Фургон, с приподнятым на шестах боковым полотнищем, был ярко освещен изнутри парой фонарей, распространявших густой, тяжелый запах масла. Под своеобразным навесом расположился сооруженный из снятого борта фургона стол, за которым, сидя на чурбаке, меня ждал капитан. Он писал что-то на длинном куске то ли бумаги, то ли пергаментафонари давали ровный, ярко-желтый свет. Я почему-то ожидал увидеть перо, по типу фазаньего, но капитан вертел в пальцах и покусывал длинное тонкое стило. Я так и не смог придумать ничего более-менее подходящего для предстоявшего разбирательства, хотя опыт общения с грабителями убедил меня в серьезности намерений абсолютно всех здешних обитателей. Я готовился к худшему и уповал на импровизацию. Однако капитан не обратил на меня ровно никакого внимания.
Карманы. Бросил он коротко.
Почуяв движение, я опередил расторопных служивых, и сам вывернул содержимое наружу: зажигалка, складной нож, блокнотик из заднего кармана джинсов. Один из конвоиров принял добычу, другойобшарил-таки мои карманы сам, провел ладонями вдоль пояса, проверяя ремень, приподнял брючины, ощупал голени. Кроссовки живо его заинтересовали.
Гляди-ка, чудная обувка капитан вскинул голову, скользнул взглядом, но остался равнодушен, а вот часы на руке его привлекли больше.
Ну-ка, сними браслет.
Это не браслет, это часы, брякнул я, расстегивая замок.
Тебя забыли спросить.
Солдат принял часы, пару раз щелкнул замком, пока нес к столу капитана, передал в руки и покрутил головой удивленно.
Такая дорогая вещица в такой дешевой оправе, серебро было бы много богаче. С какого чудака ты это снял?
Что за металл? Сталь? Капитан покрутил мои титановые часы, закрыл-открыл браслет, отложил в сторону. Взял блокнот, пролистал. Вернулся на первую страницу. Соколов Никита Александрович. Это чье?
Моё, я был готов ко всему, но этот вопрос меня ошарашил. Я стремительно терял уверенность в собственных силах.
Значит это твое имя? кажется, столь легкое признание мной собственного имени внушало ему сомнения.
Да.
Ну-ну. А почему здесь, он развернул блокнот ко мне, указал на бледно серое печатное слово name, письмо Белгрское, а все остальное написано по-нашему?
Я не нашелся, что ответить. Боюсь, что и выражением лица я создал себе ряд дополнительных проблем, Вадимир рассматривал меня крайне внимательно. Наконец, он вздохнул удрученно.
С глаз! Я не успел еще сообразить, что же он имел ввиду, как два верных конвоира вновь подхватили меня под руки и развернулиназад, к пленным.
Стойте! Да постойте же! я рисковал свернуть шею, а Капитан даже не поднял голову.
Это было не то, чего я ожидал. Совсем не то. Вадимир действовал умно. Он хотел сперва получить как можно больше информации, осмыслить ее, и лишь затемразговаривать со мной. А я думал было уболтать его, теперь, очевидно, сделать это будет не так-то просто. Записная книжка с номерами телефонов, интересно, к каким выводам придет этот средневековый шерлок, просмотрев ее внимательно: резидентура? шифры? суммы? я хохотнул. Солдат помоложе посмотрел на меня ошалело, второйпросто врубил подзатыльник. Хорошо врубилдо звона в ушах.
Когда показалась цепь заключенных, я увидел, что скованы они уже только за ноги, сидят на землеедят с круглых деревянных плошек, по несколько человек с каждой, только и видно было, что мелькающие руки. Я нашел взглядом Сета. Он помахал мне приветливо и улыбнулся. Это заставило меня замереть на полушаге.
Давай, ощутимый толчок в спину послал меня дальше вперед, Вишь? Дружки твои заждались. Радуются.
Мы подошли к цепи. Один конвоир опустил мне руки на плечи и надавил, заставляя садиться, второйнагнулся подобрать свободную пару кандалов. Тут-то Сет и залепил ему в лицо деревянным блюдом.
