Живой груз в собственный дом доставил легкохотя девочки пытались вывернуться из шкур и ремней, издавали невнятные звуки, и, похоже, тряска на грис изрядно их измотала. Пусть скажут спасибо, посмеивался про себя Къяттав племени дикарей близнецов опасались. Странно, что при рождении не убили. Может, готовили в жертву страшным хору-южанам? Вот он и забрал, и довольны все.
И братишке понравится, он любит все необычноеправда, и остывает быстро, но диковинок много, для него хватит, не жаль.
Какие уродливые! Мальчик с восторгом смотрел на девочек-близнецов. И даже на людей похожи! Они умеют говорить?
Если это можно назвать разговором, Къятта стоял за плечом.
Их нужно держать на привязи? Или можно приручить?
Мальчишка протянул руку к одной из скорчившихся в углу фигурок. Девочка дернулась назад, и Кайе стремительно убрал руку. Старший брат расхохотался:
Боишься, откусит тебе пальцы?
Нет! Кайе было стыдно за свой непроизвольный жест. Разве не возился он с дикими зверьми? Подними голову! он шагнул к маленькому уродливому существу и заставил смотреть себе в лицо.
Почему они все-таки похожи на человека? с легким возмущением спросил у брата.
У мира много странных шуток.
Я назову их Таойэль и Амалини, выпалил мальчишка имена двух из Пяти звезд.
Ужасно, Къятта не скрыл гримасы отвращения, Давать красивые имена таким чудищам?
Они мои, а я хочу так! Хоть имена у них будут красивыми, добавил с неожиданной жалостью. И почесал испуганно молчащую девочку за ухом, словно зверушку.
Смотри! Она скоро приручится!
Тридцать одну весну видела Натиу из рода Тайау, но выглядела много моложе. Красавицей никто бы ее не назвал, но в облике женщины было многое от ее имени«мед». Полногрудая, полногубая, с мягкими движениями и мягким смехом.
Много весен прошло с того дня, как в бедном квартале увидел ее Уатта Тайау, и забрал в рощу неподалеку от Асталы, а несколько часов спустя привел в собственный дом и оставил там. И большее сделал ондобился, чтобы Натиу приняли в Род, хотя отец Уатты противился тому, не понимая одержимости простой девчонкой. Но сильной уканэ оказалась юная девушка, и Ахатта Тайау согласился с прихотью сына. Золотая татуировка украсила плечо девушки, и Натиу позволено было снять браслет из серебра, знак осторожности Сильнейших.
Натиу не любила Уатту, но лишь безумная стала бы отказываться от подобной судьбыбыть принятой в один из сильнейших Родов.
Двух сыновей родила Натиу, и оба не походили на нее. Старший удался не столько даже в отца, сколько в деда, а младший обликом был один в один черный энихи. Разве что мягкостью движений напоминал он мать, но жесты Натиумедовая струя, а движения Кайе словно зверю принадлежали, не человеку.
И Киаль не походила на мать, скорее она напоминала птицу-ольате.
Натиу могла гордиться собойразве не она внушала верность воинам-синта, принадлежащим Роду Тайау? Исподволь, по капельке помещала в сознание избранных уверенность в том, что только этому Роду стоит служить, и жизнь отдать, если что. Их всего десятьбольше не разрешено, о большем Совет прознаетплохо придется Роду. Зато хороши! И Силой обладают умеренной.
А еще Натиу видела Сны.
Сон течет сквозь кожу, тело становится водой и течет сквозь сон. Ресницы отбрасывают лохматые тени. Ойоль, сновидица.
Много-много весен назад уканэ умели плавать по рекам снов, не тонуть в водопадах снов. Много-много весен никто этого не умеет. Редкие всплескирыбка махнула хвостом, и вновь тишина.
Во сне опасней, чем наявутак говорят.
Натиу любила сны. Училась быть ойоль. Не было учителябрела сама, наощупь.
Порой сон показывал прошлое или будущее куда четче, нежели это могло сделать видение, вызванное дымом шеили. А в древности, говорят, могли сном менять другой сон, делать реальность иной. Убивать могли, говорят. Натиу не умела. Никто сейчас не умел.
Но она научилась рисовать перед собой двери и заходить в них. И даже касаться того, что стояло за дверью. Долго училась, не жалела ни себя, ни зелийа дорого обходились подобные зелья ей, тогда еще совсем девчонке. Здесь, в доме Тайау, нужды в средствах уже не испытывала.
