Фирэ присел перед ним на корточки. Он был усталым и чумазым.
Ты не доверяешь своему сердцу, о чем нам с тобой спорить? Ты все равно не поймешь. Идем домой?
Все тот же гвардеец подпрыгнул снова:
Что, высадку показывают?
Ты спи, мы разбудим, когда прилетит, пообещал Дрэян, и они с Фирэ тихонько убрались с поляны.
* * *
После разговора с Паскомом, уже совсем засветло Сетен отправился домой, гадая, для чего кулаптру понадобился этот высоченный житель Осата. Оганга казался одновременно и дикарем, и мудрецом. Возможно, в своем племени он занимал высокое положение, если уж Паском обратил на него внимание. Они говорили прямо при Огангегость с Осата совсем плохо понимал язык ори.
Сильно хотелось спать, усталость, накопившаяся во время долгого перелета, да еще и празднование Теснауто утомили Сетена до изнеможения. Однако при входе в зимний сад он увидел картину, отогнавшую сон бесповоротно.
Возле старого колодца, заглядывая вниз, на карачках стояли новые хозяева дома, их пес и Ормона. Живописности сюжету добавляло то, что их можно было узнать только по местам пониже спины: остальное было погружено в колодец. Над композицией из четырех задов победно реял пушистый волчий хвост. Все были так увлечены созерцанием дна ямы, что возвращения Сетена никто не заметил. Он встал у дерева, к которому крепилась одна сторона гамака, и продолжил наблюдение. Наконец Нат отвлекся и, почуяв друга хозяина, выпрыгнул ему навстречу.
Вода ушла, выкарабкиваясь из ямы, вставая и отряхивая руки, сообщил Ал.
Куда? Тессетен стоически вытерпел бурное приветствие хорошо выспавшегося волка.
А кто ее знает! вставила Ормона. Колодец пустой!
Последней распрямилась Танрэй с фонариком в зубах. Тессетен не выдержал последнего испытания и фыркнул от приступа хохота. Юная жена Ала приняла его смех на свой счет и, кажется, не только смутилась, но и слегка обиделась. Она вообще очень настороженно отнеслась к гостям. Всё верноэто от разочарования. Она рассчитывала увидеть другого человека на месте приятеля мужатакого, каким придумала его богатая фантазия трепетной ученицы Новой Волны, под стать красавцу-Алу.
Позавчера снова было землетрясение, а сегодня я обнаружил, что там сухо. Наверняка это связано.
Танрэй с уважением взглянула на супруга, ничего не понимая в его научных изысканиях, но безоговорочно уверенная в авторитете Ала. Сетен на всякий случай припрятал снова проступившую улыбочку: ему не хотелось смущать эту девочку. И тут она опомнилась, всплеснула руками:
Завтракать пора, мы все вас ждали! Идемте на ассендо, там всё готово!
Она повернулась идти, но Тессетен ловко поймал ее за рукав:
Танрэй!
Она опустила ресницы, не в силах выдерживать ироничности его тяжелого взгляда.
А «вас»это кого?
Девочка округлила глаза, нерешительно указала пальцем в его сторону, а потом оглянулась за поддержкой к смеющемуся мужу и совсем смутилась, наткнувшись на улыбочку Ормоны.
«Тебя», подсказал Сетен. Хорошо? Договорились?
Танрэй кивнула, вздохнув с облегчением, когда он ее оставил в покое.
По дороге к дому Тессетен мимоходом тоже заглянул в пересохший колодец. Да Жаль Родители говорят, что на протяжении многих столетий здесь была самая вкусная и чистая вода в Эйсетти. Всё меняется, всё исчезаети, вроде, как-то по мелочам, но до того досадно!
Они поднялись на самый верхний этаж дома, где был выход на ассендонеширокую плоскую площадку, закрепленную на высшей точке сфероида. Когда-то давно они с Ормоной любили здесь болтать, встречая зарю, провожая Саэто или наблюдая ночью за звездами. Тогда Сетен еще не устал убеждать себя, будто счастлив и радуется жизнии в те минуты всё было так, как ему казалось. Или так, как он хотел чтобы казалось.
Волк пошел с ними и улегся в тенек под круглым столом. Эйсетти был как на ладони, от озера до гор, стеной окруживших часть столицы и по сей день охранявших приполярные зоны от слишком сильных ветров. Только благодаря горам и множеству горячих гейзеров Оритан еще жил, и в положенный срок сюда являлись весна и лето.
