Смакуя естество Лето, омега ни на миг не забывал о нетронутом никем колечке, продолжая массировать и растягивать его пальцами. Ощутив, как томление становится нестерпимым, подставил головку и толкнулся внутрь. Он сделал это уверенно и резко, но ровно настолько, чтобы вогнать в тесноту головку. Лето вздрогнул, но Хюрем уже замер; его язык толкался в рот упругим ремнёмбольшой рот был не единственной особенностью Хюрема; рука нежно ласкала член.
Больше Хюрем не пытался протолкнуться, он только медленно водил бедрами, стараясь втиснуться ровно настолько, насколько позволял его неопытный любовник. Долгое воздержание и желание ощутить пару позволили Лето побороть привычные инстинкты.
Искры вспыхивали перед глазамиХюрем был невероятно красив, и то, что он делал с его телом, топя рассудок в откровенной похоти, запахе и искушении запретного плода Лето медленно сходил с ума под этими умелыми руками, не уступавшими в искусстве ласк тем, кого он успел познать в Доме радости.
Страх уступил место сумасшедшему желанию, позволив Лето преодолеть боль; в конце концов, будучи воином, он мало боялся физического страдания, в больший трепет его приводила интимность и недозволенность происходящего. Но как же легко оказалось отдаться паре и как же приятно было сходить с ума под опытным любовником.
Скажи кто-нибудь нечто подобное Лето раньше, будто бы он ляжет под омегу, да ещё будет рад тому, что его пара далеко не скромная фиалка, наверняка познавшая плотскую любовь во всех нюансах, он бы не поверил, но что же тогда происходило с ним сейчас? Отчего горело тело и почему было так приятно ощущать фаллос Хюрема глубоко в себе?
Почуяв больше свободы, Хюрем позволил себе войти глубже. Да, мальчик был готов к тому, чтобы дойти до края, так, как любил сам Хюрем. Некоторых неприятностей будет не избежать, но молодое тело заживает быстро, а Лето оказался таким медовым, что не слизать этот нектар было выше сил Хюрема. Тугие мышцы перетекали перед его взглядом, опускаясь волнами вниз и туже сжимая основание члена. Хюрем набирал темп, вбиваясь резче и срывая всхлипы, которые Лето больше не мог удерживать, искусав губы. Колени альфы бесстыже расходились в стороны, не мешая Хюрему биться яйцами. Не теряя равновесие, он едва коснулся напряжённой плоти Лето, как почувствовал пережимающееся в глубине тела кольцокаким же узким оказался мальчишка. Спуская огненное семя в недра горячего тела Лето, Хюрем уже знал, что он это непременно исправит, и путь обещал быть чрезвычайно увлекательным. Ладонь объяла плоть немногим крепче, и Лето прыснул себе на живот, задохнувшись.
Когда сердце Лето немного успокоилось и он нашёл силы приоткрыть глаза, первое что он увиделсытый довольный взгляд Хюрема, говорящий отчётливее всяких слов.
Ты был таким умницей, произнёс Хюрем, всё ещё восседавший между бёдер альфы, пока его обмякшая плоть находилась внутри.
Он наклонился ниже и слизал с живота Лето капли семени и пота. Когда же снова взглянул на альфу, то увидел именно то, на что рассчитывал. Щёки Лето горели. Альфа был оглушён случившимся, понимая, что именно он позволил сделать Хюрему, как и тем, насколько сильно ему понравилось. И эта странная похвала и жест Хюрема только больше лишали мужественности, такой привычной, словно приросший к телу альфы доспех.
Глава 8 Огонь
Янтарная дымка клочьями кралась вдоль мостивших площадь плит, когда Хюрем, оставив за спиной арку, припустил за Лето. Обычно альфа дожидался, когда оба они будут готовы отправиться на утреннюю пробежку, так же поступал Хюрем, исполняя свои обязанности подручного, но сегодня Лето изменил своим привычкам, и Хюрем не увидел в этом ничего примечательного.
После похвалы Хюрема они не сказали друг другу ни слова. Это с лёгкостью объяснялось отсутствием времени. Если они не хотели опоздать и вызвать гнев старшего субедара, залёживаться не следовало. Но Хюрем почти не сомневался, что за скованностью Лето, возникшей, стоило им отлепиться друг от друга, скрывалось иное, нежели страх прогневать наставника.
