Не понимаю, пожаловался он Девушке, высасывая многочисленные мелкие занозы.
Она поднялась по ступеням и села рядом. В подвале было сыро, и он приобнял её, укрыв полой расстегнутого камзола. Она доверчиво прижалась к нему.
Не говори ей про Никиту.
Не понимаю! повторил он, отстранившись удивленно.
Просто не говори, повторила она и притянула к себе за воротник.
Он склонился, и длинные, рыжие, завитые по последней моде, локоны закрыли их лица.
Круг разомкнулся.
Воин вздрогнул, ощутив внезапно потерю целостности. Подняв взгляд от разложенной на столе картыон следил передвижения Белгрского посольства, сверяясь с последними депешами, доставленными голубиной почтой в столицупоглядел на спящего в кресле мальчишку. Рато свернулся калачиком, уткнув голову в колени, дышал ровно, едва слышно. Новое звено новой цепи. Марк больше не был Тринадцатым. Вновь, как и сотни лет назад, когда был он ничем и имя ему было никтоон стал Первым и снова единственным.
Он давно ждал этого часа, с тревогой следя, как медленно, но неотвратимо взрослеет Девочка. Опека Сирроуненавязчивая и неотвязная как теньне давала ей вырасти слишком быстро, и Марк был благодарен оборотню, хранил взамен их маленькую тайну, ослаблявшую древний союз.
Но едва ли он ждал, что Девушка первой потеряет свою суть, и потому удар оказался внезапен и особенно горек. До белых пальцев сжав кулаки, Марк уперся подбородком в грудь.
Никогда не ошибается, никогда не ошибается, цедил он сквозь зубы, понимая, что уже не сможет ничего исправить.
Ногти впились в ладонь, и Марк, наконец, очнулся, медленно выдохнул, сбрасывая напряжение с плеч. Еще не все было потеряно. Никто не узнает, если он будет молчать.
Марк вновь поглядел на спящего мальчишку, чувствуя смутные угрызения совести за то, что вот так просто оставляет Тринадцать без защиты, предоставляя каждогосамому себе. «Ничего, пришла, успокаивая, мысль, будет вторая попытка, где я не допущу больше промахов».
Надеюсь, хоть ты никогда не изменишь себе, прошептал он, вглядываясь в его лицо. Мальчик не шевельнулся. Марк мысленно поклялся, что будет больше доверять этому ребенку. Доверять больше, чем доверял Эдель. Дети умеют видеть.
Глава 17
Час прошел в дремотном безмолвии. Юродивый следил за медленным передвижением узкого столба света, косо падающего из отверстия высоко над троном столицы нищесбродов. Сет сидел, погрузившись в раздумья, и оба они вздрогнули, когда мелькнула вдруг, на секунду загородив луч света, крылатая тень, и иссиня-черный ворон, заложив вираж, опустился на спинку кресла, процарапав стальными когтями бордовые бороздки в красном дереве. На перламутровых перьях шеи играла тонкая серебряная цепочка.
Сет пригнулся невольно, и Юродивый засмеялся.
Прочь! Сет взмахнул посохом, не решившись, впрочем, коснуться птицы. Ворон склонил голову набок.
Ка-ар-р-р-р! прокричала птица, Ка-ар-р-р-р! аршинные крылья развернулись, захлопав.
Пожиратель мертвечины, пробурчал Сет, глядя в немигающий вороний глаз, черный, как камень душ некроманта.
Боишься? Юродивый все смеялся беззвучно.
Недолюбливаю, Сет, наконец, сел прямо слишком прямо, чтоб опереться на спинку кресла. Ворон сложил крылья над плечом атамана.
Говорят, у Мастера есть ворон, сказал Юродивый.
У меня ворона нет, отрезал Сет, но Юродивый все так же внимательно вглядывался в его лицо.
«Врешь, не заметишь», подумала Топь, изучая тонкие черты под лохмотьями. Юродивый отвел, наконец, пристальный вишневый взгляд.
Слишком долго она приходила в себя, слишком медленно, так медленно, что даже Сет не сразу почуял её. Но все равно еще до появления птицы она была уже тут. Её неприятно поразило то, как слаженно и мудро действовали вчерашние её подопечные. Нечаянный успех мальчишки был неожиданен, и оттогоособенно хорош. Топь почувствовала укол ревности. Ей понадобился еще какой-то миг, чтобы понятьэто именно она испытывает досаду. Повеяло холодком, когда она вполне осознала факт.