Красиво, спокойно и серьезно произнесла Ормона, подходя к тонким перильцам по окружности ассендо.
Ее взгляд скользил по белоснежным постройкам города, но сквозила в нем прощальная тоска и затаенная боль скорой ностальгии. На миловидном личике Танрэй отобразилось сочувствие. Нашла кому сочувствовать, юная глупышка, подумал Сетен.
Он отвернулся, сел за стол и принялся заглядывать под крышки, спасавшие еду от птиц и насекомых:
Так что это у наспоздний ужин или ранний завтрак?
Несвоевременный обед, сказал Ал, деловито беря приборы.
Ормона услышала и рассмеялась не бог весть какой остроте. Но это ведь сказал сам Ал! Сетен снова сдержал ухмылку.
Ну и как твои аграрные увлечения? Не надоело? продолжала она, садясь рядом с мужем, в точности напротив Ала.
Тот повертел рукоймол, так-сяк.
И что тебя в ботанику понесло подивился Тессетен.
Я же не стал спрашивать, что тебя понесло в экономисты!
Ну ты сравнил! То ли делов наше время безделушки ваять или заниматься тем, что необходимо всем. А чем астрофизика тебе не угодила?
Когда это я говорил, что она мне не угодила? Одно другому не мешает. Сам же знаешь древнюю мудрость: все, что на земле, это отражение небес.
Танрэй молча слушала их спор, но беспокойная Ормона так и не позволила ей отсидеться в сторонке.
А что же наша Танрэй? спросила она, переводя смеющийся взгляд на жену Ала. Чем на Рэйсатру будут полезны студентки школы Новой Волны? Ты изучаешь естественные науки? Кулаптрия?
Та покачала головой:
Нет, я специализируюсь на языках, литературе, истории. Конечно, это не слишком-то практичные
Это совсем не практичные дисциплины! перебила ее Ормона. Тебе бы, голубушка, пока не поздно, перейти на более полезный курс
Но
Что «но»? Кому будут нужны твои языки и книжки о розовых бабочках, когда рухнет вся система ценностей? Если все займутся бабочками, как будет выживать цивилизация?
Но у меня нет ни малейшей склонности к математическим наукам, чтобы обучаться в «Орисфереро»!
Ясно, языковедениепоследнее пристанище для тех, у кого отсутствуют малейшие способности и таланты. На экономике именно так о вас и говорят, а теперь я убедилась в справедливости этого наблюдения, Ормона удовлетворенно откинулась на спинку стула.
Тессетен не мог понять, что происходит у него на душе. Ему хотелось одернуть жену, но в то же время она была так убедительна и так тонко язвительна, что вроде бы и не за что пресекать эту «милую пикировку». Мало ли какая ерунда происходит между женщинами, их подводных течений не поймешьобычно лучше оставить это им. Но тут какая-то мысль все время мелькала на задворках сознания, и связана она была с дикарем кхаркхи, Ишваром.
Я думаю медленно заговорил он, не сводя глаз с лица Танрэй и совсем не замечая этого в лихорадочном отлове ускользающей идеи, что Танрэй могла бы нам помочь.
Жена Ала изумленно захлопала ресницами, смаргивая выступившие слезы. Ормона вскинула бровь.
Наши соседи, кхаркхи, совершенно неспособны выговаривать звуки языка ори. А мне лично не хочется драть глотку, изучая их примитивную лингву, это дикость.
Ты и не пытался, подсказала Ормона.
Да. Не пытался. Неохота. И вот как бы сделать так, чтобы и нашим, и вашим?
Танрэй после бессонной ночи начала впадать в какое-то заторможенное состояние и совсем перестала понимать, чего от нее хотят.
Что? удивленно спросила она, заметив, что от нее ждут какого-то ответа.
Я говорю, что если придумать синтетический язык на основе ори, но упростить его так, чтобы он стал доступен и дикарям, с которыми нам хочешь не хочешь, а придется сосуществовать?
Я Не знаю, я подумаю
Ладно, пока забудем, согласился Сетен, махнув рукой. Сегодня нет резона говорить о делах. Всем надо выспаться. Что, собственно, мы и намереваемся сделатьправда, родная?
Ормона ослепительно улыбнулась:
Безусловно, дорогой!
Ал и Танрэй остались наверху, а гости спустились в зимний сад и расположились в гамакемол, привыкли спать на свежем воздухе.
