Вот Лето достал корпус, Толедо не успел прикрыть тыл. Он резко развернулся, норовя подловить момент и ударить, но Лето уже подпрыгнул, словно сила притяжения не имела над ним власти, крутанулся и выбросил вперёд ногу. Соперник же, продолжая собственное движение, заметил атаку, когда уйти из-под неё было невозможно; дёрнулся, но вместо того, чтобы исправить положение, подставил лицо. Удар пришёлся аккурат в челюсть. Толедо закрутило: зубы полетели вон, из носа брызнула кровь. На несколько мгновений удар оглушил альфу и тот, откатившись в сторону, замер на земле.
Лето сделал несколько скорых шагов, застыв над противником и ожидая, когда тот сможет подняться и продолжить бой, но, кажется, у Толедо всё ещё кружилась голова. Он бессмысленно озирался, мотая головой и заторможенно моргая.
Хватит! рявкнул Пиёт, старший отряда, выходя из круга.
Мы не закончили, не обернувшись, ответил Лето, всё ещё дожидаясь, когда Толедо встанет на ноги.
Альфа сократил расстояние в мгновенье.
Закончили. Ты выиграл.
Лето рывком обернулся, сверкнув глазами, и Хюрем заметил, как едва заметная волна тревоги обдала Пиёта, чуть не отшатнувшегося, повинуясь инстинктам. Но он вовремя сдержался, твёрже уставившись на мальчишку в ответ.
Ты ему морду попортил. Карафа не вчера родился, и отрабатывать всем за вашу стычку наверняка и так придётся.
Остальные, желая окончания поединка, негромко загалдели.
Лето крепче сжал кулаки, белевшие костяшками, его глаза продолжали гореть жаждой, но вот он подавил порыв и немного расслабился. Хюрем с удовольствием наблюдал за тем, как, несмотря на спавший накал, первому взгляд пришлось отвести Пиёту. Только после этого Лето выпрямился, показывая, что бой действительно окончен.
Он повернулся к Толедо, помедлил, но всё же протянул ему руку. Альфа уже немного пришёл в себя, бросил взгляд на раскрытую ладонь, затем злобно посмотрел на Лето и, не приняв помощи, перекатился на бок, поднимаясь.
Хюрем толкнул локтем стоявшего рядом.
Вот видишь, довольный собой, подвёл он черту. А тебе нужно поработать над оценкой противников, подмигнул он Герлесу, зная что больше его никто не услышит и не станет раздумывать, что именно он имел в виду.
Герлес же насупился, прекрасно понимая, о чём говорит Хюрем.
Продолжая забег в конце колонны, Хюрем думал совсем не о Герлесе. Гораздо больше его занимал мальчишка, и Хюрема восхитило отнюдь не то, что он одержал верх над старшим товарищем, который выглядел крупнее и был старше. Гораздо важнее было, что Лето одержал победу после того, как несколько часов кряду бился с Хюремом, когда тот и не думал поддаваться. Затем получил не менее упоительный опыт в его объятьях, и, как ни в чём не бывало, побежал вдоль бесконечных тропинок впереди отряда, по дороге набил одну бесстыжую морду и снова припустил вперёд во главе товарищей.
Внутренним взором Хюрем с лёгкостью увидел ущерб, нанесённый Толедо. Ничего серьёзного, но энергетические потери проглядывались прорехами, как и должно было быть после схватки. В отличие от него, Лето, судя по продолжающим закручиваться спиралям, был готов бежать вот так несколько дней кряду и встать напротив всех товарищей по очереди. И если уж он выдержал ночной марафон Хюрема, можно было не сомневаться, что он имел шанс одолеть их всех.
Сам омега ощущал небольшой упадок сил, но справлялся с ним легкозаметить со стороны это было невозможно, только обладая внутренним зрением.
Среди многочисленных умений Хюрема нашлись бы такие, которые, пожалуй, позволили бы омеге выиграть ночью быстрее. В конце концов, он мог бы использовать хитрость, чтобы победить и раньше, но не сделал этого. Отнюдь не потому, что хотел одержать верх честночестность мало занимала Хюрема. Он не прекращал бой, желая отчётливее рассмотреть границу возможностей мальчишки, не тратя на это уйму времени учебных тренировок. И в очередной раз Лето сумел удивить Хюремаграница пока ощущалась нечётко.
