Подснежники и крокусы.
Всего лишь сон.
Он ощутил невесомое прикосновение любопытных пальчиковлоб, брови, губы. Прижался щекой к прохладной ладони. Думалрастает, но ладонь качнулась как зыбкая зыбка, небесная колыбель.
Ну и что, шепнул он.
Хаген спит.
Ну и что, согласился он.
Ветер подул прямо в лицо, шаловливый весенний ветер.
Хаген замерзает.
Ну и что, усомнился он.
Кусочек льда скользнул за шиворот, покатился вниз, как на санках, оставляя мокрый след.
Хаген умирает.
Вот уж неправда. Вот и нет!
Он распахнул глаза и отшатнулся. Перед ним стояла Тоте.
В кремовом пальто с меховой опушкой, но без шляпкиблестящие белые нити вплетались в мех и исчезали в нём. Наверное, их можно было обнаружить, разгладив и пропустив в пальцах прядь за прядкой, но он смотрел на запрокинутое лицо с яркой острой улыбкой и не мог пошевелиться, потому что заржавел, а ещё перемкнуло проводку.
Коллега, нежно сказала Тоте. Вы изменились. В лучшую сторону. Такие красивые шрамы.
Чтвздлте? Я нне бжм ох!
Не удалось. Вторая попытка.
Упал, сказал он хрипло.
А потом понял, что забыл включить звук и попытался вновь:
Упал с крыльца. Оцарапался о принцип. А что вы здесь делаете, фрау Тоте?
То же, что и вы: пытаюсь успеть за бегом сломанных часовых стрелок нашего шефа. Она легонько постучала по его груди. Погрозила пальцем. Мы вскоре увидимся, герр Хаген. Будьте осторожны со своим принципом, носите только в чехольчике и не вынимайте без необходимости.
До чего же здесь любят слово «необходимость», сказал Хаген.
Могу снабдить вас релаксантами. Вы слишком напряжённый.
Нет уж. Благодарю.
Не благодарите. Вы же ничего не взяли.
Я благодарю за прошлый раз. До сих пор ломаю голову, где же я перешёл вам дорогу? Я про добавочные компоненты в вашем «Реадапте».
Не сердитесь. Она нахмурилась, огорчилась, улыбнулась, блеснула зубками. Я же пошутила. И там не было добавок. Всего лишь превышенная дозировка некоторых составляющих.
Шутить здесь тоже любят. Я заметил.
Зато, как вижу, вы научились не брать пищу из рук незнакомцев. Что скажете, если предложу вам конфетку?
Я не возьму, сказал Хаген. Его лихорадило.
Не возьмёте, но поблагодарите? В ожидании будущих встреч, потому что я могу предложить что-нибудь другое. Тоже откажетесь? Или сначала развернёте обёртку? Этого требует элементарная вежливость.
От меня все чего-то требуют. Вежливости придётся встать в очередь.
У, как вы рассердились! Тронь вас пальцемвзорвётесь. А ведь шеф может сказать вам что-нибудь неприятное, и что тогда случится?
Ровным счётом ничего, сказал Хаген. Я не обидчив. Буду перемножать числа. Займусь высшей математикой. Мне недавно подсказали такой способ.
Тоте рассмеялась.
Вы уже стали его солдатиком?
Нет.
А станете?
Вряд ли.
А солдатиком Франца?
Ни в коем случае!
А моим?
Он промолчал. Подснежники и крокусы. До чего же холодная веснатак и пробирает до костей. Попрошу у Кальта каменное сердце, подумал он. Обещал, ведь никто не тянул за язык. У него естьмного».
Вот и ваш доктор, сказала Тоте. Идите к нему. Он не любит ждать.
В комическом испуге она спряталась за спину Хагена.
Кальт поманил его, позвал:
Йорген! Сюда. В машину. Мы едем в Траум.
К ноге, пробормотал Хаген. Сидеть. Стоять. Мочиться по свистку.
Убивать, подсказала Тоте. Пиф-паф. Трум-пум-пум. Идите к своему доктору, Хаген.
Не хочу, сказал он.
И всё-таки пошёл.
Глава 12. Райх: вид сверху
Над Траумом сгустились тучи.
Ветер обрывал клейкие заплатки со столбов, хлопал парусиновыми тентами, гремел жестяными подоконниками, подгонял прохожих, вспучивая пузырём прозрачные дождевики. А вот и зонтикижёлтые, лиловые, красные опасные треугольники. Хаген покосился на них с недоверием. Ему было тепло и удобно, он был пойман, связан, заперт и обездвижен, без наручников, без какой бы то ни было химиипростым отсутствием надежды.
Слегка давало о себе знать чувство голодапосасывало под ложечкой, но есть было нечего. Кальт исчез в белом здании «Кроненверк» полчаса назад и навсегда. Окна Отдела выходили на другую сторону, Хаген не мог никому помахать и никто не посылал ему воздушный поцелуй украдкой, спрятавшись в гармошку пыльных штор.
«Рокировка, сказал Кальт, обнаружив водительское кресло занятым. Ты уверен?» Франц кивнулабсолютно. Они произвели рокировку, и Хаген оказался сзади, среди кожаных подушек. Вуф-вуф! Не хватало только ошейника. От нечего делать приходилось разглядывать улицу, всю в слепых пятнах и водных потёкахсмазанную акварель, да сверлить глазами белокурый затылок Франца. Через пять минут сверления Франц вытащил из бардачка, аккуратно встряхнул и надел вязаную лыжную шапочку, а ещё через пятьнадвинул её плотнее и выразительно посмотрел назад. Он собирался сказать что-то едкое, но вдруг передумал, смирился и застыл в оцепенении, позволяя себя изучить.
Электронные часы на ратуше были в сговоре с Кальтом: прикрылись завесой дождя и лишь подмигивали украдкой. Но и без того было ясно, что ветер и вечер как-то связаны, и в окнах стали зажигаться маяки, тут же отсекаемые расшитыми крест-накрест полотнами.
Знаки. Они проявятся в полночь, как надпись на стенерунной вязью: эта, тета, треугольник, зигзаг, что-то с множеством палочек, щетинистое как сороконожка, загогулина Р, антенны и маленькая смертельная луна. В конце всегда бывает маленькая луна. Точка. Конец сообщения.
Солдатская колыбельная. Скажите спасибо человечку.
Скажите прощай. До свидания. До сви
Он всхлипнул, подавился слюной и проснулся.
Ничего не поменялось. По-прежнему дождь простукивал дырявые крыши и зонтики, по-прежнему в водосточных трубах журчала буроватая жижа, порциями выплёскиваясь на мостовую. Гипсовый охотник сидел смирно, боком и в профиль, напоминая красивую, потерянную и уже забытую вещь.
Что он с вами сделал? произнёс Хаген вполголоса.
Франц промолчал, но двинул уголком рта, очень узнаваемо. Побарабанил по рулю и ответил, как показалось Хагену, невпопад:
Жизньмозаика. То так, то эдак. Ничего. Я же выжил.
Было больно?
Хаген сам не знал, зачем это спросил. Уж точно не для того, чтобы позлорадствовать. Ресницы Франца затрепетали, приглушая яркие огоньки. На лице мелькнула тень стыда и ярости, слишком слабая и затухшая самопроизвольно.
Нет. Не больно.
Врёте, возразил Хаген.
Франц усмехнулся:
Как и вы.
Какое-то время они сидели, прислушиваясь к щелчкам радиатора. На бледных щеках Франца распускались розы.
Было больно, произнёс он наконец, смотря куда-то вдаль. Запредельно. Нестерпимо. Но я знаю, с кем танцую. А выне знаете.
Вы меня ненавидите, сказал Хаген.
Франц подумал, качнул головой.
Нет. Но я вас уничтожу.
Это будет сложно. Кальт решил, что вы должны меня защищать.
Я буду. Но иногда одно другому не мешает. Я подожду и постараюсь поймать момент.
Я мог бы уничтожить вас раньше, сказал Хаген. Кажется, сейчас у меня появилась такая возможность.
Франц обдумал и это, сосредоточенно и тщательно как всегда.
Скорее всего, вы правы. Но вы не воспользуетесь этой возможностью. Так что шансов у меняобъективно больше
Он опять замолчал. Потом спросил:
Хотите леденец?
Отравленный?
Нет. Мятный. Почти натуральный. Так сейчас говорят«почти натуральный». Вкусный.
Давайте.
Леденцы и впрямь оказались вкусными. К моменту возвращения Кальта они успели съесть по три и по очереди запить водой из пластиковой бутылки.
***
Кальт принёс на себе полтора литра дождя, запах сигарет, тлеющих проводов и озона. Всё чужое, ничего своего. Привыкший воспринимать людей носом Хаген призадумался бы, но терапист сбил его с толку, бесцеремонно оттеснив хрустящим боком и воздвигнувшись рядом. Его прорезиненный плащ был усеян крупными каплями, в каждой из которых отражался кусочек мира.
