Я сделаю тебя быстро, сказал Франц. А потом мы немножко побеседуем, и ты расскажешь о своих тревогах. Забудешь про стеснение и всё подробненько расскажешь, а если запнёшься, я пособлю.
Он облизнул пересохшие губы.
Какое там стеснение, отозвался Хаген. Я тревожусь, как бы ты не перетрудился, таскаясь за мной по пятам.
«Ты не оставишь меня в покое, думал он, собираясь, входя в резонанс со всем, что его окружало, как советовал тренер. Ты никогда не оставишь меня в покое. Будешь дышать в затылок, толкать под локоть, ставить подножки, выжидать удобного момента и, конечно же, дождёшься, очень скоро, да прямо сегодня вечером. Ах, до чего ж не вовремя! Как предчувствовал. А так и есть, у него радар и таймер, и куча зловредных устройств, позволяющих вычислить Тот Самый Момент».
Давай, хрипловато сказал Франц. Иди сюда!
И подался вперёд, нетерпеливо поводя плечами.
Мне не к спеху, объяснил Хаген. А вот тебя, кажется, тоже что-то тревожит. Выкладывай, забудь про стеснение.
Зачем я его провоцирую?
«Затем что я зол, подумал он. Глубоко и по-настоящему. Можно отходить, уворачиваться, ускользать как шёлк, но рано или поздно оказываешься припёртым к стенке. И тогдаили бить, или умирать. Умереть я ещё успею».
Меня тревожит твоё поведение, сказал Франц. Понимаешь, о чём я?
Нет, сказал Хаген. Но я исправлюсь. Виноват. Виноват.
Намёк просвистел кручёным мячом и впечатался в переносицу. Франц нервически дёрнул головой.
Я буду осторожен, пообещал он. Я буду предельно осторожен. Возможно, тебе даже понравится.
Он сделал молниеносный выпад. Хаген едва ушёл от удара и ударил в ответ, ни на что особо не рассчитывая. Он чересчур открылся, и противник воспользовался этим. Разогнавшийся кулак Франца скользнул по подреберью. Хаген отшатнулся и тут же получил под дых, и ещёв челюсть. Он удержался на ногах, но сделал несколько неуверенных, заплетающихся шагов, пытаясь вспомнить, где находятся стороны света. Стрелка внутреннего компаса совершила кульбит и упёрлась в точку, помеченную знаком вопроса.
Это только начало, солдат, посулил Франц. Слушай своего капитана. На сей раз нам никто не помешает!
Он прав, сообразил Хаген. Никто и ничто не помешает охотнику довести его до кондиции. Тренер не станет вклиниваться в выяснение отношений научников с серым статусом. Значит, нужно переходить в наступление, пока ещё есть хоть какие-то силы. Дальше будет хуже.
И он атаковал, не слишком изящно, но яростно: не ожидающий такого напора Франц сначала опешил, а потом парой метких пробивных ударов восстановил статус-кво и отскочил на исходную позицию. Они замерли, пригнувшись, покачиваясь и отдуваясь. Франц отбросил со лба прилипшую прядь.
Неплохо. Но ты выдохся. Сейчас я тебя доломаю.
Те-те бла-бла, отозвался Хаген, унимая дыхательными упражнениями колотьё в боку. Меньше слов, больше дела. Кальту не нужны бездельники. Огорчительно, да?
Он не совсем понял, что произошло дальше. Франц набросился на него с рычанием, мельтеша кулаками как спятившая мясорубка. Раз, другой, третий Хаген еле успевал ставить блоки, отражать натиск, поворачиваясь, изгибаясь, подныривая, ухая от пропущенных тычков, шаг за шагом отступая, отступая, отступая «Сейчас он действительно прижмёт меня к стенке и это будет конец!» Вытаращив глаза, он ввинтился ближе, вильнул, но не совсем удачномногострадальное плечо взорвалось фейерверком боли, и, улучив мгновение, ударил ногой в кожаной борцовке по взъёму стопы и нижепо незащищенным плюсневым костям. «А!»удивлённо вскрикнул Франц. Он посмотрел вниз, замерев на долю секунды, и Хаген позаимствовал эту долю, чтобы нанести прямой в живот и коронный, практически беспроигрышныйсзади по шее.
Вот так.
Всхрапнув, Франц осел на маты, немного подумал и повалился лицом вниз, мягко, как куль с бельём. «Чёрт! сказал Хаген. Чёрт! Ах, чёрт!» Он опустился на колени и проверил пульс. Пульс был. Сильный и хороший, как полагается. «Ага», проговорил Хаген, мучительно соображая, что делать дальше. Франц тяжело вздохнул, затрепетали ресницы. «Ага», повторил Хаген уже увереннее. Уложил поверженного противника набокна случай внезапной рвоты. Наскоро переоделся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Всё в порядке? осведомилась Илзе, когда он рухнул на боковое сиденье, всклокоченный, в расстёгнутой куртке и с блуждающим взглядом.
