О-Галли, Флорида. Я покопаюсь там.
Я записал ей два номера телефона, один Эрни Бентли, а другой Ньюаркского контрольного центра с условным кодом, который означал, что она может пользоваться нашей линией связи и ей может предоставляться ограниченная информация. Я дал ей время запомнить номера, а затем сжег бумажку.
Дейв Элрой будет здесь, и если станет туго, ты должна скрыться и предоставить ему вести дело дальше. Удостоверься, что не суешь голову в петлю. То, что ты женщина, не спасет тебя. Поняла?
Да.
Я передал ей пачку банкнот и сказал:
Этого должно тебе хватить на расходы, пока я не вернусь. Если понадобится платить за информацию, свяжись с Ньюарком, и они все организуют. И, пожалуйста, плати без колебаний, если будут продавать. Деньги в нашем деле самая дешевая вещь.
Тайгер
Да?
Что-то изменилось в ее лице. Появилась серьезность, какой я не видел прежде. Ее глаза были похожи на глаза тех, кого я помнил сидящими в бомбоубежище и смотрящими в потолок так, будто сквозь него они могли видеть в ночном небе виражи приносящих смерть бомбардировщиков.
Ты действительно думаешь, что должен играть именно такую роль в деле? Не лучше ли оставить это для тех, кто соответственно экипирован, чтобы заниматься делом такого рода?
Я заскрипел зубами.
Как это, детка?
Наше правительство. Они
Они представляются великими людьми, почти зашипел я. Но предают простых людей из-за явной глупости или алчности, потому что схватили барыш, затаив дыхание. А публичное разоблачение следует только после какого-нибудь шантажа или вымогательства. Нет, милая, такие ребята, как я, должны быть здесь. Мы существуем с давних пор и не собираемся оставлять свои позиции. Если один уходит, его место занимает другой, но всегда есть кто-нибудь, кто делает настоящую политику, прикрывая масляные рожи маскирующихся привлекательными титулами правительственных чиновников. Люди-то видят их насквозь. Они не избраны, а назначены на ключевые посты, в результате чего мы в очередной раз имеем новое псевдоправительство, функционирующее на основе коллегиальной политической философии или теории какого-нибудь невразумительного политика «красного оттенка» с диктаторскими замашками, надеющегося когда- нибудь управлять миром. Ты хочешь, чтобы я назвал имена? Черт. Могу назвать тебе сразу не менее пятидесяти твоих и моих соотечественников. У тебя волосы встанут дыбом от того, что знаю я и что должны знать люди. Но в целях самосохранения сильные мира сего держат этих деток под крышкой, с небольшим нажимом, с обещаниями то того, то другого. Так обдумай все. Ты знала об этом и раньше. По крайней мере, мы чертовски одарены в своем роде и делаем такие вещи, которые никто делать не может. Мы не страдаем излишней утонченностью, не боимся потерять работу и нас не очень беспокоит, что думают по поводу нас другие.
Рондина выслушала меня все с тем же выражением лица.
«Возраст, подумал я, ей надо было бы побывать там во время войны. Она была слишком молода в то время, чтобы понять, что в действительности значат убийство и работа агента, а не испытав на себе, не сможешь этого по-настоящему узнать. Ты должен оценить значение смерти и встречаться с ней время от времени, пока не станешь бессердечным. Ты должен держать смерть в руках и умертвить противника, чтобы остаться живым самому С каждым разом становится легче, и ты начинаешь разбираться в путях этого сумасшедшего мира. Ты превращаешься в опасного противника и можешь действовать в экстремальных обстоятельствах независимо от того, чего это тебе стоит».
Ничего этого я не сказал вслух, но Рондина почувствовала и поняла все без слов. Ее глаза, казалось, что-то искали в моих, и найденное удовлетворило ее. Постепенно ее лицо расслабилось и вновь стало классически красивым. Я снова ощутил теплую волну, поднявшуюся в моем желудке.
Извини, сказала она просто.
Забудь об этом. Я усмехнулся. Это для тебя новая игра, а я старый солдат.
Она улыбнулась, блеснув белоснежными зубами.
Ты забываешь, Тайгер. У меня тоже есть опыт. Дважды до этого
Да, я помнил слепящий взрыв выражение ее лица В последний раз рядом со мной она участвовала в смертельной игре.
