На это Крукс, взяв ее за руку, сказал:
Я приду в пятницу вечером.
Она поглядела на Крукса исподлобья, словно оценивая его, потом покачала головой из стороны в сторону, и ее губы сложились в «нет».
Скажите вслух, произнес он. Надеюсь, вы не будете так безжалостны.
Ее веки теперь прикрывали глаза, а грудь, вздымаясь все выше, испустила вздох и снова опала.
Это «да»? шепнул он.
Крайтон! опасливо выдохнула она с внезапным выражением страха в глазах.
О, я думаю, Крайтона нам опасаться нечего, сказал Крукс.
Вы его не знаете! прошептала она. У него в ярости нос делается белым
Вошел Смайт; и, когда Минна покинула комнату, Крукс заметил:
К слову, вы так и не собрались, Смайт, рассказать мне о вашем замечательном «Содружестве Розы».
И он развалился напротив Смайта в просторном кресле, обитом красным бархатом, по другую сторону каминадело было в декабреи сделал глоток из большого и хрупкого стакана.
Что я могу рассказать, если это тайное общество? отозвался Смайт, приподняв брови над ленивыми веками; поскольку между бровями и кончиком носа Смайта пролегали обширные взгорья, казалось, что веки его так и норовили закрыться.
Я имею в видуоно настоящее? Это же Лондон, нет? наседал Крукс, обладавший пытливым интеллектом и, кроме того, всегда искавший новые «истории».
Много лет назад я написал рассказ о тайном обществе, добавил он. Вероятно, вы его помните. Но я ни на секунду не верил, что подобные вещи существуют. Анархизм, да масонство ирландцы
Это пустышки, промолвил Смайт, выпуская изо рта струйку густого сигарного дыма, такого же вялого, как и он сам. Крукс посасывал вересковую трубку.
Что? Масонствопустышка? удивился он. Напротив
Сравнительно, конечно, я хотел сказать. Я не могу назвать тайными организации, о существовании и целях которых известно всем. В чем же тут тайна?.. Но есть и другие.
Крукс наклонился вперед. Он знал, что Смайт был кокни, таким же олицетворением Лондона, как Чарльз Лэм, и что порой он окапывался в каком-нибудь славянском ночном клубе в доках или проводил время среди веселых гуляк, якобы находясь на отдыхе в Гомбурге; Смайт был глубоко посвящен в лондонские традиции и его чуть приподнятые в удивлении брови прятали куда больше, чем он приоткрывал в застольных беседах; отсюда и интерес Круксаа интерес свой, как и прочие эмоции, он обычно не скрывал.
Но в Лондоне? сказал он. В наши дни? В самом деле? Почему я никогда не сталкивался с такими обществами? В Париже, да
Смайт иногда становился разговорчивей, когда речь заходила о Лондоне; и теперь он ответил:
Париж в сравнении с Лондономкак дешевый словарь за шиллинг рядом с «Британской энциклопедией». В Лондоне есть все.
Кроме Парижа, вставил Крукс.
И Париж тоже: я мог бы показать вам «Бал Булье» в полумиле отсюда. Только в Париже это заведение пользуется известностью и славой, а в Лондоне никто о нем не ведает.
А «Роза» тайные общества вы утверждаете, что они реальны?
Я сам состою в двух, знаю о третьем и подозреваю о существовании четвертого, с негромким смешком ответил Смайт.
А скажите, эти три, взгляд Крукса оживился, как я могу в них вступить?
Смайт усмехнулся про себя при виде грубого энтузиазма Крукса и сказал:
Вы, кажется, не совсем понимаетеэто тайные общества. На свете больше мультимиллионеров или специалистов по лучам Беккереля, чем их членов. Присоединиться к тем, что известны мне, так же сложно, как увидеть парад четырех планет, и для этого требуется длительная подготовка. Невозможно просто так «вступить». Одно из этих обществ со времен Эдуарда II состоит лишь из шестнадцати членов, другое из двадцати трех
Но для чего они существуют? раздраженно вскричал Крукс. Какие у них какие у них мотивы, какая идея?
Мотивы разные. В большинстве своем благородные, я думаю. И все мистические.
Тогда почему же они тайные, если они так благородны? Крукс пристально вглядывался в собеседника с любопытством назойливого человека, поставленного в тупик. Сам факт их добросердечных устремлений
Причины секретности различны. Некоторые общества являются тайными во избежание виселицы, Смайт обнажил зубы в беззвучном смехе.
