость. И отведай этого распрекрасного фазана.
Фазан походил на самую обыкновенную курицу. Аппетита у Левмира не было, но он из вежливости отломил ножку. Глотнув ещё вина, вдруг подумал, что, коли судьба свела его с такими людьми, можно с ними и поговорить.
А скажите мне, попросил он, Река с вами разговаривает?
Тут одновременно произошло три вещи, и Левмир так и не сумел понять, была ли между ними какая-то связь. Во-первых, он почувствовал, как вино неожиданно сильно и резко ударило в голову, и перед глазами всё поплыло. Во-вторых, музыканты прервались все разом и внезапно, как будто кто-то махнул им рукой. И, в-третьих, два князя, на которых смотрел Левмир, прекратили жевать и напряглись.
Но вот снова заиграла музыкана этот раз другая, спокойная и немного печальная. Абайат привычно ощерился и пододвинулся ближе к Левмиру.
Река постоянно говорит с нами, о великий воин Левмир. Я закрываю глаза и слышу, как она шумит, как она течет в моём теле.
Руки Левмира, казалось, не слушались, жили своей жизнью. Вот они вновь поднесли кубок к губам. Глоток, другой, кубок опускается, и в него вновь льется вино. Кто его наливает? И зачем?.. А в ушах шелестит голос Абайата:
Тебе придется услышать много лжи, и много ты уже услышал, но твой любезный друг Абайат скажет тебе истинную правду. Абайат знает, почему так сильно не дружат Река и Солнце, и Абайат тебе расскажет. Солнцевсего лишь светящийся шар, он умеет дать тепло, он умеет порадовать сердце. Но разве может свет сделать сердце? Конечно же, нет. Алая Река создала всех на свете людей, всех на свете тварей. Алая Река сделала счастливых людей и счастливых тварей. Они бродили в лесах, они наслаждались едой и совокуплялись друг с другом, они танцевали от счастья и пели песни без слов. А что сделало это глупое Солнце?
Усилием воли Левмир заставил себя сосредоточиться на улыбающемся лице Абайата. Лицо оказалось слишком уж близко, а рука князя покоилась на плече Левмира.
Глупое Солнце поселило в сердцах людей свой глупый свет, и люди начали страдать. «О, восклицали они, почему я такой дурак, что хожу голым и сплю в поганой норе?». И люди шили себе одежды, женщины скрывали свою красоту под гнусными покровами, что не давали мужчинам восхищаться ими. Люди строили дома и хотели, чтобы каждый дом был лучше, чем у соседа. Люди придумали войну. Люди придумали страшнее, чем войнуони придумали науку. Они стали записывать свои мысли, чтобы и дети их, прочитав, тоже могли страдать от неутолимого голода и чувствовать себя ущербными. Вот! Вот что натворил солнечный луч с человеческим сердцем!
Левмир обнаружил, что допивает кубок. Отбросил его от себя, будто ядовитую змею. В глазах и ушах всё перемешалось Остановить сердце? Но почему-то вспомнился запрет Эмариса. Хоть за что-то казалось важным зацепиться, хоть какую-то грань не переступить.
Я предал её, сказали губы Левмира. Я предал себя. Но сейчас я не сдамся.
И-и-и, как тебя мучает Солнце! воскликнул Абайат. То самое, про что говорю я своим языком. Ты спросил меня, великий воин, говорит ли со мною Река. Я отвечаю: она говорит с каждым. Её голос велит нам есть и пить, её голос убеждает нас любить друг друга под покровом ночи. Реканаша плоть и кровь. А Солнценаше испепеляющее проклятие.
А как же Те люди Что созданы Солнцем? Левмир едва ворочал языком.
Что-то изменилось. Он куда-то шел, а Абайат придерживал его за плечи.
И где они? Покажи мне своим драгоценным перстом, где хоть один такой замечательный человек? Они все погибли, потому что не могли жить совсем. Их мучило собственное существование. Ты хочешь показать мне пальцем на драгоценную княжну Айриэн, дочь моего дорогого друга Торатиса. Но разве Солнце сделало её, скажи мне? Разве не плоть от плоти она своего отца и своей матери, которую тоже исторгла из чрева мать её? Да, в ней гораздо более света, чем в другом человеке, таком, как я, но делает ли её этот свет счастливым? У Абайата большие уши. Абайат слышит, как княжна Айриэн плачет и говорит, что лучше бы ей было умереть. Как может хотеть умереть счастливый человек?