Что скажешь о Танрэй? укладываясь поудобнее и пристраивая голову на плече мужа, спросила Ормона.
Подобных вопросов о других женщинах она не задавала никогда, и Сетен даже слегка удивился.
Девушка как девушка. Жена моего друга. Как она может быть мне?
Хах! Она попутчица твоего друга, Ормона нарочно подчеркнула слово «попутчица», а это накладывает на нее определенные обязательства. Но, по-моему, она не слишком-то старается
А по-моему, это не твое и не мое дело.
Будь проще. Если нам придется жить с ними бок о бок на Рэйсатру, все должно быть так, что не придерешься.
Вот и не лезь в их жизнь.
Я расскажу тебе об этой девочке. Она закрывалась от меня все время, пока мы были с нею вместе, но ее видно, как на ладони. В их семье всем заправляют женщины. И так было всегда. Но не потому что женщины такие сильные, а из-за того, что мужчины там еще слабее. Женщины их капризны и прихотливы. Чуть чтохватаются за виски и жалуются на нездоровье, и тогда мужья начинают прыгать вокруг, пытаясь им угодить
Ормона так вошла в роль, что сама не заметила, как подскочила и стала показывать все в лицах под хохот мужа, оставшегося на месте, в гамаке.
А когда в их семье рождается девочка, они носятся и с ней, пока она малышка. Уси-пуси, Танрэй, какой у тебя великий «куарт»! Какая ты вся избранная! В итоге Танрэй настолько проникается идеей о своей предназначенности в попутчицы величайшему из великихАлу, что перестает чего-то добиваться сама. И когда из милого цыпленочка выросла такая же милая квочка, выясняется, что она ничего не умеет
Подожди, ты это серьезно?
Что?
Ты серьезно считаешь ее профессию никчемной?
Ормона отвернулась, закатила глаза к небу, изучая кроны тропических деревьев, и раздраженно присела возле него в гамак:
Нет. Не считаю. Но в ее исполнении эта профессия никчемна.
Тут и Тессетен привстал с подушки, облокотившись на руку:
А давай заключим с тобой пари, что эта девочка сделает многое при помощи только собственных знаний и сердца?
Жена снисходительно покосилась на него, чуть поколебалась и наконец кивнула.
Глава седьмая,в которой Фирэ находит свою попутчицу Саэти и утверждается в мысли о том, что он в самом деле тот самый Коорэ, ученик Ала и Танрэй
Дрэян понуро стоял перед отцом и выслушивал его разгромную речь, что длилась уже минут десять. Он давно все уяснил, но повернуться и уйти было нельзя. Если отца потянуло на чтение нотаций, нужно готовиться к длительному монологу, прервать который вправе только мать. Но, увы, как раз сейчас мамы не было, а брат работал в соседней комнате, дожидаясь Дрэяна: оба они приехали из своих интернатов, чтобы переговорить об отъезде на Рэйсатру, и оба уже отчаянно хотели обратно в интернаты. Фирэ все время сбивался и никак не мог решить длинное математическое уравнение: резкий голос отца не позволял ему сосредоточиться и сообразить.
Ты можешь ехать, подытожил господин Кронодан, хлопнув ладонью по столу. С твоей стороны это будет выглядеть как дезертирство, учитывая полувоенное положение Оритана, но твой дед прав: лучше бегство на Рэйсатру, чем этот ваш габ-шостерский патриотизм! А Фирэ останется здесь.
В соседней комнате что-то стукнуло. Наверное, брат выронил книгу, решил Дрэян. Фирэ признавался, что чрезвычайно хочет уехать отсюдачто-то тянуло его к людям на Рэйсатру. Сейчас подростка постигло жестокое разочарование.
Отец, но дело не только в габ-шостерах, подняв голову, заговорил молодой человек. Это сознательный выбор. Мы с Фирэ в самом деле хотим уехать в Кула-Ори. Господин Тессетен приедет сюда этой весной и хочет видеть окончательный список пассажиров
Об этом не стоит и говорить, поморщился мужчина, чопорно поправляя воротник наглухо застегнутого камзола. Фирэ остается: ему необходимо учиться. Я давно уже считаю, что сын у меня один.
Отец! в отчаянии воскликнул Фирэ в другой комнате. Ну что вы говорите?!
Дрэян молча развернулся и вышел вон. В глазах его стояли слезы обиды. Он ожидал услышать от отца что угодно, только не это.