Рыкнув на самого себя, Хюрем поменял промежуточный итог, понимая, что и сам настойчиво стремится в петлю ложной оценки; пока граница не ощущалась вовсе, и, скорее всего, виной тому был этот удивительный, ни на что не похожий энергетический сгусток, вибрирующий вихрями в теле альфы. Никогда ещё Хюрему не приходилось видеть подобное.
* * *
Обеденную наполняли редкие шепотки, пока в компании Лето висело гробовое молчание. Толедо, всегда сидевший с товарищами, не изменил своего обычая, несмотря на случившееся. Правда, сел не напротив Лето, а в стороне, на той же скамье, и потому повздорившим альфам не приходилось видеть друг друга.
Покосившись на Толедо, Хюрем отметил, что лицо начинало распухать. Надбровная дуга и скула занялись темнеющим отёком, небольшое рассечение брови затянулось багровой полосой. Оставалось дождаться реакции старшего субедара, если, конечно, тот решит обратить на это внимание.
Что это? сурово потребовал Карафа, обращаясь к Толедо, стоило отряду явиться в амфитеатр.
Упал, ответил альфа, глядя прямо перед собой.
Обязательно было падать физиономией? рявкнул старший субедар, чтобы слышали все, в довесок обвёл воинов недовольным взглядом.
Помимо внушения, Хюрем заметил, что Карафа пытается отыскать второго участника недавних событий, конечно же, сразу поняв, что случилось в лесу. Если стычки были регулярными, глупо было бы полагать, что старшины об этом не ведают ни сном ни духом. В отличие от Толедо, на Лето не осталось ни царапины, да и одежда его была в порядке, не выдавая следов драки. Карафу ожидало разочарование, но так просто сдаваться он не собирался.
Кто помог Толедо подняться? протянул он, имея в виду совсем не то, что заключали слова.
Лето шагнул вперёд, и Хюрему захотелось закатить глаза. Кто бы сомневался, что мальчишка тут же сознается. Для старшего субедара новость оказалась неприятной. Он приблизился к Лето и укоризненно уставился ему в лицо. Лето не смог долго сопротивляться, потупившись и покраснев.
В этот момент небо наконец содрогнулось в предупреждающих схватках, позволяя первым холодным каплям сорваться вниз.
Мечи отменяются, бросил Карафа. Три часа медитации в крытых галереях! Ты, обратился он к Лето, остаешься здесь, Лето с готовностью кивнулдождь не пугал закалённого альфу. И он тоже, Карафа скользнул взглядом по фигуре Хюрема и повел остальных к галереям, скрытым в недрах амфитеатра.
Взгляд Лето заметался между спиной старшего суберада и омегой. Он, конечно же, выдержит три часа на холодном ноябрьском дожде, но вот Хюрем Хюрем был омегой и нуждался в тепле больше, чем альфа. Несомненно, старший субедар понимал это и тем наказал Лето. Мёрзнуть должен был не он, но Хюрем, а Лето придётся за этим наблюдать. Нет, он бросится к Карафе в ноги и будет просить пощадить Хюрема.
Лето уже сделал шаг, когда Хюрем перехватил его запястье. Омега продолжал читать Лето словно открытую книгу и прекрасно понял расчёт Карафы, как и панику, вспыхнувшую в Лето: тот не мог позволить ему страдать и собирался просить старшего субедара о поблажке. Поблажке для Хюрема.
От такой мысли Хюрема передёрнуло. Снисхождение старшего субедара было последним, что ему нужно, уже не говоря о том, что срал старший субедар на омегу с высокой колокольни, используя его будто розгу для воспитания любимчика. Наверняка Карафа ожидал, когда Лето кинется его умолять, и он преподаст ученику урок не только благоразумия, явно не хватившего Лето в бою с Толедо, но и милосердия, позволяя Хюрему удалиться с остальными.
Идём, кивнул Хюрем и поволок Лето подальше, почти на противоположную сторону арены, под скулящие попытки альфы одуматься и вернуться; одежда уже промокладождь начинал хлестать.
Что ты делаешь? растерянно спросил Лето, видя как Хюрем усаживается на песок.
Собираюсь греться. А вот что будешь делать ты?
Я? Лето пребывал в недоумении, но, видя хмурый взгляд Хюрема, поспешил усесться напротив. Буду медитировать, как и велел старший субедар.
И как?
Следует попытаться выбросить из головы посторонние мысли.
Ладно, тогда ты медитируй, а я погреюсь пока, произнёс Хюрем, сложил ноги стопами вверх на бёдра, положил на колени руки ладонями вверх, выпрямил спину и чуть опустил подбородок.
Лето наблюдал за тем, как омега делает несколько глубоких вдохов, чтобы выровнять подачу и отток воздуха, затем задерживает дыхание, зажимая горловой замок, а после выпускает воздух с той же размеренностью. Точно также приступал к практике медитации любой раджан, знакомый с упражнением с детства. Оно было необходимо для лучшей концентрации, необходимой в сражении.
Узнав накануне ночью, насколько силён омега, стоило ли удивляться тому, что Хюрем знал кое-что из того, что практиковали раджаны. Решив, что некоторое время Хюрем может позаниматься с ним рядом, Лето успокоился. Омега, должно быть, не желал выглядеть в его глазах слабаком, особенно когда он им и не былв этом альфа уже убедился. Тревожный ум тут же напомнил, что случилось после, и Лето снова ощутил томительный жар, неодолимо тянувший его ближе к Хюрему.
Тряхнув головой, он поспешил прикрыть глаза и заняться практикой. Редко она давалась так тяжело, как в этот день. Мысли то и дело вламывались в сознание, уводя в приятные дали. Дождь снова усилился, и Лето снова отвлёкся. Решив проверить, как там Хюрем, он слегка приоткрыл глаза. Омега неподвижно восседал напротив, продолжая поддерживать ритм дыхания. Наверное, он уже успел окоченеть и только гордость не позволяла ему прервать занятие.
Пальцы потянулись к чужой руке, когда Лето заметил едва уловимый пар, исходивший от тела омеги. Из-под намокшей рубашки, приоткрытой у ворота, повеяло влажным теплом. Лето прикоснулся и почувствовал, как пылает кожа Хюрема! О том же говорил и розоватый оттенок, словно омегу лихорадило, но никакой дрожи не было и в помине!
Хюрем, отвлечённый прикосновением, шумно выдохнул через нос и приоткрыл щелки глаз.
Как у тебя это получается? с недоумением таращился Лето, продолжая ощупывать чужое запястье.
Очень просто.
Научи меня!
Хюрем смотрел на Лето бесконечную минуту, понимая, что от утреннего смущения не осталось и следа. Лето словно забыл о том, что не прошло и дня с момента, как Хюрем осмелился покуситься на его достоинство альфы.
Клянёшься никому не рассказывать и не показывать это умение?
Клянусь! досадная мысль, что такое знание пригодилось бы всем братьям, мелькнула и исчезларешать не ему.
Эта техника называется тумо, произнёс Хюрем, и зиждется она на способности разжечь внутренний огонь«с которым у тебя и так нет никаких сложностей», добавил он мысленно. Закрой глаза
Хюрем объяснял, как следует разжигать огонь. Обычно на освоение техники требовались если не долгие годы, то месяцы упорных усилий. Сам Хюрем учился тумо около полутора лет. По истечении времени, отведённого старшим субедаром на медитацию, Лето владел тумо почти так же хорошо, как и сам Хюрем. Лето зажёг или, может быть, просто заставил огонь, и без того наполнявший его тело, распространиться вдоль конечностей, обдавая жаром.
Способность Лето ловить суть вещей с первых же слов приводила в трепет. Хюрем хмуро наблюдал за светящимся от счастья лицом: Лето искренне и восторженно радовался новому умению, крутясь вокруг щенком. Слегка раздражённый, Хюрем присмирил эту прыть следующими словами:
Я не могу дождаться вечера, когда ты сможешь меня поблагодарить как следует.
Лето замер, зардевшись от неожиданных слов, наивно вылупил свои красивые голубые глаза и притих, словно припомнил кое-что. Хюрем только мысленно фыркнул. Однако это совсем не означало, что омега шутил, говоря о вечере.
Хюрем чувствовал, как хочет мальчишку, отказавшись от первоначального решения повременить несколько дней, пока у Лето заживёт, где следует. Он хотел Лето до дрожи, и чем дольше пребывал с ним рядом, тем сильнее становилось желание обладать этим глупым чистокровным.
После ужина оба они, в молчании, вернулись в дом. Хюрем решил, что, переступив порог комнаты, не станет медлить. Желание терзало его изнутри, требуя выхода, призывая наброситься на альфу и снова слить тела воедино, будто не существовало другой жизненно важной необходимости кроме этой. Нужен был только мальчишка, распластавшийся под ним. Целиком и полностью в его власти.
Войдя под крышу дома Хюрем ощущал, как от предвкушения пересохло во рту. Ещё немного, уговаривал он себя, двигаясь вплотную к мальчишке
Приветствую, господин, вынырнул перед ними один из омег-прислужников. Жрец желает видеть вас.
