Снегоступы без усилия опирались на снег, не давая лёгкому поджарому телу провалиться, когда Хюрем, без устали поддерживая бег вот уже почти сутки напролёт, двигался к стенам города, давно сокращая размах забранной в начале дуги. Теперь, даже если раджаны смекнули, что задумал омега, им никогда не нагнать его. Возможность наверстать или срезать утрачена, оставалось идти только вперёд. Хюрем, наслаждаясь гонкой, сбавил шаг, позволяя альфам почувствовать свой запах отчётливее. Дразнил.
Он оставил редеющее полесье позадив отдалении отчётливо вырисовывалась полоска стен города. Еще немного, и его фигура станет заметна тем, кто сейчас спешит выше по склону, за спиной. Момент для того, чтобы явить себя взору альф был идеальным. Догадавшись, должно быть, в чём дело, раджаны ускорили ход; Хюрем слышал, как эхом трещал возмущённый валежник. Омега почти ловил ход мыслей мчавшихся по пятам преследователей, ломавших не только ноги, но и голову в попытке догадаться, откуда у омеги столько сил. Какие крылья несли его по заснеженным лесам день и ночь напролёт?
Сумрак продолжал рассеиваться по мере того, как Хюрем приближался к городу во главе отряда. Очертания ворот угадывались в жидкой синеве, когда первые лучи солнца ещё не успели облить утренним заревом город-крепость, но уже настойчиво пробивались сквозь узкие просветы елейникаомега шёл точно по расписанию.
Неожиданно Хюрем замедлился, всматриваясь в кусты. С лёгкостью разглядев сгусток энергии, позволил плечам опуститься. Опасности не было, но, к его немалому удивлению, один из членов отряда всё же оказался у него на пути, а не за спиной, где ему положено было быть.
Выходи, я тебя вижу, ровным голосом произнёс Хюрем.
Омега не боялся того, кто его поджидал, но не забывал о тех, кто пытался его настигнутьотряд шёл на всех парах и задерживаться ему не следовало.
Из-за кустов вынырнул Герлес, ауру которого легко угадал омега, проведя немало дней бок о бок с альфой. Хмурый и сосредоточенный, он замер напротив.
Нападай, бросил Хюрем, не став ёрничатьоба они знали, что столкновения не избежать, ведь Лис должен быть пойман.
Увы, его соперник проиграл ещё до того, как сделал первый шаг, и Хюрем понял это не потому, что заранее знал расстановку сил, а потому, как натужно сглотнул альфа, собираясь биться до последнего, лишь бы поймать Лиса. Вот только, в отличие от братьев, Герлес загодя разобрался, насколько хорош омега. Потому, должно быть, он и оказался единственным, кто ухватил суть плана омеги достаточно рано, чтобы свернуть с выбранной отрядом тропы и вернуться к западным воротам раньше, чем это сделал Хюрем, обогнув город.
Схватка длилась недолго. Хюрем скрутил мальчишку и слегка придушил. Прятать не сталраджаны должны были привести его в чувства, чтобы он не отморозил себе конечностей, лёжа на голом снегу. Больше задерживаться не было ни времени, ни необходимости и Хюрем бросился к воротам, стремясь восстановить разрыв.
Омега ритмично работал локтями, дыша размеренно и не позволяя сердцу сбиться с заданного такта. Краем глаза он наблюдал за одинокой точкой на вершине крепостной стеныеё он приметил тогда же, когда обнаружил притаившегося Герлеса. Точка замерла справа, с подветренной стороны на достаточном отдалении, чтобы у подходящего к воротам по прямой не было возможности хорошенько рассмотреть наблюдателя или почувствовать запах.
Стражи как раз открывали тяжёлые створы, куда готовился ворваться Хюрем, стоило просвету увеличиться ещё на ладонь. Городские дворники чистили наметённый за ночь снег, поглядывая на оголтелого омегу, скидывавшего снегоступы прямо посреди дороги. Не оглядываясь, он подхватил дощечки и понёсся вверх по улице к Пропилеи. Солнце ударило в спину, громогласно возвещая рассвет и окончание времени, отведённого на поимку Лиса.
Старший субедар в одиночестве возвышался у колонны, наблюдая за тем, как Хюремхитрая шкурарысцой преодолевал подъем. Вокруг не было видно ни единого раджана отряда, похоже было, что омега выиграл.
