Однако его надежды не оправдались. Опорный был закрыт и безучастно смотрел на мир и своего участкового зашторенными глазницами окон. Вход в опорный был со стороны первого подъезда. И Паромову пришлось стоять в одиночестве либо сидеть на лавочке возле этого подъезда. Хорошо, что день был погожий. Безветренный. Хоть и примораживало, но особых хлопот морозец не доставлял. Хорошо было и то, что большого интереса к его одинокой персоне никто и не проявлял. Так, взглянут мельком, мазнут взглядоми побежали далее по своим делам. Но даже и от этих, мельком брошенных, взглядов было неуютно.
Около девяти часов к опорному подошли сразу Минаев, Подушкин и Клепиков Василий Иванович. Минаев был в форменной одежде, но шапку почему-то нес в руке, легонько размахивая ею, в такт шагов.
Они о чем-то разговаривали, причем, довольно оживленно, поэтому еще какое-то время не обращали внимание на Паромова. Но вот Василий Иванович заметил и громко произнес:
Василич, смотри: молодой участковый уже на боевом посту.
И тут же Паромову:
Ты давно тут стоишь? Наверное, заждался?
И, не давая Паромову возможности ответить на вопрос, сразу же налетел на Подушкина.
Ты, «штаб», опять дал маху. Ключи-то не вручил новому участковому Нам, старым, имея в виду себя и Минаева, продолжал он шутливо «наезжать» на Подушкина, простительносклероз. Но ты-то молодой Или пухленькие дружинницы, что вчера весь вечер возле увивались, отбили паморки?..
Подойдя к Паромову и улыбаясь шутке Василия Ивановича, Подушкин протянул руку для рукопожатия.
Привет! произнес басовито. Давно томишься?
Чуть более получаса, здороваясь, ответил Паромов.
Рукопожатие у Подушкина было сильным и энергичным. Чувствовалось, что в этом крепко сбитом парне таится настоящая мужская сила и уверенность в себе. Впрочем, по-другому и быть не могло. Руководить штабом ДНД хиляка не назначат.
Пока Паромов здоровался с остальными, Подушкин открыл дверь, и все гурьбой ввалились в помещение опорного пункта. Вскоре туда пришел внештатный сотрудник Ладыгин Виктор, с которым Минаев тут же познакомил Паромова.
Наш боевой помощник. Один из лучших.
Ладыгин был белобрыс, голубоглаз, худощав и подвижен, как капля ртути. Не успел войти, а уже по десятку разных вопросов задал и Подушкину, и Минаему, и Клепикову. Одним словомживчик.
Вот что, сказал Минаев Ладыгину, возьми-ка ты, друг, Паромова, да и пройдись с ним по его участку. Поводи его не только по улицам, но и по всем закоулкам и злачным местам. Ты, ведь, у нас старожил на поселке, да и в дружине не первый годвсю погань тут знаешь. По пути проверьте притоны и тунеядцев с семейными дебоширами. Минаев секунду помолчал, словно обдумывая, чтобы еще поручить внештатному сотруднику и участковому инспектору. А вечерком проверите ранее судимых и поднадзорных. Список этих «господ» у Паромова есть, еще вчера подготовил.
Понятно, отозвался Ладыгин, выслушав Минаева. Разрешите действовать?
Если понятно, то действуйте, окончил старший участковый инструктаж. Возвратитесьдоложите о результатах.
Пошли, Николай, заторопился Ладыгин. День хоть и большой, но и участок не мал
Пойдем, Виктор. Буду рад любой помощи, отозвался Паромов.
Он взял со стола папку с бумагами и бланками протоколов, сунул под мышки и вместе с Ладыгиным направился к выходу. Но Минаев придержал:
Похвально, что не откладываете дело в долгий ящик. Только будьте внимательней и осторожней: у Паромова нет еще служебного удостоверения
Обойдемся моим достал Ладыгин из внутреннего кармана куртки удостоверение внештатного сотрудника милиции в ярко красной обложке. Всегда со мной.
С последними словами он отправил удостоверение на место.
Без него никак нельзя!
Ладно, идите. А мы тут, имея в виду Подушкина и Клепикова, заканчивал напутствие Минаев, кое-какими бумагами займемся. Проверка вот-вот начнется. Еще вчера грозились приехать, да, видно, праздник помешал
Выслушав Минаева, Паромов и Ладыгин покинули опорный пункт, еще не ставший новому участковому родным, но уже как-то им обжитый. Начались трудовые будни.