Ничего не понимаю, сказал Крукс. Если цели у них благородные, при чем здесь виселица?
Мне кажется вполне очевидным, заметил Смайт, полуприкрыв за стеклами пенсне тяжелые веки, что существуют три типа действительно тайных обществабсурдные, непристойные и человеколюбивые; и общества, преследующие благородные цели, могут создаваться только по одной причинепотому что правительство остается пока что незрелым и ущербным. Они помогают правительству, беря закон в свои руки, осуществляя правосудие, творя добро в тех случаях, когда правительство не может или не хочет этого делать, и в мистическом духе призывают Бога в свои свидетели.
Ага! Так вот оно что? Тогда я всецело одобряю. А что касается этого «Содружества Розы», то не могли бы вы сказать мне конкретно
Как я жалею, прервал его Смайт, что упомянул при вас о «Содружестве Розы»! С того дня вы не оставляете меня в покое. Какое вам до этого дело? И что вы ожидаете от меня услышать? Неужели великий Крукс считает само собой разумеющимся, что тайны, охраняемые шесть столетий, будут разболтаны ему по первому требованию? Вы можете быть, к примеру, совершенно уверены, что «Содружество Розы»не настоящее название общества, хотя настоящее не так уж и отличается. Что я могу вам рассказать? Возможно, то, что число членов общества всегда было ограничено шестнадцатью; что есть определенное место в Лондоне, о существовании которого на протяжении пятисот лет всякий раз знал лишь один человек, самое большее, двое
Крукс быстро замигал, услышав это, потом заворочал головой, забеспокоился, почти обиделсяон очень не любил находиться «вне» чего бы то ни было.
Место, пробормотал он. И кто же этот один, который о нем знает?
Предстоятель общества.
Предстоятель Крукс задумался, глядя в огонь, затем оживленно поднял глаза и спросил:И где же это место?
Смайт, развеселившись, выдавил из себя смешок.
Что, хотите сходить туда с дамой? Сожалею, но не могу вам сказать, так как и сам не имею понятия. Но когда предстоятель умретон глубокий старик и живет в Кэмден-Таунея узнаю.
Ах, так вы станете тогда предстоятелем?
Глаза Смайта были закрыты. Он ничего не ответил.
Хотел бы я полчасика побеседовать с этим стариком из Кэмден-Тауна, сказал Крукс.
Если бы вы увидели, как он ковыляет по Грейз-Инн-роуд, вам бы и в голову не пришло вторично взглянуть на него. Таков Лондон. Мы сталкиваемся с ангелами на Чаринг-Кросс, даже не догадываясь о глубинах, которые постиг какой-нибудь заурядный на вид человек, о странности его судьбы, его познаниях, одаренности или достоинстве. Я знаю одного лекальщика из Уоппинга
Но в этот момент вошла Минна, Крукс отвлекся, и Смайт внезапно прервал свою речь.
Это было в среду.
По пятницам Смайт неизменно уходил из редакции на час раньше обычного, обедал дома, запирался на два часа в библиотеке, а потом безмолвно, как монах, покидал дом и возвращался лишь ранним утром.
Многие годы пятничный распорядок ничем не нарушался, но в эту пятницу Смайт изменил себе и по какой-то причине вернулся до одиннадцати.
На Виктория-стрит он взглянул на окна второго этажа, отметил приглушенный свет за шторами гостиной и что-то пробормотал себе под нос.
Затем Смайт поднялся на лифте, открыл дверь квартиры своим ключомоткрыл бесшумно, украдкой, хотя был далек от того, чтобы признаться в этом самому себе. Он заглянул в кухню и брови его поползли вверх: там было темно. Он прошел по мягкому ковру в две другие комнатыи там никого не было: слуги, вероятно, ушли в театр. Потом он прошел по коридору к двери гостиной и, по-прежнему бесшумно, повернул ручку. Но эта дверь оказалась заперта, и его брови поднялись еще выше.
Стоя перед дверью, он, казалось, внезапно принял какое-то решение и быстро, тихо вышел из квартиры.
Внизу он нырнул в переулок, где стояла карета полицейской скорой помощи и, укрывшись в ее тени и поглядывая на Виктория-стрит, стал ждать.
