Сколько же в нём высоты?спросил заворожённый Клаус. Неприкрытая мощь маяка и слова "уровень восьмого-десятого века до анкавера" вступили в позиционную борьбу, ожидая подхода резервов и благоприятного случая для стремительной атаки.
Шестьдесят сажен,тут же ответила Ари, явно не впервые отвечая на этот вопрос.По-вашемудевяносто четыре метра.
Клаус только присвистнул.
Старый маяк действительно стар,продолжала Ари.Ему уже самое малое три тысячи лет. И он наверняка простоит ещё столько жеведь строили его баргау, не мы.
Баргау?
Да. Их ещё зовут предтечами, старшими, дэлло и другими именами. Ходят слухи, что остатки этого народа ещё скрываются где-то в дальних заповедных уголках мира, отгородившись от перемен и от времени, которое их приносит. И от людей, само собой. Но только я думаю, что это неправда.
Да?
Да,обе половины лица Ари каким-то непостижимым способом излучали уверенность.Я думаю, что баргау не скрылись, а изменились. Причём настолько, что мы не заметим их, даже столкнувшись на узкой лестнице нос к носу.Помедлив, она добавила.Слишком могучи и мудры они были, слишком глубоко познали мир и себя, чтобы всего лишь замкнуться, умалиться и сгинуть в тени времён. Не верю, что такова их участь!
И снова Клаус не нашёлся, что ответить на её слова. Поэтому он спросил:
Ты давно здесь живёшь?
Давно. С тех самых пор, как меня изгнали.
Раньше Клаус не преминул бы вцепиться в брошенный намёк, как голодный в корку. Но это было раньше. До того, как он побывал в шкуре шейда. Сейчас он просто отвернулся, делая вид, что любуется пейзажем. Которым, в общем-то, стоило полюбоваться.
Пойдём под крышу,спустя недолгое время сказала Ари. Сказала, пожалуй, немного резковато.Я покажу тебе твою комнату ну, и всё остальное, что стоит показать.
Клаус повернулся к ней и кивнул.
5
Во внутренних помещениях маяка заметны были следы запустения, совсем не коснувшегося его снаружи. Обширные комнаты с тенями и грудами хлама в углах; маленькие запертые комнатки (кладовые?) с причудливыми запахами, сочащимися из-за их дверей; ровный, но уж слишком, пожалуй, тусклый свет странных светильников, похожих на прилепленных к стенам разбухших светляков. Когда Клаус кивнул на них и спросил, почему они светят, Ари довольно равнодушно бросила одно слово, объясняющее всё и ничего:
Баргау.
На четвёртом этаже (куда, к усталому раздражению Клауса, снова пришлось карабкаться) Ари показала ему новенькую дверь, на варварский манер сбитую из кустарно сделанных досок и даже не покрашенную. Сказала:
Твоя. Запомни.
И продолжила подъём.
Погоди! Стой! А
Позже,бросила она, не оборачиваясь.Сначала посмотришь столовую. Время завтрака. Лим либо уже вернулся, либо должен вернуться вот-вот.
Напоминание о завтраке разбудило сосущее чувство под ложечкой. Устало вздохнув, Клаус потащился следом за Аривверх, вверх и вверх.
Столовая оказалась первым по-настоящему ухоженным помещением старого маяка. Ни хлама, ни грязи, ни странных светильников. Здесь всё напоминало, скорее, симуляцию на темы древней истории, только было гораздо достовернее. Пол устилали вручную сплетённые циновки (а может, коврыКлаус имел крайне смутное представление о том, чем одно отличается от другого). В дальнем от входа углу, около всамделишного камина (Клаусу понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, что это такое), между двумя глубокими деревянными креслами лежала сизая в чёрную полосу шкура убитого зверя. Со всеми атрибутамикогтистыми лапами, вывернутой и распластанной головой, коротким хвостом. Многочисленные окна, узкие и высокие, расчерчивали частые решётки, удерживающие стеклянные пластиныкривые, явственно зеленоватые, но прозрачные и чистые. Окна пропускали вполне достаточно света, чтобы чётко выделять на общем фоне центральный элемент интерьера: стол. Или даже, возможно, Стол. На его просторах красовалась тканая из грубой, явно не синтетической ткани скатерть, а на скатерти
Эй, братишка, как впечатления?
Клаус вздрогнул. Он бы поклялся чем угодно, что мгновение тому назад, кроме Ари, рядом не было ни единой живой души. Как Лим здесь оказался?
Впечатления? Ну высокие.
Лим рассмеялся. Он пребывал в отменном настроении и совершенно не собирался этого скрывать.