Не издав и звука, круто и по косой, солдат провернулся вокруг своей оси и упал тихо, не шевелясь. Второй отпустил меня, кинулся на помощь товарищу. Цепь накрыла его лавиной. Забыв о еде, люди повскакивали с мест, заслонили меня от других, спешащих на подмогу, конвойных. Повалив солдата, они пинали его ногами. Первый мой порывкинуться на помощь избиваемому человекупресек Сет. Он силой развернул меня к обочине и лесу:
Беги! Беги, сумасшедший! Ради тебя старались же
Это я слушал, уже мчась полным ходом. Позади послышался свист плети, стоны и сдавленные ругательства. Это солдаты навалились на цепь. А потом воздух пронзил резкий, короткий щелчок и мимо пронеслось с огромной скоростью, и волосы на затылке встали дыбом. «Стрела или арбалетный болт?»гадал я, снедаемый живым любопытством, пока, начав петлять, как заяц, не скинул и не выбросил белую майку. Разобравшись с ней, я несся только по прямой, забыв об усталости и боли в ногахщедром подарке дневного перехода. За моей спиной слышались еще крики, но меня было уже не догнать. Одна мысль о дне в обозе окрыляла. Единственное, что я пытался делатьне вилять. Мне еще надо было не потерять дорогу обратно. Я хотел как можно скорее найти ребенка, и вернуться. Как можно скорей. Так скоро, как только можно.
Остановившись, наконецсердце молотом бухало в ребрая уперся руками в колени, пытаясь отдышаться, собраться с мыслями.
Итак, мне надо идти параллельно тракту, забирая чуть к нему, чтоб в итоге выйти на место стычки. Там осталось достаточно поломанных кустов и разбросанного сена, чтоб наверняка не проскочить мимо. Дальшеминут десять-пятнадцать через лес, избушка где-то совсем близко к дороге. Сориентировавшись на месте, я начну искать девочку.
Двинувшись в намеченном направлении, я вскоре понял, что не привык бродить по лесу с обнаженным торсом, будто тарзан. Было холодно. Когда зубы начали отплясывать четко различимый степ, я заставил себя расправить сведенные плечи, взмахнуть пару раз руками, развести ладони по широкой дуге, попрыгать ипобежать. Тихой, неспешной трусцой, той, которая по преданию сжигает километры, а по существупомогает согреться и чуть продвинуться к намеченной цели. Было темно, я с трудом отличал ближайшие деревья от сплошной, неприступной стены леса. Как часто бывает глубокой летней ночью, ветер стих, смолк непрекращающийся шелест листьев, зато появилось множество других звуков. Журчали ручьи, редко капала собравшаяся на листьях вечерняя роса, пронзительно пищал разбуженный резким движением вздрогнувшего листа комар, оглушительно хлопнули крыльятемная тень оттенила глубокую синеву небатреснула рядом ветка.
Я едва не сбился с шага. Кто-то бежал чуть сбоку и чуть впереди. Еще минуту назад никого не было, и вотедва уловимый шелест раздвигаемых телом ветвей. Шелест, идущий от землихищник, достаточно крупный, чтобы создать проблемы. Я не останавливался. Кто бежит ночью? Охотник или добыча. Те, кто не имеют права бегать по ночампрячутся в норах, таятся в траве, спят на деревьях. Возможно нет, даже наверняка, зверь тоже знает это. Если бежать так и дальше, он, вероятно, уйдет, а вот если я запаникую, он почует флюиды страха. Химия телатерритория хищника. Я бежал, чутко прислушиваясь к непрекращающемуся, едва уловимому шуму. Он чуть удалялся, чуть приближался, отставал, обгонял снова, но был постоянно рядом.
Когда показался просвет меж деревьев, а лунаотразилась в широком, перегородившем путь ручье, я замедлил ход, гадая, как быть. Волктеперь я увидел зверя, упругие мускулы, перекатывающиеся под гладкой, шелковистой, пепельно-серой шерстьютоже сбавил ход. Ровной, упругой побежкоймне стало стыдно своей неуклюжей трусцыон спустился к воде. Не оглядываясь, но, несомненно, зная о моем присутствии, принялся пить. Я вдруг тоже понял, что умираю от жажды. День под палящим солнцем не прошел даром. Я пожал плечами и следом спустился к ручью. Пил не спеша, искоса разглядывая зверя.
Он был огромен. Все же ни один волк, из тех, что я видел в зоопарках, не мог сравниться с ним. Не менее ста килограммовя готов был поклясться, он весил не менее сотни килограммов. Морду его до самых глаз покрывали черные пятна крови. Волк пил, не обращая на меня ни малейшего внимания. Долго и с явным наслаждением. Он не торопился, делал перерывы между глотками, и тогда капли, срываясь с обнаженных клыков, рисовали круги на тихой глади ручья. В конце концов, я просто замервода сочилась сквозь пальцыи смотрел, как он утоляет жажду.
