Ты лжёшь! в груди у Лето запекло. Этого не может быть!
Я видел их тела своими глазами.
Лето вытаращился на Хюрема так, словно тот посмел произнести ужасающую ложь, которую только можно было вообразить. Но чем больше он смотрел, тем отчётливее видел сумрачный взгляд омегиХюрем не лгал. Лето почувствовал, как в груди останавливается сердце.
Внезапная слабость нахлынула исподволь и Лето рухнул на колени, закрывая лицо руками, как делал в глубоком детстве; в том возрасте, когда он был ещё слишком мал и не мог сдержать душевной боли, но уже понимал, что альфе не следует открыто демонстрировать слабость.
Сейчас он чувствовал агонию, будто только что сам увидел тела двух самых дорогих людей, сопровождавших его по жизни с тех самых пор, как он себя помнил. Он только что узнал, что оба его отца убиты.
Мысли загудели, разбежались в стороны, чувства накатывали одно за другим, мешая сосредоточиться. Собраться не удавалось. Смерть близких оказалась сокрушительным ударом, который Лето никогда всерьёз не надеялся пережить. Он понимал, что однажды родные уйдут, как ушёл папа, когда он был ещё мал, но это должно было случиться ещё не скоро. Совсем не скоро.
Кто-нибудь должен был выжить, почти проскулил Лето, не чувствуя себя в этот момент славным воином-раджаном, и посмотрел на Хюрема с последним проблеском надежды.
Прости.
Беспощадность одного-единственного слова, до краёв наполненного жалостью, стала последним ударом.
Слёзы скользнули по щекам Лето.
Глядя на альфу, Хюрем погрузился в незнакомую растерянность. Неведомое прежде чувство всколыхнулось в груди. Желание упасть рядом и обнять Лето было нестерпимым, но Хюрем раздавил душивший порыв. И почему он так поступил, омега прекрасно знал, ведь это он был повинен в смерти тех, кто был дорог Лето. Он проткнул их тела, пусть они были обречены.
Хюрем не сожалел об отнятых жизнях, только о том, что он, отчасти, стал причиной горя, раздиравшего его пару на части. Если бы он мог, то предпочёл бы этого не видеть, слишком тяжким оказалось зрелище.
Излив часть своего горя, Лето затих. Ему не стало лучше и не стало легче, слёзы не могли вернуть ему потерянное. Пока боль сменялась скорбью, разрывая рану посреди груди, почти в том самом месте, где однажды Лето ударила стрела, он ощутил гнев и желание причинить ответную боль тем, кто посмел напасть на его близких.
Кто-то мог спастись, произнёс он, упрямо поднимаясь на непослушных ногах, говоря это, Лето не сомневался в словах Хюрема, но им двигало желание найти причину повернуть обратно в Барабат.
Все раджаны мертвы. Прими это Лето. Прими и следуй за мной.
Но я выжил. Могли выжить и другие, не сдавался альфа, управляемый чувствами, не разумом. Кто-нибудь мог заметить подмешанный яд или опоздать на праздник, хватался он за соломинку.
Те, медленнее повторил Хюрем, кто выжил, давно убиты.
Но ведь мы живы!
Хюрем нахмурился.
Ты жив, потому что с прошлого года я давал тебе яд.
Лето опешил, застыв на несколько долгих мгновений.
Зачем? простодушно спросил он, вдруг припомнив, как долгое время его мучили несварение и лихорадка, которую Лето списал на перемены в собственной личной жизни, позволив Хюрему исполнять роль альфы. Похоже, тогда он совсем не разобрался в событиях.
Чтобы ты пережил эту ночь и мы могли сбежать.
Целая минута, а может, и больше, потребовалась Лето, чтобы речь к нему вернулась.
Ты ты знал? голос вдруг взвился, по телу прокатилась дрожь. Знал о нападении? альфа не мог поверить словам, сорвавшимся с губ Хюрема.
Омега кивнул.
Праведный гнев нахлынул на Лето, заставляя голову звенеть. Он вмиг подскочил к Хюрему, хватая того за грудки.
Но почему? Почему ты ничего не сказал?
Неясная мысль, что, знай раджаны о нападении заранее, все были бы живы, не давала устоять на месте. Тянула душу, выворачивала наизнанку. Как мог знать Хюрем и промолчать?
Почему, Хюрем?
Это бы не спасло вас, выдохнул Хюрем в лицо Лето, пока тот продолжал его трясти.
Нас? Лето не понимал.