Закрылась какая-то дверь, Левмир оказался в полумраке. Абайат оставил его. Покачнувшись, Левмир чуть было не упал. Вернее, он упал бы, но сзади оказалось что-то мягкое. Койка? Нет, больше, тут настоящая кровать, огромная, как как
Конечно, Река требует жертву, продолжал Абайат, и Левмир понял, что тот зажигает свечи. Но что с того? Река требует малую жертву. Чтобы ты доказал ей свою верность. Солнце же требует всего тебя, и ему ещё и мало. Ты всю жизнь должен тяжко трудиться и мучить себя, чтобы стать достойным Солнца! А Река примет тебя таким, какой ты есть. Река поможет, если ты просто отдашься течению. Например, сейчас. Ты спросил, говорит ли со мной Река, о великий воин, и я отвечаю: разве она не говорит и с тобой сейчас? Разве ты не слышишь, как её воды несут тебя всё дальше?
Левмир чувствовал, как сильные руки быстро, но аккуратно расстегивают пуговицы на его кафтане и понимал. Понимал слова Абайата. Его действительно будто несло куда-то стремительной рекой.
Зачем Река и сделала вампиров, шептал Абайат. Вампиры должны были заставить людей понимать, что такое быть счастливыми. Что такое жить в природе и любить свою жизнь, любить друг друга, есть и пить, и лишь приносить малую жертву Разве малая жертваэто чересчур слишком для большого счастья?
Вспомнилась жизнь в Сатвире, и Левмир понял, что Абайат прав опять. Разве не был он там счастлив? Разве не были счастливы все люди в этой деревне? Были. До тех пор, пока Эрлот не сжал Сатвир в стальном кулаке. Зачем, зачем он это сделал?!
Быть может, он тоже приносил жертву? Но ради чего можно приносить такую жертву? В сравнении с чем она может казаться «малой»?
Вертелись и прыгали образы и воспоминания. Чьи-то руки нежно касались обнаженной груди. Эти же руки толкнули Левмира, и он упал на кровать, почувствовал, как с него пытаются стянуть штаны
Жертва. Жертва Жертва
Это слово настойчиво, будто в такт ударам сердца, вспыхивало перед глазами. Оно не давало покоя, оно заставляло барахтаться и плыть против течения.
И Левмир остановил сердце.
* * *
Эмарис почувствовал это, но не подал виду. Оставив кубок на полу, он поднялся и, вежливо улыбнувшись печальной княжне, которая тщетно пыталась развеселиться разбавленным вином, удалился. Стоило покинуть зал, как шаг вампира ускорился.
Проглядел всё-таки, когда этот разговорчивый выродок с хвостом на голове увлёк отсюда Левмира. А теперьостановившееся сердце. Чего можно ждать от деревенского парнишки, который обнаружил, что с ним едва не сотворили нечто, не укладывающееся в голове?
Или даже сотворили
Дверь, дверь, дверьне то, но близко. Ах да, вот. Нет времени на приличия.
Эмарис выбил дверь ударом ноги и остановился. Посреди огромной комнаты, уставленной горящими свечами, лежал, держась за горло, голый князь Абайат. Он был жив, но глаза его закатились, а на губах застыла блаженная улыбка.
Над ним возвышался Левмир, обнаженный по пояс. Глаза его пылали алым, и этот яростный взгляд достался Эмарису весь, без остатка.
Ты знал? послышалось рычание, совершенно не похожее на мальчишеский голос.
Прости, я не подумал, что он до такой степени обнаглеет, повинился Эмарис. Нода, о склонностях князя Абайата слухи
Ты знал о жертве?! взревел Левмир.
Помедлив, Эмарис кивнул.
Почему не сказал?
Потому что ты сделал бы то, что собираешься сделать сейчас.
Хочешь мне помешать?
Эмарис думал секунду, потом мотнул головой.
Нет.
Почему?
Потому что так будет правильно, и я с самого начала это чувствовал.
4
Нет, мне, дураку, не понять. Вам что, так нравится жить в трюмах?
Да ты помолчи и послушай, что человек умный говорит!
Этот, что ли? Его кто умным назначилты? Вона, лес! Тут конвоиры бы стоялитак сама Река велела их ножом по глотке и бежать. Но ведь и конвоиров нет, а мы
Сядь, сядь, брат. Вот, выпей!
Не буду я их ви́на распивать! Тоже мне, задобрить решили.
Почто такой гордый? Или ты, коли сами дают, брезгуешь?