Когда он поднял, наконец, голову, и взглянул на меня, в его взглядежелтом и безразличноммне почудилась насмешка. Он встряхнулся, прям как собака, обдав меня брызгами и заставив зажмуриться. Когда я открыл глазаего уже не было. Чуть качались кусты, обрамлявшие поляну.
А я так и остался сидеть, завороженный взглядом этих не злых, не добрыхчуждых человеческому миру глаз. Вода вытекла из ладони, и я почувствовал тянущий от ручья холод. Пришла пора и мне встряхнуться, словно очнувшемуся ото сна псу. Я всталоказывается, у меня затекли и страшно замерзли ноги. Пока разминался, думалчто делать с ручьем? Ночное купание не прельщало. С другой сторонырельеф лесных рек прихотлив, если я пойду вниз по течению, то просто заплутаю, поддавшись изгибам русла. Десять минут размышлений так и не смогли склонить меня к переправе. Подпитываемая ключами, вода была арктически ледяной. Я внимательно изучил открывшийся мне кусок звездного неба и не смог сообразитькакие же созвездия вижу. Этого еще не хваталоя был спец в ориентировании на местности, никто в группе не давал показателей лучше, а такие навыки не забываются, даже через десять лет после студенческой практики. Все же это не текст из учебникаэто умение, которое выручало меня не раз. Я отбросил сомнения: ручейэто ручей. Если что, я всегда смогу вернуться обратно, по руслу. Я затрусил вниз по течению.
Вскоре ручей стал шире и мощнее, а его склоны начали образовывать нечто вроде оврага. Сообразив, что рано или поздно вода заполнит все пространство внизу, и лучше уж мне взобраться повыше сейчас, пока склоны не слишком круты, я принялся карабкаться наверх. Стены оврага при ближайшем знакомстве оказались гораздо более отвесными, чем мне показалось вначале. Ноги скользили по глине, руки не могли найти надежной опорыя старался избегать предательски непрочных хвостиков чахлой растительности. Не рискуя задрать голову вверх, чтоб оценить оставшееся до края расстояниесместив центр тяжести я мог запросто кувыркнуться внизиз под локтя я кинул взгляд на уже пройденный путь. Он был не мал, а ручей подо мной уже не казался точно таким, как с берега.
Черные лошади с белоснежными гривами били копытами, кружили водоворотами, перескакивали с уступа на уступ и в брызги разбивались, кидаясь грудью на неприступные стены оврага. У меня закружилась голова. Ноги потеряли опору, заскользили, глина потекла под руками, теряя формупальцы тонули в податливой массе. Запаниковав, я брыкнул ногами, подпрыгнул, подтягиваясь.
С криком на губах и руками, полными вязкой земли, я ринулся навстречу беснующемуся табуну. Врезавшийся в спину поток ожег холодом, я задохнулся, камнем пошел на дно и хлебнул-таки ледяной водицы. Течение подхватило меня и понесло. Как всадник на необъезженном коне, я то взлетал вверх, то погружался под воду. Меня кидало из стороны в сторону, било о стены оврага, не давая выбраться на берег. Река, в убийственном порыве, тянула ко дну и волокла по камням, желая посмеяться над пленником, позволяла вдохнуть несколько глотков спасительного воздуха. А потом меня приложило о камни.
Обоз собирался в дорогу. Паковались вещи, запрягались лошади, телеги выстраивались привычным порядком, когда из-за поворота показались двое. Впереди на тонконогом вороном жеребце гордо вскинув изящную головку ехала маленькая всадница. Костюм для верховой езды удивительно ладно облегал ее фигурку. Словно в нетерпении всадница пришпоривала лошадь. Длинные тонкие пальцы, обтянутые мягкой кожей перчаток, слегка подергивали уздечку. Раздавался нежный звон колокольцев. Серебряный обруч поддерживал каскад горевших буйным огнем волос. За ней, отстав на пол корпуса, ехал воин. Очень высокий мужчина, гораздо выше своей спутницы, придерживал своего горячего коня, стараясь оставаться чуть позади. Он говорил о чем-то вполголоса, обращаясь к всаднице. Она слушала его небрежно. Мысли ее были далеко впереди. Ей хотелось, пустив коня вскачь, догнать их, но она сдерживала себя. Воин видел, что его не слушают, но продолжал говорить. От обоза навстречу отряду выехали трое. Двое были солдатами, третий, судя по длинному конскому хвосту на вороненом шлемеофицер.
ведь ты помнишь, как
Всадница раздраженно повела плечом. Воин замолчал, склонив голову. Солдаты из обоза остановились совсем рядомнепозволительно близко. Офицер, явно рассерженный чем-то, придержал вороного за узду. Не обратив внимания на возмущенный взгляд всадницы и гневный жест воина, спросил, кто они такие и куда направляются. Всадница промолчала, позволяя вести разговор своему спутнику.