Собравшись в спешке и избегая смотреть в сторону Хюрема, Лето юркнул за дверь. Омега заметил малиновый оттенок, прочно засевший на скулах. Если хорошенько подумать, то скрыть смущение было проще простого, достаточно притвориться, что несся, как угорелый. Именно так возник Лето среди товарищей, топтавшихся у самого спуска в город. Сегодня их ожидал бег по лесным тропам, и потому все явились в прочной, обхватывающей лодыжки обуви и тёмной паре форменной одежды.
Не опоздали? донёсся голос Лето, когда Хюрем уже почти достиг группы молодых альф.
Нет. Ещё около десятка наших не спустились и субедар, ответил Джинав, зевнув.
Лето ни на кого не глядел, словно ощутив возникшего за спиной Хюрема, иначе бы увиделкак заметил омега, что взгляды друзей сосредоточились на нём по-особенному, крылья носов затрепетали чуть заметнее. На лице одного из альф тут же расползлась ухмылка.
Ну наконец-то, протянул он, заставляя всех обратить на себя внимание, но обращаясь исключительно к Лето. Мы уж головы поломали, что там у вас.
Ты-ы о чём?
О том, что вы не трахаетесь, конечно, с готовностью сообщил Толедо, не думая понижать голос. В Дом радости ни ногой, будто в монахи подался, и его не шпилишь, кивнул он в сторону Хюрема, не удостоив омегу взглядом.
Ты что, свечку держишь?
А чего её держать? Запаха-то не было, пожал альфа плечами. Мы уже стали подумывать, не сделать ли ставки, указывает тебе омега на дверь или есть другая причина, Толедо насмешливо толкнул Лето локтем, словно имел в виду силы альфы пониже пояса.
Такие дружеские подначки часто ходили меж молодняка, да и старших, если уж говорить, не кривя душой. Не было в этом ничего по-настоящему обидного. Но только не в этот раз.
Мало того, что Лето не переваривал альфу за то, что тот слишком много себе позволял, так к тому же, сам того не ведая, кретин умудрился пройтись грязным языком по свежей ране. Пусть Толедо и представить не мог, что произошло между Хюремом и Лето, но его намёк о другой причине был воспринят в самой худшей своей вариации. Лето и сам пока не знал, что делать со случившимся, и воспринял подначку как вторжение на свою личную территориютуда, куда бы он не впустил Толедо под страхом смерти.
Остальные потупились или отвели взгляд, подтверждая виноватым выражением физиономий чужие слова. Кроме Хюрема никто и не понял, что сейчас рванёт. Омега же удивился, насколько легко почувствовал волны исходившего от мальчишки гнева.
Какими же надо быть идиотами, чтобы не заметить этого? подумал Хюрем, затихнув, и стал ожидать того, что случится дальше.
Сейчас, на поляне, низким голосом произнёс Лето, и от расслабленности альф не осталось и следа.
Они выпрямились, как по команде, улыбка медленно сползла с лица Толедо.
Он же так брякнул. Не подумав, попытался исправить положение один из товарищей, но уверенности в его словах не было.
Пусть думает в следующий раз, твёрдо произнёс Лето, глядя на Толедо и сжимая кулаки, словно был готов привести угрозу в исполнение немедля.
Мне не нужны заступники, Нойта, холодно отозвался Толедо, глядя на Лето, немного уступавшего ему в росте, сверху вниз; от приятельского настроя не осталось и следа.
Новость о том, что будет бой, облетела отряд ещё до появления старшего субедара. Стоило Карафе вынырнуть из густой дымки, как все разговоры стихли. Ведущий и остальные получили наставления, как будет пролегать маршрут. Сам Карафа станет дожидаться отряд в амфитеатре, через три часа, рассчитывая, что те управятся за два, позавтракают и будут готовы упражняться с мечами, если не помешает дождь.
Не похоже, что будет, шёпотом заметил Хюрем, оказываясь рядом с Лето вплотную.
Он и не думал оставаться вдали от бури, заинтригованный событиями.
Будет, бросил Лето, не задумываясь.
Альфа был погружен в себя, и от Хюрема не укрылось, чем именно он занимался: Лето старался взять себя в руки. Внутренним зрением Хюрем рассматривал вихри, закручивавшиеся бесчисленным количеством нитей. Они рвались на части и тут же врезались в общий поток, шипя и искря тонкими, с волос толщиной, разрядами живых голубоватых молний.