Атаман и мальчишка прекрасно справлялись вдвоем, и её помощь была не просто не нужна, но сейчаскогда Юродивый вдруг появился так некстатистала и вовсе лишней. К своему стыду она боялась теперь выдать себя, боялась нового удара небытия, похожего чем-то на смерть. Не давала покоя слабость, проявленная так неприкрыто, а ещетайное воспоминание о злых, бессильных слезах, там, посреди пустынной улицы ночных трущоб. Она вдруг поняла, что снова остается одна, и одиночество отчего-то пугало.
Сет тоже испытывал ощутимое беспокойство. Чтобы отвлечься хоть на минуту, она осторожно коснулась его.
«Не люблю ворон, вечно поднимут грай, прыгай потом по кустам, уворачивайся от арбалетных болтов».
«Это и впрямь птица Мастера?»прервала Топь цепочку бегущих по кругу мыслей.
«Нет Не уверен. Иногда мне кажется, что Мастера все же нет».
«Мастер есть», заверила Топь.
Огромное слепое пятно, за сотни лет сформировавшееся вокруг главы воровского синдиката столицы свидетельствовало об этом лучше показаний любых очевидцев, чьи слова на поверку выходили лживы. Никто никогда не видел Мастера. Никто ничего не знал о нём. А синдикат разрастался: слабенький, выплеснулся однажды из Урчащих кишок, пожрал трущобы, цеховые кварталы, город, а вместе с ними богатый, независимый пригород. Сотни лет Топь наблюдала его рост, чуя если не собрата, то родственную душу. У неё вдруг взмокли ладони от мысли, что теперь они могут встретиться и, наверняка, стать соперниками. Перспектива выглядела привлекательно. Невольный смешок сорвался с губ и неожиданно громко отразился от сводов тронной залы. Юродивый, нервно оглянулся, и Топь улыбнулась шире, скаля крупные, желтые зубы.
Как раз в эту секунду оттуда, где скрылся насмерть перепуганный калека, вышли твердым, решительным шагом люди, чьи округлые животы под сравнительно целыми одеждами подтверждали их действительно высокий статус в столице нищесбродов.
девять, десять тринадцать, считал Сет, безошибочно выхватывая из разрастающейся толпы нужные лица. Сброд. Трусы и слабаки. как в раскрытой книге он читал за насупленными бровями и шипастыми дубинками в потных руках. Я не взял бы их смотреть за скотом, не то что драться.
А ты собираешься драться? Юродивый не шелохнулся, хотя кое-кто уже смотрел на него косо.
Господь с тобой. Сет выщелкнул лезвие посоха, превратив его в копье. Я слишком голоден и устал для этого.
Юродивый окинул его взглядом, будто увидел впервые. С заострившегося лица, из-под грязных, слипшихся волос сверкали серо-стальные глаза с неизвестно откуда взявшейся синей искоркой. Ноздри крючковатого носа раздувались хищно. Пальцы, сжимавшие посох, казались невероятно длинными и мосластыми.
Да, ты определенно похудел, протянул Юродивый, и вдруг распахнул глаза удивленно.
Птица, взмахнув крыльями, одним прыжком переместилась со спинки кресла на плечо Сета.
Ка-а-арр-р-р! заорала она на толпу, пригнув шею и распустив перья.
Лучший друг Висельника, прошептал Юродивый, протягивая руку навстречу.
Прекрати, раздраженно одернул Сет. Он не вздрогнул на этот раз, но стоял напряженно, явно опасаясь ворона на своем плече. Ты такой же блаженный, как и я. И если ты не перестанешь юродствовать, мне придется убить тебя. В назидание.
Смерть на твоей стороне, ответил тот, все еще глядя на птицу и не обращая внимания на острие посоха, способное достать его в любой момент. Очень жаль. Он перевел взгляд и встретил внимательный прищур Сета. Признаться, я надеялся увидеть, как тебя убьют здесь нынче. Тебя, и ту тварь, что ты носишь в себе, атаман О'Kтранского леса.
Не повезло тебе, приятель, сделав шаг к началу ступеней, Сет оказался по правую руку Юродивого, я поклялся себе жить вечно.
Ты что ли Мастер? крикнул дородный бородач в крепкой, но не очень чистой одежде из той чертовой дюжины, что Сет насчитал при входе.
А ты хочешь видеть Мастера? ответил Сет, не повышая голоса.
Звук сам отразился от стен, достигнув ушей каждого. Поднялся и стих говор. Опасливо покосившись на посох, бородач не решился продолжить, обернулся в поисках поддержки. Никто не подал голосасеро-стальной взгляд пронизывал не хуже копья.