Отпустите повод. Капитан нехотя повиновался. Воин подчеркнуто вежливо склонил голову. Я имею честь сопровождать леди Эдель в ее путешествии к поселениям ктранов и их лесных братьев.
Мне неприятно задерживать благородную особу, но по долгу службы я требую предъявить бумаги, разрешающие вам пребывание в такой близости от границы.
Бумаги будут предъявлены, прошу вас.
Всадница лениво наблюдала за привычной процедурой. Ни один из солдат не обратил на нее особого вниманияпоприветствовали как подобает, не более. Это был добрый знак. Она могла бы поклясться, тот, который так пристально рассматривал двуручный меч ее спутника, не далее как вчера подарил ей свой нож. Дешевая, но удобная поделка деревенского мастера. Она оставила нож себенадежная, добротно изготовленная вещь, рукоять украшена нехитрым резным узором.
Когда все формальности были соблюдены, а бумаги прочитаны дважды, офицер нехотя предупредил:
Будьте осторожны, проезжая через лес. Мы упустили вчера пленного. Скорее всего, это не простой грабитель, может быть это сам Кат. Он безоружен и полугол, но решителен и быстрбудьте осторожны. Мне не хотелось бы, чтобы ко дню облавы он обзавелся оружием и лошадьми.
Облава? воин не казался заинтересованным, так пустая беседа с новыми людьми, Вы собираетесь устроить облаву в здешних лесах? Не будут ли ктраны против?
Надеюсь, нет. Потому что, как только мы дойдем до Крючьев, я возьму людей из тамошнего гарнизона. Капитан обернулся на обоз, вздохнул с сожалением, Они более опытны, чем мои солдаты, а мне не хотелось бы упускать такую добычу как Кат.
Сопровождавшая его свита заметно смутилась. Один тронул пальцами красующийся на скуле синяк. Впервые за все время разговора Эдель заинтересовалась, пристально взглянула в лицо молодому воину, чуть скривила губы в усмешке. Капитан заметил это. Резко дернув узду, развернул коня к тронувшемуся уже обозу. Девочка и воин остались одни.
Отбыл не попрощавшись. Храбрец и хам Где же нам искать его теперь, Сирроу?
А мы отправимся в Торжок. Но сначала, думаю, следует навестить поселения клана.
Какие именно? Лес огромен, мы не можем пройти его весь.
Те два, что я предупредил. Не думаю, что за ночь он успеет уйти далеко, а следопыты ктранов намного искуснее следопытов Далионской армии.
Он хотел приободрить ее этой нехитрой шуткой. Она была благодарна, но слишком обеспокоена.
Время. Приближалось новолуние, а она не хотела, чтобы Тринадцать узнали о ее промахе. До сих пор она не ошиблась ни разу.
Ты понимаешь, что я не могу появиться ни в одном из кланов?
Разумеется. Езжай в Торжок, возьми комнату в таверне и жди меня там. Я обернусь скоро.
Ты так уверен в том, что это был он?
Да.
Этот короткий, веский ответ понравился ей гораздо больше незамысловатой шуткион давал надежду успеть вовремя.
Глава 3
Я очнулся от жара припекающего солнца. Сказать правду, спина у меня просто горела. Попробовав шевельнуться, застонал. Кажется, тело было изрезано сплошь, и каждый этот порез саднил так, будто по нему провели наждачной бумагой. Всюду был песок. Мельчайшие крупицы проникали в горло, превращая дыхание в адскую муку. Они скрипели на зубах, щекотали нос, вызывая неудержимое желание чихать. Я провел рукой по волосам, песок был и там. Неимоверным усилием воли разлепил веки. Оказалось, я лежал на песчаной отмели. Солнце жарило вовсю, значит, я пролежал здесь остаток ночи и часть дня.
Я с трудом сел, сощурился. Маленькая речка, весело перекатывающая передо мной волны, ничуть не походила на вчерашнююодержимую убийством стихию. Плещущаяся вода играла цветами отраженного неба и буйством прибрежной зелени. С трудом верилось, что вот отсюда-то я и не мог выбраться. Взявшись отряхивать песок с плеч, я понял, что действительно испещрен мелкими порезамиладонь прошлась по густому и липкомуи не мешало бы хорошенько их промыть. Поднявшись на ноги, я скорее ощутил, чем услышал движение позади. Испуганно обернувшись, замер.