Почти, ответил Хаген. Сейчас-сейчас. Сейчас
Он подождал, пока адреналин пожмёт руку норадреналину. Дыхание почти восстановилось, и он вспомнил, куда, зачем и почему нужно спешить. Название улицы было незнакомым, но Илзе кивнула, запуская двигатель.
Возьмите влажные салфетки, сухо сказала она. У вас кровь под носом и на щеке. Да-да, здесь и чуть ниже. И пуговицы застегните, пожалуйста, правильно. Вы уверены, что нам непременно нужно на Хаймлихштрассе? Потому что по графику
А мы всё успеем, заверил Хаген и, потянув носом, убедился, что он заложен. Значит, в самом деле, кровило. «Издержки научной деятельности», подумал он, испытывая подъём и распирающее грудную клетку мстительное ликование, так похожее на радость жизни. Немножко ускоримся и нагоним. Ничего особенного. Никаких новомодных фиглей-миглей. Только практика и практика.
Может, всё-таки вернёмся? с сомнением произнесла Илзе. Мне всё больше кажется, что вам что-нибудь повредили. Что-нибудь важное.
Важное пока при мне, ответил Хаген. И я уж постараюсь, чтобы оно при мне и оставалось.
Глава 15. Ресурсы и резервы
Ранге был великолепен.
Крой его пальто воздействовал на сознание лучше всякой агитации. Залихватский излом шляпы гармонировал с ручкой зонта, а сам зонтс кашне и серебряной папиросочницей, в которой хозяин держал имбирные пастилки.
Рядом с вами чувствуешь себя люмпеном, признался Хаген. Таким, знаете, грубой ковки, нечёсаным увальнем, «унмодерн».
Курносенькая официантка со стуком перегрузила на стол бокалы с подноса, заученно улыбнулась и порхнула к следующему столику. «Музыку, пожалуйста», попросил кто-то из гостей. Бармен пощёлкал кнопками стереосистемы, и маленькое помещение наполнилось чарующими звуками вальса.
Вы слишком критичны к себе, мой милый, ответил Ранге. Неторопливо стащилсустав за суставомузкие лайковые перчатки и брезгливо, одним ногтем прикоснулся к бокалу, который издал мелодичный «теньк». Что это? Синтепиво?
Где же ваш патриотизм? злорадно поинтересовался Хаген. А, пропаганда? Где ваше самопожертвование? Чего вы морщитесь? Государство страдает от нехватки продовольствия. И во всём виноват этот вероломный Пасифик.
Он спохватился и сбавил громкость. К счастью, никто не обратил внимания.
Кафе «Хаймлих» каким-то образом уцелело, просочившись сквозь частую гребенку инспекций и закрытий общественных пунктов питания. Теперь в радиусе двух кварталов невозможно было отыскать даже киоск с экспресс-пакетами. Хаген пожалел, что не знал об этом месте раньше. Здесь было тихо, немноголюдно, никто не рявкал «хайль», не взывал к самоотречению и трудовой дисциплине, не нагонял жути по поводу единого продуктового запаса, не заглядывал за шиворот в попытке оценить чистоту исподнего. Витринные стёкла-хамелеоны глушили уличный гам, стереосистема создавала необходимый фон, маскирующий разговоры тет-а-тет. Идеальная площадка для тайных встреч. Даже слишком идеальная. Хаген украдкой провёл по изнанке стола, проверяя, не приклеен ли где микрофон.
А вы, я гляжу, подковались, заметил Ранге, одобрительно рассматривая собеседника выпуклыми, обманчиво близорукими глазами. Окрепли, возмужали. Хотя рот так и не закрыли.
Это моё преимущество. За неимением фактического боезапаса.
В таком случае вам прямая дорога в наш отдел. Иначе загремите на конвейер СД, если не сразу в Крематорий. Серьёзно, Хаген, а почему не в пропаганду? Я бы поспособствовал.
А взамен?
Договоримся.
Что ж, с вами я бы, пожалуй, договорился. Собственно, я и пришёлдоговариваться.
Ранге мазнул по его лицу быстрым взглядом. Откопал в вазочке засохшую карамельку, развернул, понюхал и изящно опустил в мусорное ведро.
Тогда сначала побеседуем о погоде.
Они побеседовали о погоде. О строительстве новой метеостанции. О современных тенденциях в архитектуре, причём единодушно, хотя и с истинно нордической сдержанностью осудили гигантоманию и неоправданное стремление к сверхформам. Посетовали на упадок в сфере развлечений. Снова вернулись к погоде и выжали из этого вопроса все мыслимые и немыслимые следствия.
Я рад вас видеть, сказал Хаген, когда тема антициклонов исчерпала себя на десять лет вперёд.
О! с глубоким удовлетворением отреагировал Ранге. Вы во что-то вляпались, мой славный?
Пожалуй.
У нас с вами разные категории допуска, поэтому будьте осторожны. Но я тоже рад видеть вас в добром здравии. Пусть и с этой гулей под глазом. Мужчину украшают шрамы, а старшего техника
Теперь я техник-исследователь, ведущий специалист. Меня повысили.
Поздравляю!
Ранге поднял бокал и самоотверженно пригубил из него.
Не мучайтесь, сказал Хаген. Закажите чаю. Или вы вдруг решили стать ближе к массам? Так массы вас не примут, Ранге. Вы для них слишком элегантны. Берите пример с меня: научник, высоколобый, а полюбуйтесьжёваная рубашка, оторванный хлястик, свеженаваренный фингал на вывеске
Тернист и горек путь в мастера. Вам осталось сделать последний шаг. По этому поводу вы и хотели со мной поболтать?
Не совсем.
Лиричная мелодия сменилась бравурным маршем. Хаген украдкой взглянул на браслет. Кальт мог подключиться в любую секунду, чтобы послушать, чем занимается его сотрудник, отпущенный порезвиться на длинном поводке. Теоретически это мог сделать кто угодно из своих. Даже Франц, если у него имелся нужный код.
Кому суждено быть повешенным
У вас загадочный вид, заметил Ранге. Значит ли это, что вы подкинете мне загадку? Или, наоборот, раскроете какую-то из своих? Как-никак, обзавелись серым статусом. Я сгораю от любопытства. Где вы трудитесь, Хаген? Неужели и впрямь в логове нашего сверхсекретного доктора?
Можно подумать, вы не в курсе.
В курсе, признался Ранге. У вас там происходят интереснейшие вещи. Поделитесь парой-тройкой секретов? Или нет, не стоит. Я не хочу сгореть от любопытства в буквальном смысле. А вы не боитесь? О вашем патроне распускают страшные слухи.
Какие?
Э, нет. Я слухи не передаю, я их генерирую.
Генерировать все умеют, сказал Хаген. А вот передать что надо куда надо, и чтоб ещё к тебе прислушались, умеют не все.
А что и кому вы хотели бы передать? Породистое лицо Ранге напряглось, взгляд сделался цепким и пристальным, холодновато-изучающим.
Не смотрите на меня так, потребовал Хаген. Иначе я закажу вам ещё синтепива. И продолжу говорить о погоде. Думаете, я иссяк? Ничего подобного. Взять хотя бы грозовые очагивы знаете, какие роковые погрешности допускаются при их пеленгации? Но давайте лучше про атмосферный фронт. По последним данным ширина переходного слоя, который, как известно образуется при перемешивании тёплой и холодной воздушной масс, превысила показатели прошлого года. Что же касается фронтов окклюзии
Не будьте свиньёй! попросил Ранге. Я не буду на вас смотреть. Я вообще могу отвернуться. Только ни слова о погоде, или мы рассоримся.
Хорошо, легко согласился Хаген. Тогда давайте о другом. Знаете, недавно я обнаружил, что у нас очень много служб и инстанций, отвечающих за безопасность. Теснота, не продохнуть. Служба Дитрихштайна, «заслон» Рупрехта, безопасники «Кроненверк». А ведь есть ещё одна внутренняя службакак её там: «Проверь проверяющего»? «Смотри на смотрящего»?
«Наблюдай за наблюдателем».
Во-во.
Ша-ша-ша, техник! Ранге взмахнул салфеткой, словно отмахиваясь от мух. Не хочу, не желаю слышать никаких намёков! Если вы скажете что-то неблагонадёжное, я на вас донесу! Имейте в виду, я поручился за вас перед райхслейтером. Хаген, сейчас же закройте рот!
Ну что вы, я вполне благонадёжен.
Н-да?
Да, твёрдо сказал Хаген. И не понимаю, к чему и откуда этот скептицизм. Эти ваши намёки. Пропагандистские ваши инсинуации!
Не нужно, не кипятитесь, душа моя! Вы оплот и гордость нации. Истинный норд. Вы хотите на кого-то настучать. Это хорошо. Нет-нет, не доливайте! И вам, и мне будет проще, если вы прикончите меня из табельного. Ваше синтепиво омерзительно. Его можно с успехом применять в качестве оружия возмездия.
У меня нет табельного, сознался Хаген. Оставил дома. Я же научник, а не солдат.
Все мы солдаты нашего Лидера, благодушно сказал Ранге, копошась в вазочке с карамелью длинными, паучьими пальцами. Абсолютно все. Просрочено. Отрава. Позвольте, да здесь же нельзя ничего есть! Он опорожнил вазочку в ведро, вытер пальцы и, облокотившись на ладонь, уютно пригорюнившись, поглядел на Хагена. Ну, так я вас слушаю. Начинайте.
И Хаген начал.
По мере изложения он мог наблюдать, как внимательное табло собеседника меняет индикацию, отражая переход из режима ожидания в режим загрузки и обработки данных. Ранге почесал кончик носа. Рассеянно пощёлкал по папиросочнице.
Вы меня удивили, дружище, в самом деле, удивили. В высшей степени. Если вы решитесь на это самоубийство Вы понимаете?
Понимаю. Но вам интересно?
Ещё бы нет. Весьма выгодное предложение.
Пока не предложение, поправил Хаген. Лишь самая предварительная договоренность. Хотел убедиться, что правильно вас понял. Хотел убедиться в том, что смогу остановить процесс, если он зайдёт слишком далеко.
«Вот так, подумал он, ощущая холодок в груди. Основное сказано. Ни шагу назад. Хотя я ещё могу отступить. Возможно, ничего подобного и не понадобится. Но если что-то пойдёт криво или слишком быстро, я попробую прекратить. На каждого из нас есть поводок, найдётся и на Кальта».
Он представил зубчатые колёса, цепляющие друг друга в неукротимом стремлении передать движение. Тронешьзатянет. Его, меня, всякого
Если понадобится, я трону.
Думаю, что смогу вам это устроить, сказал Ранге. Надежный контакт, гарантию того, что информация поступит к райхслейтеру, минуя промежуточные звенья. Но Улле не терпит бездоказательности. Нужны документальные подтверждения. Возможно, микрофильмы
Безусловно, если я обращусь к вам, то соберу документы. Меня интересует реакция Лидера.
По слухам, а вы же понимаете, я работаю в основном со слухами и сплетнями, он очень нервничает, когда кто-то игнорирует его настоятельные просьбы. Не говоря уже о прямых приказах. Если вы докажете, что работы по прикрытому проекту ведутся, более того, ведутся с удвоенной силой, я полагаю, вашего патрона ожидают не лучшие времена. Но Хаген! Сообщения такого рода имеют не только адресата, но и отправителя. Райхслейтер пожелает знать имя.
Я назову вам имя, сказал Хаген, не беспокойтесь. Простите, Ранге, я бы с удовольствием побеседовал ещё. Осталось так много недосказанного. Например, о погоде. Но за мной следует навязчивая тень. Боюсь, что она уже оклемалась и вот-вот найдёт меня по запаху. Это было бы весьма некстати.
Да? Вы сказали «оклемалась». А что с ней случилось, с вашей тенью?
Спорт, сказал Хаген. Опасная штука. Гробит здоровье.
Ранге задумчиво покивал.
Вот поэтому я играю только в шахматы. И в шашки. В поддавки.
Я тоже играл в поддавки, сказал Хаген. И заработал геморрой.
Вот как? Чем же вы теперь увлекаетесь?
Танцами.
Правда? удивился Ранге. Глядя на вас, я бы предположил, что вы танцуете как слон в посудной лавке. Вы уж не обижайтесь, но танцор из вас
«Осторожненько», предупредила официантка, выгружая горячее. Её порхающие руки показали сольный номер и удалились без оваций, унося грязную посуду.
Ничего не поделаешь, мой милый, это искусство. Либо дано, либо нет.
Знаете, пропаганда, сказал Хаген, Я тоже так думал. Но мне подсказали, что танец, как и любое движение, дело практики.
Возможно, согласился Ранге. Я тоже одно время увлекался. И вот, что я вам скажу, Хаген. Главное в танцечувствовать партнёра. И не запутаться в собственных ногах.
***
Что-то случилось.
Эта мысль пришла внезапно, без повода, и завладела его сознанием настолько, что он нетерпеливо заелозил, вертанулся в кресле, выворачивая голову, чтобы посмотреть назад. «В чём дело?»спросила Илзе. «Ни в чём», ответил он. Мы опаздываем». Она послушно увеличила скорость, так что замелькали указатели, бортовой комп издал пронзительный сигнал, а спустя мгновение включилась рация и бесполый голос дорожного контроллера приказал незамедлительно вернуться к разрешённым параметрам.