Псы! рявкнул Сет, и слово ударило как плеть. Толпа дернулась. Худой, грязный человек, очевидно недавно искупавшийся в сточных водах, а значит вошедший в Урчащие кишки через черный ход, походил на безумца больше, чем Юродивый по его левую руку. Сет подумал вдруг, что даже если кто-то из этих людей и присутствовал на публичной казни, они ни за что не узнают его. Псы. Повторил он тихо. Вам не надоело жрать дерьмо лишь потому, что хозяева забывают кидать вам объедки?
Толпа настороженно молчала, не спеша приветствовать речь. Топь подавила нарастающие раздражение и голод. Она почувствовала вдруг, что лучше бы ей сесть, и опустилась на ступеньку рядом с Юродивым. Птица сорвалась с её плеча и, едва не задевая головы крылом, пересекла залу, опустилась на балку над выходом.
По толпе пробежал шепоток. Люди заволновались, спинами чуя немигающий взгляд ворона.
Чего ты хочешь? повторил бородач уже более дружелюбно, глазом кося на распластанного у подножия ступеней карлика.
Топь окинула толпу мысленным взором. Сеть, сплетенная за день, звенела от все возрастающего напряжения. Еще пара петель, и она, возможно, не сможет её удерживать. Страшно хотелось есть, голод дрожью передавался на руки, и бесценные силы уходили на то, чтобы гасить эту дрожь. Слабость и страх рвотным позывом стали в горле. «Что мне делать?»спросила Топь, беспомощно скользя взглядом по лицам. «Они слабы. Слабы, как никто в городе», ответил Сет, так же внимательно изучавший толпу, «а слабость может стать силой если надавить хорошенько». Кивнув себе, они ответили:
Вопрос в том, чего хочешь ты, Ветошник
Ворон на балке внимательно слушал все то долгое время, что Сет держал свою речь. Горбун, далеко в башенке своего дома, потирал руки, глядя в черный, как камень душ некроманта, кристалл хрусталя. Он, наконец, знал, что ему делать, и как откупиться от Мастера.
Я все-таки опоздал на построение.
Эта мысль пришла мне в голову, когда, выйдя во двор, я услышал призывные звуки горна. Пришлось припустить со всех ногтяжелый меч в ножнах больно бил по бедру, а я еще не научился правильно его придерживать.
Опасения мои, однако, развеялись, когда я выбежал на плац и увидел нестройные шеренги и так же как я бегущих гвардейцев. «Что-то случилось», пришла новая мысль, и я еще прибавил шагу. Но пришлось пометаться в толпе, прежде чем я увидел Алана. Тяжело дыша, я стал в строй. Алан покосился неодобрительно.
Что стряслось? спросил я, пока не улеглась еще царившая на плацу суета.
Приказ по казармам, пожал плечом Алан, двойной караул, осадные посты в крепостных башнях. Белгрское посольство пересекло границу. Эта сучка Бронислава непременно захочет влезть во дворец.
Брониславы нет с ними, ляпнул я прежде, чем сообразил, что делаю.
Ты-то почем знаешь? повернулся он удивленно, но шедший вдоль рядов капрал ткнул его в плечо, разворачивая прямо, хлопнул меня по животу, заставляя выпрямиться, и тем прервал разговор.
«Сучка?»я мог еще понять, за что армия ненавидит Ллерия, но чем провинилась перед ними его старшая сестра? Я едва дождался конца построения.
Какой-то капитан долго вышагивал перед строем, читая новый распорядок дежурств, где были отменены занятия на плацу и в казармах, зато часы на карауле были увеличены вдвое. Появились новые маршруты патрулирования, в основному входов во дворец, в его старой части и в осадных башнях, глядевших в гавань и оставшихся от древнего замка, ставшего когда-то основой для постройки дворца.
Когда были, наконец, зачитаны все приказы, капралы сгрудились у столов с бумагами, а гвардейцына время были предоставлены сами себе.
Сучка? спросил я, наконец, шепотом. Уж не потому ли, что она пыталась убить свою мать?
Догадка оказалась верной, армия любила покойную королеву:
И поэтому тоже, Алан нахмурился в мою сторону, хотя, да будет тебе известно, об этом не принято говорить вслух.
Я ждал, но Алан, очевидно, не собирался продолжать.
Ладно, Алан, не томи. Что еще вам сделала Бронислава?
Не задавай таких вопросов, Никита. Мне и так стоит труда без конца убеждать всех и каждого, что тывовсе не тупая деревенщина, как это кажется на первый взгляд. В казармах о тебе не слишком высокого мнения, разбойник. Я проглотил это. На что еще мог я рассчитывать после схватки на плацу? Я вообще диву даюсь, зачем капитан Вадимир так с тобой носится?
Мне в голову пришла вдруг шальная мысль.
Ямладший брат короля, сказал я так просто, будто дело это было само собой разумеющимся.