Забудь и это.
Я должна?
Я внимательно посмотрел в ее лицо, прищурил глаза и сказал:
Нет может, и лучше, что ты помнишь, в конце концов. Это поможет тебе быть собранной.
Мейсон ожидал меня в аэропорту Ньюарка в самолете Ф-51, заправленном и с работающими двигателями. Пока он выруливал на взлетную полосу, я поудобней устроился на заднем сиденье, а чемодан поставил на место, предназначавшееся для пулемета 50-го калибра. Десятью минутами позже мы поднялись в небо и взяли курс на юг на высоте восемь тысяч метров над равниной Нью-Джерси. Мы сели для заправки в Южной Каролине, и через двадцать минут снова были в небе. Через час десять минут наш самолет приземлился немного южнее О-Галли и был отведен в транзитный ангар.
Меня ожидал заранее заказанный мной автомобиль. Я сел в него, сказав Мейсону, чтобы он был наготове в любое время. Он ухмыльнулся, кивнул головой и отправился на поиски холодного пива. Я не спрашивал дорогу в мотель, где для меня был заказан номер, доехал до города, нашел его недалеко от пляжа и зарегистрировался как Т. Марвин из Нью-Йорка. Кроме Ньюаркского контрольного центра и Эрни Бентли никто не знал, где я остановился, и мне хотелось, чтобы так было как можно дольше.
В восемь пятнадцать я принял душ и переоделся, немного перекусил в ресторане и направился в автомобиле на Медоу Лайн. Под номером 37 значился дом из красного кирпича, похожий на ранчо. Он находился в отдалении от дороги, окруженный кустами с огромными красными цветами, источавшими сладкий аромат; над ними вились голубые бабочки. Я въехал в ворота, припарковался за новым «шевроле» и выключил мотор.
Стучаться не пришлось. Дверь открылась, как только я ступил на каменное крыльцо, и полный, небольшого роста человек с широкой доброжелательной улыбкой приветствовал меня.
Хелло, хелло! Я Винсент Смолл. Чем могу быть полезен?
Мы пожали друг другу руки, его рука почти пропала в моей ладони.
Моя фамилия Менн, мистер Смолл. Я ищу своего друга, и если бы я мог побеспокоить вас несколько минут, наверное, вы помогли бы мне.
Конечно, конечно. Проходите. Рад помочь вам.
Он впустил меня в дом, закрыл дверь и провел в гостиную. Вдоль двух стен стояли полки, плотно заполненные книгами.
Приготовить что-нибудь выпить?
С удовольствием. Что-нибудь на ваш вкус.
Я предпочитаю пиво.
Вполне подойдет и мне.
Он открыл две банки пива, одну подал мне и уселся на расшатанный стул напротив меня.
Итак, сказал он, в чем заключается ваша проблема?
Вы знали Луи Агронски, не так ли?
Лу? Конечно. Он тот, кого вы ищете?
Я сделал большой глоток пива и поставил банку на пол сзади себя.
Угу.
Он озадаченно улыбнулся.
Это очень интересно.
Что?
Бедный Л у всем-то он теперь понадобился, а когда жил здесь, то был самым одиноким парнем. Никогда не видел более одинокого человека. Даже после несчастного случая, когда он не мог больше работать, никто, кроме меня и Клода Бостера, не навещал его.
Он трудно сходился с людьми, мистер Смолл. Его работа требовала секретности, и это сказалось на его образе жизни.
Смолл кивнул, соглашаясь.
Вы правы. Никогда не мог навести его на разговор о работе. Правда, особенно и не старался, добавил он. Вы, конечно, понимаете. С Клодом он всегда говорил о своем хоббитех миниатюрных электронных игрушках, в которые он играл. Когда же мы были с ним вместе, то всегда говорили о философии.
Философияэто ваше хобби? спросил я.
Слава богу, нет, засмеялся он. Это моя профессия. Учился этому в Брумвелевском университете. Лу и яего выпускники. Я был на два курса старше его, но мы стали хорошими приятелями, когда жили в одной комнате. Лу никогда не изучал философию все время занимался математикой и другими точными науками, но после нервного расстройства стал интересоваться философией и изучил ее так же глубоко, как и я. Похоже, это помогало ему расслабляться.
