А при мысли о лесном котенке словно пушистый кто на груди сворачивается и мурлычет. Бывает ли он нежным? думала Таличе, и сама пугалась подобных мыслей.
Но ведь ей уже почти четырнадцать весен и никого другого не надо.
Часы без него тянулись, а с нимлетели. До дня, когда мальчишки поссорились всерьез.
Изначально по мелочи, как у них водилосьни один не хотел уступать. Речь о северянах зашла. Они такие же, Арута сказал. Мыдети одной ветви, пусть их.
Одной ветви?! яростным грудным мурлыканьем прилетело с другого конца доски, на которой сидели, Я не хочу иметь с ними общего!
Нравится тебе или нет, но в ваших предках общая кровь, пожал плечами Арута.
Что ты знаешь о крови!
То, что она течет в моих жилах. Вы знаете большевы ее выпускаете. Но по цвету мою не отличить от твоей. И от северной.
Арута не вскрикнулвмиг посинели губы, широко открыл рот, словно выброшенная на берег рыбаи беззвучно осел назад. На крик Таличе прибежал отец, подхватил сына и унес в дом. Громко плакала Ланики.
Ночью оборотень не вернулся домой. Просидел на полянке в лесу, бездумно выдергивая перья из тушки убитой им птицы. Дом и не подумал о родных, все равно не хватятся. У Къятты очередная забава наверняка, сам не понимал, почему подобные вызывали неприязнь, почти ревность. Не равнять же с ними себя? Но злился, когда видел, как смуглые пальцы пробегают по горлу и груди очередной игрушки. Пока был с Арутой и Таличе, об этом и не вспоминал. А сейчас нахлынула не просто злостьодиночество.
Ночью ливень пошел, но Кайе дождался рассвета, не пытаясь укрыться от тяжелых струй. С первыми лучами солнца дождь прекратился, и подросток направился к дому Аруты. Понятия не имел, что скажети в голову не пришло, что приятель мог умереть. Ведь Кайе же не хотел. То есть хотел ударить, но не собирался убивать. И не ошибся, тот жив былоборотень не знал лишь, что Аруту с трудом откачали, что Таличе уже готовилась печь лепешки ему в дорогу туда, откуда не возвращаются.
Мужчина стоял у калитки, сверху вниз глядя на хмурого подростка.
Не приходи больше.
Я хочу видеть его.
Вы хозяева Асталы, но это мой дом и мой сын.
И что же? Вы под нашей рукой.
Если ты сделаешь еще шаг, придется просить покровительства другого Рода, только боль за сына могла заставить говорить так.
Другого Рода. Значит Къятта не может проиграть, но вдруг он не пожелает выходить в круг? Ему-то что! Тогда и Арута, и малышка Ланики, и Таличе достанутся другим. Особенно Таличеэта мысль испугала, хоть ни разу не думал о ней, как о девушке. Несмотря на то, что испытывал рядом с нейне думал. Как о товарище только. Знал, конечно, что девчонка но разницы особой не видел: подумаешь, платье! А сейчас испугался за нее.
В открытую в дом пытаться войти не стал. Но в остальномзапрету не внял, пропустил мимо ушей. Это же другое, верно? Три дня бродил возле жилища строителя, умело не попадаясь никому на глаза. Дождавшись, пока Арута сможет ходить и рядом не окажется взрослых, подтянулся и кошачьим движением вскарабкался на ограду. Окликнул приятеля. Поймал взгляд запавших, обведенных кругами глаз.
Против ожидания, держался Арута совершенно спокойно. Ни капли страхауж его-то Кайе чувствовал превосходно.
Послушай, я не хотел причинять вред.
Да знаю я, знаю, неожиданно взрослые нотки звучали в голосе. Арута потер переносицуи жест этот показался другим, словно тоже взрослому принадлежал. Но слушай, что мы можем дать друг другу? Зачем это все вообще?
То есть? растерялся Кайе.
Мне интересно строительство, понимаешь? А тебезабава, пока лес надоел. А мне в лесу делать нечего. Ты наигрался бы скородумаешь, я не понимаю? Давай хорошо друг о друге помнить. А встречаться не стоит.
Значит, не хочешь простить?
Я и не сержусь. Тыто, что ты есть
И что же я есть? тихим грудным голосом спросил Кайе. И вот тут Арута не нашелся с ответом, почувствовал страх.
Я сегодня еще не кормила птиц! прозвенел голосок, и Таличе, босая, с распущенными волосами, выбежала во дворик, держа на сгибе локтя корзинку. Она смеялась, но зрачки были большими-большими, хоть и выбежала из темноты на свет.