Это был удачный момент для признания. Не стой мы сейчас на плацу, в виду все еще о чем-то совещавшихся офицеров, думаю, Алан убил бы меня. Нож с его пояса оказался вдруг у меня за спиной. Острие прокололо и доспех, и кожу, я едва не вскрикнул от неожиданности и боли. Цепочка вокруг заволновалась, чуя неладное. Это придало мне уверенности. По крайней мере в том, что меня не убьют немедленно.
Последний кочевник с границ ведёт себя умнее, чем ты, чужак, прошипел он сквозь зубы. Не знаю, откуда ты свалился, и что за нравы царят на твоей родине но мне жаль уже, что я пытался быть тебе другом.
Кольнув, лезвие исчезло. Алан стоял, глядя прямо перед собой. Я же, пока кровь пятном расползалась по холщовой рубахе под доспехом, мучительно гадал, в чем допустил ошибку. Отчего Алан вдруг взъелся такне посмеялся добродушно над словами, которым очевидно не поверил. Что было в них такого?
Очевидно то же, что и в желании Вадимира видеть на престоле наследника. Что стоило, совершив переворот, провозгласить правителем Марка, которого боготворили в казармах? Кровь. Нельзя в одночасье отречься от столь древнего наследия. Лишь Рим с его традициями мог позволить себе избирать императора. Король Артур был, наверное, последним проводником принципа «первый среди равных».
Алан, он даже не шевельнулся, ладно, можешь не отвечатьБронислава могла бы убить свою мать, но не должна была выходить за Николая, рожать ему наследника? Он молчал. Почему? Разве не то же сделала Августа Аделаида, выйдя за Августа, а затем и сгубив его в мелких приграничных войнах? Он дернулся, но смолчал. Я продолжил, уже, скорее, для себя. Что она сделала такого? Какой грех может быть страшнее убийства матери в глазах народа, который за сотни лет привык наблюдать кровавые стычки и подлые предательства на разных концах Тракта Двух корон? Вспомнив все, что только знал, о черных, я скоро догадался, она приняла их веру?
Ведьма! не сдержался, сплюнул сквозь зубы Алан.
Ведьма? я никак не мог понять. Господи, Алан, да вся столица переполнена чародейками, настоящими или мошенницами, и добавил после минутной заминки, да это черные гнались за мной от самой границы, обвиняя в колдовстве!
Алан скрипнул зубами, но пояснил:
Лишь монахи имеют право заниматься магией.
Всё сразу встало на свои местаадепт, о котором говорил страт рукоположение и молитвы братьев. Ха! молитвы Мне стало вдруг дурно, я возблагодарил Рола за побег из Цитадели, и случай за то, что Вадимир первым столкнулся со мной в столице.
Как раз в эту минуту капралы разбежались от стола, на бегу выкрикивая приказы. Наш десятник, стоявший в той же шеренге, вышел из строя, подошел к нам:
Особый приказ для вас двоих, и прежде, чем Алан успел возразить, добавил, будешь учить его драться. Толку от него в наряде чуть, а главнокомандующий потребовал, чтобы к празднествам его можно было представить королю. А вы уже, смотрю, он смерил меня выразительным взглядом, явно намекая на только что произошедшую стычку, были бы не против подраться.
Хмурое выражение лица капрала отзеркаливало мрачный взгляд Алана, им обоим не нравилась эта идея. Алан, однако, кивнул. Десятник собрал оставшуюся восьмерку, и скоро мы остались одни на опустевшем плацу.
Младший брат короля, говоришь? Имея в своем распоряжении почти неделю, он уже не спешил вынимать оружие, вот теперь я, пожалуй, тебя убью.
Когда мальчишка проснулся, для него готова была простая, но чистая одежда из дворцовых запасов. Вздернутый нос тревожно подергивался от незнакомых запахов, но руки сами тянулись к расшитому черным бисером вороту темно-зеленой рубахи. Марку стоило труда оторвать воришку от игры с блестящими бусинами и заставить помыться. Вода в рукомойнике за ширмой у окна всегда подогревалась не покидающим южную сторону солнцем, а потому была теплой, даже слегка зацветшей. Рато не испугался бы, наверное, и холода ледяных ключей, но каждый всплеск над тазом заставлял его вздрагивать. Воин долго тер костлявую, с выпирающими лопатками спину, мыл шею и за ушами. Вчерашний Крысёныш терпеливо сносил издевательства, лишь иногда поскуливал, и тогда крыса принималась беспокойно прыгать у ног. Пришлось, однако, дважды посылать солдат за ведрами свежей, студёной воды, прежде чем Воин остался доволен результатом.