Раджанов. Сынов Касты, откликнулся Хюрем, провисая на кончиках пальцев. Стая давно подбиралась к вам. Потратила на подготовку долгие и долгие годы, внедряя своих людей всюду, где те могли бы оказаться под боком. Это вам не восстание Грязного Радавана. Стая продумала всё до мелочей. Когда людей для броска наконец стало достаточно, день был назначен.
Праздник Касты.
Хюрем снова кивнул.
Но ты знал давно, почему же не сказал? Карафа бы наверняка придумал, как вычислить предателей, как уничтожить заразу.
Хюрем чуть скривился, не глядя на Лето, и, высвободившись из захвата, отступил на пару шагов.
По той причине, что и сам я зараза, он нашел в себе силы посмотреть в лицо Лето. Меня послали не за тем, чтобы я спасал вас, а затем, чтобы уничтожил, омега сделал паузу, давая Лето осознать, в чём он только что признался; и по ошарашенному взгляду Хюрем мог судить, что горе не отняло у альфы последние зачатки разума. Это я должен был следить за тем, чтобы Карафа был занят посторонними вещами и не заметил заговор.
Посторонними вещами? Лето сморгнул. Ты говоришь обо мне?
Вспомнить о том, что не было человека во всём Барабате, за кем бы старший субедар Зариф Карафа следил пристальнее, чем за Лето, было просто. И Лето вспомнил.
Он не сводил с тебя глаз, и когда я появился рядом, стал наблюдать ещё внимательнее. В конце концов, ты был наследником, а я никем, явившимся из ниоткуда.
Но мы пара! воскликнул Лето, когда понимание обрушилось на него стеной.
И это единственная причина, почему ты ещё жив.
Долгожданное признание Хюрема в том, о чём Лето и так знал, но так жаждал услышать, не принесло ничего кроме боли. И если он считал, что мука, причинённая известием о смерти близких, была сильной, то понял, как глубоко заблуждался.
Почему ты сбежал от меня? этот вопрос Лето задавал себе бесчисленное количество раз, но ответы, приходившие на ум, оставались догадкамиХюрем никогда не отвечал.
Тогда, на улице, заговорил омега о том, о чём не мог врать, но и правду до поры до времени не мог выпустить наружу, я узнал истинного в раджане. В сыне племени, по чью душу явился, голос Хюрема вибрировал. Моя цель была иной, и я предпочёл скрыться, пока не решу, что стану с тобой делать. Ты отыскал меня раньше, чем я собирался позволить, и спутал все карты.
Хюрем должен был сказать, что Лето не просто помешал его планам. Лето изменил его, заставив испытать дикие желания, но такие честные, что стыдно становилось перед самим собой. Перед тем, кого из него растили. Хюрем больше не желал ничего, кроме Лето. Быть рядом с мальчишкой, сдувая с него пылинки и уча уму-разуму. Желание рассказать об этом схлынуло так же быстро, как и возникло.
Я не признавался, что мы пара, в отместку. У меня была цель, а ты решил всё по-своему. Пристал со своей истинностью и сделал из меня подручного, Хюрем хотел оправдаться, ведь на самом деле он был рад, что своеволие Лето сложило их судьбу, с которой поначалу Хюрем решил боротьсяно сказал совсем другое.
Хюрем давно позабыл как ведут себя люди, испытывая искренние чувства. Он умел только притворяться, но сейчас не мог и этого, походя на бессердечного истукана. Правда, на которую он наконец отважился, вытащила на поверхность мерзкую однобокую пустышку, способную только убивать. И сейчас Хюрем впервые чувствовал, что Лето видит всё его уродство.
Лето смотрел на Хюрема так, словно видел впервые, так, словно всё это время любил другого омегу, а этот этого он не видел никогда. Не узнавал. Кем он был, если у него хватило сил жестоко молчать о том, что вскоре десятки тысяч людей по всей империи лишатся жизни.
Кто ты? спросил Лето, не имея понятия, какой ответ услышит.
Этот вопрос должен был прозвучать, Хюрем знал это с того самого момента, когда понял, что не позволит Лето умереть. Сколько бы он не решился тянуть, рано или поздно этот вопрос бы возник. Время для правды пришло.
ЯСтая. Омега, один из многих, чей долг уничтожить оплот раджанства, стереть с лица земли Касту, покончить с единоличным господством чистокровной братии над остальными, произнёс Хюрем слова, заученные в детстве.
