Замерев у входа, Клод изумленно осматривал невиданную комнату, будто из герцогского палаццо - большую (пожалуй, сюда поместился бы весь верхний этаж их лекарского дома), с гладким светлым потолком, дробящим свет трех десятков светильников, с драгоценными зеркалами, занимавшими обе боковые стены. Удивительно красивую комнату....
Но при всем этом - совершенно пустую. В долгожданном сокровенном не было ни мебели, ни книг, ни каких-то личных вещей - ничего, только стены и зеркала. Странно.
- А тут совсем другой воздух... - проговорил Клод, и замолк - голос в пустом зале прозвучал странным эхом, словно кто-то вернул ему собственные слова.
- Тут ничего нет, - Тир решительно прошел вдоль стены, без интереса глянул в ближайшее зеркало и обернулся к дракону, - как убежище годится, но почему пусто? Грабить не грабили, иначе унесли бы в первую очередь зеркала. Или каждое сокровенное обставляли жильцы по своему вкусу?
- Нет...
Прозвучавший в ответ голос был незнакомым. Отстраненным. Устало-бесцветным, как у больного. И тихим, едва слышным. А когда все дернулись на это единственное слово, то забытый безымянный, которого ребята просто побоялись оставлять с девушками и Сином и прихватили на всякий случай, этот безымянный... он уже стоял у дальней стены.
- Подожди! - каким чудом удалось перехватить руку Тира, Клод не смог бы объяснить даже под пыткой. - Подожди, не трогай...
- Ты что дела... - начал Стимий и тоже осекся. - Божья пара!
Безымянный их не слышал. Как слепой, он приблизился к стене вплотную, замер... поднял руку - с раскрытой ладонью, с дрожащими пальцами - и приложил к темному камню, чуть ниже уровня плеча. Раз. Другой. Третий.
И едва не упал, когда стена исчезла.
Этот зал тоже был почти пустой, только вдоль стены кольцом тянулись мягкие диванчики, а на столике, круглом, как сама комната, лежало несколько книг. Одна, поменьше, была раскрыта и заложена странно-тонким карандашом. Рядом стояли чашка и темно-зеленое квадратное блюдечко со скругленными углами. Серебряная ложка в чашке давно почернела, но на блюдце все еще виднелись остатки блестящей обертки - когда-то давно последний из этой комнаты ушел второпях, оставив свой завтрак (или ужин?) незаконченным.
Сколько лет назад он ушел отсюда?
И чар сохранения не наложил.
Пролетевшие годы состарили что могли, и зал выглядел странно - на мягких диванах не пылинки, но прямо у двери клочья серой от старости паутины, светлые стены чистые, а обложки книг потрескались от времени...
Иссохшие стебли неведомых растений в кадках, кое-как прикрепленный к стене рисунок - на выцветшем от времени листке еще можно было разобрать девушку, обнимавшую двух смеющихся парней. Кем они были? Звездой или обычными магами, которые нашли здесь приют от набирающего силы Ордена? И почему ушли?
А еще здесь были двери... много, не меньше шести. Белые, одинаковые, они опоясывали зал, перемежаясь с диванами. Ни одной надписи. Видимо, предполагалось, что если ты сюда пришел, то сам знаешь, где и что. Клод на пробу открыл одну - за ней тянулась лестница. Светлые ступени убегали далеко вниз.
- Эти двери - куда? - Тир, в отличие от Клода, касаться ничего не стал. Он следил за безымянным. Если тому внезапно припала охота заговорить, то кто поручится, что следующим желанием не станет что поопасней?
Тот не ответил. Он смотрел на стол, на книги, на чашку, смотрел так, словно они были живыми, давно потерянными и обретенными родственниками или вестниками, готовыми поведать отмену приговора... темные глаза горели. И, казалось, если бы не было свидетелей, пленный маг пал бы перед старыми томами на колени или прижал к груди. Хотя видел ли он свидетелей? Вряд ли. Что бы ни заставило его заговорить так неожиданно, что бы ни пересилило выжженные в нем правила - сейчас это "что-то" продолжало мага в когтях и неудержимо тянуло к себе, подчиняя какой-то непонятной цели.
Дрожащие пальцы осторожно коснулись заложенной книги...
- Я спрашиваю, куда ведут эти двери? - рыцарь добавил в голос металла.
- Парень, потише... - остерег Стимий. Но метательный нож убрать не потребовал, да и свое оружие держал в пределах досягаемости. Правильный он воин, хоть и орденец.
Безымянный вздрогнул и резко обернулся - так, что неровно подстриженные волосы хлестнули его по щеке и глазам. Он, кажется, только сейчас осознал, что не один. И что Стимий крутит в пальцах браслет. Тот самый.