Кайе взглянул на девочку, вскинул руку, цепляясь за верх ограды, подтянулся и перемахнул через забор.
Погоди! прозвенело от калитки. Таличе стояла, бросив корзинку на землю. Не уходи!
Да что уж теперь, угрюмо сказал мальчишка, смотря из-под густой челки. Вроде все выяснили.
Не все! Таличе шагнула к нему, зажмурилась и поцеловала. Горячие губы ткнулись в краешек рта. Не открывая глаз, шагнула назад, готовая бежать. Руки обвились вокруг ее талии.
Не пущу!
Пусти, жалобно, тоненько. Арута
Кайе нехотя разжал руки. Да, не надо, чтобы слышал ее брат. Довольно с него.
Вечером я хочу тебя видеть.
Таличе замотала головой, тяжелые волосы скрыли лицо. Держал ее руку, горячую, как и губы. Пальцы тоненькие совсем. Дрожат.
Приходи
Не могу
Я никогда ничего не сделаю тебе. Веришь?
Верю, она подняла лицо, пытаясь смотреть сквозь полотно волос. Улыбнулась еще испуганно, но уже задорно. Почти прежняя Таличе.
Нечасто семья Ахатты собиралась вместе. А вот сейчассобралась ненароком. Солнце висело над деревьями золотистым плодом тамаль, колокольчики по краям дорожки покачивались, огромные, с влажной сердцевинкой, с виду звонкие. Натиу говорила с Ахаттой о новом воине-синта, замене погибшего, а старший сын подошел и стал рядомпослушать. Служанка высокие чаши принесла, с напитком чисамое то в жаркий день, раздала каждому. Вынесла легкий столикчтоб было куда чашу поставить. Едва успели отпить по глотку, мальчишка примчался: рука ниже локтя в глине, штаны тоже измазаны; верно, бежал, не разбирая дороги. Похоже, прямо по стройке. Ладно, если не по чужим головам.
Я хочу, чтобы Таличе, дочь строителя Чиму, приняли в Род! выпалил на одном дыхании. Къятта сложился пополам от беззвучного смеха. Брови деда поползли вверх, а мать напряглась испуганно.
Она в чем-то может быть полезна нашему Роду? спросил Ахатта.
Нет. Я хочу ее взять для себя.
Это проклятие нашей семьи, брать кого ни попадя, стараясь не расхохотаться в голос, выдавил Къятта. Натиу сжала губы, опустила глаза.
Тебе только четырнадцать весен.
И ей и матери было столько же!
Но отцу было больше.
На это мальчишка не нашел, что ответить, лишь угрюмо смотрел из-под лохматой челки. Губы вздрагивали, и пальцы сжаты в кулакопасно Кайе говорить «нет». Он еще не понял, что, собственно, «нет» и услышал. Еще не выплеснул наружу неизбежную ярость.
Ахатта встал, медленно обошел столик, остановился подле внука.
Ладно, с тобой понятно. А сама девочка этого хочет?
Не думаю, что она будет против, пробормотал мальчишка, озадаченный подобным вопросом.
А, так вы и не разговаривали. Может, и не знакомы толком?
Да какое это имеет значение?! взорвался подросток. Но растерянность плеснула в голосеи не дала вырваться наружу огню.
Тихо! Развлекаться можно с кем угодно, а принимать в Род
Ахатта не договорил, раздраженно взмахнул рукой и пошел в дом, бросив через плечо:
Если она тебе дорога, позже поговорим. Через год, например.
Послушай, сын, нерешительно начала Натиу, поняв, что гнев младшего сына погашен, Ведь ты должен не просто стремиться к ней. Кровь Рода не должна стать слабее
Говоришь, как как северянка! презрительно выпалил Кайе. Он вновь начал злиться. Безмерно раздражал неуверенный голос материговорила, словно руку протягивала к спящему дикому зверю. Погладить хочется, а страшно.
И дети ее будут рядом с тобой даже если пожелаешь взять другую, они все останутся.
И что же? Можно подумать, тебе было плохо!
Твой отец любил меня
Оправдываешься? раздалось сбоку, хлесткое и насмешливое. Натиу взглянула на старшего сына и в свою очередь заспешила в дом, в другое крыло.
Къятта посмотрел на брата, больше всего походившего сейчас на очень злую, но очень мокрую кошку с подбитыми лапами. Разревелся бы, если б умел.
Ну ладно. Дед не принял всерьез, мать испугалась. Давай поговорим с тобой. Къятта протянул ему руку, но мальчишка остался стоять. Молодой человек улыбнулся:
Что, «уйду из дома и буду жить в лесу»?
Нет
Уже хорошо. Таличе она для тебя звезда в колодце или женщина?
Ты все смеешься
Мой маленький зверек, это важно. Пока ты касаешься ее только взглядом, не знаешь ничего. Так разберись.
Глаза старшего потемнели, очень мягким стал взгляд:
Ведь ты не был ни с кем ни разу, не так ли? Вот и иди к ней. Узнаешь о себе много нового.
Я дал слово, что не обижу ее.
Разве ж это обида? Если ты не нужен ей, зачем так настойчиво тянуть ее в собственную семью? Къятта смеялся. А если нужен с радостью примет.
Я так не могу, мотнул головой Кайе. Сел на дорожку и принялся потрошить большую кедровую шишку, взятую со стола. Как будто замену мне предлагаешь. Она мне вся нужна, целиком. Она моя подруга, а не из этих
То есть, после принятия в Род спать с ней ты не собираешься? уточнил Къятта, и еле увернулся от увесистой шишки.
Отстань! младший отвернулся, чувствуя, как краска заливает лицо. Сам знаю, что глупо! Я думал о ней много просто хотел, чтобы она была рядом. Больше всего остального.
Тогда заведи себе лемура, а не девушку. Пушистый, глаза большущие, а что говорить не умеет, так даже лучше. Все равно ты рот любому заткнешь.
Кроме тебя он сдался уже. Стройная фигурка Таличе стояла перед глазами. Волосы пахнут лесными цветами, ладони маленькие, пальцы проворные. Тонкие ключицы, лежащий на них кожаный ремешокв Доме Солнца получила подарок-амулет, теперь не снимает. А сама словно плод тамаль, золотистыйхочется любоваться им, гладить, с ветки не срывая. Но если плод и сам не против с этой ветки спрыгнуть?
Разве Таличе не поцеловала его?
Дед позвал его позже, серьезный и строгиймальчишка притих; был бы в обличьи энихи, прижал бы уши.
Я знаю, о чем вы говорили. Къятта прав. Только я дам тебе совет, дитя. Не спеши к своей девочке. Есть много других в Астале, из тех, что носят красные пояса.
Да не нужны они мне! вспыхнул мальчишка.
Сделай, как я говорю, и не возмущайся. Поговорим потом если захочешь. Обыкновенных девчонок Асталы не трогай пока, хоть и они не скажут тебе «Нет».
А мне не нужно, чтобы кто-то говорил «да», потому что говорит это всем!
Ты и так не все, к тому же внешностью не обделен. Успеешь наслушаться.
Поначалу просто бродил по улицам, разглядывая знаки, давно известныеесли свернуть туда, будут дома подопечных Кауки, а если пройти подальшеодин из городских рынков, ничья территория. В чужие кварталы заглядывать не хотелдаже не думал об этом. У каждого энихи своя территория. Вымощенные широкими каменными плитами улицы были почти пустымив полдень люди заняты делом, время отдыха еще не настало. Короткие резкие тени лежали повсюду. Вдыхал знакомые запахи городакаменой пыли, готовящейся пищи, металла, человеческой кожи. Порой улавливал в воздухе след терпкого, сладкого аромата, призывного и дразнящего; зналтут прошла молодая женщина, желающая быть привлекательной.
По одному из таких невидимых следов он и направилсялегкому, манящему.
Девушка была очень смуглой, очень гибкой и тонкой, совсем еще юнойи за ней он пошел, уже видя, не только чувствуя след. Она остановилась, прижавшись к стене; золотые подвески позвякивали в косах, белая челле и черно-белая юбка делали ее похожей на обычных девушек Асталыесли бы не красный пояс, длинный, со множеством кистей. Девушка улыбалась, показывая ровные крупные зубы.
Я понравилась тебе?
Да, как плод, непонятно почему приглянувшийся среди десятка других, как темная виноградная гроздь, которая выглядит настолько сочной и теплой, что хочется сорвать ее немедленно. Девушка коснулась пальцами его татуировкиона не знала этого знака. Она вообще не знала ничего, кроме того, что золотая татуировка принадлежит Сильнейшим. И ей было лестно.
Пойдем со мной, стрельнула она глазами, Тебе понравится!
Дом ее был в трех шагахпростая глиняная хижина. Девушка скользнула туда, нагнувшисьнизкий вход, тяжелый полог. Темно, только горящий фитилек освещает ложе и покрывало на нем.
Ее кожа была нежной, тело упругим и мягким одновременно. Волосы пахли плодами тамаль, и привкус этих плодов чувствовался на ее губах. Совсем не похожа на Таличе про Таличе попросту позабыл в бесконечно долгие мгновения на чужом ложе. Эта была веселой, была ласковой, послушной и ускользающей. Она играла с огнем, заставляя его разгораться ярче
Пламя рванулось впередчерез кожу, через волосы, через глаза и губы, невидимое и от того еще более опаляющее. Существо девушки было как тонкая вуалевая ткань на его пути, но пламя задержалось перед нейи, не желая медлить, стремясь получить и испытать все целиком и сразу, он просто разорвал эту вуаль, и вспыхнули клочья.
Он не знал, кричала девушка или нет, когда кровь ее сгорала изнутри. И не сразу поверил, что нет жизни в теле, что большие-большие зрачки темные от разлившейся в них Бездны.
Мне было так хорошо, тихо сказал мальчишка, трогая эти глаза. А потом сказал:
Таличе.
Оставил мертвую там, на ложе, даже лица ей не закрыл. Незачем. Взглянул на ларчик, куда убрала она плату, горсть морских ракушек-кой, открыл, добавил еще. Все равно кто найдет. Прислушался к собственным ощущениям: а ведь и впрямь хорошо. Словно совершил нечто правильное. Тело было довольно. А сердце неважно. Кайе хотел одногодобраться до дома и задать вопрос. Единственный.
Как хорошо бывает, когда всем существом почувствуешь, кто же ты есть на самом деле. Когда не испытываешь желания убить, потому что смешно желать того, что делаешь одним своим прикосновением.
Къятта расчесывал шерсть своей любимой грис, лунно-голубой, большеглазой, смотревшей доверчиво и глупо. Так, как глядит крошечный лягушонок на змею, открывающую пасть, чтобы им пообедать. Или так, как смотрела девчонка, довольная тем, что ей щедро заплатят, хотя могли попросту приказать
Когда брат появился у стойла, Къятта приветливо кивнул и продолжил свое занятие. Я не буду помогать тебе, малыш. Ты пришел сам. Сам и делай то, за чем пришел. Сам начинай разговор. Или иное, если сумеешь.
Успел крепко сжать руку с гребнеминаче Кайе выдернул бы его. Нет, говорить ты никогда не научишься. Жаль. Грис закричала высоко, протяжно, испуганно. Къятта отложил гребень и ухватил мальчишку за плечо, выталкивая прочь из стойлаглаза животного уже закатывались; сейчас она рванется прямо на стену и поранится сильно.
Хрусткие камешки вздрагивали под ногами. Здесь уже лучше. Уже можно. Попробуй напасть, если сумеешь.
Ты знал, что будет с Таличе?!
Я сказалты узнаешь много нового. Разве не так?
Ты младший не находил слов. Чувствовал старшего рядом, ближе, чем тот стоял; хотел ударитьне получалось. Щит Къятты можно было только разбить вдребезги убить его самого. Не хотел. Кого угодно другогода. Все равно теперь.
Больно былоогонь никак не мог выйти наружу, кожа прочнее бронзы стала, и сосуд с пламенем разорвался внутри.
А! вскрикнув, подросток упал на колени, пальцами впился в землю; она резала руки, словно обсидиановые осколки. Голова ударилась о каменную вазу. Не хочу так! губы едва шевельнулись, сведенные болью, и ответом было ругательство, от которого Бездна бы поседела.
Что ты делаешь, идиот! выкрикнул Къятта потом, выхватил из волос шпильку в виде ножа, заточенную, полоснул по запястьям младшего, по горлуне сильно, так, чтобы кровь текла, но не лилась ручьем. Глаза мальчишки были открытыон смотрел в небо, но видел темноту Бездны. Кровь испарялась мгновенно, стекая с тела.
Чи амаута хиши! Къятта вскочил, сорвался с места, перепрыгнул через кусты-ограждение почти в рост человека. Несколько мгновений спустя послышался визг, и на дорожку рядом с Кайе упала девчонка. Къятта, швырнувший через зеленую изгородь первую попавшуюся прислужницу, одним движением намотал ее волосы на руку, той же шпилькой ударил в горло.
Темно-красная горячая кровь полилась на лицо и в приоткрытые губы младшего большая струя. Подхватил голову подростка, чтобы не захлебнулся.