Я не думаю, что этот срыв был настолько серьезен.
Смолл пожал плечами и отхлебнул пива из банки.
.Да это и не было настоящим нервным расстройством. Перетрудился, я думаю. Лу действительно работал усерднее всех. Он был способен целиком уходить в занятия, но сиденье за книгами допоздна в конце концов сломало его. Недосыпание, долгие часы занятий, почасовая работа слишком много для одного человека.
А что, он действительно изменился после этого?
Он научился не брать на себя слишком много, сказал Смолл. Он сменил режим работы, стал больше отдыхать. Смолл сдвинул брови в задумчивости, затем добавил:Он стал подвержен самоанализу, я бы сказал. Социально активен его стали интересовать мировые проблемы ну и тому подобные вещи. Мы часами обсуждали эти вопросы с философской точки зрения.
Какова же была его?
Я надеялся, что вы сможете сказать мне это. Лу ни разу не мог прийти к какому-то заключению. Он мог бесконечно размышлять над предметом, но никогда не находил ответа.
Чем всегда и занималась философия.
Он взглянул на меня, удивленный моим тоном.
О, мистер Менн, я вижу, вы реалист.
Всегда им был.
А философия?..
Она далека от реальности, ответил я.
Его глаза загорелись, светясь радостью от возможности переспорить меня.
Например?
Куда вы деваетесь после смерти? спросил я. Прежде чем он ответил, я ухмыльнулся и добавил:И докажите.
Затем, как все, кто стремится из простого сделать сложное, он переадресовал мой вопрос мне, потому что сам не знал, что сказать.
Может, вы предложите свою версию?
Конечно, сказал я и допил пиво. На шесть футов вниз.
О, мистер Менн, это так
Слишком практично?
Но
Вы когда-нибудь бывали на похоронах?
Да, но тогда
И куда же кладут тело?
С реалистами невозможно говорить, улыбнулся он.
Вам когда-нибудь приходилось убивать людей, Смолл?
Конечно нет.
А я убивал. Нескольких. Это факт, а не философская чепуха. Это реально и заставляет вас задуматься о том, о чем тривиальные Платон и Аристотель никогда и не думали.
Смолл посмотрел на меня с любопытством и поставил на стол пустую банку из-под пива.
Мистер Менн вы не тот человек, чтобы общаться с Лу. Могу я поинтересоваться, как вам удалось с ним познакомиться?
Я с ним еще незнаком, сказал я. Хотя надеюсь встретиться с ним раньше, чем другие.
Это звучит как-то мистически.
Не совсем так. Я не могу вам всего объяснить, поскольку это связано с его работой, но это чертовски серьезно, и я хочу найти его.
Да, неожиданно убежденно сказал он. Я могу в это поверить.
Вы упомянули, что еще кто-то интересовался Луи Агронски.
Несколько человек.
Они представлялись как полицейские или служащие правительственного ведомства?
Яс ними дела не имел.
Каким образом?
Клод Востер говорил об этом. Его спрашивали дважды люди, которые представлялись как друзья Лу, а когда он столкнулся с одним из коллег Лу по проекту, тот тоже сказал, что у него интересовались относительно Лу. Тем не менее, никто не может его найти. Такое впечатление, что он исчез с лица Земли.
Совсем никаких связей?
Совершенно никаких. Могу я задать вам один вопрос?
Пожалуйста.
Какова ваша личная заинтересованность?
Деньги, мистер Смолл, солгал я. Тот, у кого я работаю, очень хочет купить одно из изобретений Агронски, и если я смогу найти его до того, как разыщут конкуренты, я победил.
Так вы
Считайте, что я веду расследование.
И вы убивали людей, заявил он.
Только когда это было необходимо.
Думаете ли вы, что такая необходимость возникнет и в этом случае?
Не исключено. Мы на войне, мистер Смолл. Сейчас идет холодная война, но все же война.
Он торжественно кивнул мне.
Я понимаю, конкуренция возможна не только в коммерции.
Я не имел права ответить ему.
Наконец он произнес:
Вы не могли бы сказать, кто вы такой, сэр?
Любопытно?
Все философы любопытны.
