Пройдя дом насквозь по коридору, мы оказались на противоположной террасе. Парк полыхал красками лета. Четыре огромных платана стояли как часовые у входа в главную аллею. В молчании мы вступили в аллею старых лип, которая совершенно не изменилась с тех пор, как я увидел ее впервые. Мне было тогда двадцать лет. Господи, всего двадцать лет! Я был так молод!
Знаешь, внезапно сказал Ян, я только недавно почувствовал, что я живу.
Вздрогнув, я ответил ему:
Твое счастье, я попытался улыбнуться. О себе я сказать этого не могу.
Я был в таком же состоянии, когда окончилась война. Ян остановился и, подняв с земли сухой прут, осторожно снял с тропинки волосатую гусеницу, еще явно не ведающую о человеческих башмаках. Практически все: моя работа, образ жизни, разговоры в лаборатории и в клубе, и вообще все то, что люди делают в мирное время, все казалось мне таким мелким, таким незначительным. А потом постепенно это прошло. Я стал ученым, членом Королевского общества, полностью поглощенным миром недосягаемых пылинок материи. И все-таки это было еще не все. Тот мир, его острота и страшная окраска не оставляли меня. Я не мог найти развлечений, которые отвлекли бы меня, и отдыха, который прибавляет сил. Ты, наверное, не ожидал от меня подобных признаний, не так ли?
Мы шли по узкой тропинке, которая вилась по английскому парку, заросшему кустарником и нестриженой высокой травой с разбросанными по ней полевыми цветами.
Нет, мне казалось, что ты легче всех нас адаптируешься к мирной жизни. Странное тревожное чувство, охватившее меня в тот момент, когда позвонила Сара, не только не покидало, а все острее давало о себе знать вместе с гулкими ударами сердца. Знаешь, мне трудно в этом признаться, но я боялся. Боялся смерти.
Ян резко остановился:
А ты думаешь, я не боялся?! Разве человек может не бояться смерти, если ежедневно ходит рядом с ней? Сначала это что-то вроде приключения, потом тебя охватывает азарт, но в конце концов остается только страх
Я смотрел на него совершенно ошарашенно.
Честное слово. Удивительно, но я был уверен, что как раз ты не потеряешь головы в самых кошмарных ситуациях Я ведь тебе страшно завидовал
Господи, через столько лет
Тропинка оборвалась, и мы оказались перед низким каменным столиком, покрытым зеленым мхом. Рядом с ним стояла длинная деревянная скамья.
И все-таки ты получил то, что дает основание называть себя счастливым: у тебя есть любимая работа и чудесная жена. Мне бы хватило и одного.
Ну, положим, чудесную жену ты бы мог себе найти, усмехнулся Ян. Да и написать мог бы что-нибудь получше своих криминальных головоломок. А насчет смысла жизни Просто каждое утро, просыпаясь, надо говорить себе: я хочу жить, я себе нужен! Понимаешь, в один прекрасный момент я отложил старую книгу и взял новуюкрасивую, веселую, как в детстве. И теперь я счастлив, насколько может быть счастлив взрослый человек.
Интересно, пробормотал я, Паркер тоже прошел через это?
Но он же был старше нас. Он уже тогда был совсем взрослым. Мне было двадцать два, а тебе и вовсе девятнадцать.
Да, кивнул я. Он был старше нас, и он уже тогда работал в Скотленд Ярде. Мне кажется, люди, которые постоянно сталкиваются с темными сторонами человеческой психики, вырабатывают в себе инстинкт, превышающий интеллект. Инстинкт гончего пса. Я сам это иногда испытываю, когда стараюсь вместе со своим вымышленным детективом найти преступника.
Я помолчал.
Я видел его вчера вечером, наконец сказал я. Мы были с ним в театре и вместе восхищались твоей женой.
А-а, Ян заметно разволновался. Он говорил с тобой обо мне?
Да, он говорил, что виделся с тобой и что его беспокоит анонимное письмо.