Поначалу и не нужно было ничегоСила сама хлынула в пробитую щель. Но
Уже много месяцев сны сами не приходили. Готовила травы. Немного пожелтели белки глаз, руки подрагивалино ей уже не для кого было оставаться красивой.
Къятта видел, и презрением дышала вся его фигура. Презрение вызывало страх, и мать съеживалась, когда мимо проходил старший сынгибкий зверь скользил в травах, где рос ее сон.
Зверь этот мог вырвать травы с корнем.
Не делал этогото ли из презрения, то ли из другого какого умысла.
Не из любви к матери.
Натиу спала, раскинувшись на синем шерстяном покрывале. Из шерсти белых грис покрывало, крашенное лепестками синих цветов. Дорогоепринимать дорогого гостя.
Находясь не здесь, Натиу шла по дороге, по серым камешкам, к своему сыну. Младшему.
Кайе сидел прямо на дорожке, зачерпывая камешки и высыпая их сквозь пальцы. Был он постарше, нежели сейчас. Значит, доживет, подумала Натиу. Кайе поднял головучья-то фигура показалась рядом. Темная. Не увидеть лица. Склонилась к мальчишке, руку протянула к плечу Натиу испуганно вздрогнулана плече сына не было знака Рода.
А тот, темный, стал перед ней, заслонил сидящего.
Женщина досадливо топнула ногойне пускает сон, не дает рассмотреть.
Топнулаи дорожка распалась, под ней была пропасть.
Спит. Как личинка в коконе, глуховатый негромкий голос. Молодой, но полный осознания собственной силы.
Разбудишь ее? ломкий, еще полудетский.
Нет. Пусть спит.
Къятта скользнул в дверной проем, прочь из покоев матери, подростоктроюродный братследом. На ходу спросил нерешительно:
Может, попробовать разбудить? А если слишком много выпила она айка и сонной травы?
Значит, одним человеком в роде Тайау будет меньше. Не самым ценным.
Голоса разносились свободно, отражаясь от стенговорящим нечего было скрывать.
Нъенна, подросток тремя веснами младше, смуглый почти до черноты, угловатый и острый, устроился на полу. Троюродный брат Къятты, Нъенна пытался быть его точной копией, но смахивал больше на тень, повторяющую очертания искаженно.
Тебе не жаль мать?
Многие даже из лучших умирают, не в состоянии одолеть свой огонь. Подумаешь Хуже другое. Каждого из Сильнейших сила ловит в капкан.
Новость сказал! кончик носа Нъенны дрогнул; так всегда бывало, когда подростку делалось смешно. Все знают, что наша сила несет в себе нашу смерть.
Разве я говорил о смерти? Умереть не страшно. Страшно стать пленником собственной силы. Моя мать сны предпочитает действительности. Сестра может думать только о танце. Да и в других домах
А ты?
Я не позволю Силе взять верх надо мной. Человек не она, а я.
А как же твой дед?
И у него есть Къятта осекся. Есть, уж поверь.
А младший твой? чуть пренебрежительно спросил Нъенна, так, как и говорят подростки, желающие показать свою зрелость.
И он глаза Къятты блеснули нехорошо. Но я его удержу. Такие рождаются раз в сотню весен И даже Тииу они не подвластны!
Люди сильных Родов поступали по-разному, развлекаясь. А Къятта никогда не приводил надолго в дом тех, кто на сей раз послужил забавой. Исключение было однов его крыле появились сразу юная девушка и мальчишка. Через несколько дней оба исчезли, и Кайе не интересовался, что с ними сталось.
Впрочем, без надобности особой не убивали даже Сильнейшие. Не Къятта, во всяком случае.
Но игрушки младшего братадело иное, сам еще ребенок. Да еще такие занятные
Близнецы не рождались у ювада и у норреков они были редкостью. Две дикие девочки прижились в Асталепо-человечьи они говорили совсем плохо, но тянули любопытные ручонки повсюду. Они пробыли в городе почти полгода. Как-то утром дед застал мальчишку насупленного и беспокойного сверх обычного. Одна из близняшек-зверушек лежала мертвая подле окна.
Древний свиток порвала, дурочка, сказал Кайе угрюмо. Я не хотел ее убивать
Другая девочка съежилась в углу, и смотрела затравленно.
Уберите ее Больно, когда она тут, мальчишка отвернулся, вскарабкался на подоконник и выпрыгнул в сад.