Лето кивнул, и прислужник отошёл на несколько шагов, склонившись и ожидая младшего господина.
Я скоро, неуверенно произнёс он, вдруг решив, что хочет сказать что-нибудь Хюрему или, может быть, посмотреть на него ещё разок.
Нет, Лето хотел смотреть на Хюрема, не отрывая глаз, словно на чудеснейшее из наваждений. Касаться его, прижаться изо всех сил. Но Хюрем выглядел таким же отрешённым, как и всегда, словно ничего в этом мире не было способно потревожить его спокойствие.
Лето ощутил лёгкий укол обиды и снова вспомнил, что омега не желает признавать его парой. Украв один вдох ни на что не похожего аромата, он оставил Хюрема на пороге собственной комнаты и отправился к отцу.
Как же сильно удивился бы альфа, знай он, что Хюрем был вне себя от ярости за то, что кто-то посмел отделить его от мальчишки, пусть и ненадолго, пусть всего на несколько десятков шагов.
Глава 9 Сердце
Стражники исправно несли службу, возвышаясь по обе стороны от дверей, ведущих в покои жреца. Стоило приблизиться к тяжёлым створкам, как отстававший на шаг прислужник, семенивший по правую руку от Лето, метнулся вперёд и поспешил впустить наследника.
Лето оказался в просторной передней. Комната была вытянута вперёд, оставляя не более трёх шагов в поперечнике и оканчиваясь окном под самой кровлей, на этом сходство между покоями отца и сына заканчивалось.
Две огромные расписные вазы, установленные вдоль левой стены, и тяжёлая парчовая занавесь напротив, вытканная серебряной нитью, за которой мгновенье спустя скрылся прислужник, чтобы предупредить жреца о приходе сына, говорили о том, что в этих чертогах аскетичность, свойственная раджанам, уступала место чопорной пышности, отмечавшей значимость обитавшей здесь особы.
Будучи наследником, Лиадро Годрео Таббат Нитео Аум, Сильнейший воин и Отец всех раджанов, занимал комнату Лето и жил с не большей притязательностью, чем ныне сын, блюдя неписаные обычаи. Однако положение Верховного жреца многое меняло, и потому Лето нисколько не удивился, оказавшись в широком атрииместе приёма гостей и сбора семейства, с лёгкостью превосходившего роскошью всё, чем только могла похвастаться столица.
Атрий располагал правильной геометрической формой и заключал в сердцевине четырёхугольник меньшего размера, обозначенный изящными резными колоннами. Говорили, что в глубокой древности посреди внутреннего квадрата не было перекрытия, как и во внутреннем дворике остального дома, чтобы позволить дневному свету беспрепятственно проникать внутрь. Для большей защищённости, от такого архитектурного изыска со временем отказались, заполнив пространство замысловатым узором обожжённых камней, выложенных треугольниками величиной с ладонь. Необычный рисунок поддерживали спицы калёного металла; промежутки заполняло подкрашенное стекло, рассеивая по комнате розовато-зелёные переливы.
Несмотря на очарование расцвеченных полутеней, светаособенно в короткие холодные днине хватало. На такой случай повсюду громоздились чеканные бронзовые жирандоли, поддерживавшие в изящных лапах-соцветиях по три толстых свечи. Мелкие огоньки всколыхнулись, стоило нарушить покой комнаты, заиграв бликами на натёртых поверхностях декоративных пластин-зеркал, развешенных по стенам; запестрили серебристыми мазками рельефы старинных сундуков, расставленных по одному у каждой стены.
Сундуки, выполненные наподобие скамей, хранили под крышками ценное добро, накопленное многими поколениями раджанов. Поверх лежали вышитые бархатные подушки глубоких зелёных и синих оттенков, позволявшие разместиться с удобством. Однако сделать это могли далеко не все. Только семье жреца и приближённым было позволено отдыхать в этих покоях, наслаждаясь тихим шорохом бившего посреди комнаты тёплого ключа.
Сделав несколько шагов вперёд, Лето поглядел на журчащую воду. Тонкая струя вырывалась из каменистой породы, попадая в большую белоснежную морскую раковину. Ленты жемчужного мрамора, завёрнутые просторным свёртком, походили на панцирь моллюска, оканчиваясь открытой чашей с крупным гребнем зазубрин поверх. Розовые прослойки извивались тонкими змейками, заигрывая с разноцветными пятнами радужного стекла.