Надоели лестницы? Понимаю. Сам когда-то от них уставал. Ну что, Ари, перекусим?
Не торопись. Должны ещё появиться Рокас и Алия.
А, тогда ладно,Лим подмигнул Клаусу.Только не разевай рот, когда их увидишь.
Постараюсь.
В этот самый момент в столовой тем же способом, что и Лим, появились Рокас с Алией. А Клаус вопреки данному обещанию разинул рот. В спортзале гермогородка Клаус уже видел эту пару. Собственно, именно они пригласили их с Лимом погостить на Седом Взморье. Рокас запомнился Клаусу как крепкий и рослый парень с длинными волосами, собранными в хвост, серьёзным вытянутым лицом и светлыми глазами, лет около семнадцати. Теперь он был почти таким же, только одежда и причёска стали вариацией на тему того, как выглядел Лим. Не он заставил Клауса замереть, а его спутница.
Алия обзавелась длиннющими, до колен, распущенными волосами. Уже не чёрными, как дома, а золотыми. Платье на ней было такое такое ну, кое-где облегающее, словно перчатка, а кое-где и полностью скрывающее фигуру пеной кружев. В трико, не оставлявшем воображению ни пяди, она выглядела худой и мускулистой, как профессиональная спортсменка; в этом платьепышной, как орхидея, чарующей и опасной. Последнее подчёркивали глаза. Они не изменились. Столь пронзительно зелёные, что даже не верилось в естественность этого фосфорического цвета, глаза Алии вполне могли бы принадлежать дикой кошке.
Ведьма.
Как тебе воздух Взморья, Клаус?спросил Рокас.
Э хорош,с трудом отведя взгляд от Алии, Клаус добавил совершенно искренне.Мне здесь нравится.
Прошу к трапезе,сказала Ари. И показала гостям пример, усевшись во главе стола. Мысли. Мысли. Эмоции. Как мухи кружат над
Переваривая завтрак в своей комнате, Клаус перевернулся с левого бока на спину, потом на правый бок, но надоедливо жужжащие мысли никуда не делись.
На глаза попалась картина в простенькой раме. Висела она в месте, мягко говоря, странном: за платяным шкафом, в тёмном углу. На картине изображалось непонятное. Человек? Не человек? В общем, некая фигура со спины, застывшая в неестественной позе. То ли карабкающаяся куда-то, то ли с воплем падающая в облачную пустоту, не понять. Особенно если смотреть вот так, лёжа на боку. Клаус закрыл глаза, но плод вдохновения неизвестного художника продолжал светиться на внутренней стороне век, будто радиоактивный оттиск на опалённом полотне воображения. Этот образ даже потеснил другойсмущающий, манящий, запретный.
Алия, ведьма Лим так и называет еёВедьма. С оттенком ироничного, но уважения. "Ведьмочка Рокаса". Очень естественное, устоявшееся сочетание
Клаус вскочил с кровати и тут же снова сел, запустив пальцы в растрепавшиеся волосы.
Нет,пробормотал он сам себе.Хватит. Надо отвлечься на что-нибудь.
Ответ на эту мольбу явился почти сразу. Но если судьба подобным образом пошутила, то шутка вышла ну совершенно не смешной.
Скрип дверных петель.
Это он?
Да. Берём и уходим.
Клаус моргнул.
Эй, вы кто такие?
Без долгих слов тот из незваных гостей, что повыше и пошире в плечах, двумя скользящими шагами переместился к кровати. Сжал руку в кулак.
Со звуком, похожим на треск намокшего дерева, реальность выбросила Клауса во тьму. и снова тьма. Уже другая: душная, вонючая, скрипящая и шипящая, больно вывернувшая руки и ноги. Клаус попытался шевельнуться, но боль хлестнула с такой силой, что он тут же затих, быстро и неглубоко дыша. Потом он не сдержался и застонал. Внутренности мотало и крутило, гудела голова, а руки и ноги
"Да я же связан! Точно! Ох!" Как вскоре выяснилось, не просто связан. Дышать было тяжело из-за мешка, надетого на голову. Но вонял как будто всё же не мешок, а само место, где он находился. И такой вони ему ощущать ещё не доводилось.
"Где я? Что это скрипит на сто ладов? А это чтоплеск? Дела" Резкий приступ тошноты скрутил Клауса винтом. Панический ужас перед удушьем помог одолеть приступ, но выдавил остатки сил. Сам не заметив этого, Клаус провалился в сумрачную щель между полным сознанием и беспамятством, качаясь во мраке на пологих волнах небытия. потом ему как будто удалось заснуть. Во всяком случае, когда раздавшиеся поблизости голоса привели его в сознание, он чувствовал себя значительно лучше. Если, конечно, не считать рук и ног, которых Клаус не чувствовал совсем.