Фирэ выскочил в кабинет, закрыл дверь и горячо заговорил о старшем брате, но Дрэяну это было уже не интересно, и он направился в зимний сад. Снаружи стоял трескучий мороз, а здесь было всего лишь чуть прохладнее, чем в доме, все зеленело и цвело, а птицы, бабочки и стрекозы летали поближе к осветителям, принимая их за подарки солнца. Кто-то говорил, что если некоторое время стоять на свету, имитирующем солнечные лучи, настроение улучшается. Но Дрэяну не помогло и это.
Пусть бы для начала пришли к согласию в Объединенном Ведомстве, а потом пеняли на исполнителей! Неужели гвардейцу след решать, выполнять ли ему приказ начальства?! Ведь нелепица! Его назначили командовать отрядом курсантов, порекомендовали установить надзор над домами северян Эйсетти. Дрэян не испытывал к ним ни симпатии, ни вражды. Настоящие аринорцыте да, раздражали своими амбициями. А здесьлюди как люди. Видал он таких южан, что лучше бы не видеть. Да вот хотя бы взять Саткрона и его семейку. Там и мать, и отец откровенные габ-шостеры, так и рвутся в Ведомство.
Вот потому Дрэян и хочет обрубить концы, освободиться от жестокой повинности и полностью изменить свою жизнь. Пока он на Оритане, ему никуда не скрыться от вышестоящих властителей его судьбы и судеб тысяч людей. А на Рэйсатру действуют совсем иные правила. Там за главногосветловолосый ори Тессетен, мужчина невероятной воли и бесстрашия, недаром его мороком служит образ громадного золотистого тура. Вскоре к нему присоединится знаменитый ори Ал и дажевозможно (как говорил дед) сам кулаптр Паском. Там не будет всех этих эстетствующих болванов, занятых вопросами наций и войны. Там все силы направлены на жизнь, а не на приближение смерти, запрятанной в глубокие шахты под землей. Там все по-честному. Во всяком случае, на это надеялся Дрэян.
Фирэ выбежал через несколько минут с горящим взором и раскрасневшимися щеками.
Я остаюсь, буркнул он подростково ломающимся голосом.
Но ведь мы можем уехать, братик! почти умоляюще сказал Дрэян.
Тот шмыгнул и, пряча глаза, коротко мазнул рукой под носом:
Слово отцазакон. Я не пойду ему наперекор. Нельзя так делать.
Ты губишь себя, Фирэ.
Ничего, тот зло улыбнулся, как-нибудь выдюжу.
Кому и что ты докажешь? Ты пойми, он просто самодур, от него страдает даже мама. Послушай дядю и деда!
Я не нарушу его запрет. Ты разве не понимаешь, что если он не отпустит меня, то нам не будет пути?
Это суеверия, братик!
Только не с нашим отцом. Или ты забыл?
Дрэян ничего не забыл. Он даже слишком хорошо помнил, как едва не погибла мама и как сломалась машина, в которой перед Прощанием с Саэто Дрэян хотел сбежать на полуостров Рэйодэн к родственникам, лишь бы быть подальше от этого деспота.
Не так давно дед сказал им двоим, что родителями Фирэ по закону воплощения древних «куарт» должны были стать северянин Сетен и его жена. Но все случилось неправильно. Дрэян и сам иногда задумывался о том, как было бы хорошо, родись он у других, хотя насчет него дедушка ничего не говорил.
Фирэ был ужасно расстроен и готов по-мальчишески разреветься, хотя крепился, напоминая себе, что уже слишком великовозрастен для слез и жалоб. Дрэяну стало жаль братишку, и идея родилась сама собой.
Поехали отвлечемся! сказал он, хлопнув Фирэ по плечу. А потомпо интернатам.
Тот снова шмыгнул носом, застегнулся, надел шапку, капюшони оба они вывалились в заснеженное ледяное пространство. Пар окутал их, как двух медведей, ресницы сразу слиплись от инея, из глаз и носа потекло ручьем. Братья прикрыли лица меховыми варежками и помчались к саням. Мотор завелся не сразу, но вскоре они неслись по Эйсетти в сторону лётного поля, и неприятная беседа с отцом, забываясь, осталась где-то за спиной.
Какое-то время рядом с ними бежал крупный серебристый волк, и Дрэян узнал его: это был пес Ала. Разбивая широкой грудью сугробы, Нат летел почти вровень с санями и отстал только на выезде из города.
Аэродром казался вымершим, только вдалеке медленно разворачивалась небольшая спортивная орэмашина.