Тир буквально видел, как отступившая было память о годах плена рухнула на мага всей тяжестью. В темных глазах мелькнула вспышка страха и предчувствия боли... и он отшатнулся прочь, в инстинктивной и безнадежной попытке самозащиты.
- Эй, вы что? - вечный миротворец Клод быстро встал между ними. - Успокойся... слышишь, успокойся. Мы не сделаем ничего плохого...
Слышал тот или нет? Вид какой... как у затравленной лисицы - готовой броситься на любого, лишь бы вырваться... в комнате ощутимо потеплело, и браслет замер в пальцах Стимия, как топор палача, готовый скользнуть вниз... вниз... и... Тир отчего-то был рад, рад, что серый мучитель пока не там... рад, что Клод протянул руку и остановил Стимия. Как его самого недавно...
Правильно. Правильно. Откуда взялось это чувство, что опустись браслет - и что-то случится, что-то непоправимое? Тир не взялся бы объяснить. Но оно было. И маг с нежданно воскресшей памятью застыл напротив них, не в силах защищаться и не собираясь сдаваться просто так. Губы шевельнулись в бессильном "не надо", но он сдержал слова и закусил губу, не ожидая ничего хорошего. Напряженно готовясь к...
Ну хоть на колени не упал. Уже радует.
- Уймись, - попробовал наладить контакт Тир. - Что ты в самом деле? Можно подумать, кто-то из нас сделал тебе хоть что-то плохое.
Если не считать, что я его почти убил.
- Послушай... Я только хотел узнать про двери.
Пушинок пять в комнате слышалось только дыхание четырех человек.
- Это на нижние уровни, - наконец ровно проговорил безымянный. - Они под защитой... И личные комнаты, и библиотека, и кладовые. Без щита только вход...
- Вход? - удивился зарханец. - А это?
Бледная рука с иссеченным шрамами запястьем тронула сухое растение. Бережно-бережно. Будто больного друга.
- А это было что-то вроде... прихожей? Посидеть на дорожку, глотнуть чая, еще раз поговорить. У Михеля всегда были удивительно вкусные травяные чаи. Бодрящие...
Ровный голос сорвался.
И безымянный бессильно сполз по стене вниз, закрывая лицо руками.
Невозможно представить, что все это под землей! Коридоры веером расходились в стороны от комнаты под прихожей, и ни один не был пустым. Библиотека, куда они едва заглянули (и откуда не ушел бы Клод, не будь он занят потерявшим сознание безымянным), теплица, откуда не ушла бы уже Латка. Комнатушка, прямо-таки забитая стеклянными и глиняными флаконами, колбами, мензурками... это еще понятно. А вот зачем магам такая пропасть цепей? Каменные, стеклянные, золотые, железные, уложенные в прозрачные пакетики, они буквально заполнили угловатую комнату с теплым невесть отчего полом.
Странный небольшой зал, где на стеклянных столах и полках были разложены... разложено... божья пара, и слов-то сразу не подберешь... диковины там были, вот что. Стимий взял в руки одну. И в момент выронил, потому что прямо перед ним на полу возник гигантский зверь с ярко-оранжевой пятнистой шкурой. Зверь выскалил сахарно-белые клыки, со вкусом зевнул, и не обращая никакого внимания на прошившую тело стрелу Тира, по-кошачьи мягко прошелся по полу. Сверкнул зелеными глазами и исчез...
- Морок-камень.
- Ч-чего? - Стимий обнаружил, что может шевелиться... и что - хвала Дару за его милость - штаны, как ни странно, сухие. Выпить бы... божья пара, милости Судьбины-богини... и чем он думал, отправляясь с этой неугомонной компанией без глотка выпивки? Драконы, погони, всякие мажьи выходки. Мороки вон теперь! А у него ни бутылочки в запасе, ни фляжки. Последнюю стратил на растирку южанина, когда тот рыбу свою ловил. Эх... Пива и того нет. Может, Дан чего принесет? Стимий не верил, что шустрый водник попал в беду. Кто-кто, а Дан выкрутится, язык у него шелковый, да и умом парень не обижен.
- Камень, в котором видения какие-то заключены, - Тир поднял с пола чудом уцелевшую стрелу. - Иноземные звери, красивые места, портреты принцесс. Я при дворе видел.
- А чего стрелял тогда?
Рыцарь не удостоил его ответом. Только взглядом заледенил. Мол, а тебе-то чего? Стрелял и стрелял, что непонятно? И впрямь дурацкий вопрос. Чего рыцарям еще делать, как не стрелять? Скорые они на руку, рыцари. На мозги б такие скорые были!
- Дорогая, небось, штука?
- Весьма.
- Придумают же... - Стимий почесал ухо, испепеляя взглядом напугавшую штуковину, но все-таки решился. - Злишево отродье им на погляд вместо тещи. Дорогие, говоришь? Возьми тогда пару-тройку. Чует моя душа, понадобятся.
.. Личные комнаты они смотреть не стали. Открыли дверь в первую, посмотрели на брошенное на постель светлое платье, оброненный гребень, столик, где остались ждать давно погибшую хозяйку коралловые заколки для волос. И закрыли снова. Не пустило что-то.
- Разумно с их стороны... - Тир вернулся в прихожую, когда Стимий уже запаковывал мешок с отобранными вещами. И вернулся весьма раздосадованный - ни в одной из комнат-залов-коридоров не нашлось ничего, похожего на оружие. Так-то сокровенное убежище устраивало его со всех сторон, кабы не эта оплошность древних магов. И ведь говорил безымянный про защиту что-то... только про какую? Ни мечей, ни стрел, ни мортирок, ножи и те только столовые! Как они защищаться собирались, одним волшебством, что ли? А может, и впрямь...никто ж не нашел, не тронул убежище за столько лет. Если и находили, то дальше верхнего зала - входа - не прошли.
- Что именно?
- Я про магов. Защитить это "сокровенное" вот так, дополнительной стенкой. Чтоб отзывалась только на прикосновение мага.
- Вольных магов. Кого попало не должно пускать, - отозвался Клод, не поднимая головы. Его ладони плотно лежали на висках безымянного. Интересно, не вспомнит ли он заодно и имя? Сколько, кстати, ему лет? Если он был здесь, значит... это что, ему больше трехсот лет? Невозможно... - Иначе все бы давно нашли и ограбили.
- Вольных? А его тогда почему пустило? Он-то в ошейнике.
- Да, странно.
- Да с ним все странно. Как он, кстати?
- Лучше. Знаешь, у него узор изменился.
- Какой узор?
Лекарь досадливо фыркнул, как всегда, когда ему мешали работать.
- Ну узор... внутри. Ты же говорил, видел, когда сам браслет надевал?
- Видел. А ты... тоже надевал?
Чтоб Клод прикоснулся к этой гадости? Конец света.
- Да мне-то зачем? Я и так вижу. У скованных узор будто льдом сверху прихвачен. Грязным таким... как вода в канале... и у него тоже. Что я ни делал, он на месте оставался. А сейчас будто протаял. Не весь, а так, как льдинки по краям на солнце. Понимаешь?
Да вроде бы прояснилось. И конец света отменяется.
- Думаешь, сокровенное действует?
- Думаю. Надо нам сюда перебираться. Тут нас правда не почуют, и драконы, может, за приют не поплатятся...
- Поплатятся... - хрипловатый голос едва не заставил лекаря отдернуть руки. Занятый разговором, он пропустил момент, когда узор, куда он понемногу переливал свое тепло, налился светом... и безымянный открыл глаза. - Вы же чаровали там... и не маскировались. Ордену выследить такие чары - как младенца по крику отыскать. Странно, что они еще не там...
- Значит, если Дан...
- А Син рыбу вчера приносил, - напомнил Стимий. - И Латка растила что-то.
- Злишев хвост! Скорей в лагерь!
Лагерь был цел. Еще издали, едва завидев летающих собратьев, Архант-ри успокоил свой нервный груз. Спокойно летают, мол... чужаков, значит, нет. Но едва дракон слетел к приметным маленьким навесам, как маленькая фигурка вылетела из-под зеленых ветвей и бросилась наперерез, едва не угодив под тяжелую драконью лапу.
- Ой, ребята... ой, как хорошо, что вы вернулись так быстро... тут такое...- Латка чуть не плакала. Хотя какое "чуть", лицо зареванное, глаза красные, губы прыгают...
- Орден? Дан? Что?
- Марите плохо! Совсем плохо! Клод, скорей, скорей, он ее еле держит...
.."Марита ни за что не позволила бы, чтобы кто-то увидел ее в таком виде" , - толкается в голову непрошеная мысль. Даже пробираясь дремучим густолесьем, даже после схватки с орденцами, нагруженная двумя мешками, своим и Дана, она как-то ухитрялась сберечь прическу, пусть самую простую, и непомятое платье, и руки, пусть в царапинах, но чистые. И Латку медленно, но верно отучала от привычек грызть ногти и шлепать босиком. А тут...
Сначала Клод ее просто не узнал.
Это растрепанное существо с расцарапанным в кровь лбом - красавица Марита? Это бьющееся на сене, едва удерживаемое Сином, норовящее вцепиться зубами в шею бедняги-южанина - это и есть та "милле безупречность", как звал ее ехида-Дан?
- Ей стало плохо сразу, как вы улетели, - частила рядом Латка. - Сначала молчала, только обронила, что голова что-то болит... Ну прилегла в шалаше, я ей компресс на лоб принесла, она притихла. А потом смотрю, встает. За голову руками держится, стонет, а встает! Я помочь сунулась, может, ей того, в кустики надо... Спросила, а она мне "Пошла вон". Я чуть черпак не уронила - она так никогда... даже сначала... ну ты помнишь ведь... а потом глянула, и Клод, взгляд у нее... не ее.
- Глаза? - лекарь присел рядом, пока не касаясь. Странно...
- Не глаза... - Латка мучительно пыталась подобрать слова. - Взгляд. Будто изнутри кто смотрит. Чужой. Нехорошо так, на вещь будто. А потом ей совсем плохо стало.
- И ты Сина позвала?
- Он сам прибежал. Когда Марита упала и стала головой об землю биться.
- Так лоб - это она сама?
- Сама, конечно! Клод, так страшно было. Плачет, бьется и ругается... так ругается... я таких слов и не слышала никогда. Мы ее держим, а она то грозится, то обзывается. И нас обзывает, и себя. Мол, слабачка, бестолочь, только на глотки годится. И кусаться стала...
- Син, а сейчас она ка... Стоп. Куда?
- А? Укусила? Меня за руку, Сину в плечо и шею.
- Подожди! - Клода прошило ознобом не хуже Латки. - Куда годится?
- На глоток или на питье... не помню я. А что?
Вряд ли у лекаря получилось бы ответить. Ненавистное слово было как ветер на море - волна воспоминаний взметнулась и заколола ледяными, ранящими брызгами. Подпитка... подпитка... касание губ, пляшущая под ногами земля, тошнотная слабость, от которой, кажется, вот-вот остановится сердце. Лицо отче Лисия, довольное, с блестящими глазами. Тревожные вопросы Стимия, "Лисий у тебя, считай, год жизни отнял"... уплывающее сознание... подпитка...
Марита сказала такое?! Невозможно.
- На подпитку... - прошептал за него хрипловатый голос. - Девушка? Не может быть! Это закладка.
- Что? - не понял Клод, оборачиваясь к непонятному пленному, так вовремя вернувшему дар речи.
- Безымянный... - растерянно-радостно шепчет Лата. - Безымянный, ты заговорил?
- Потом! - обрывает ее Тир. - Какая закладка? О чем ты?
- Тоже потом! Сейчас держи ее!
- Аркат... - вдруг выдыхает Марита, и неузнаваемые серые глаза упираются взглядом в бледное лицо безымянного. - Аррркат... какая хорошая новость для...
- Замолчи! - и побелевший безымянный бьет девушку в лицо, выключая сознание...
Город Ирпея, Пограничные земли.
С любопытством у ирпейцев было как у всех - город небольшой, от столицы далекий, из развлечений только торговые караваны да изредка заглядывающие бродячие менестрели. Так что каждый новый человек жадно обсуждался на все лады, начиная от внешности и заканчивая потраченными в торговых рядах деньгами. А каждая сплетня, особенно в долгие глухие сезоны дождей, перемывалась месяцами! К примеру, беременность дочери второго судьи полоскали чуть ли не полгода, обсуждая и внешность "этой бестолковой", и тяжелые моральные переживания господина судьи, вынужденного терпеть в своем доме столь безнравственную особу, и, разумеется, кандидатуру потенциального отца! Таисита, мечтавшая когда-то прославиться, могла быть спокойна - ей, тощенькой бледной блондиночке, приписали в любовники чуть ли не все мужское население города, сделав исключение разве что для кладбищенского сторожа Петроса, официально получавшего пенсию именно за неспособность к продолжению рода, воспоследовавшую от ранения (хотя злые языки сплетничали, что за ранения просто так пенсию не дают, просто Петроса так неудачно прищемил дверью наследник градоправителя).
Даже странно, что столь развитое любопытство так долго обходило вниманием некий дом близ торговых рядов. Точнее, раньше, когда в крепком каменном строении обитал купец из Алты, своя доля сплетен ему регулярно перепадала, как же без этого. А вот с тех пор как дом перекупило неизвестное лицо, сплетни про него прекратились. Отчего-то любопытных перестало интересовать, кто там живет, за крепкой дверью с решеткой и тремя замками. Ни госпожа Альбина, первая разносчица вестей, ни жена капитана городской стражи, ни господин цирюльник - никто не вспоминал про "жилище бедняги Суа", будто оно исчезло вместе с хозяином.