Крысёныш. И заморыш.
Ну почему? Голодать ему явно не доводилось.
Я не в том смысле.
А в каком?
Колдуныони все с изъяном,тон наставительный, принадлежащий человеку, уверенному в себе и своей правоте.Вспомни хоть Всадника. Этот тоже наверняка порченый. Граб говорил, что он даже не сопротивлялся, когда Трак его вырубил. Не по-мужски это.
Ну, может, он не верил, что на него кто-то посмеет поднять руку.
Тогда он просто дурак.
А тебе-то какая разница, дурак он или умник? Если Всадник заплатит за него, как было договорено, до остального мне нет дела.
Тоже верно. Ну, нагляделись? Пошли отсюда.
Эй, эй! А ну как он тут нагадит?
Пусть себе гадит.
Это тебе"пусть", корабль-то не твой.
Если так, сам выноси за ним горшки. А вообще у тебя тут такой срач, что один малец воздуха не испортит. Что ты возил в этом трюменавоз?
Не, "головёшек".
Оно и видно. Никогда не стал бы возить рабов.
Да ну? А если хорошо заплатят? Очень хорошо?
Всё равно не стал бы. Грязи уж больно много. Не люблю.
Кончай болтать. Пошли отсюда, в самом деле.
Голоса отдалились, превращаясь в бормотание, и стихли. Клаус сжался.
"Не верю. Не верю. Не верю!
Как они могут так равнодушно говорить о они что, совсем глухи к чужой боли? Их совсем не страшит превращение в шейдов?
А ведь и в самом деле не страшит. Они здесь даже слова такого не знают".
От осознания данного факта Клаусу стало совсем худо. Позже он стыдился этого и изо всех сил старался не вспоминать, но тогда, в смердящей удушливой тьме, он заскулил и захныкал, словно искалеченный щенок. Ещё никогда в жизни ему не бывало так худо. Даже дома, под грузом собственного шейда. Пожалуй, если бы у него оставались на это силы, он возненавидел бы Лима с его трюками, из-за которых лишился окончательного избавления от всех и всяческих забот. Он бы возненавидел Анжи, засунувшую его в "саркофаг странника". Возненавидел весь белый свет и себя самого, как неудачника и медузу.
Но сил на ненависть не было. Окончательно измученный приступом острой жалости к себе, Клаус снова сдался мягкой и утешительнойо, очень мягкой!хватке беспамятства. боль ожгла бичом. Он не закричал лишь потому, что горло перехватило.
Мрак и пепел! Гадёныш всё-таки обмочился!
За такой-то срок? Ты бы и сам не стерпел. Давай, тащи его наверх.
Боль всё разрасталась: трясла, сжимала, рвала в клочья. Терпеть её дальше стало просто невозможно. Клаус со страстью, которая в нормальном состоянии испугала бы его первобытным неистовством, пожелал потерять сознаниеи желание это исполнилось.
Когда он снова пришёл в себя, недавнее прошлое показалось дурным сном.
Он лежал на кровати, грубовато, но приятно обнимающей обнажённую кожу. В окно слева лился дневной светвернее, вечерний, судя по оттенку. Пахло старым деревом, воском, дымом, а ещёчем-то кисловатым и терпким: своеобразно, но приятно. И лишь когда первое же движение заставило запротестовать суставы, а при косом взгляде вниз на запястье обнаружились жутковатые следы от верёвки, распухшие, синюшныелишь тогда память перестала прикрывать прошлое пологом нереальности. Правда предстала во всём своём болезненном уродстве.
Похищен.
Слово-то какое! Замшелое, страшненькое как и весь мир, в котором возможно подобное. какое там имя называли похитители? Кажется, Всадник? И ещё они говорили: колдун. Но что может быть нужно от него этому Всаднику, кем бы он там ни был? Клаус ведь только и успел, что прибыть на старый маяк да позавтракать!
Не самим же своим существованием он так допёк этого Всадника! Он бы просто не успел
Мгновение ясности.
Конечно, сам Клаус тут ни при чём.
Зато у членов Группы, навещающих Седое Взморье, времени было предостаточно. И чтобы перебежать дорогу кому не надо, идаже если они сидели на месте и никого не трогаличтобы кто-нибудь заинтересовался самим фактом их присутствия.
Чтоб мне разбиться!прошипел Клаус.