Ян махнул рукой:
Это самая настоящая чушь. Он явился сюда переодетый, как из плохого детектива. Сначала вызвал Малахию, и тот устроил нам встречу в домике садовника. Я его сразу не узнал: он работал под бродягу. Совершенно отказался от обеда и тут же после разговора испарился. Да еще просил держать все в тайне, но я, естественно, все рассказал Спарроу, Саре, Лючии и Филиппу. Вся эта абракадабра вызвала общий смех. Представляешь, он еще хотел, чтобы в доме поселился один из его людей, но я наотрез отказался. Правда, я разрешил двум молодым людям разбить у меня в саду палатку. Они все время бегают с сачком и ловят бабочек, но Паркер уверял меня, что они неустанно, днем и ночью, будут охранять вход в усадьбу и следить за пристанью, если что-нибудь будет угрожать со стороны моря. Я уже даже испугался, не посадит ли он на дерево какого-нибудь переодетого дятлом полицейского. Ян рассмеялся. На самом деле все это совершенно не нужно: по ночам Малахия спускает немецких овчарок, и я бы не хотел оказаться на месте того, кто с ними встретится. Кроме того, обычно мы закрываем на ключ ту часть дома, где находится лаборатория. А ведет туда только одна дорогачерез мой кабинет. Ночью ключ от кабинета находится в моей спальне, а ключ от сейфа или у меня, или у Спарроу. Окна первого этажа закрыты столетней литой решеткой, а лаборатория оборудована сигнализацией. Видишь, под какой охраной наши исследования: собаки, полицейские, решетки, сейфы, ключи! Думаю, через месяц мы закончим свою работу, и если с кем-нибудь что-нибудь случится, другой доведет дело до конца. А там пусть об этом заботится промышленность.
Наверху затрещала какая-то птица. Ян задумчиво смотрел на букашку, испуганно бегущую по замшелому стволу.
Есть еще одна причина, по которой это письмо мне кажется абсурдным. Даже если бы наш метод мог дать неожиданные результаты, это все равно вопрос двух-трех лет Далее сохранение тайны уже не имеет смысла. Речь идет о приоритете, о завоевании рынков. Конечно, продажа лицензий приносит много денег стране и немного славы нам, скромным ученым. Деньги, впрочем, тоже. Я прекрасно понимаю, что можно купить создателей каких-то интересных методов, понимаю, что можно пытаться это сделать, но угрожать им, убивать их?! Нет, это абсурд. Никто таких вещей не делает. Они не имеют смысла.
Хорошо, если бы так, пробормотал я. Но даже если это имеет какой-то смысл, я все равно не понимаю, как кто-то посторонний, автор этого письма, оказался во все посвященным?
Драммонд пожал плечами и поднялся. Я двинулся вслед за ним. Мы оказались в восточной части парка и, услышав удары мяча и приглушенные голоса, молча направились в сторону этих звуков.
Сквозь сетку травянистого корта мы увидели две женские фигурки в белом. Обе они были в коротеньких шортах и рубашках. На скамейке сидел Филипп Дэвис и время от времени выкрикивал счет.
Ну, что тут происходит? спросил Ян.
Тридцать-пятнадцать, объявил Филипп.
Подавала Сара. Она отошла далеко назад и послала весьма заковыристый мяч, который Лючия взяла с большим трудом. Сара была уже около сетки. Она бегала, как мальчик. Блестящий прыжоки мяч, посланный в противоположный угол, пролетел мимо растерявшейся Лючии.
Все, сказал Филипп, по тридцати.
У задней части корта спокойно стояла Лючия, готовясь принять подачу. Мяч ударился в сетку. Лючия приблизилась на два шага. На этот раз Сара ударила сильнее, и мяч подлетел прямо к ногам противницы.
Превосходная подача, воскликнул Филипп.
Следующая Сарина подача была похуже, и Лючия смогла послать мяч длинным пасом в противоположный угол. Сара успела и быстро отбила его. Казалось, Лючия вновь пошлет его в другой угол, но она подрезала мяч, и он упал прямо за сеткой.
Ничья!
Хорошо играют, восхитился я. Никогда не предполагал, что любительницы могут так играть.
Лючия была победительницей юниорок Лондона, усмехнулся Ян. Она великолепно думает во время игры. Я очень люблю на нее смотреть. Всегда она сделает именно то, что нужно сделать в данный момент. Сара жепросто ураган! Когда она в ударе, нет противницы, которая это выдержит. Рубит, как мужик. Никогда не подозревал, что в такой маленькой ручке таится такой удар. О, смотри!
Лючия как раз отбила мяч в конец корта и единственное, что можно было сделатьэто отбить его назад с наибольшей силой и дать возможность противнице делать уже с ним все что угодно. Но Сара как молния с пол-оборота послала мяч на ту же линию, но в противоположный угол тому, где стояла Лючия, которая отчаянно бросилась к нему и умудрилась-таки отбить его высоким мягким лобом. Когда мяч полетел наверх, Сара взглянула на него и не спеша побежала к сетке. Я так и не успел сообразить, что же произошло. Сильным смечом, которого не постыдился бы и Уимблдон, она послала страшный снаряд прямо под ноги Лючии. Та даже не дрогнула, только подняла ракетку.