Для этого он появился на свет, для этого дышал. Не существовало другой цели. Не существовало ничего другого, пока в его жизни не появился Лето. Тот самый Лето, который в это самое мгновение смотрел на него пораженно. И в этом не было ничего удивительного, ведь Хюрем только что признался, что должен убить всех, подобных ему. И то, что Лето был ещё жив, имело лишь одно-единственное объяснение: судьба дала Хюрему пару в лице исконного врага его племени.
Лето отшатнулся, чувствуя слабину ног в который раз за этот день. В голове было пусто. Всё, чего хотел Лето, это закрыть глаза и проснуться. Он понятия не имел, что есть Стая, и почему она жаждет истребления раджанов. Каста несла с собой мир и процветание, а потому Стая, стоявшая по другую сторону, не была ничем иным, как мраком и тьмой. Смертью для всего светлого и живого.
Лето понял это разом, не прибегая к помощи логики и разума. Ощутил сердцем правоту, и потому теперь один взгляд на Хюрема наполнял естество отвращением и гадливостью. Хуже было только то, что Лето даже не мог представить, что делать, когда твоя пара предатель и враг, умело втеревшийся в доверие, используя сокровенную связь истинных.
Лето Хюрем сделал шаг навстречу альфе, но тот отшатнулся.
Поэтому ты не желал, чтобы я показывал то, чему ты меня обучил Карафе? Всё наконец вставало на свои места. Он бы понял кто ты, понял, что ты предатель.
Это было так, и Хюрему не нужно было подтверждать сказанное. Лето, впрочем, и не спрашивал, чувствуя, что наконец прозрел.
Не приближайся, воинственно произнёс альфа. И не говори со мной.
Нужно было узнать многое, но Хюрем оказался не тем, кого стоило слушать. Омега обманывал его всё это время. Он уже врал так долго, врал Лето всегда, и сейчас, может статься, продолжает играть в свою игру. Остальные могли быть живы.
Ты предал меня, произнёс Лето отвратительную правду, но как только слова прозвучали, то стали непреложной истиной. Предал своих, трусливо сбежал. На что ты надеялся? Гнев закипал в груди, охватывая тело. Что узнав обо всём, я тебя прощу? Лето презрительно скривился. Прощу за смерть тех, кто мне дорог? За смерть семьи?
Чем больше говорил Лето, тем острее резали Хюрема его слова.
И что, по-твоему, мы бы стали делать? Забились в щель и прикидывались, будто ничего не случилось? Жили бы долго и счастливо? Такие мысли не были достойны ничего кроме осуждения.
Лето выпрямился во весь рост, сжал челюсть, глядя на Хюрема так, как не позволял смотреть себе ни на кого и никогда.
Тебе следовало убить меня.
Хюрем бы фыркнул, если бы происходящее не поглотило его целиком. Как мог он отнять единственную жизнь, ради которой был готов отдать всё? Ради которой предал Стаю. И эта кровь, измазанная и засохшая на одеждах Лето, почти пугала. Напугала бы и его, если бы Хюрем не знал, что сам позаботился о том, чтобы порвать дыру в нужном месте и выпачкать альфу кишками убитого товарища. Хюрем смотрел на Лето с напряжением, не зная что сказать.
Я твоя пара, продолжал Лето, но знай: я тебя ненавижу.
Решимость, с какой альфа произнёс эти слова, глядя в глаза Хюрема, отнимала силы. Уничтожала. Хюрем не станет сдерживаться, он расскажет всё и, может быть тогда Тогда Летоне простит, но хотя бы поймёт, почему он поступил так, а не иначе. Омега открыл рот, как вдруг заметил вдалеке движение.
Хюрем узнал братьев до того, как почувствовал их запах или разглядел очертания гибких тел. Не приходилось сомневаться, что, как только хитрость Хюрема была раскрыта, за ним тотчас началась погоня. Что действительно завладело вниманием Хюрема, это количество тех, кто шёл за их головами.
Сбежать в момент нападения казалось выгодным, ведь Стая не могла отправить по следу Хюрема слишком много воинов. Столица была только что взята, новую власть полагалось закрепить, и на это требовались силы и время. К тому же, вскоре должен был прибыть вождь, но никто не знал, когда именно он появится. Сведения об этом держались в строжайшем секрете.
И всё же в погоню отправились шестеро. Целых шестеро. Слишком много.
Они шли не таясь, переводя дыхание после сумасшедшего забега. Добыча больше не бежала, готовая встретить свой конец на пустынном поле.