Хюрем сбавил ход, переходя на шаг, сделал несколько глубоких вдохов и лучезарно улыбнулся Зарифу Карафе. Образовавшийся за спиной сгусток света не позволил чётко разглядеть черты омеги, но это и не требовалосьстарший субердар прекрасно чувствовал настроение удальца, и чувства эти были далеки от добродетельных. Хюрем упивался не столько собственным успехом, сколько откровенным показательным уроком, преподанным раджанам и их командиру, говорившем о том, насколько те несостоятельны, раз уж не сладили с одним-единственным омегой.
Доброго вам утра, мурлыкнул Хюрем.
Зариф Карафа ничего не ответил. Он не был зол или возмущён тем, что неким чудесным образом омегу так никто и не поймал. Альфа продолжал спокойно караулить своих воинов, и те не заставили себя ждать. Тяжело пыхтя и сжимая кулаки, альфы двигались к Пропилеи, потупив взор, стоило увидеть старшего субедара рядом с ненавистным Лисом, сумевшим утереть им нос.
Раджаны стягивались ближе к колонне, стараясь отдышаться и унять постыдное сердцебиение. Отправляясь в погоню вчера поутру, они и помыслить не могли, что за гонку подготовил им омега. Последним к группе присоединился Лето, вынырнув из-за чьей-то спины. Встал позади, не привлекая внимания, и застыл, как и все, устремив взор в землю.
Итак, Лис выиграл, произнёс старший субедар, когда вокруг воцарилась удручающая тишина.
Добавить к этому было нечего.
Хюрем получает два свободных дня после праздника и ещё три, раз уж победителя не оказалось.
Молчание продолжало висеть над отрядом, глаз никто не поднимал, желваки ходили на угрюмых лицах, словно у псов, желавших растерзать добычу, которая была безвозвратно упущена. Хюрем буквально ощущал волны исходившего от раджанов гнева.
Я, произнёс вдруг Карафа, когда, казалось бы, всем не оставалось больше ничего, как разойтись, опечален не тем, что у вас выиграл омега, повисла пауза. А тем, что ВСЕ вы объявили себя победителями ещё до того, как началась гонка. Не верю, что мне нужно напоминать вам первое из правил: против кого бы вы не выходили, не стоит недооценивать противника, закончил Карафа назидательным тоном.
Хюрем выжидал, и когда решил, что момент был выбрал верно, вмешался:
Не все, взгляды раздражённых и вымотанных альф устремились к нему. Не все решили, что победа достанется просто. С двумя я бы посчитал ничью.
Хюрем смотрел на старшего субедара, ожидая вопроса, и он последовал, пусть Карафа бы и предпочёл не играть в этом спектакле.
Герлес разгадал мой план и поджидал на подходе к стенам. Но нападая, ему не повезло. Он поскользнулся, ударился головой и потерял сознание.
Хюрем снизошёл до того, чтобы оставить подробности столкновения при себе, в конце концов, самый молодой оказался не самым тупым, а другие найдут эту историю вполне убедительной, поскольку наткнулись на бессознательного альфу, преследуя Хюрема. Им-то было невдомёк, что Хюрем мог одолеть Герлеса в честном бою.
Победа была так близка, подмигнул он Герлесу, получая в ответ хмурый взгляд.
Никто и представить не мог, как обрадовался Герлес словам омеги, пусть и выглядел при этом мрачнее тучи. Поражение от Хюрема было не таким болезненным, как осознание того, что он был может быть единственным, кого давно предостерёг старший субедар. И потому он должен былпросто обязан! обойти омегу, разгадав замысел, и он это сделал! И вот так стоять среди остальных, получая выговор за уже однажды преподанный урок было невыносимо. Но теперь Зариф Карафа знает, знает, что он учится, внимая советам.
Кто второй? спросил Карафа, не уверенный, что хочет слышать лукавую речь омеги.
Лето, Хюрем сладко и чуть мечтательно улыбнулся, будто влюблённый. Он поджидал меня у западных ворот, тоже догадавшись, что именно я намерен делать.
Почему ты его не схватил? сердито потребовал один из товарищей у притихшего рядом альфы.
А вы бы поверили, что я не поддался своему любовнику? ответил за него Хюрем. Увы, мнение братьев для Лето оказалось важнее, чем какая-то победа.
Никто не проронил ни слова. Карафа, при всём раздражении на омегу, путавшего карты, решил, что замечание дельное. Лето разозлился, почувствовав, что омега за него вступился. А раджанам не осталось ничего другого, как устыдиться правды. Поймай Лето Хюрема, никто бы не признал честность заслуги.
Разойтись, бросил Карафа, когда разговор явно достиг крайней точки, заставляя всех подумать над случившимся.