Браво! не удержался я.
Сара улыбнулась.
Преимущественная подача, огласил Филипп.
Сара успела отбить у сетки, Лючия хотела его перебросить, но мяч улетел в аут.
Счет геймов пять-четыре в пользу миссис Драммонд, торжественно объявил Филипп.
Играющие поменялись площадками. Проходя мимо нас, Лючия сказала Яну:
Разносит меня твоя жена в пух и прах.
Но дышала она совершенно ровно. Зато Сара разрумянилась и, наклонившись, вытирала лицо полотенцем.
Легкую подрезанную подачу Лючии Сара отбила в аут.
Пятнадцать-ноль, объявил Филипп.
Вторая подача была сильнее, но Сара била вслепую и так сильно, что Лючия только подбросила второй мяч, который был у нее в руке, и перешла в другой угол корта.
По пятнадцати.
Сара играла отлично. Выигрывала, но играла отчаянно. Она понимала, что если перестанет бить изо всех сил, тотчас же хладнокровие Лючии разрушит все ее атаки и она проиграет.
Сейчас Лючия стояла выпрямившись у задней стенки корта. Она спокойно смотрела на противницу. Сара остановилась неподалеку от линии приема мяча, согнувшись и сжав ракетку обеими руками. Лючия подбросила мяч и к моему удивлению вместо слабого подрезанного мяча послала сильный и точный удар. Сара стояла не двигаясь, ошеломленно глядя на Лючию.
Тридцать-пятнадцать! оповестил Филипп.
Очередную подачу Сара отбила со злостью, прямо на ракетку противницы. В ответ Лючия закрутила мяч, и когда соперница с большим трудом взяла его, она спокойно послала его вдоль линии и, уже не следя за мячом, вернулась на линию подачи.
Сорок-пятнадцать
Сара рукавом вытирала лицо. Если она сейчас не соберется, то счет геймов будет пять-пять, и тогда у нее уже не будет сил бороться.
Лючия подавала. Она использует теперь первую же ошибку Сары, чтобы закончить гейм. Но Сара послала мяч просто в угол корта, заставив Лючию отчаянно бежать за мячом, а когда она все-таки взяла его и с огромным усилием отбила, еле сохраняя равновесие, послала такой сумасшедший удар, что Лючия только растерянно развела руками.
Сорок-тридцать, бесстрастно провозгласил Филипп.
Опять подача и опять быстрый мяч на бэкхенд. Лючия отбила его простым точным ударом вдоль линии. Этот мяч должен был пролететь высоко над Сарой и закончить гейм. Но ко всеобщему удивлению Сара в фантастическом прыжке перекрыла дорогу мячу и послала его обратно.
Я посмотрел на Сару. Ее лицо не скрывало радости. Стоя посреди корта и глядя на Лючию, которая серной бежала к сетке, она мягко взяла мяч и послала его легким кроссом. Лючия отбила его в угол, но Сара интуитивно была уже на середине площадки, когда мяч коснулся ракетки противницы. И мы вновь увидели удар Сары. Смуглая хрупкая рука произвела мягкий округлый размах, но мяч как будто выстрелил из пушки. Никто в мире не смог бы взять этот мяч.
Отлично! крикнула Лючия и махнула ракеткой.
Но Сара даже не улыбнулась, готовясь принять очередную подачу.
По сорока, объявил Филипп. Он повернулся к нам:Превосходный матч, правда?
Но Лючия уже подавала. Сара легко взяла мяч. Лючия тоже спокойно отбила его. Пошел обмен простыми мячами. Раз-два, бэкхенд, форхенд. Наконец, Сара слегка закрутила мяч.
Внимание, прием. Сетовый мяч. Филипп явно занервничал.
Лючия сохраняла спокойствие. Она сильно подала. Сара так же сильно отбила на форхенд. Соперница вся напряглась, когда мяч летел к ней, и я почувствовал, что наконец она играет ва-банк. Сара с середины корта приближалась к сетке. Лючия, как шпагой, ударила ракеткой по мячу, и он ласточкой пролетел в миллиметре от сетки, в миллиметре от отчаянно размахивающей ракеткой Сары и упал в миллиметре от линии.
Здорово, Сара наконец-то улыбнулась, но внезапно бросилась к сетке, проскочила под ней и оказалась на половине соперницы. Лючия неподвижно стояла, опустив ракетку и сжимая запястье правой руки.
Что случилось? мы вскочили со скамейки, но нас опередил Филипп.
Не знаю, Лючия побледнела. Я, по-моему, разорвала связку, а может, просто растянула. Это ужасно.
Это пройдет, Филипп стоял перед ней, нервно сцепив руки.
Но моя завтрашняя операция! Мне больно.
Сара и Ян взяли ее под руки и отвели на скамейку.
Филипп, превозмогая боль, обратилась Лючия к Дэвису, будьте добры, принесите мне мой медицинский чемоданчик. Он в гардеробной.
Торопитесь, Филипп! Сара нетерпеливо махнула рукой.
Филипп побежал так, как будто у него выросли крылья. Сара крикнула ему вслед:
Это такой черный чемоданчик, на столике под окном.
Да-а, отозвался Филипп и исчез среди деревьев.
Ну как ты? спросила Сара, наклонившись над рукой Лючии. Это был фантастический удар. Не удивительно, что связка не выдержала. Но думаю, это не страшно. Правда, дня два ничего нельзя будет делать этой рукой
Не знаю, покачала головой Лючия. Скривившись, она дотронулась до больного места. Что-то чересчур острая боль. Боюсь, что придется отложить операцию, пробормотала она. Затем выпрямилась и попробовала улыбнуться:Но идея была хорошая. Ты ведь совершенно его не ожидала?
Даже если бы и ожидала, не знаю, что бы я смогла сделать. Но все это ерунда. Ты должна сегодня пораньше лечь и не шевелить рукой. А завтра посмотрим.
Если боль утихнет и рука не распухнет, Лючия снова дотронулась до нее, после пары массажей я уже послезавтра смогу держать нож.
Нож?! не поняла Сара. Ох, рассмеялась она, я ведь подумала о столовом.
Ну сегодня-то я точно буду ужинать как ребенок. Придется Гарольду мне резать и мазать.
Вот и я, выкрикнул Филипп, приближаясь к нам с черным чемоданчиком в руке.
Откройте, пожалуйста.
В чемоданчике был комплект хирургических инструментов, бинты и несколько пузырьков с лекарствами.
Хорошо, что я всегда вожу его с собой. Лючия вынула левой рукой эластичный бинт и заглянула в чемоданчик. Ой, нет ножниц. Я же их утром вынула. Она внимательно осмотрела два длинных узких ножа со слегка загнутыми концами, достала один из них и протянула Яну:Отрежь мне, пожалуйста, полтора ярда бинта.
Филипп растянул бинт, и Драммонд наклонился над ним. Нож легко вошел в прорезиненную ткань, и она расползлась, как промокашка.
Никогда не думал, что этот нож такой острый, задумчиво сказал Ян.
Он должен быть еще острее, чтобы ткань не оказывала никакого сопротивления. Конечно, это преступление, что я сейчас им режу бинт. Теперь он ни на что не годен. Ну, теперь стяните бинт. Вот так. И наматывайте, ровно наматывайте справа налево.
Когда повязка была готова, Лючия встала.
Мне уже лучше, сказала она. Думаю, завтра все пройдет.
Сопровождаемая заверениями, что все счастливы ей помочь, она покинула корт. Мы двинулись к дому. Впереди Лючия и Сара, держащая ее за руку, за ними с ракетками Филипп, замыкали шествие мы с Яном, который нес чемоданчик.
Попробую сесть за машинку, сказал я. Хорошая у нас с тобой была прогулка. Жаль, Ян, что мы так редко видимся.
Ян кивнул:
Через два дня приедет Бен и надо будет договориться съездить куда-нибудь втроем. Давно мечтаю о рыбалке в Шотландии. Постоянно не хватает времени, но сейчас я верю, что мы обязательно найдем его. Остановимся в каком-нибудь мрачном замке, переделанном в отель, а?
Отлично, ответил я. А как насчет того, чтобы завтра утром здесь отправиться на рыбалку и утереть нос твоему приятелю?
Идет. Это будет, конечно, небольшим нарушением дисциплины, но ведь без этого никак нельзя. После ужина договоримся, когда выходим и что берем с собой. Я покажу тебе свои снасти. Ян рассмеялся. Я держу их в лаборатории, в запертом шкафу, на котором нарисованы череп и кости и написано: «Опасно для жизни!». Только Спарроу знает, что у меня там удочки.
Мы подошли к дому, вошли в холл и поднялись наверх.
Сейчас я к тебе приду, дорогая, сказала Сара перед дверью комнаты Лючии, и помогу тебе раздеться.
Сказать Спарроу о вашей травме? спросил Филипп.
Нет, не нужно. Он огорчится и ему придется прервать работу. А мне все равно сейчас ничто не поможет Левой рукой она нажала на ручку двери. Спасибо, Сара. Я тебя жду.