Пока, впрочем, в его положении наметились перемены к лучшему. Лайт не преминул бы решить, что уж теперь-то всё непременно будет хорошо, а может, даже замечательно. Но Клаус был шейдом. И если его сенс по-прежнему плавал в ватной глухоте вне каких-либо контактов, то черты характера, предопределившие его участь, никуда не делись. Печальный опыт общения с людьми, которого не былопросто не могло быть!у лайта, также заставлял предчувствовать худшее. А если пелена желанных иллюзий становилась слишком густой, достаточно было самую малость пошевелиться, тревожа ноющие конечности, или посмотреть на изуродованные запястья, чтобы всё встало на свои места.
К тому же более пристальный самоанализ выявил ещё кое-что, не внушающее оптимизма. Всё существо Клауса пронизывала слабость, как после сильной болезни, а голова вдобавок плавно, почти незаметно кружилась. Когда он поворачивал её, головокружение немедленно принималось орудовать в районе желудка бесплотными пальцами, вызывающими сильную тошноту, а взгляд застилали стеклянистые воронки и кружились, кружились, кружились без остановки
"Да, вставать мне рановато. Попробую лучше уснуть".
6
И сон пришёл. Но не утешителем и целителем, а облачённым в траур безликим кошмаром. С тихим свистом Клаус падал внизиз ниоткуда в никуда. Ветер пел похоронную песнь. Туманы глотали крик. Напряжение всё росло и росло вместе с ожиданием твердии никак не разряжалось. Потом чугунный шар прокатился мимо, отбрасывая белую тень. Вдоль дороги стояли седые камни. "Не дойдёшь",шипели они. "Стой, обрыв!" Медленно, мучительно медленно рушились какие-то изогнутые балкинеторопливо и беззвучно, но не было сил остановить И Клаус знал: когда они достигнут точки замерзания, начнётся самое страшное. Намного хуже белой тени чугуна, которой он едва избежал. "В первый раз",напомнила Яма. "В первый раз. Во второй будет труднее. А третьего тебе не снести".
Тут Клаус взорвался, разлетаясь во все стороны разом. Осколки пробили некую преграду не то вовне, не то внутри, и внезапно он увидел сам себякак безнадёжно далёкого червячка в "саркофаге странника". Червячок был бледен, тих и неподвижен.
А рядом стояли две знакомые тени, имена которых, впрочем, никак не вспоминались.
Плохо,Заключила первая тень.Появились признаки истощения.
Вижу,Буркнула вторая.Вообще, нехорошо вышло.
Нехорошо?
Не придирайся к словам! Не я же, в конце концов, устроил ему ну, всё это!
Оправдываться ты будешь перед Клаусом. Когда его найдёшь.
Погоди! Давай разберёмся. Седое Взморье я выбрал не только из-за нужных свойств его пси-структуры, но и
Молчи. Вину на Рокаса и Алию ты не переложишь. С них будет отдельный спрос за то, что они проморгали изменение ситуации в их любимом "карманном мире". Но куратором при Клаусе был ты. Тыи никто иной!
Угу. Ещё скажи, что я вызвался добровольцем.
Извини. Я рассчитывала, что ответственность заставит тебя изменить отношение к жизни и к ближним. Видимо, зря рассчитывала. Придётся мне самой идти в Седое Взморье и Эмо с собой взять для страховки. Нет, ну до чего не вовремя!
Ты про Кару?
Нет. Про следственный комитет.
О!
Вот тебе и о. Группу могут прижать в законодательном порядке, а я
И тут плоть сна, зашелестев, свернулась, словно свиток.
Открыв глаза, Клаус обнаружил над собой женское лицо. Дряблое и бледное, всё в складках, обрамлённое засаленными серыми складками какого-то головного убора. Тупо глядящие с этого лица глаза неопределённого оттенка часто-часто моргали.
Это ты здоров ли?полушёпотом спросила женщина.Пить хочешь?
Двыкашляв из горла тугой комок и сморщившись от гадкого вкуса во рту, Клаус хрипло закончил.Да, хочу.
Женщина выпрямилась.
Хозяин!завопила она неожиданно громко и визгливо.Парень очнулся, пить просит!
Ну, так напои его,глухо (из-за стены? а может, сверху или снизу?) прозвучал ответ. И вдогонку, чуть тише, но внятно:
Дура.
Оскорблению женщина не придала значения, если вообще заметила его. И Клаусу ничуть не понравилось такое равнодушие. Или то была покорность?
Хозяин,прошептал он,это Всадник? Да?
Вопрос женщина тоже пропустила мимо ушей. Тяжеловесно ступая, она приблизилась к кровати и поднесла Клаусу плошку с тёплой, чуть глинистой на вкус водой. Однако и от такой он не отказалсянапротив, вмиг высосал всё до капли и сказал: