Да, служанка.Дитрих почесал бороду.Я дам ей выбор между палкой и серебром.
Лучше дайте ей выбор между палкой и отсутствием палки.Посоветовал яИз опыта я знаю, что люди, которым платят за молчание, имеют обыкновение привыкать к столь легко заработанным деньгам. А цена, в обмен на которую они соглашаются держать язык за зубами, растёт из месяца в месяц.
Возможно, вы и правы,ответил он после минуты раздумий.Но сейчас...
Сейчас заприте её в какой-нибудь каморке, пока не протрезвеет. И позвольте мне перемолвиться парой слов с вашей сестрой.
Элиза Грюнн сидела на кресле в гостиной. Может, «сидела» было не лучшим определением. Она замерла, словно статуя, и не пошевелилась даже тогда, когда услышала щелчок открывающейся двери и мои шаги. Её глаза смотрели прямо на меня, но зрачки даже не двинулись, когда она меня увидела. Элиза держала на руках сына, а мальчик посапывал во сне. Я придвинул себе табурет и сел рядом с ними.
Госпожа Грюнн,заговорил я мягко,вы можете поговорить со мной?
Она никак не дала знать, что поняла, что я говорю. Ба, она даже никоим образом не дала понять, что вообще услышала, что я сказал. Я уже видел людей, находящихся в таком состоянии. Людей, которые, казалось, не замечали окружающего их мира и даже не пытались его заметить. По опыту я знал, что подобную болезнь превосходно исцеляет прижигание раскалённым железом или вбивание иголок под ногти, но по понятным причинам я и не мог, и не хотел применять столь радикальное лечение в данном случае.
Элиза...Я осторожно прикоснулся к её ладони.Теперь вы в безопасности.
После долгой паузы что-то дрогнуло в лице женщины. Она посмотрела на меня, и я видел, что она узнаёт, кто перед ней стоит.
Мы не будем в безопасности, пока этот монстр жив,прошептала она.Убейте его, и я щедро вам заплачу.
Госпожа Грюнн, мне нужно задать вам несколько вопросов. Но сначала мне нужно знать, в состоянии ли вы отвечать разумно.
Я не сошла с ума, инквизитор,ответила она холодным тоном.И не имею такого намерения.
Очень этому рад,сказал я искренне.А теперь...
Где он сейчас?Перебила она меня.
Уехал. Вернёмся, однако...
Как это: уехал? Почему его выпустили?Она не повысила голос, но его звучание превратилось в змеиное шипение. О да, она действительно была в ярости, но старалась проявлением этой ярости не разбудить спящего мальчика.
По моему распоряжению, потому что...
Кто дал вам право отдавать распоряжения в этом доме?Я был почти уверен, что если бы она не держала на руках ребёнка, я получил бы по лицу.
Послушайте спокойно, что я хочу сказать.Я развёл руки в примирительном жесте.Очень вас прошу, ради Бога.
Где был Бог, когда этот мерзавец бросал в смолу моего сыночка?
В это время Бог управлял руками вашего брата,тут же ответил я, поскольку этот ответ напрашивался сам собой.
Она глубоко вздохнула.
Да. Это правда,сказала она таким тоном, словно я открыл ей какую-то великую тайну.Но почему Господь решил испытать нас столь жестоким образом? Это знак, мастер Маддердин?На этот раз её глаза пылали.Это сигнал, данный мне Богом? Но что он означает? Скажите!
Опасная это задача, пытаться расшифровать замыслы Творца.Я мягко положил руку на её ладонь.
Может, Бог говорит мне: это плохой человек, этот человек достоин смерти, убей его...
Я не люблю людей, которые не слушают хороших и к тому же идущих от чистого сердца советов. Что ж, я понимал, что Элиза Грюнн имела право волноваться. Она только что потеряла мужа и чуть не потеряла своего сына. Люди удивительно тяжело переносят подобный опыт, ибо мало кто, кроме инквизиторов, может похвастаться тем, что Господь закалил их сердца как стальные лезвия мечей.
Госпожа Элиза, я разберусь в этом деле, но сначала мне нужно задать вам несколько вопросов, так что...
Где он спрятался? Вы знаете, где он спрятался? Если так, скажите мне немедленно!
Я вздохнул. Я понял, что из разговора с Элизой пока ничего не выйдет. С большим успехом я мог бы обращаться к стене, потому что стена, по крайней мере, не имеет собственных планов и намерений.
Я оставлю вас ненадолго,решил я и встал с табурета.
Я поискал зятьёв Грюнна и нашёл их на кухне, где Дитрих прикладывал к повреждённой щеке компресс, сделанный из ломтя сырого мяса.
До свадьбы заживёт,бросил я безмятежно.
Старший из братьев Элизы явственно поморщился, но ничего не сказал.
Как там Лизка?Спросил он.
Не слишком разговорчива.Я покачал головой.И пока мало чем мне поможет. Но я подумал, что смогу воспользоваться вашим советом, господа. Как людей опытных, рассудительных и внимательных, и при этом искренне преданных сестре и племяннику.
Именно так и есть,подытожил мои слова Дитрих, а младший Василий горячо закивал.Если только мы сможем помочь, то поможем.
Из корзины, лежащей на столе, я взял себе сочное яблоко, обтёр его краем рукава и откусил.
Чем Бог послал,язвительно бросил Василий.
Спасибо вам большое. Скажите, у Эриха были или есть враги?
Дитрих разразился искренним смехом.
Господин инквизитор, вы живёте в доме человека, который из плебейского состояния выбился в число городских патрициев, который женился на самой красивой девушкой в городе, который захватил мануфактуры и поместья двух самых могущественных своих конкурентов, и вы спрашиваете, имеет ли он врагов?
Я не знал, что он настолько богат,буркнул я.
Он не любит хвастаться богатством, хотя рука у него щедрая, ничего не скажешь.
А какие чувства вы, господа Вейген, испытываете к шурину?
Я бы его...начал младший.
Молчи, дурак!Рявкнул Дитрих, после чего повернулся в мою сторону, уже со спокойным лицом.Теперь мы бы его и в ложке воды утопили, но до этого происшествия... что ж...Он пожал плечами.Он был хорошим человеком, что и говорить.
Ну, вроде какая-то правда в этом есть,признал Василий, озадаченно протирая челюсть.
Вы видели, чтобы он вёл себя агрессивно, избивал жену или сына, либо...
Мастер Маддердин,прервал меня Дитрих с широкой улыбкой,он относился к нашей Лизке как к статуе Девы Марии. Чуть ли не молился на неё. А Михаил? Святые в раю не окружены такой любовью. Это человек, который никогда на них даже голоса не повысил.
Справедливо. Так оно и было.Василий покивал головой.
Так скажите, как люди, знающие Грюнна и знающие жизнь, что могло заставить вашего зятя совершить столь безумный поступок?
Ну, слово «безумный» и есть ответ,буркнул старший из братьев.Ведь, как известно, безумие иногда поражает людей, словно молния.
Словно молния!Василий вытаращил глаза, подтверждая слова Дитриха.
Конечно, могло быть и так. Не раз и не два я слышал о людях, которые в порыве безумия совершали поступки страшные или жалкие, а потом с ними можно было вполне адекватно разговаривать. Так могло случиться и в этом случае. Только мне трудно было поверить, что помешательству мог поддаться человек с таким рвением и выдержанностью построивший свою жизнь, который, вдобавок ничем не дал понять по себе, что в его разуме скрывается кроха безумия. Кроме того, в его поступках и словах я видел опасное совпадение с поступками и словами Роберта Пляйса. Может, это просто совпадение? Возможно... Но почему двое солидных, спокойных и состоятельных людей практически в одно время приняли решение уничтожить то, что больше всего любили?
* * *
Как мне позже сообщили братья Элизы, госпожа Грюнн только во второй половине дня заставила себя отпустить ребёнка из своих объятий. И то только потому, что малыш начал, наконец, отчаянно плакать, не понимая, почему мать не позволяет ему спуститься с её коленей. Но сразу после того, как жена Эриха отдала своего сына под опеку служанки и братьев, она энергично занялась работой по дому. Прежде всего, в саду я увидел нескольких вооружённых мужчин, и сразу понял, что Элиза наняла охрану, на случай, если мужу захочется вернуться домой. Потом я услышал, как она громко инструктирует слуг, что делать с одеждой её мужа, и из окна увидел, что эта одежда складывается в довольно внушительную кучу. Тогда я решил с ней поговорить.
При всём уважении, госпожа Элиза, вы хотите поджечь город?Спросил я.Посмотрите на погоду, посмотрите на ветер, который разнесёт искры.
Она повернулась в мою сторону, и только теперь я заметил, как сильно изменилась с утра её лицо. Не знаю, назвал бы сейчас кто-нибудь Элизу прекраснейшей женщиной в городе. Она была бледна, губы были сжаты в узкую полоску, глаза покраснели, а веки опухли от слёз.
Вы правы.Она спокойно кивнула головой.Я прикажу раздать это бедным. Пусть хоть они что-то получат от моего несчастья.
А не знаете ли вы кого-то, кто был бы рад видеть вас несчастными?Тут же спросил я.
Везде полно злых людей.Она пожала плечами.Конечно, наше счастье многим кололо глаза.
Многим? А кому, например, могу я узнать?
Она надолго замолчала.
Я вижу, с вами действительно нужно следить за словами, мастер инквизитор.
Таков уж я есть,признал я.Потому что, госпожа Элиза, чаще всего люди говорят: никто, а оказывается, что все или многие. Потом говорят: все или многие, а оказывается, что никто.
Тогда и я, наверное, отвечу, что никто,сказала она тихо.Потому что, видите ли, я не сталкивалась с чьей-либо злостью или претензиями, выкрикиваемыми прямо в лицо. Но я не знаю, знакомо ли вам это чувство...она на минуту умолкла и уставилась куда-то над моей головой.То, как сам воздух, кажется, густеет, когда вы входите в комнату, полную людей. То, как они шепчут друг другу в уши, а когда вы направляете на них взгляд, они улыбаются быстро и неискренне. И то, что когда вы выходите, их взгляды, кажется, облепляют вашу спину, виснут на ней, словно мешки, полные чернозёма...
Бьюсь об заклад, Элизе никогда не приходилось таскать мешки с землёй, тем не менее, сравнение казалось наглядным. Знал ли я то чувство, о котором она говорила? Ба! Какой инквизитор его не знал?
Немало раз бывало, что я покупала что-то, даже, знаете, не обязательно очень дорогое, и слышала: «Ну-ну, Бог к вам ласков, на нужду не жалуетесь». Всё это произносится таким отвратительным, якобы сердечным, тоном. И сопровождается улыбкой, приклеенной к губам... И если этот кто-то был с каким-нибудь своим другом, то я ещё видела быстрое подмигивание...
Вы очень проницательны, госпожа Элиза.
И немало раз, когда я проходила мимо мужчин, я слышала причмокивание, а затем тихий комментарий: «Хорошо иметь столько денег, сколько старый Грюнн». Так, как будто я вышла за него ради богатства.Она ударила кулаком в открытую ладонь.А я это сделала потому, что он... потому что он был,поправилась она быстро,хорошим человеком. Но, если быть честной...Она посмотрела на меня неожиданно внимательно и проницательно.Позвольте спросить, какова цель нашей беседы? Зачем вы хотите знать, кто нас не любил или кто нам завидовал?
Я постараюсь вам всё честно объяснить,пообещал я.Почему бы нам не сесть где поспокойней, или, по крайней мере, где-нибудь, где нас не услышат?
Тогда пойдёмте к вам,решила.
Но разве это...
Я здесь хозяйка,сказала она.Я могу поговорить с моим гостем, где того захочу, понравится ли это кому-то или нет. Впрочем, кто на нас обратит внимание в этой суматохе?Она грустно улыбнулась и показала на слуг, нагруженных ворохами вещей, принадлежащих Эриху Грюнну.
У меня не было сомнений в том, что, несмотря на суматоху, найдутся глаза, которые увидят, куда делась хозяйка дома, губы, которые эту новость повторят, и уши, которые захотят её услышать. Однако если Элиза не боялась сплетен и злых людских языков, это было её дело и её решение.
Госпожа Грюнн,начал я, когда мы сели за закрытыми дверями моей комнаты,я заметил, что вы, не сочтите за лесть, женщина, наделённая острым умом. Поэтому я позволю себе раскрыть вам тайны следствия, которое я веду, считая, что ни одного слова из того, что мы здесь скажем, не покинет этих стен.
Пожалуйста, говорите,ответила она, и я видел, что она действительно удивлена тем, что только что услышала.
Я рассказал ей о разговоре с Робертом Пляйсом, за исключением, понятное дело, вопросов, связанных с использованием яда его супругой. Я также в точности процитировал слова, которые услышал от Эриха Грюнна.
Не кажется ли вам странным, что двое солидных, спокойных и состоятельных людей практически в одно время приняли решение уничтожить то, что больше всего любят?Спросил я в заключение, делясь таким образом сомнениями, которые сам недавно испытал.
Элиза очень долго молчала, всё это время однообразным жестом комкая платье на колене и уставившись на свои пальцы.
Так вы думаете, что это не их вина, правда? Что и Роберт Пляйс убил жену не по собственной воле, и мой муж не по собственной воле поднял руку на Михаила?Спросила она наконец.
Допускаю такую возможность,ответил я осторожно.Но чтобы получить нечто большее, чем смутное подозрение, мне нужно как-то связать оба события. Например, найти кого-то, кто ненавидел как Пляйсов, так и вас.
А что вы услышали от Роберта Пляйса? Кто их ненавидел?
Он назвал Марию Грольш.
Она наморщила лоб, потом пожала плечами.
Не знаю. Ах да, вы же упоминали о ней за ужином. А потом мой муж вас прервал, спросив, не путаете ли вы трапезу с допросом.
В нескольких словах я описал внешний вид Грольшихи. Элиза вяло улыбнулась.
Думаю, что я запомнила бы кого-то подобного, если ваше описание точно. Я уже говорила вам, что наше счастье для многих было солью в глазу, но этой женщины я даже не припоминаю.
Ну да. Жаль. Я думал, может, она вам в чём-то завидовала, или её сын...
Сын?Подхватила она, подняв глаза.Вы ничего не говорили о сыне.
Это её ублюдок. Я даже не знаю, как он выглядит. Эсмеральда Пляйс обвинила его в том, что он украл серебро, но это, вероятно, неправда.
Вы хотя бы знаете, как его зовут?
Я покачал головой, поскольку не знал причин, по которым меня могло бы заинтересовать имя какого-то щенка.
А то был один парень, который постоянно крутится возле нашего дома,сказала Элиза, нахмурившись.Я приказала его прогнать, может, неделю назад...
И по какой причине, могу я узнать?
Мы живём в жестоком мире, мастер Маддердин, не так ли? В мире, где люди делают друг другу зло, иногда превышающее понимание многих из нас. Но нет никаких причин, чтобы мы давали волю худшим инстинктам или допускали подобное поведение у других.
Признаться, я не совсем понимаю, куда вы клоните,заметил я.
Я поймала этого парня, когда он мучил голубя и показывал это Михасю,объяснила она и сердито поджала губы.А я собираюсь воспитывать сына в уважении к божьим созданиям. Достаточно уже того, что мы убиваем их, чтобы поесть и одеться, мы не должны делать этого ради злой забавы.
Согласен с вами до последнего слова,сказал я искренне, ибо тоже не думал, что бесцельное мучение живых существ может кому-либо принести славу или пользу.
Я приказала всыпать ему ремня, чтобы он почувствовал страдания на собственной шкуре,добавила она.Но, знаете, ничего страшного, Боже упаситут же оговорилась она и посмотрела на меня столь испуганным взглядом, словно я собирался осудить её за то, что она наказала чужого ребёнка.
Я так понимаю, что он ушёл на своих ногах?
Мастер Маддердин! Не только ушёл, а убежал вприпрыжку! И у него было достаточно сил, чтобы проклинать меня такими словами, каких я не слышала даже от рабочих моего мужа.
То, что вы говорите, очень интересно. Очень.
Может, я, наконец, нашёл в моём расследовании точку соприкосновения?! Если мальчик, мучавший голубя, был сыном Марии Грольш, это означало, что и Пляйсы, и Грюнны плохо с ним обошлись. Эсмеральда Пляйс несправедливо обвинила в краже серебра, а Элиза Грюнн приказала высечь ремнём. Прохвост, по всей вероятности, пожаловался матери. А мать? Что сделала тогда мать? Смогла ли она сама сотворить мощное заклинание, или пошла к кому-то, кто помог ей в этом гнусном намерении? Если да, то к кому?
Моему ребёнку всё ещё что-то угрожает?Спросила Элиза и громко проглотила слюну.Скажите честно, умоляю вас!
Не думаю,ответил я по размышлении.Вас уже наказали, госпожа Грюнн, и я надеюсь, что вашего обидчика это наказание удовлетворит. Во-первых, вы натерпелись страха, во-вторых, вы потеряли мужа, ваш Михаил отца, а ваш муж любимую жену и любимого сына. Короче говоря: ваше счастье исчезло в один момент. Осмелюсь полагать, что на этом дело закончится.