Зрелище завораживало, но приказ субедара отправляться заставил отряд сорваться с места лёгкой рысцой, и Лето тут же устремился к голове нестройной колонны, а Хюрем, по обыкновению, осел в хвосте, вынужденный прервать своё занятие. Там же начинал забег и Герлес. Всегда стартовавший в конце, позже он перемещался выше. Было очевидно, что он ничем не уступал выносливостью собратьям, но, как и Хюрем, предпочитал не выставляться, медленно набирая обороты и никогда не уходя дальше середины колонны.
Что будет на поляне? негромко спросил Хюрем, сравнивая шаг.
Бой.
Об этом Хюрем уже догадался, но его, конечно же, волновали подробности.
Я думал, за это наказывают.
Знал омега и о том, что стычки из-за личных разногласий между раджанами запрещены. Если возникало недопонимание, несогласные друг с другом стороны должны были прежде всего обратиться к субедару, а тот решал, как поступить: разобраться своими силами или обратиться за советом к жрецупривилегия, доступная чистокровным.
Наказывают, подтвердил Герлес, если поймают.
То есть, разбираясь вне стен анаки это возможно скрыть?
Вне стен Барабата, поправил Герлес, бросив на омегу неуверенный взгляд, он уже привык видеть того в числе раджанов, но всё же Хюрем оставался чужаком.
А как же свидетели? Ведь все слышали.
Скоро и увидят, подёрнул плечами Герлес и, кажется, решился выложить правду. Когда среди наших кто-то хочет разобраться без участия старших по званию, обычно выбирают тренировки за крепостными стенами: походы, вылазки, или забеги, как этот. Забег пролегает известными тропами и есть место, выбранное как раз для такого случая.
Поляна?
Герлес кивнул.
Как только будем там, все остановятся и станут наблюдать бой. Кто победил, тот и прав в споре.
И все молчат?
Конечно. Рано или поздно самому понадобится. Бить тоже стараются только по закрытым одеждой участкам, чтобы в глаза не бросалось.
Это Хюрему не нужно было объяснятьточно так же, не сговариваясь, дрались они с Лето ночью.
Как часто практикуются такие развлечения?
Когда как. Раз в месяц, наверное, но никогда не угадаешь точно, чуть подумав, добавил Герлес.
Получалось, что дело было привычным, пусть сам Хюрем до сих пор не попадал на такие потехи.
Значит, будет весело, беспечно отозвался омега, заставив Герлеса покоситься.
Лучше бы вы помылись, а не втягивали нас в неприятности.
Хюрем не обратил внимание на то, что и причина будущих разбирательств успела обойти каждого, вместо этого спросив:
Ты ведь сказал, что все будут молчать?
Так-то оно так, вот только Летонаследник, не забывай. Случись что, и старший субедар с нас шкуру сдерёт.
Думаешь, Толедо сильнее?
Не знаю, ни разу не стоял с ним в паре, как и с Лето, впрочем. Но он больше и мощнее. Опытнее, оценивая собрата, протянул Герлес. Даже если и так, ему должно хватить ума не слишком жёстко обойтись с Лето.
Из последних слов стало ясно, кому отдаёт победу Герлес.
А я ставлю на Лето, спокойно заметил Хюрем, глядя перед собой, и услышал, как фыркнул бежавший в ногу Герлес, подумав, должно быть, что омега, конечно, хочет видеть победителем того, с кем делит ложе.
* * *
Отряд продолжал двигаться на подъём, тяжело дыша от наполнявшей воздух влаги. Сильные ноги врезались в сырую укрытую листвой почву подлеска, оставляя за собой месиво. Лес наполняли пересвисты птиц и копошение готовившегося к зимовью зверья, стихавшее, стоило гусенице ста двадцати четырёх ног прокатить своё мышечное тело промеж деревьев.
Хюрем, оставшись в хвосте последним, думал о своём, когда впереди бегущие стали сбрасывать темп. Достигнув серого покрытого мхом и соляными отложениями валуна, вереница разбивалась надвое: часть ушла направо, другая налево. Воины вышли на неширокую, ещё зелёную поляну у пригорка, заросшую кудрявым ковром кустарника. Стопы Хюрема ощущали мякоть мясистых веток, пока он и другие не достигли сердцевины. Здесь растительность была не такой обильной, и причину этого можно было заподозрить в регулярных столкновениях между раджананами.
Лето и Таледо оказались в центре, окруженные собратьями. Позы обоих юношейопавшие плечи, выпрямленные коленине выдавали ни капли напряжения, говорившего о грядущей схватке. Оба они отцепили мечи и короткие ножи, отложив оружие в сторону, и встали друг напротив друга.
Привычные звуки леса зазвучали своей чистотой, как только шёпот и мелкая суета, неизменно возникавшая, где бы ни отмечалось присутствие людей, стихли.
Хюрем смотрел внимательно, по-прежнему наблюдая не только очертания фигуры Лето, но и сгусток его энергии. Видел он и Толедо. Внутренняя суть альфы едва сияла, с усилием ворочаясь внутри, будто покрытая матовой плёнкой пузыря. Хюрему не приходилось наблюдать чистокровных раджанов подолгуисключая непродолжительное пребывание в Эльголе и такое короткое присутствие в Барабате, однако он успел сделать некоторые выводы.
Если Лето наполнял гнев и желание выплеснуть избыток сил, будораживший тело, будто пар, рвущийся из котла, Толедо тяготило происходящее. Он не хотел делать то, что делал, но, конечно, не мог не ответить на вызов, как и извиниться за собственные слова или взять их обратно; он, как, скорее всего, и другие, не видел ничего оскорбительного в собственной подначке, которая наверняка была далеко не первая в их кругу; извиниться за такой пустяк значило бы уронить собственное достоинство.
И без внутреннего зрения Хюрем легко видел написанное на лице Толедо: тот был раздражён поступком Лето, но всё же не считал причину достаточно серьёзной чтобы меряться кулаками. Возможно, он хотел избежать не столько самой стычки, но стычки с наследником, в чьи закадычные друзья он неизменно примазывался. Тогда, пожалуй, ему не следовало слишком усердствоватьлучше было поддаться и остаться в числе друзей Лето. С другой стороны, Толедо был до крайности спесив. Бросалось в глаза то, с каким чванством вёл он речи среди товарищей, явно считая тех простофилями, в отличие от себя самого. Лето не был исключением, и Хюрем видел, что мальчишка это осознаёт, однако оставаясь младшим, терпит чужое высокомерие.
Если раньше они не вставали друг перед другом вот так, без присмотра субедара, то сейчас настанет момент истины, который на самом деле возник бы сам собой: это было вопросом времени. Доверяя внутреннему чутью и логике, Хюрем решил, что раньше Лето не предъявлял открытых претензий Толедо, а у Толедо претензий к Лето и быть не моглодо сегодняшнего дня наследник вёл себя покладисто, выслушивая всё, чем потчевал их уши Толедо. К тому же, в отличие от него, Лето оказался в старшем отряде меньше года назад, достигнув порога совершеннолетия.
Лето атаковал. Стремительный выпад вперёд, и Толедо едва успел уклониться. От расслабленных поз не осталось следа: как и в учебных боях, колени подогнуты, локти прижаты ближе к телу, голова чуть опущена. Тела легко покачивалисьбросались вперёд и уходили назад, пригибались и вытягивались. Грудные клетки, даже укрытые плотной холщовой тканью, широко расходились, чуть приподнимая плечи, тут же опускавшиеся по наитию, выработанному годами тренировок. Альфы чертили неровную окружность, перемещаясь по часовой стрелке.
Плотная атака Лето разряжалась планомерными точными ударами, доставая Толедо. Тот ставил чёткую защиту, как учили, но слегка не поспевал за стремительностью противника. Наскоки Лето требовали исключительной реакции, а не просто хорошей, коей был наделён Толедо. Большая мышечная масса, которую Герлес определил мощью, скорее, лежала на плечах дополнительным грузом, не давая Толедо двигаться проворнее. Лето же, более сухой и гибкий, ещё не обладал обременительным «живым доспехом»это Хюрем отметил ещё в первую встречу, и считал однозначным преимуществом. Малый вес позволял ловко играть с равновесием, перенося его по усмотрению с той поразительной выверенностью, обеспечивавшей устойчивость и нужную силу при броске или ударе. Противник ещё не успевал отразить атаку и решить, что делать дальше, а Лето уже проводил следующий манёвр, заставляя Толедо поднимать защиту снова и снова.
Набрав обороты, нападение Лето ускорилось. Он, напоминая набравшего разгон бегуна, бил всё сильнее и яростнее. Бурлящая энергия перехлёстывала через край, словно сосуд раскачивался всё больше, давая выход силам, пока Лето не перестал сдерживать себя. Толедо должен был уже понять, что его теснят. Он заметно уступал: только несколько из его ударов достигли цели, но были настолько же неубедительными, как и сам альфа в этом бою.