Забудьте про «Кроненверк». Я отобрал вас у Виллема, упрямая вы голова. Был готов купить, но удалось решить вопрос иначе. Возвращать вас в отделвсё равно, что позволять забивать гвозди микроскопом. Глупо и нерентабельно.
Он согласился меня отпустить?
Ну нет, он протестовал. Кажется, у него были виды на вас. Но я привёл свои доводы, более весомые, и ему пришлось признать мою правоту.
«Доводы, подумал Хаген. Где-то я такое уже слышал. Ах, да, у Морица. Мы все поём одни и те же песни и танцуем как заведённые. А вот и хореограф, режиссёр-постановщик. Байдену с ним не тягаться. Для таких танцев он не слишком подвижен».
Домой, сказал Кальт. Франц, вези нас домой!
Он откинулся на подушки, запрокинув голову. Через шею, наискось и до самой ключицы, змеилась едва заметная царапиназаживший старый шрам, исчерканный бледными стежками. «Кто-то хотел, отметил Хаген. Хотел да не смог. Сорвалось. Может, Франц? Или тот, кто до меня?»
Сидя рядом с терапистом, он ещё отчётливее осознал разницу в росте. Обычно Кальт слегка сутулился, и его рост скрадывался, маскировался окружающими предметами, перемещениями, событиями, веером вылетающими из рукавов. Но день подходил к концу, иллюзии развеивались. Уже можно было подводить итоги: сначала хозяинбезразмерный волшебник, затем Францпечальная вещь, а уже потомон, Хаген, бедный усталый путник с побитой мордой.
Селяви, как говорят в Дендермонде. Или где-то ещё.
Вы что-то хотели спросить, напомнил Кальт.
Что такое «Тайфун-С»?
Газ. Чертовски экономичный. Из остатков, из объедков, из обрезков-лоскутков. Всё, как любит Улле. И для войны, и для дома, и для сельского хозяйства.
Я не знал, что вы химик.
А я и не химик. Я руковожу химиками. Можно сказать, вдохновляю их на открытия. Своего рода научная муза.
И на ком вы проводили испытания?
На вредителях, сонно сказал терапист. Его голова запрокинулась ещё сильнее, он отключался, не обращая внимания на тряску. Видимо, его убаюкивал шум дождя. Полная и окончательная дезинфекция дезинсекция Пять минут и готово, можно прибираться, выносить, наводить порядок Я засекал время. Пять. Ну, максимум пять-сорок пять
Фактор неожиданности. И трезвая оценка своих возможностей. Прежде всегорасстегнуть ремень. Дальше произойдёт что-то, мыслимое только в теории. Гипотетическое. Умозрительное. Плохо быть только техником, а не машиной для убийства с отшлифованными до блеска рефлекторными дугами, как этот красавец-штурмовичок, тренированная сволочь. Плохо и неосмотрительно. И всё же, глаза боятся, а руки делают если приступать, то сейчастик-так, тихий час, детское время.
Дело мастера боится.
Хаген задумался, как незаметно отстегнуть застёжку ремня. Схема тела слегка перекосилась. Он чувствовал руки и ноги, чувствовал грудную клетку, составленную из булыжников, чувствовал все бреши в кладке, ранее казавшейся монолитной. Не хватало центра, который мог бы собрать все части воедино. И ведь всё это надо сделать быстро, пока не проснулся тот, другой
Он повернул голову и наткнулся на безмятежный, синий взгляд того, другого. Без малейших признаков сонливости.
Скучаете? сказал терапист. Так давайте поговорим.
Хаген не ответил. Как-то сразу понял, что можно не отвечать. День завершался, и пьеса стремительно двигалась к финалу. Нужно было позаботиться об оружии, пока он был в лаборатории. Попросить что-нибудь у Тоте. Она наверняка снабдила бы его какой-нибудь хитровыдуманной штуковиной, склонной взрываться прямо в руках владельца. Ну просто шутки ради.
Только представьте себе, какие бывают совпадения, небрежно выронил Кальт. Пока мы беседовали с вашим игромастером, в соседней комнате допрашивали стрелка. Допрашивали шумно, грязно, неумело Вы знаете, что на Мецгера было совершено второе покушение? Такое же бездарное, как первое, но, по крайней мере, одного из нападавших удалось взять живым. Что с вами? Колика? Не отключайтесь, Йорген, вы не дослушали.
Клики-клак, сказало сердце. Тики-так. Вот-вот. Так-так.
Вам интересно?
Да, отозвался Хаген. Очень. Невероятно.
Вот именно. Они невероятно оживились, эти странные люди. Представьте себе, устраивали сходки в публичных местах, прямо под носом службы Дитрихштайна, одну из них чуть ли не в Центре Адаптации. Любопытное совпадение, не так ли? Почему-то я всегда оказываюсь прав. И знаете, что самое интересное?
Не знаю.
Дышите, дышите, Йорген! Вы же ходили с проверкой в этот Центр. И ничего не заметили?
Ничего.
А вот этот бедный преступный идиот упомянул какого-то техника «Кроненверк». Может быть, он имел в виду вас? Хотя нет, ведь этот лжетехник сочувствовал идеям, что обсуждались эмпо-мусором и дегенератами. Или только притворялся, что сочувствовал. Или же стрелок, простой рабочий парень с линии «Пи-Эр», окончательно съехал с катушек и смешал два события. Вы только поглядите, сколько развилок сюжета. Виллем был настолько заинтригован, что взял дело под свой контроль. И я его понимаю. Но решительно не понимаю, почему у вас так бьётся сердце, Йорген. Напомните, чтобы вам сделали суточный кардиомониторинг.
Теперь они проезжали мимо невзрачной громадины Управления Безопасности. Франц снизил скорость, пропуская «чистые фургоны» с живым грузом Фабрики. Косой дождь хлестал по стёклам, шрапнелью лупил по крыше, отчего казалось, что прямо над головой, отделённый лишь тонкой прослойкой из железа, беснуется маленький человечек в подкованных сталью сапогах.
А почему же вы не спросите, что случилось с этим горе-стрелком? Ведь я знаю, видел своими глазами. Можно сказать, стоял рядом, когда он умер. Внезапная аритмия, фибрилляция желудочков. Разряднет эффектаразрядв молоко, в мимо, в бесконечность. Видите, как опасно не следить за сердцем! Ваш игромастер теперь на меня в обидеа почему бы? Конечно, Виллема тоже можно понять: ещё немного и паренёк раскололся бы как орешек, вывалив свою нехитрую тайну, а теперь сиди-гадай, кто этот техник, что он там делал
«Никто не вспомнит, что мы были, думал Хаген, машинально вздрагивая под каплями слов, долбивших прямо в темя. Никто, никто. Строка в реестре, статус исполнено. Точка и ничего после. Они уже взяли Марту? Может быть, и нет. А если да? Вопросы, допросы, подъёмы среди ночив час, в три, в пять Инъекции амитала с кофеином, весёлые таблетки А потом придёт Байден, зловещий шут, и Векслер со своими инквизиторскими нейрощупами Нет-нет, они не взяли Марту. Он знает только про меня. Только про меня, пожалуйста! Только»
В молчании есть своя прелесть, заметил Кальт. Последние пять часов вы вели себя в целом неплохо. Продемонстрировали своё послушание. Я доволен. А теперь покажите мне свою откровенность.
Я вас ненавижу, тихо сказал Хаген.
А, отозвался Кальт. Я знаю, знаю. Ничего, Йорген, привыкайте. Это рабочий момент. Он нам не помешает. Продолжайте, вы среди своих. Дорога длинная, а что может быть лучше компании внимательных и неравнодушных собеседников? Франц увлечён навигацией, но будьте уверены, он тоже неравнодушен. И мы внимательно вас слушаем.
Мне нечего сказать.
Да бросьте! Я помогу.
Мне не нужна ваша помощь!
Как же, помню: вам ничего от меня не нужно.
Его низкий, спокойный голос сам по себе звучал как издевка. Издёвкой было его присутствиеиз-за него и без того ограниченное пространство сжималось в кулачок, в мушиный скворечник, в точку абсолютного нуля. Хаген нажал кнопку, опускающую стекло. Никакого эффекта.
Хотите, буду задавать наводящие вопросы?
Не хочу.
Вы присутствовали на встрече друзей. Что думаете о Лидере?
О каком из? Их было, как минимум, трое.
Очень хорошо, одобрил Кальт. Снимайте грим, Юрген-Йорген, дайте коже отдохнуть. Лидер увидел ваше лицо и оно ему понравилось. А я и не сомневался. У вас отличное лицо, на нём простым двоичным кодом записаны интереснейшие вещи. Кое-что, правда, было накарябано поверх, другой ручкой, но я разбираюсь в хитросплетениях почерка. Нет-нет, не отворачивайтесь, дайте прочитать сноски, весь этот мелкий шрифт, примечания и дополнения. Так что вы думаете об адаптации?
Хаген отвернулся к окну. Пальцы правой руки конвульсивно сжимались, царапая чехол из псевдокожи, леваявцепилась в ремень. Жёлтые всполохи впереди на трассе означали объезд. Траум остался позади, но дождь продолжался.