Глава 13 День зимнего солнцестояния
Отказавшись от участия в охоте, Лето оказался предоставлен самому себе. Он видел, как ушли братья поутрусам отправился с ними от Пропилеи, но у ворот, ведущих из города, свернул в тесный проулок, решив, что не станет попадаться Карафе на глаза, а затеряется на сутки в городе.
Прогулка по нижнему ярусу оказалась нервной, пусть Лето и не шёл по запаху с товарищами, но мысль носила его далеко, за стенами, в поисках омеги. В том, что Хюрем не обойдётся без дерзкого плана, можно было не сомневаться, и Лето не терпелось узнать, в чём же он будет заключаться.
Спустя пару часов бессмысленных метаний, он подумал, что Хюрем мог попросту затаиться в Барабате. Идея показалась удачной, и Лето не увидел ни единой причины, чтобы отказать себе в удовольствии поискать омегу там. Ведь тогда, в праздник Касты, он так и не сумел его найти, и накануне ночью, когда прямо об этом спросил, Хюрем не пожелал выдать место схрона.
Пока Лето размышлял, ноги сами носили его вдоль улиц, пытаясь отыскать следы Хюрема, будь то запах или волнение связи, позволявшей альфе отбивать нападения омеги.
Впрочем, очень скоро Лето оставил эту затею. Он уже научился чувствовать пару, и, окажись Хюрем поблизости, смог бы если и не найти, то уловить его присутствие. Но ничего не говорило о том, что Хюрем находится на расстоянии протянутой руки, стоит только свернуть в нужную подворотню или постучать в дверь. Похоже, омега действительно ушёл за пределы селения.
Здесь Лето снова призадумался. Хюрем, конечно, был проворен и ловок, и всё же раджаны отлично знали окрестностиони выросли в этих землях. Хюрем мог быть достаточно находчив, скрывая отголоски своего аромата, несмотря на то, что в морозную погоду он становился отчётливее, но совершенно уничтожить следы, да ещё зимой, когда повсюду лежит снег, выдающий даже отпечаток лапы опустившейся с дерева птахи, казалось, выходило за пределы возможного.
Бесцельно бродя по городу, Лето силился проникнуть в мысли омеги, и вдруг его осенило: что, если Хюрем вовсе не собирался прятаться, а надумал сбежать? Он был гораздо легче альф, да и одежды не прихватил, что делало худощавого омегу почти пушинкой. Выносливости ему было не занимать, и чтобы понять это, Лето было совсем не обязательно видеть, как он выдерживает пробежки, хватило бы и ночных марафонов: Хюрем мог предаваться усладам до рассвета.
Мысль зацепилась, и Лето стал прикидывать, каким именно мог быть расчёт омеги. Сам того не зная, он разгадал простую, но изящную задумку, назначив западные ворота местом возвращения, развернув тот же клубок мыслительной нити, что и Хюрем до этого.
Сон той ночью не шёл, и когда Лето наконец надоело перекатываться с одного бока на другой, он отправился на стену поджидать омегу. Завидев в отдалении крошечную точку, почувствовал, как глуше забилось сердце наливаясь удовольствием от вида собственной пары; даже крошечная разлука неприятно тянула за струны-нервы. На язык же лёг смак удовлетворения от почти пойманного Лиса и выигранной охоты, пусть она и не пересекла пределов головы.
Волнение из-за подстерегавшего Герлеса, чей запах уловили чуткие ноздри Лето за несколько мгновений до нападения, длилось недолго. Лето не сомневался в силах Хюрема, и всё же мог предположить, что неожиданность засады может сыграть с омегой злую шутку. Переживать за Хюрема было так естественно, так правильно. И, конечно же, напрасно. Хюрем играючи справился с Герлесом и поспешил в город, оставляя альфу лежать на снегу, прямо на пути у летевшего по пятам отряда.
Лето недолго сохранял на лице обиженное выражение за то, что Хюрем вступился за него перед Карафой и братьями, сказав чистую правду и не пощадив ничьих чувств; делал он это ровно до тех пор, пока они не остались наедине. Хюрем знал, как заставить Лето позабыть обо всём и, не стесняясь, пользовался своими умениями, доводя любовника до предела раз за разом, пока тот и думать забыл о треклятой охоте.
* * *
Оставшиеся дни до праздника в отряде чувствовалось заметное напряжение. Все альфы, в том числе друзья Лето, старательно избегали смотреть в сторону Хюрема, делая вид, что омеги и вовсе не существует. Сам Лето, однако, был полностью помилован. Раджаны вели себя так, словно ничего особенного не случилось. Не было досадного проигрыша, как и возможности заподозрить братабудущего жрецав нечестной игре.