Паренькоторый, как наверно знал Зяблик, угодил в смертники за несколько жестоких изнасилований, молча кинулся на сидящего с кружкой бородача. Завязалась драка. Вялая, как все предыдущие, и быстро закончившаяся. У других костров рассмеялись, искрами перелетели от толпы к толпе несколько скабрезных шуточек, и вновь всё вернулось к ровному гулу голосов.
Зяблик, приткнувшись в тени дерева, в одиночестве вырезал из деревяшки фигурку волка, ловя отблески ближайшего костра. К костру его, само собой, не допустиликуда там, с уважаемыми-то людьми рядом сидеть! Но Зяблик был даже рад остаться, наконец, в одиночестве. Он не понимал этих людей. Жили столько времени, вповалку лёжа друг на друге в тесном вонючем трюме. А как оказались на просторетут же снова друг к другу прилипли и грызутся, грызутся.
Да и вообще, многого сегодня Зяблик не понимал. Почему они все здесь? Днём всё казалось более-менее правильным. Людей вместе с лошадьми выгнали на выпас, кругом были солдаты, бдительно следящие, чтобы никто не улизнул. Некоторым, самым доверенным заключенным, позволили охотиться в лесу, и сейчас от костров тянуло ароматом мяса. Зяблик сглотнул слюну. Повезет, так когда уснуткосточки обгложет. Хотя и за косточки небось драться придетсяне один он тут такой умный.
Днём всё казалось правильным. А когда Солнце начало клониться к закату, лошадей загнали обратно на корабли. Потомвыкатили бочки с вином. Разрешили заключенным переночевать под открытым небом. И ушли.
Сейчас на берегу пировало несколько тысяч заключенных-смертников и не было ни одного вооруженного солдата, ни одного захудалого матроса. Разумеется, тут же возникли разговоры о том, чтобы дать дёру, но пока оставались разговорами. Те, кто выступал с предложениями, сами не решались бежать и требовали одобрения остальных. А остальные Одним не хотелось подводить людей, которые им доверились, другие не умели выживать в дикой природе и не собирались менять верную миску баланды на возможный успех в охоте. Третьи, потрясая кружками с вином, говорили, что теперь всё изменится, что на Западе они будут вровень с солдатами княжеских армий, что уже заслужили прощения, проделав столь трудный путь.
Зяблик сделал последнее движение ножом и полюбовался на получившегося волка. На славу вышел, красавец. Покрасить бы ещё чем.
Сам Зяблик о побеге и не думал. Один точно не справится, а с кем-то Нет уж, спасибо, на корабле его жизнь хоть чего-то стоит. Может, хоть пинка дадут тому, кто его прибьёт. Вот если бы надежный друг был
Зяблик спрятал под лохмотья нож и фигурку, встал и, держась в тени, отошел от «своих».
Да смысл-то бежать? услышал он краем уха. Ты знаешь, что вампиры летать умеют? Обернется летучей мышью, или туманомкуда ты убежишь? Вот потому-то никакой охраны и не оставилизнают, что деваться нам некуда.
Неслышно ступая, Зяблик слонялся от костра к костру, разыскивая заключенных «Утренней птахи». Иногда сердце его сладко сжималось от мысли, что он может хоть сейчас наклониться над одним из гогочущих пьяных подонков и перерезать горло. Конечно, он бы не сделал этогослишком страшноно ведь мог. Сознавать это было приятно.
А кто достоин? Может быть, ты?
Зяблик вздрогнул, услышав этот голос из памяти, и всё удовольствие, всё чувство превосходстваиспарились. Он был всего лишь жалким куском дерьма. Прав, прав был Левмир, задавая свой вопрос. Такие, как Зяблик, не достойны жить на кораблях смертников. Здесь совсем другие люди нужны, а такие, как онтолько в городе могут считаться достойными. Но город остался далеко, и возврата к нему нет. А жизнь продолжалась, и оборвать её не поднималась рука.
Зачем-то Зяблик всё ещё хотел жить.
Отойдя подальше от костра «Летящих к Солнцу», он вздохнул свободнее. Здесь его уже не знали и можно было идти не таясь. Но стоило найти костёр «Утренней птахи», как Зяблика признали.
О! послышались возгласы. Гля, какие гости. Зяблик прилетел. Что, соскучился по нам?
Пока не трогали, только смеялись, бросались обидными словами. Зяблик, опустив голову и стиснув зубы, шел между сидящими людьми, которые брезгливо отодвигались. Нырок обнаружился неподалеку от костра. Лежал спиной к огню и, казалось, спал. Зяблик присел рядом и потрогал друга за плечо.