2
На участке Паромова были улицы государственного и частного сектора. Соответственномногоэтажные дома и небольшие домовладения. А ещепредприятия, организации и учреждения.
В государственном секторе дома в основном были послевоенной постройки. Двухэтажные, шлакоблочные, с двумя-тремя подъездами, они теснились друг к другу, образуя четко выраженный квартал. Колер окраски штукатурки незамысловатоднотонный желто-оранжевый цвет. Цвет «детской невинности», как говорили жильцы этих домов.
Маршевые лестницы в них были деревянные, со скрипучими, вытертыми от систематического шарканья ног порожками. Как и перила, их ограждающие, они неоднократно крашены темным суриком. Но краска сохранилась только по краям порожков. Центр истерт так, что краской там и не пахло
Подъездные двери в этих домах монументальны. Видать, делались на совесть, с учетом менталитета жильцов, мало заботящихся о состоянии общего имущества. Покрашены также суриком, словно других красок не имелось.
Однако было и около двух десятков домовпятиэтажек, построенных в более позднее время из силикатного кирпича или же из готовых панелей.
Общей чертой двухэтажных и пятиэтажных домов было то, что стены в подъездах там и там были испещрены разными надписями, типа того, что «Петя + Таня = любовь», а «Вовкакозёл».
Кое-где по побелке гвоздем или каким-либо иным острым предметом были выцарапаны символы футбольных команд «Динамо» и «Спартака». По-видимому, авторы этих рисунков не лишены были некоторых художественных способностей и творческой жилки. Но больше всего было написано и нацарапано слов, обозначающих гениталии человека.
Работники домоуправлений и ЖКО постоянно вели борьбу с этим эпистолярным жанром, о чем говорили следы свежей побелки стен. Но, несмотря на борьбу, постоянно оказывались в проигрыше
Частный сектор представляли улицы Прилужная, Арматурная, Утренняя, Монтажников, Краснополянская, Народная и ряд других. Некоторые из них пересекались «вонючкой»ручьем, искусственно созданным для отвода технических вод с территории пивзавода. Само название этого ручья говорило о многом. Он даже в зимние трескучие морозы не покрывался льдом, щедро делясь с местным населением ароматами промышленного прогресса.
«Интересно, подумал Паромов, после прелестей «вонючки» тянет ли жителей к прелестям пива»? Но спрашивать об этом Ладыгина не стал.
Улицы частного сектора, за исключением Народной, шли параллельно друг другу, каждая протяженностью не менее полутора километров. В некоторых местах они соединялись между собой узенькими, для пешеходов, проходами. Об их существовании любезно поведал Ладыгин, показывая Паромову, как можно быстрее попасть с одной улицы на другую. Человеку, не знакомому с тайнами такого градостроения, или впервые попавшему сюда, ни за что на свете не удалось бы самостоятельно отыскать эти проходы-невидимки. Пришлось бы шагать или на начало улицы или в ее конец, чтобы перейти с одной на другую.
Дома вдоль улицодноэтажные, деревянные. Однако в подавляющем большинстве своем облицованы силикатным кирпичом. Некоторыедосками и выкрашены в яркие цвета синего или зеленого колера. Каждое домовладение с фасадной стороны огорожено высоким забором, покрашенным под цвет самого дома. Но на многих заборах краска от воздействия солнечных лучей и дождей выцвела, осыпалась, пропала, и они стояли серыми и безрадостными.
Большинство дорог в частном секторе об асфальте и слыхом не слыхивали. То тут, то там встречались разбитые колдобинами и ухабинами участки, припорошенные золой или угольным шлаком. Это старались хозяйки, выбрасывая отходы продуктов горения. Весной или в осеннюю слякоть дороги становились малопроходимыми.
Только на лодках можно добраться от дома к дому, охотно пояснял Ладыгин. Но ты не бойся. Это длится не больше недели. Потом можно и в резиновых сапогах Зато в течение недели никаких тебе семейных скандалов, никаких преступлений, успокаивал он.
Вдвоем обошли весь участок, проверили квартиры, в которых, согласно списку, должны были проживать тунеядцы и семейные дебоширы. Самих «героев» дома не оказалось, и познакомиться с ними новому участковому в этот день не довелось.