Через полчаса Смайт увидел, как Крукс вышел из его «особняка» и удалился с весьма самодовольным видом, а окна гостиной ярко вспыхнули.
Ту ночь он провел в отеле «Виктория» и на следующее утро явился в Ковент-Хаус все тем же холодным Смайтом. Поднимаясь к себе в кабинет, он бросил лифтеру какую-то шутку, и заместитель редактора в тот день даже не заподозрил, что именно бушевало в Смайтеи что имя ему было Легион.
Но ближе к вечеру Минна, которая провела весь день в изумлении и трепете, получила от Смайта написанную от руки записку:
«Дорогая Минна,
К сожалению, возникли обстоятельства, делающие невозможным наше дальнейшее совместное проживание. Пожалуйста, сообщи мне к завтрашнему дню, желаешь ли ты остаться в квартире или мне лучше будет снять для тебя другую.
Твой,
Крайтон».
И они расстались
Зная, как привязан он был к квартире, она перебралась в другую, в Майда-Вэйл; Смайт выделил ей постоянное содержание. С той ночи притушенных огней он не встречался с нейни на секунду. Ее просьбы объясниться он оставил без ответа.
Но боль оказалась сильнее, чем Смайт ожидал, и он предпочел бы покинуть комнаты, где она когда-то жила. Хотя это было не очень заметно для других, их соединяли священные и нежные узы дружбы, и довольно скоро Смайт понял, что, отослав Минну, он словно вырвал себе правый глаз. Порой он по целым днями отсутствовал в конторе; его худое, бледное лицо выглядело все измученней и бледнее; в волосах начала проглядывать седина; молчаливость его сменилась чем-то вроде немоты.
Но он не желал сменить гнев на милость, пока шесть месяцев спустя не узнал от врача, что Минна больна и находится в трагическом положении. Тогда он написал ей:
«Дорогая Минна,
Я все знаю, и все, что нуждается в прощении, я прощаю. Прошу тебя, дорогая, вернись в мои объятия.
Твой,
Крайтон».
Сперва она отказывалась, но любовь пересилила все колебания, и она вернулась в старую квартиру.
Она вернулась больной, ибо в свою очередь раскаивалась, мучилась и скрежетала зубами, пережевывая пепел, оставшийся от огня страсти; и каждый день Смайт видел, как она постепенно угасала и исчезала, словно тень; через месяц Минна тихо вздохнула и умерла, оставив его с грудной девочкой на руках.
Что касается Крукса, то он был в Неаполе и только через три месяца узнал о рождении ребенка и смерти матери. Затем он заявил о себе. С той пятничной ночи, когда Смайт вернулся домой раньше обычного, Крукс не обменялся с ним ни словом, так как Минна на коленях умоляла его: «Пожалуйста, прошу тебя, держись подальше от Крайтона!» Но теперь, как сказано, Крукс заявил о себе.
Однажды вечером он разыскал Смайта в «Сэвидже» и, стоя перед его креслом, заявил:
Смайт, мне нужен ребенок.
Смайт перевел несколько удивленный взгляд с новости в «Стандарте» на предмет, возникший перед ним, и сказал:
Нет.
Тогда я хочу иногда с ней видеться: это будет справедливо.
Если желаете, пробормотал Смайт. Она в моей квартире. Постарайтесь не видеться с ней слишком часто.
И он вернулся к чтению.
Крукс пришел и углубился в философические размышления, узрев крошечный комок женственности, который можно было при желании засунуть в кувшин; а девочка загугукала, увидев толстое лицо с торчащими из него волосами.
Затем он стал приходить дважды в месяц и как-то, встретив в холле Смайта, протянул ему руку; Смайт, высоко подняв брови, позволил пожать свои длинные пальцы (Смайт, на самом деле, никогда не участвовал в рукопожатии с любым сыном Адамапросто дозволял это, взирая на процесс с удивлением).
Так произошло несколько раз в течение года, и однажды Крукс оказался у камина с ребенком на коленях; он сидел напротив Смайта, как в старые времена. Не особенно задумываясь над этим, он снова подружился со Смайтом, подружился покровительственнои потому не обращая внимания на удивление Смайта; по правде говоря, он не мог быть уверен, что Смайт был удивлен больше обычного, так как Смайт всегда казался удивленным. Более того, слава Крукса в последнее время созрела и достигла истинной спелости; если у него появлялось мнение по тому или иному вопросу, об этом писали в газетах; и он возгордился, поскольку у мелких людей его профессии и происхождения нет ни твердого «я», ни нерушимой самооценки, которая не может быть ни завышена рукоплесканиями, ни принижена критикой; когда дует попутный ветер, они раздуваются, но стоит ветру стихнуть, и они впадают в ничтожность. Что же до Крукса, то в то время он был убежден, что одним своим присутствием оказывает честь и поклонникам, и скептикам.