Мысль вернуть девочку в племя была бы нелепой. А одна, без сестры-близняшки, дикарка не представляла собой никакой ценности. Уже через час в доме не осталось и следа пребывания Амалини и Таойэль.
К сезону дождей у мальчика уже была другая игрушка. Серебряные знаки на черном поле двигались, подчиняясь плавному качанию руки. Круг Неба, единственное, с чем могли управляться и уканэ, и айо. Говорили, в Тевееррике по нему могли точно узнать судьбу человека. Только на севере еще помнили, как им пользоваться, а на юге совсем забылитак, детская забава. Сосредоточиться, как эсса, не могли южане. Разве что Имма Инау в совершенстве освоила, как повелевать серебряными рисункамино и она не умела сложить из них совсем уж определенное.
Ахатта попробовал младшего внука хоть через Круг Неба к знанию приучитьмальчишка любит все новенькое. Тот и вправду увлекся, ненадолго, потом остыл.
Вот и сейчасуселся в центре черного мраморного круга, ладонями поводил над полом, добиваясь плавного движения знаков. Плавные жесты давались ему без труда, странно при его-то порывистости. Кошка, говорил старший, порой проводя рукой ему по спине, словно ждал, что мальчишка замурлычет. Но мурлыкать тот не умел, только шипеть и фыркать.
Скажи обо мне, попросил вслух. Никак не мог усвоить, что серебряные знаки-жуки все равно не слышат, лишь ловят тепло кожии мысли.
Два знака сверкнули над полом, пересылая невесомые образы на кожу мальчишки. Всегда смеялся, как от щекотки, когда на груди или на руке загорался такой вот знак. Выпало:айамаруогонь, и шуказверь.
Было бы новое, разочарованно протянул мальчишка. Почудился голос старшегоа чего ты хотел? Кайе поднялся было, но тут сверкнул еще один знак, разлился под кожейтали, жертва.
Ну! вскочил мальчишка, с отвращением стукнув себя по груди, словно желая смахнуть следы знака, уже невидимые. Еще чего!
Последний знак напомнил, что на исходе луна, последний деньзначит, пора к Башне, иначе можно и не успеть. В дверном проеме старший брат появился, поманил за собой.
Башня пела по вечерам. Если прильнуть ухом к старым ее бокам, можно было услышать низкий гортанный голос. А если коснуться пальцамиощутить дыхание. Древняя, построенная на крови, она хранила Асталу и пела для нее, жила для нее.
В эту луну человека для Башни выбирал один из Кауки. Привез кого-то с окраин. Как обычно, привез на закате, и скинули дар с высоты ее. Кровь у подножия Башни сама впитывалась в камни, оставалось только тело убрать.
Мальчишка сидел на мягкой траве, смотрел на Хранительницу с преклонением, несвойственным ему совершенно. На служителей, спешивших к телу, внимания не обратил никакого. Тысячу раз поднимался на самый верх по нешироким ступеням, тысячу раз ловил ветер на вершине ее. Чудо Асталы, любовь Асталы она прекрасна.
Вспомнил про дикарейпоморщился. Видел как-то, как одного из них убили в честь хору, так они называют южан. Грубо и некрасиво убили, а главноебессмысленно. Потянул Къятту за руку, спросил требовательно:
Почему они приносят нам жертвы? Норреки?
Это дикари. Животные.
Ну, пусть плоды камни и перья, но зачем лишать жизни своих? Если бы нам была нужна смерть, мы бы сами убили.
Нашел, о ком думать! Они верят, что каждый из нас способен уничтожить всю их деревню что не так далеко от истины, и считают, что, проливая кровь своих, умилостивят нас. А вот это совсем далеко.
Звери не делают так, мальчик поднял серьезные, потемневшие глаза на брата, А онимогут. Просто так.
Не просто так. Они оберегают свой народ. По глупому, по-дикарски.
Мальчик молчал, прислушиваясь к пению Хранительницы. Потом спросил:
Скажи, ты любишь меня, Къятта?
Конечно. С чего это ты?
Ты с таким презрением говоришь обо всех даже о Сильных. А ячто я для тебя значу?
Да ты что, Кайе?! тот сел на траву рядом с ним. С кем ты себя равняешь?? Ты не заболел?
Ты любишь меняили ценишь мою Силу?
Вы неразрывны.
Я знаю, и все же Если бы вдруг я лишился ее
Тогда я просто оберегал бы тебя.
Мальчишка обвил руками его шею, спрятал лицо на груди.
Не оставляй меня никогда. У меня больше никого нет.
Старший брат осторожно расцепил его руки, чуть отстранил, поднял за подбородок лицо мальчика:
Есть дед, сестра и мать. Этого мало?
Мнемало. Дедушка такой строгий всегда, Киаль знать ничего не хочет кроме своих танцев, птиц и цветов. Она просто глупая. Если бы я родился птичкой, она бы меня обожала. Но я не птичка совсем. А мать гордится тем, что она принадлежит к Роду Тайау, и все
Къятта не мог сдержать улыбки, слыша такие заключения от мальчика, не достигшего еще начала созревания.
Если бы ты думал почаще, пробормотал он. И добавил, стараясь донести до младшего весь смысл слов:Ты можешь считать близких глупыми или слабыми, но помнисвой Род защищают всегда.
Глава 4
Астала
Шиталь нравились беседы с Ахаттой Тайау. Она с удовольствием входила гостьей в его дом, и порой принимала у себя, хотя глава Совета не слишком любил посещать чужие дома. Да, с ним приятно было беседоватьон не обрывал и самую безумную чью-то речь без нужды, мягко обращался даже с уборщиком мусора. Редкость среди южан Смерть единственного сына никак не отразилась на нем, и годы не коснулись этого высокого мужчины.
Шиталь понималахоть она и сильна, ей никогда не возглавить Совет, ее Род давно уже был слабым. И все жеона вторая после Ахатты, хоть по сути и превосходит его. Даже его внук уступает женщине.
Шиталь было чем гордитьсясвоими способностями она вытянула Род Анамара из числа тех, на которые махнули рукой.
Приятные мысли сменились не слишком приятными, и Шиталь нахмурилась. Внук у Ахатты их два. Кем вырастет Кайе Тайау? Ахатта отнюдь не глуп, он не слишком-то балует мальчика. Это означало бы потерять мощное оружие возможно, позволить мальчику погибнуть. И ведь не свяжешь Кайе ничем. Даже уканэ в Астале есть пара способных на такое, но Ахатта не позволит. И правильноникто не может сказать, что произойдет, если попытка окажется неудачной. При том вряд ли дед любит его впрочем, почему бы и нет? Забавный малыш.
Когда он вырастет, Шиталь будет еще довольно молода но точно потеряет право быть первой.
Подняла к лицу бронзовое звонкое зеркало, всмотрелась в отражение. Къятта с недавних пор посматривает в ее сторонуу них разница десять весен, но Шиталь выглядит совсем девушкой. Кровь кана-оборотней течет по жилам, не давая стареть. Почему бы и нет? Со многими другими не задумалась бы, использовав связь во благо себе и своему Роду, но Къятта внушал некоторые опасения. К тому же использовать внука Ахатты
Она покачала головой. Лучше и не пытаться. Вздохнула, потерла виски. Къяттарезкие черты, взгляд высокомерный, презрительный изгиб рта
Но просто такпочему нет? Эта связь ни к чему не обязывает.
А ребенка не будет точноон не нужен обоим. Не то что некоторым, которые хотели бы так привязать к себе молодую женщину, Шиталь Анамара.
Да, ребенок, подумала Шиталь. Другой. Маленькая черная зверушка Тайау Он тянется к старшейстоит потрепать его по волосам, расцветает. Вот кого точно стоит приручить, тем более что занятие это приятное.
Роса еще лежала повсюду, но дымчатое небо, серо-сиреневое, уже казалось жарким. Шиталь шла по дорожке к ступеням террасы, улыбаясь собственным мыслям. Крошечные разноцветные камешки похрустывали, и птичьи голоса сливались со стрекотанием огромных цикад, и вода не то шуршала, не то журчала, падая на красный гранит фонтана.
Мальчик ждал ее, устроившись на каменной петлеженщина чуть не прошла мимо, задумавшись.
Эй!
Аши, обернулась Шиталь, и мальчишка спрыгнул, подбежал к ней, протягивая руки. Бесконечным обожанием светилась вся фигурка его, и больше всего он походил на звереныша, виляющего хвостом так, будто их три. Да он и был наполовину зверенышем.
Ты красивая, он оглядел ее всю, от босых ног до высокой сильной шеи, на которой сейчас не было ни одного украшения. Розоватое полотно юбки то распахивалось, то снова сходилось, образуя складчатый кокон.