Где-нибудь на блатхатах и в притонах сидят, «червивку» хлещут, резюмировал неунывающий Ладыгин. Ты не расстраивайся, вечерком еще раз пробежимсякак миленькие будут дома. Я-то знаю, забегал он вперед, заглядывая Паромову в глаза. Сколько раз так ходили с Черняевым: днем их нет, а вечеромдома. Правда, пьяные. И разговора людского с ними не получается. Только мычат, как скотина в хлеву. Черняев с ними не церемонится: за шивороти на опорный пункт. А тампротокол, и получи, голубчик, суток пять или семь. Плохо, что судьи больше не дают. Судьи-то у нас гуманные, сокрушался гуманностью судей Ладыгин.
Прошу извинения, на эту сентенцию внештатника отозвался Паромов, но мне кажется, что в данном случае Черняев нарушает права человека, а, значит, закон
Да брось ты, какие там нарушения прав человека и законности! ощетинился Ладыгин. Сволочи по полгода, по году нигде не работают, только пьянствуют, да жен с детьми гоняют. А ты говоришь про закон!
От возмущения он даже прервал свой стремительный бег (оба, хоть и разговаривали, но шли довольно быстро) и остановился на месте.
Ты видел, какая обстановка у них в квартирах? Из мебели почти ничего нет. Диванразломанный, столвесь в грязи, в окурках и пустых бутылках. Пара разбитых табуреток Да вонь от мочи. Нажрутся, как свиньи, и, по-свински, под себя мочатся. А ты о законности! разозлился не в шутку Ладыгин. А детишек их видел? Все неумытые, неухоженные, в отрепьях! Ничего хорошего в жизни не видят. Только пьянки, драки да маты. И что самое страшное: когда подрастут, то станут такими же, как их «любезные» родители. Попомни мои слова. А ты говоришьзакон!.. Такую мразь, будь моя воля, собрать бы в одну кучу, да и отправить куда-нибудь на остров Подальше В Северный Ледовитый океан Клянусь, сутками бы не спал, помогая милиции и очищая город от этого дерьма!
Взглянув на внештатника, Паромов понял: не врет, не для красного словца словами пылит. «Точно спать и есть не станет, лишь бы общество очистить. Только благими намерениями»
Преподав, таким образом, молодому участковому инспектору урок политграмотности, Ладыгин вновь стремительно зашагал к следующему «объекту».
Паромов, хоть и не застал самих фигурантов дома, но познакомился с их родственниками: родителями, женамии побеседовал с ними. А где не удалось поговорить с родственниками, разговаривал с соседями. Увидел собственными глазами и «красоты», изложенные Ладыгиным Картина складывалась удручающая. Если и раньше он знал, что есть люди, находящиеся не в ладу с законом, судимые, пьяницы, неработающие и ведущие паразитический образ жизни, то воспринималось это как-то абстрактно. Словно в чужой стране, в тридесятом царстве-государстве, в ином измерении.
Теперь же всё это коснулось его непосредственно. Мало того, станет сопровождать долгие годы. Поэтому он в значительной мере согласился со словами внештатника и больше реплик о законности и правах человека не подавал.
«Человечество веками мучается в поисках внеземных миров и антимиров, думал про себя Паромов. Ищет их и на Земле и в далеком Космосе. Ищет и не может найти. На самом же деле антимиры совсем рядом. И существуют постоянно. На улицах наших городов и поселков, в многоэтажных домах и сельских хатках Теперь и мне придется не только шагать по антимирам, общаться с антимирами, но и бороться с ними. Ежедневно и ежечасно!»
Но тут мысли слегка изменили свой ход.
«Надо будет посмотреть в словаре, что означает слово «притон», решил Паромов. Благо, что филиал районной библиотеки располагается в соседнем здании от опорного пункта. Также расспросить Минаева или Черняева, почему не могут закрыть эти притоны, если они давно и всем известны?»
Впрочем, не откладывая дело в долгий ящик, поинтересовался у Ладыгина:
Виктор, почему известные притоны не закрывают, а притоносодержателей не привлекают к ответственности? Наверное, в уголовном кодексе есть статья за это антиобщественное деяние!
Статья, скорее всего, есть, но «не про нашу честь», пустился в пространные рассуждения внештатникЗакон наш, советский, слишком мягок и гуманен к данной категории. Все пытаемся воспитать, убедить. Все словами, да словами. А этим людям любые словапустой звук. Им хоть «писай в глазавсе равно, что божья роса». Нет у них ни стыда, ни совести. Впрочем, это мое личное мнение, сделал он оговорку. А с точки права и закона поинтересуйся у Минаева. Он же юрист, не мне чета.
Ну, это само собой
Я же, опираясь на свой опыт, могу сказать одно, продолжил Ладыгин, чтобы лишить любого человека жилища, выселить его из квартиры, надо ему предоставить другую квартиру. Так стоит ли вообще ломать копья в данном случае? Наверное, не стоит. Вот и живут годами притонщики, находясь на свободе. И травят народ бациллами антиобщественной заразы. Разлагают, сволочи, наше общество.
Понятно, хоть ничего не понятно! ограничился репликой участковый.
Оба замолчали. Каждый думал о чем-то своем.
Притонов, известных милиции, на участке было не много: с пятокв домах государственного сектора и одинв частном секторе на улице Прилужной. «У бабки Лены», как пояснил Ладыгин.
Домик, больше похожий на халупу, прятался в глубине усадьбы, заросшей бурьяном чуть ли не рост человека С улицы почти не виден. Покосившийся штакетник, забор, местами разобранный и зиявший пустотами, бурьяновые джунгли, висевшая на одной петле входная дверьвсе говорило о нерадивости хозяев.
Бабка Лена от пьянки не просыхает. Ее дочь Татьянався в мать: пьянствует и бродяжничает. А сын из тюрьмы не выходит Кажется, третью ходку отбывает пояснял Ладыгин, продираясь сквозь заросли бурьяна и подводя нового участкового к знаменитому в округе притону.Мы тут каждую неделю бываем и с участковыми и с операмии почти каждый раз кучу разного народа в опорный притаскиваем. В основномпьяниц и тунеядцев, но иногда попадаются и преступники, объявленные в розыск. Вот, на прошлой неделе старшего «Шапку» взяли. Разыскивался за грабеж. Дерзкий, гад. Хотел с ножом кинуться на нас, но Славка Клоц, то есть Клевцов, наш опер, пистолет ему под носсразу притих! Скрутили, как миленького
Пройдя маленький и темный коридорчик, не стучась в дверь, они вошли в комнатку, такую же сумрачную и неуютную, как и сам домишко.
Хозяйка домика, она жеяростная «притонщица», по определению Ладыгина, женщина, в возрасте не менее шестидесяти лет, лежала одетой на единственной в комнате кровати. Лежала в изношенном до крайности зимнем пальто, прямо поверх одеяла, засаленного и во многих местах прожженного. И то и другое давно уже утеряли первоначальный цвет. Голова женщины была замотана старой шалью.
Женщина не спала, но никакой реакции на неожиданное вторжение в ее «апартаменты» не проявила. То ли привыкла к неожиданным визитам, то ли распознала в Ладыгине представителя власти.
Здравствуйте. Яваш новый участковый. Вот при-шел познакомиться и посмотреть, как вы живете, представился Паромов. Говорят, у вас тут бывает шумно. Так ли это?
Женщина что-то буркнула, даже не шелохнувшись и не делая попытки встать с кровати.
Пьяная, резюмировал Ладыгин. Хотя бы печь протопила, старая карга. Ведь замерзнуть можно. В доме, как и на улицепять градусов мороза, попенял, впрочем, без особой злости. Совсем, старая, ума лишилась
Говоря это, он деловито осматривал помещение, даже под кровать заглянул, хотя в комнате что-то прятать или кому-то спрятаться, было негде. Тут даже тараканы пруссаки никуда не прятались. Как ползали по стенам, так и продолжали ползать. На них и холод не действовал.
«Видать, сивушным духом проспиртовались, что их ни холод, ни посторонние люди не пугают», усмехнулся про себя участковый.
Голые стены, с грязными и отклеившимися во многих местах обоями, русская печь посередине, стол-тумбочка и кроватьвот и все. И вонь, всепроникающая вонь
После последней чистки, видно, притихли, алкоголики чертовы. Но это не надолго. Дня через два-три опять соберутся, резюмировал Ладыгин визит, направляясь к выходу. Ладно, пошли дальше.