Тогда позвоните в нью-йоркское отделение Службы безопасности и спросите Чарльза Корбинета. Он буг дет рад представить вам меня.
Возможно, я и позвоню, сказал он. Вы меня странным образом заинтересовали. Все представляется мне необычным. Это побуждает к любопытным размышлениям
Не надо философствовать по этому поводу, Смолл.
Если вы способны предположить, где может быть Агрон- ски, подумайте, и когда что-то придумаете, я буду поблизости, не возражаете?
Вовсе нет. Исчезновение Лу меня чрезвычайно обеспокоило. Я к нему привязан.
Я поднялся, взял шляпу и подал руку Винсенту Смоллу.
Спасибо за беседу.
Не стоит.
Не знаете, где я могу найти сейчас Клода Бостера?
Вне всякого сомнения, вы найдете его в мастерской позади дома, занятого изготовлением микросхем, которые он пытается сделать величиной с горошину. Он уже приобрел головную боль от постоянного смотрения в микроскоп.
Смолл был прав. Через двадцать минут после ухода от него я уже смотрел на Клода Бостера через окно его небольшой мастерской. Он стоял, склонившись над маленьким токарным станком, и что-то мастерил, глядя через увеличительное стекло. Затем остановился и почесал за ухом с гримасой недовольства.
Когда я постучал, он выключил станок, подошел к двери, открыл ее и, всматриваясь в меня, сказал:
Да, в чем дело?
Клод Бостер?
Он кивнул.
Совершенно верно.
Менн. Я к вам прямо от Винсента Смолла, он предложил мне поговорить с вами по интересующему меня вопросу.
Имя Смолла подействовало на него успокаивающе.
Да, пожалуйста, входите.
Я вошел и окинул взглядом помещение, оценивая размах его работ и стараясь запомнить. Хотя все было достаточно компактным, но оборудованиехорошим.
В одном углу стоял стол и два металлических стула. Бостер выдвинул один из них и предложил мне сесть, а. сам сел на другой.
Так что, мистер Менн?
Луи Агронски. Я ищу его.
Казалось, тень прошла по его лицу, а глаза приняли отсутствующее выражение.
Да, действительно только и сказал он.
Я понимаю, что вас спрашивали об этом и до меня.
Да, это так. Я понимаю, Луи Агронски был занят в работе над проектом, что ставило его в особую категорию.
Речь идет не о безопасности, а о коммерческих аспектах одного его изобретения, в котором я заинтересован. Я имею полномочия найти его, если это возможно.
Кем вы уполномочены, сэр?
Иногда бываешь вынужден все время идти по выбранному пути, и я поступил так же, как с Винсентом Смоллом. Я попросил его связаться со Службой безопасности в Нью-Йорке и спросить Чарльза Корбинета. Он изучающе посмотрел на меня, затем, не задавая лишних вопросов, позвонил по телефону и назвал оператору необходимые данные. Ответный звонок раздался через 30 секунд, и Клод Востер начал разговор с Чарли Корбинетом, находившимся на другом конце провода. Востер дал ему описание моей внешности и имя, а затем передал трубку мне. Я разговаривал не более десяти секунд, ровно столько, сколько понадобилось Чарли убедиться, что это именно я, и вернул трубку Бостеру. Сказанное Корбинетом удовлетворило Бостера, и он положил трубку.
Мастер плаща и кинжала, а?
Я пожал плечами, наблюдая, как он успокаивается, и сказал:
Можем мы теперь поговорить об Агронски?
Он беспомощно развел руками.
Что я могу сказать? Луи просто исчез.
Люди, подобные ему, просто не исчезают.
Но он это сделал, настаивал Востер.
Вы хорошо его знали?
Мы были неплохими друзьями, мистер Менн. У нас общие интересы, скорее технические, чем социальные. Я уверен, что вы знаете о его хобби.
Немного. Вы, кажется, оба увлечены этим. Я указал головой на другую часть комнаты.
У меня это не хобби. С этого началось, но теперь идет серьезная работа. Миниатюризацияжизненно важный аспект многих инженерных разработок в наши дни и дает мне прекрасный заработок. Я только жалею, что Луи нет сейчас со мной. Мне не хотелось бы об этом говорить, но он намного значимее меня в этом деле.
Вы знакомы с его разработками?
Востер покачал головой.