Ко-ко-ко, говорил он, подбрасывая своего цыпленочка на колене, цокая и хихикая. Послушайте-ка, Смайт, вы все-таки стали предстоятелем этого общества Розы?
Да, удивленно ответил Смайт.
Вот как. Итак, теперь вы хранитель секрета таинственного места?
Да, удивленно ответил Смайт.
«Значит, сказал себе Крукс, рано или поздно я увижу это место»и просидел час со Смайтом.
В таких отношениях они и сосуществовали; маленькая Минна, белокурая и хрупкая, как ее мать, научилась ползать, потом ходить; месяцы траура давно миновали, хотя Крайтон Смайт все еще носил одежду цвета воронова крыла и креповая повязка никогда больше не покидала его рукава. Каждое воскресенье закат заставал Смайта на Бромптонском кладбище, где он грустил над могилой; большинство видевших Смайта там считали, что он держался холодно, хотя некоторые были противоположного мнения. Тем временем, Крукс появлялся достаточно регулярно и однажды вечером, сидя у камина, сказал:
Я перестану приходить сюда, Смайт, если вы не поговорите со мной. Я полагал, что вы не можете больше испытывать чувства негодования и обиды, поскольку осознали, что я любил Минну.
Губы Смайта с минуту выпускали дым; потом он спросил:
Скольких еще вы любили в тот год?
Возможно, нескольких. Я считаю, что вопрос неуместен
И скольких любили с тех пор?
Несколькихможет быть, многих. Но это не имеет никакого
Вы женаты.
Да, но я не желаю спорить на эту тему, Смайт. Это просто означает, что ваши взгляды на сексуальные отношения отличаются от моих; и, так как мои являются продуктом мысли
Я не «спорю», возразил Смайт, сонно прищурив глаза, и это не вопрос чьих-то «взглядов». Я просто говорю, что вы женаты, факт же в том, что женатый человек, позволяя себе любить девушку из среднего класса, рискует навлечь на нее гибель от позора. Я не говорю, что это непременно должно быть такя ни с кем не спорюя только утверждаю, что так обстоит дело в настоящее время; и когда случается подобная смерть, речь идет об убийстве. Конечно, против этого нет закона, но он замолчал и лениво провел ладонью по высокому лбу, силясь открыть смыкающиеся глаза.
Люди в общем-то не совсем ангелы, заметил Крукс.
Некоторые больше похожи на дьяволов, послышалось бормотание.
Вы не имеете в виду меня, грешного?
Ваше существование, похоже, приносит много вреда. Какую пользу вы приносите, я не знаю.
Не знаете, приносят ли пользу мои книги?
Нет, не знаю. Я знаю, что мужчинам уже надоели бесконечные «романы», и как только женщины перестанут быть в душе детьми, будет написан последний «роман». Ваши забавны, я полагаю
Но они не пророческие? Не жизненно важные?
Это позабавило Смайта, и он с презрением выдохнул:
Как же вы еще наивны!
Крукс слегка покраснел.
Так его, Смайт! Ну, говорите же.
Что ж, возможно, вы и делаете что-то полезное, сонно пробормотал Смайт. Помню, я прочитал одну вашу страницу и сказал себе: «Это благородно». Допустим, ваши побуждения благородны, и поскольку грубость исполнения устраивает публику, вы можете сделать что-то хорошее. Но побуждения без интеллекта мало на что годятся, а интеллектом вы не блещетени одной новой и истинной мысли, а те представления, которые можно назвать вашими собственными, смехотворны. Вы немного, на любительском уровне, разбираетесь в наукевозможно, знаете половину того, что знаю я, а это едва ли существенные познанияи ваш мозг никак не приучен к упорядоченности и остроте. А ваша манера изъясняться, этот цветистый поток красноречияменя все время не покидает чувство, что вы никак не можете преодолеть приступ ликования, неожиданно обнаружив себя писателем, а не продавцом имбирного пива. Не скажу, что вы действительно писатель