Здесь он хранит свои игрушки. И сюда же притащил меня.
Танец будет медленным, сказал Кальт. Я забыл, вы из Индаста. Университетские молодчики любят всё усложнять. Роскошь для военного времени. Хорошо, пусть будет так: я делаю шаг, вы делаете шаг мне навстречу.
Это называется «танцевать»?
Это называется «хорошие манеры». Вежливость и готовность к сотрудничеству. Тут нет ничего опасного: супмежду прочим, по рецепту лидера, тушеные овощи, кнедли. Хлеб. У Берты золотые руки, так что, наверное, вкусно.
Заметив вопросительный взгляд, он пояснил:
Нейропатия. Дегустатором мне не быть.
Терапист принялся за еду, с видимой неохотой, по обязанности. Из вежливости Хаген тоже отщипнул кусок какой-то губчатой субстанции, покатал на языке и не смог проглотить. Простейшие действия требовали многотомных инструкций. На крайний случай, сгодился бы и двухстраничный мануал, снабжённый рисунками и стрелочками.
Университет, задумчиво произнёс Кальт, разламывая кусочек хлеба. Вы слышали, лидер собирается прикрыть вашу колыбель порока. Разумно. Там производят странных техников с адской машинкой в голове. Любопытно было бы проследить весь ваш выпуск, тем более, что он немногочислен. Я постараюсь выкроить время.
У вас разнообразные интересы, сухо сказал Хаген.
Намекаете на то, что лезу не в свои дела? Конечно, лезуу меня есть парочка междисциплинарных проектов. И любые отклонения от нормы меня живо интересуют. Вы, например.
Он препарировал картофельный шарик и, оставив на тарелке аккуратные срезыхоть сейчас под стекло, совершенно нелогично и внезапно завершил ужин, пододвинув к себе чашечку остывшего кофе. Хаген следил за его действиями с болезненной настойчивостью.
Расскажите о проектах.
А, откликнулся Кальт, значит, вам не всё равно? Хорошо, поговорим. У меня всего две руки, этого мало. Я завёл себе ещё две, и их тоже оказалось недостаточно. Теперь вот отращиваю дополнительную третью. Вы начнёте работать на Территории, как и хотели, но преждезапустите конвейер.
Запущучто?
Конвейер по поиску и производству солдатиков. В моей коробке заканчиваются карандаши. И пора задуматься о смене Патруля более подготовленными кадрами. Моими кадрами. А бравые парни Рупрехта, «наш славный заслон», пусть маршируют на север, когда придёт время.
А когда оно придёт? спросил Хаген, замирая перед возможным «завтра». Перед вероятным «сразу после полуночикод «триноль пятьтревога». Когда?
Терапист кольнул его зрачком.
Право же, Йорген! Вы так озабочены этим вопросом, как будто у вас там любимая. Время придёт, но вначале нужно ещё кое-что сделать. Трудно работать, когда вокруг куча мечтателей и фантазёров, обитающих в зефирном замке собственных измышлений. Взять хотя бы Улле.
Улле?
Удивлены? Напрасно. Ваша беда в том, что вы фокусируетесь на частностях и за деревьями не видите леса. Уллепедант, Уллебуквоед. Так? Уллецифра, строка, калькулятор, да что калькуляторсчёты, калька и линеечка. А вы не заметили, что Уллечеловек большого воображения? Впрочем, вы пока ещё мало знакомы.
«Может быть, Хаген воссоздал в памяти невзрачную фигуру финансиста. Да нет, не может. Но здесь есть ещё один человек большого воображения. И ему нужны солдатики. Много».
Он слышал ровный гул, слышал шелест и плеск: снаружи опять пошёл дождь. Дом стоял в поле, и вокруг не было ни души. Кальт то и дело отпивал воду из узкого бокала, похожего на мензурку. Очевидно, его тоже мучил внутренний жар.
Улле хочет поглощать пространство. Вы думаете он печётся только о своём кармане? Ну, в какой-то степени верно, ведь он хотел бы положить в карман весь мир. Улле грандиозен. В отличие от вас он видит лес, но постоянно теряет из виду деревья. Вот он и мечется в трёх соснах, устраивает им переучёт, а сам уже облизывается на будущую вырубку.
А вам бы хотелось сначала как следует выкосить здесь. И выжечь пеньки.
Бокал цокнул о твёрдое. Светлые глаза тераписта расширились и остекленели.
А знаете, Юрген Хаген, я открыл в вас новый талантговорить в общем-то верные вещи на редкость неприятным тоном.
Извините.
Нет-нет, продолжайте. Сегодня ваш день. Я сам выпустил джинна из бутылки.
«Кто кого допрашивает?»подумал Хаген. Приступ многословия миновал. Кальт размышлял, и морщины на его лице пролегли двумя знаками вопросагоризонтальным и вертикальным.
Я куда-то угодил. Случайно выпалил и задел. Неглубоко, не опасно, но всё же. У него мало уязвимых точек, но они есть.
Пасифик. Либо это величайший обман, либо терапист и в самом деле обнаружил редкую слепоту. Нужно было уводить тропку вправо или влево, петлять, путать следы. Сидя в этой комнате, бурой и пёстрой, тёплой как шерстяной плед, Хаген неожиданно открыл для себя первый закон дипломатии: задавать вопросы намного выгоднее, чем на них отвечать.
Как я понял, вы хотите полностью заменить Патруль своей исследовательской группой?
Мои людине просто исследовательская группа, возразил Кальт. Это солдаты. Только лучше. Они устойчивы к безумию Территории.
Потому что вы что-то сделали с ними?
Нет. От природы. Я сделал с нимикое-что, но к их ценности это не имеет ни малейшего отношения. Я начал работу, а вы её продолжите. Байден показывал вашу аналитику: звёзд с неба вы, конечно, не хватаете, но способны к обобщению. Вы тоже немного фантазёр и склонны ставить факты вверх тормашками, но, может, оно и неплохо. Потому что мы имеем дело с очень нестабильным объектом.
Что такое Территория?
Не знаю. И не узнаю. Это не важно. Я намерен запечатать Границу и мне понадобится ваше содействие.
То есть, вы даёте мне право выбора? уточнил Хаген.
Я не даю и не отнимаю этого права. Мне нужна ваш добрая воля. Она ответит «да» и тогда мы продолжим танцевать. Она ответит «нет» и тогда мы продолжим делать что-то ещё.
Предположим, я отвечу «нет».
Что ж, ровно произнёс Кальт. Давайте рассмотрим такую возможность.
***
На этом ковчеге они были не одни.
Маленькая черноглазая Берта в халатике, накинутом прямо на ночную рубашку, сноровисто, в три приёма, собрала посуду, свернула скатерть, и атмосфера пикника на выезде бесследно испарилась, не оставив даже послевкусия. Воздух уплотнился. Хаген вперился в тёмную столешницу. Мелькающие световые блики проявляли царапины, сколы, невидимые глазу въевшиеся пятнышки. Если напрячь воображение, можно было сложить всё это в трёхмерную панорамупруд и стебли камыша, рябь и ряска, абрис лебедяно, кажется, воображение здесь было не в чести.
Что вы увидели на Территории? отрывисто спросил Кальт.
Не знаю. Сложно объяснить. Что-то, адресованное лично мне и в то же время всем. Не успел понять.
Да, признал терапист. Ваше счастье. Но выжить вы всё же смогли. Мне понадобится отчёт. Подробный. Без ложного стыда и недомолвок.
Я ещё не согласился работать с вами.
Формально вы уже мой. В реестр внесена запись о переводе.
Хорошо, я напишу отчёт. Формально.
Терапист издал звук, который мог быть смешком. Хаген ещё не до конца разобрался в сигналах, подаваемых этой постоянно уходящей под воду субмариной.
Вы что-то приободрились. До чего же сложно устроены некоторые техники. Им нужна особая мотивация, там, где обычным людям вполне хватает здравого смысла. Пусть так А как вы относитесь к салонным играм? осведомился он вдруг.
Я не часто бываю в салонах, осторожно ответил Хаген.
Придётся бывать чаще. Это я тоже планирую включить в ваши обязанности. Чуток хороших манер, щепотка обаянияоно у вас есть, глубоко, под наслоениями упрямствадостанете и протрёте тряпочкой. Будете представлять меня на конференциях и в кулуарах. В нас больше общего, чем различного, сами увидите. Сыграем, Йорген?
Что, прямо сейчас?
Почему нет?
Я не знаю правил.
Они элементарны. Это даже не игра, а процедура. Её очень любят на малых приёмах у лидера. Не в службу, а в дружбу: подайте-ка мне
Повинуясь указательному жесту, Хаген дотянулся до каминной полки, «Йиии!»взвизгнуло плечо, нашарил колоду карт, по-крабьи откатился назад, выронив добычу на стол.
Вопреки ожиданиям, это оказались не игральные карты, а картинки. Под одинаковой геометрической рубашкой скрывались изображения людей и предметов, яркие, выполненные в одном стиле, свидетельствующем о немалом таланте художника. Хаген взял одну карточку и замер, очарованный против воли. Из квадратной, оплетённый вьюнком, рамки на него смотрел усталый темноволосый человек в запылённой, местами порванной одежде военного покроя, с зигзагообразной ссадиной на лбу. Он держался прямо за края рамки и как будто отгибал их в отчаянной попытке вырваться за пределы рисунка. За его спиной багровое солнце выжигало пустое, воспалённое небо. Человеку было плохо, очень плохо. Он намеревался выскочить из рисунка, разодрав его ко всем чертям.
Отлично, одобрил Кальт. Вот вы и начали. Ваша стартовая карта«Солдат». А говорили «нет». Нет, нет и нет. А ведь в колоде есть карта «Техник». Но вам она почему-то не досталась.
Какой-то фокус, отозвался Хаген, смягчая грубость слов неуверенностью. Он не знал, как реагировать. Дешёвый фокус. Ну правда же? Дешевле некуда!
Он отложил карту, перевернув её рубашкой вверх, и отодвинулся сам, пожимаясь и чувствуя приближение лихорадки.
Дешевейший, деловито подтвердил терапист. Не будет стоить Улле ни булавки. Ну же, Йорген, давайте посмотрим, чего вы боитесь. Тяните следующую карту.
Не хочу.
Смешок.
Стиснув челюсти, Хаген подцепил следующий картонный прямоугольник.
На сей раз ему досталось изображение толстяка, восседающего на мешках с зерном. Свесив по сторонам жирные ляжки, человек пытался удержать разъезжающиеся тюки. Его хищные пальцы вспороли верхний мешок, из которого струилась лёгкая золотистая пыль.
Мельник, сказал Кальт. Точное попадание. Вы меня поражаете.
И что означает эта карта?
Ближайшее будущее. В том случае, если ваша добрая воля отвернётся от моей. Я верну вас вашему Мельнику. Отмена хода. Не слишком спортивное поведение, но я переживу. Насчёт васне уверен.
Просто вернёте и всё?
И всё. Верну, снабдив открыткой, обвязав ленточкой и чуть-чуть подкорректировав память. Ах, как же вам обрадуются в Отделе! Мельник будет счастлив. Он испытывает к вам какую-то трудно объяснимую тягу. Уверен, Виллем разберёт своего блудного техника на атомы, но сделает это с любовью. Прельщает такая перспектива?
Вы тоже разберёте меня, с дрожью ответил Хаген.
Нелёгкий выбор.
Что же мне делать?
Может быть, плыть по течению? Эта тактика никогда вас не подводила. Тяните карту, Йорген! Не знаете, что делатьтяните карту. Дети и дикари ведут себя именно так.
Уберите колоду! Я не играю.
Возьмите ещё одну, Йорген! Всего лишь одну. Или я сломаю вам пальцы. Это не уменьшит вашей ценности. Мне нужно то, что у вас в голове, остальное вторично. Франц будет кормить вас с ложечки. Не упрямьтесь и выбирайте карту! Живо!
Да вы с ума сошли! возмутился Хаген, вслепую захватывая следующий кусок бумаги. Идите вы к дьяволу, к чёртовой матери! Неужели вы думаете, что
Он подавился остатком фразы.
Ух ты, сказал Кальт. Неужели я думаю что? Как интересно. Сядьте, Йорген! Нам же не нужно, чтобы вы потеряли сознание. Пока не нужно.
Как называется эта карта?
Дева. Я бы назвал её «Жертва», потому что она навевает вполне определённые ассоциации, но автор назвал её «Дева», и почему она вам попалась, честное слово, затрудняюсь сказать. Может, вы объясните?
Хаген смотрел на свои подрагивающие руки и понимал, что проигрался в пух. Любопытный перископ субмарины заглядывал прямиком в душу.
Печально, когда техник забывает своё предназначение, сказал Кальт. Печально для техника. Печально для предназначения. Но это не моё дело. Я не возглавляю отдел Внутренней Безопасности и не состою штатным пропагандистом. Я исследователь. У меня есть проекты. И мне нужен ассистент. Вот такие простые вводные. Яхороший руководитель, Йорген, и обещаю впредь подбрасывать только посильные задачки.
Вы всё-таки получите свою вещь, медленно произнёс Хаген. Ему хотелось плакать. Хотелось взять хлебный нож и перепилить горло высокому человеку, вальяжно развалившемуся в кресле. Как жаль, что Берта унесла столовые приборы.
У вещей нет воли, возразил терапист. А у вас она есть. Воля делает нас людьми. Воляэто способность ограничивать свои желания. Докажите, что вы человек, Юрген-Йорген.
Вы передёргиваете, сказал несчастный Хаген. Вы не правы. Но я устал и не могу понять, в чём самый главный обман. Если я отвечу «да», что это изменит?
Я подарю вам карту, пообещал Кальт. Только одну. Ваш новый начальник не всесилен, но кое на что способен. Я не могу подарить всю колоду, но одну картувполне. Она вам нужна?
Да. Нужна. Пожалуйста!
Уверены?
Да.
И всё-таки мне хотелось бы, чтобы приняли решение взвешенно. Отложите карты. Давайте, отложите их, полюбуетесь позже! А пока забудьте и посмотрите на меня. Я предлагаю вам дом. Предлагаю вам полноценное участие в исследованиях. Я начинаювы продолжаете, так и трудятся в Райхе. Я предлагаю вам быть в курсе всех наших дел. Я предлагаю вам быть полезным. Территория сводит нас с ума. Давайте сведём с ума Территорию.
Давайте, слабо сказал Хаген. Валяйте. Вы можете. Меня вы уже свели.
Хорошо, мягко произнёс Кальт. Тогда осталось обсудить последний вопрос. Вопрос лояльности.
***
«Теперь я не боюсь!»сказала Марта. «Раньше мы делали глупости в одиночку, теперь будем вместе», сказала Марта. Он сидел и держался руками за живот. Раскалённая струна перепоясала желудок, дёргала петли кишечника. Внутри бушевала война: клетка шла на клетку, рявкали зенитки, взрывались соляные бомбы.
И точно такая же война шла выше. Штурм-группа «Голова» атаковала виски и лоб, поливая их кипящим маслом. «Мне нужен доктор», подумал Хаген, а доктор сидел в пяти шагах от него, покачивая ногой в щегольском ботинке. «Я не боюсь», сказала Марта, заключенная в картонном квадратике, свёрнутом в восьмушку. Он всерьёз задумался над тем, чтобы проглотить этот квадратик, но отверг эту мысль: внутри было хуже, чем снаружи.
Я вас вылечу, сказал Кальт.
Хаген воспринял его слова с сомнением. И с благодарностью.
Вы упомянули про лояльность
А, согласился терапист. Верно. Важный момент. Мои солдатики. Вы поняли, почему оловянные?
Стойкие? Я не знаю. Почему?
От фальшивого камина распространялись волны жара. Стеклянистая структура воздуха образовала подобие барьера, искажающего черты собеседника.
Олово помогает предсказывать будущее. Его расплавляют на огне, а потом выливают в воду. Пфф! Получаются занятные фигурки.
Ерунда.
Разумеется. А ещё из олова изготавливают электроды. Они часто трескаются, но так уж получилось, что на Территории это самый надежный металл. Физики до сих пор не могут объяснить, но это так. В крайнем случае, электроды из других металлов можно покрывать луженым оловом для лучшей проводимости. Я так делал. Сейчас мы придумали более совершенные решения, но прозвище осталось.
Нейроматрицы. Для чего они вам? В таком количестве?
Вы удивитесь, до чего всё просто. Но мы о другом, не отвлекайтесь, Йорген, и не отвлекайте меня. Мы о лояльности.
Вам ли о ней беспокоиться? с запинкой произнёс Хаген. Ему приходилось говорить громче, чем хотелось, чтобы заглушить голос Марты и её товарища, того щуплого человечка в очках, которого он чуть не покалечил в Цирке. Человечка звали как-то на «Д», Денк, да, именно, Денк, и был ещё одинвъедливый, который всё спрашивал, когда Пасифик предпримет «решительные меры», и его тоже как-то звалион пытался запомнить имена, чтобы позже передать Инженеру, но вот не смог. Ничего не смог. Кальт не спросил про Пасифик, он ничего не знал про Пасифик, удивительно, но и это могло быть обманкой, блесной и крючком на рыбку-простачка.
Сейчас должно быть часа два или три ночи. И новый день. Продолжение каникул. Хаген поискал часы, но глянцевый циферблат на Ратуше показал ноль-ноль, показал пора спать, и он покорно занавесил окна, клюнул освинцовевшей головой
Эй-эй, Йорген, не покидайте меня! Мы не закончили.