Лето обернулся, видя, что Хюрем всматривается в даль.
Они идут за нами, сказал омега. Они станут сражаться так же, как и я. Не жди честной схватки. Они сильны и их много.
Возможно, стороннему наблюдателю численный перевес три к одному мог показаться не таким ужасным, Лето и Хюрем были прекрасными воинами, вот только Хюрем знал омег, смотревших сейчас прямо на него.
В их глазах не было кровавой жажды, скорее облегчение, что они наконец разорвут его на множество кусков. Несмотря на то, что в Стае они были братьями, ни о каком духе равенства и солидарности не могло быть и речи. Уважение или, скорее, зависть питали только к сильнейшим. Никому из них в одиночку ни разу не удавалось выстоять против Хюрема. Но ещё ни разу не пробовали они напасть вместе и одновременно. И пусть вкус у такой победы не будет отдавать честью и гордостью, непобедимый Хюрем наконец исчезнет, позволив новому члену Стаи возвыситься. За этим они и шли, по-волчьи наклонив головы.
Лето смотрел в ту же сторону и видел шестерых омег. Все они, как Хюрем, были поджарыми и гибкими. Темноволосые, от светло-каштанового до иссиня-чёрного, все коротко стриженые, в кожаных штанах до середины икр и жилетках, распахнутых на груди. Одежда, походившая на неряшливые покровы бродяг, выдавала готовность сражаться, и если они хотя бы вполовину были так же хороши в бою, как и Хюрем, нужно было бы поволноваться.
Но Лето, лишившийся опоры под ногамисначала семьи и дома, а затем и пары, не почувствовал ничего. Омеги не вселяли в него страх, как и не вызывали азарт грозившей схватки, да такой, что должна была разразиться не на жизнь, а насмерть. Он просто стоял и смотрел.
Тебе лучше вернуться на их сторону, ответил Лето, не видя причин, почему бы Хюрему не быть тем, кто он есть.
Новый порез, причинённый словами Лето, полоснул сердце, но Хюрем даже не моргнул. Сейчас он не мог позволить себе думать ни о чём, кроме подвигавшейся всё ближе шестёрки.
Омеги остановились в десятке шагов. Лето отметил, что у них нет при себе другого оружия, кроме коротких чуть изогнутых кинжалов. Они замерли так, что могли напасть в любой из моментов. Лето держал парадный меч наизготовкутот самый, что был приторочен к перевязи на бедре, ожидая нападения.
Значит, всё же истинный, гнусаво протянул омега с близко посаженными глазами над птичьим, переломанным носом.
Хюрем молчал, сосредоточившись на малейшем движении со стороны бывших собратьев.
Я всегда чуял, что он с гнильцой, отозвался щербатый, с просветом между двумя огромными передними зубами, торчавшими из-под верхней губы.
Променять Стаю в момент нашего триумфа на Это, бледнокожий омега сплюнул на землю в сторону Лето, но чувство собственного достоинства альфы молчало, как и всё его существо.
Ты просто дурак, покачал головой кудрявый с обкусанным хвостиком на затылке. Прикончим его наконец.
Остальные согласно зарычали, рождая в горле низкое хлюпанье напополам с воем. Они напоминали зверей, так мало в этот момент у них было человеческого.
Помимо воли Лето вдруг подумал, что и Хюрему была присущи животная грация и замашки хищника, но никогда он не выглядел зверем, хоть и оказался шакалом. Лето хотел посмотреть на Хюрема, словно почувствовал, что другой возможности уже не будет, но ему не позволили. Трое, не сговариваясь, налетели на него ураганом, и ничем кроме вихря нельзя было описать ту быстроту, с которой они закружили вокруг. Удары, коварные и непредсказуемые, полетели с трёх сторон. Если бы не мастерство, отточенное на Хюреме, Лето поплатился бы за нерасторопность тут же. Ему удавалось отбивать атаки, но не много понадобилось времени, чтобы почувствовать, как растёт натиск.
Хюрем бился с остальными. У него не было преимущества физической силы Лето, зато хватало опытаон прекрасно знал своих противников. Обратной стороной медали было то, что и они отлично знали, как сражается Хюрем. Омега не подпускал к себе нападавших и не пропускал удары, однако и вывести из боя хотя бы одного из трёх не выходило. Вся сила и скорость уходили на то, чтобы держать неприступную оборону. Нужно было срочно что-то придуматьразобраться со своей тройкой и помочь Лето.