Такое поведение кусало Лето похлеще блох. Альфа старательно гнал от себя мысли, что как бы честен он ни был, это бы не спасло его достоинство от грязного пятна. Впрочем, это было не так важно, как клубившаяся вокруг Хюрема злоба. Пусть самого Хюрема нисколько не трогало отношение другихоб этом говорил не только весь его отсутствующе-скучающий вид, но и мертвенное спокойствие, волнами докатывавшееся до Лето, совсем не этого заслужил омега, выйдя из охоты победителем, положившись на смекалку и выносливость, которые, конечно, не возбранялись правилами.
Груз, давивший грудь Лето, представлял собой невозможность поправить положение. Альфа прекрасно понимал, что разговорами тут не помочь, и даже если бы он вызвал каждого на поединок, вступившись за Хюрема, честь которого, по его мнению, была незаслуженно попрана, это только бы усугубило и без того незавидное положение омеги, уже не говоря о том, что вступаться за случайного любовника, коим считало его большинство, было бы подозрительным и могло вызвать лишние толки.
Слишком рано было для того, чтобы раскрывать истинность между двумя. Это могло бы поставить жизнь Хюрема под удар. Как бы ни драли кошки на душе у Лето, оставалось только молчать, надеясь, что о случившемся вскоре позабудут. Лето очень надеялся, что после праздника братья спустят пар, отдохнут слегка, и воспоминание о неудачной охоте рассеется дымом вместе с неоправданными претензиями к Хюрему.
* * *
Пышный, будто искрящийся сугроб, праздник отмечали под сводами храма Аум. Накануне два внешних круга колонн, образовывавших анфилады, затянули плотной светлой тканью, чтобы внутрь не проникал холодный зимний ветер. Хюрем наблюдал за тем, как заносят просторные столы и длинные лавки. Довольно долго пришлось повозиться домовым с тяжёлым троном жреца.
Вокруг храма, со стороны, обращённой к площади, складывали огромные кострища. Здесь же, ещё два дня назад, установили навес для поваров, начавших приготовления, как только были подвешены чугунные котлы. Люди сновали через площадь беспрерывно, волоча то съестное, то многочисленную утварь, которая то и дело терялась из-под суетливой руки или же была позабыта внизу, в городе.
В гарнизонах кипела не меньшая суета. Пока чистокровные раджаны Касты подготавливали для себя храм, остальные, число которых значительно превосходило первых, натягивали вощёное сукно меж крыш спальных бараков, образуя галерею, в которой уже вечером должно было состояться торжественное пиршество, ничем не уступавшее весельем, икак шептались многиезначительно превосходившее то, что разворачивалось в назначенный час на самой вершине анаки.
О празднике волновались все. Булочники переживали, что замешенное тесто не поднимется, дворники выметали улицы тщательнее, чем всегда, прачки, отглаживавшие рубахи и кафтаны с двойным усердием и блаженной улыбкой, мечтали о последующих днях отдыха. Барабат готовился к торжеству не менее шумно, чем к празднику Касты, отгремевшему несколько месяцев назад.
Дел, как водится, было невпроворот, и потому многим показалось, что в знаменательный день сумерки сгустились над Барабатом раньше обычного. Стоило ли, впрочем, удивляться такому, встречая самую длинную ночь в году?
Ты готов? спросил Лето, только что закончив с собственным нарядом, и обернулся.
Омега неторопливо подвязывал широкую красную полосу, расшитую серебристой нитью. Бросил взгляд на Лето из-под тёмных ресниц, не прекращая своего занятия, чтобы посмотреть, какой эффект произведёт его костюм на альфу. Омега прекрасно осознавал, до чего хорошо выглядит в чёрном дхоти и рубахе чуть пониже бёдер.
В самой одежде не было ничего примечательного. Дхоти представлял собой длинный отрез, обёрнутый вокруг талии на манер юбки, чей конец, обычно ярко-контрастирующего оттенка, пропускался между ног позади, поднимая слои спадавшей ткани изящными складками, и крепившийся на поясе, создавая подобие пышных шаровар. Рубашка простого кроя мягко ложилась вдоль изгибов тела, но была до того тонкой, что на груди отчётливо проступали соски. Цвет вороного крыла подчёркивал белизну кожи омеги, а чуть отросшие волосы, кончиками достававшие до плеч, вычесанные и блестящие, превращали Хюрема в обольстительное создание.