Та-а-ак! Воркуете, значит, голубки?
В дверях, подбоченясь, стоял сам пан Лукьян Еноха.
Батька, мы!..
Хведир смутился, вскочил, окуляры упали с носа.
Вижу, невозмутимо согласился пан писарь и повернулся к Ярине.
Вот чего, егоза! К себе домой не ходи, тут оставайся. И этого никуда не пускай. Поняла?
Это почему еще? Дядько Лукьян, да что это вы?
Девушка тоже вскочила, но не смущенная, а полная искреннего возмущения.
Потому! Пан писарь вздохнул, поморщился. Потому, Ярина Логиновна, что мне уехать надо. В Хитцах неладно. Гонца прислаливроде бы татар поблизости видали.
Татар?!
Ярина и Хведир переглянулись. В последний раз татар, если, конечно, Агмета не считать, заносило под Валки лет двадцать назад. Хведир тогда только-только родился, а Ярины еще и на свете не было.
Бог весть, писарь пожал плечами. Вроде бы комонные, в татарском платье. Так что ехать надо. Людей мало, в Валках я троих оставлю да Агмета твоего в придачу, остальных с собой беру. А вы дома сидите!
То есть как? возмущение Яринино не только не улеглосьдо небес выплеснулось. Дядько Лукьян! Да как же это так! Я чеговерхами ездить не умею? Да я с глазами завязанными лозину рублю!
Пан Еноха невозмутимо кивнул:
Мне батька твой то и говорилнасчет лозины. Не будет, мол, моя Яринка слушаться, лозину возьми да отдери по филейным частям. И не от локтя бей, а с замахомтак, чтоб год садиться не могла. А потом снова отдери да солью сыпани, чтоб верещала громче!.. Сказанодома сидеть, значитдома! А ты, Хведир, за старшего остаешься!
Я Батька, я
Бурсак растерянно моргнул, но дверь уже хлопнула. Хведир неуверенно потоптался, затем махнул рукой и бухнулся на лежанку. Ярина подумалаи присела рядом.
Татары? Откуда тут татары? растерянно проговорил парень. С ханом у нас мир, да и засека надежная. Еще бы сказалитурки!
Девушка вздохнула и внезапно, не утерпев, погладила парня по щеке.
* * *
В зале было полутемно. Немецкую лампу зажигать не стали, обошлись свечойединственной, едва прогонявшей ночной мрак. Хведир пристроился на отцовом местеу закрытой книги; Яринка забилась в угол, в самую черную тень.
В доме было тихо.
Тихои страшновато.
Пан Лукьян не вернулся, прислав гонца, что остается в Хитцах, потому как в лесу поблизости и вправду чужаков видели, не десяток, не двабольше. С тех пор никаких известий не было, хотя ночь на исходе и где-то совсем близко уже пропел первый кочет
Хведир встал, подошел к маленькому, подернутому морозом окошку.
Иди спать, Яринка! Если что, разбужу.
Девушка помотала головойспать не хотелось. То есть, конечно, хотелось, но
Это ты иди спать. А я постерегучтоб татары не украли!
Она шутила, хотя на душе было не до шуток.
Ярина, конечно, не утерпела. Весь вечер вместе с верным Агметом ездила по Валкам, дабы и людей подбодрить, и самой осмотреться. Городок почти вымерпан Лукьян забрал с собой не только черкасов, тех, что в поход не ушли, но и дюжину подсоседков, и просто охотников. Остальные забились в хаты, боясь показаться на улицу. Даже рогатки, выставленные поперек шляха, остались без охраны. Да и кому охранять? В городе и до войны меньше тысячи жило, из них черкасовслуживых и абшидныхсотня с небольшим. Теперь даже их не осталось. Остальныеобычные мугыри, которые и смотреть на шаблю боятся.
Девушка почувствовала, как страх, сидевший где-то глубоко, начинает наползать, подступать к горлу.
Хведир! не выдержала она. Не молчи! Расскажи что-нибудь!
О чем?
В голосе бурсака тоже не слышалось особой уверенности.
Ярина усмехнулась:
Ну Про фольклор свой. Написал байку? Про Гонтов Яр?
А-а! послышался тихий смех. Написал! Пану Гримму понравится. Позавчера из Гонтова Яра выборный тамошний приезжалк отцу, бумаги выправлять насчет винокурни. Так знаешь, о чем там болтают?
Снова черти заглянули?
Почему-то в присутствии Хведира-Теодора о таком говорить было совсем не боязнодаже в темноте.
Нет, другое, бурсак вновь усмехнулся. Может, не говорить? Ночь ведь, страшно!
Ах ты! Девушка вскочила, махнула рукой. А кто еще в детстве перед сном нам про Черную Руку рассказывал? И про Дидька Лысого? Забыл?!
Сама Ярина забыть такое не могла. После каждой истории она забивалась под перину и дрожала полночи. А на следующий вечер вновь просила рассказатьи снова дрожала.
Пришла Черная Рука, замогильным голосом начал Хведир. Открыла дверьи стала искать маленькую девочку Яриночку А ведь это мысль! Представляешь, Ярина, такое записать, а? Пан Гримм с кафедры свалится! А в Гонтовом Яру всякое болтают. Будто из Гриневой хаты голоса доносятся, будто вокруг кони невидимые скачут. Ну и мамка его еще приходила.
Мамка? удивилась девушка. Его же матушка померла! Ребятенка родила и
Вот я и говорю То есть соседи говорятприходила. Хату обошла, потом внутрь заглянулаискала. А наутро пес сдох. Помнишь пса? Его еще Агмет заговорил?..
Ярина закусила губы. Страх, уже ничем не сдерживаемый, сжал сердце, холодом прокатился по спине. Мертвая мать ищет сгинувшего сына. Ищети не находит
А на следующую ночь ее снова видели. Попотец Гервасийне побоялся, с крестом выскочил. Так она зубами заскрипела, руки протянулане дотянулась, а после обратно на погост пошла. А наутро
Прекрати! не выдержала девушка. Как ты можешь! Такое такое говорить!
А что? Хведир явно удивился. Обычная история! У этих посполитых вечно то мать к сыну с погоста является, то муж к женке. Потому и обычай есть, чтоб долго не оплакивать
Прекрати! повторила Ярина и, подумав, добавила:Чурбан!
Бурсак, недоумевающе пожав плечами, замолк. Ярина отвернуласьслушать страшилки расхотелось.
Ну ты чего? Хведир подошел ближе, присел рядом. Мало ли что лапотники эти болтают! Темные они!
А тысветлый! огрызнулась девушка.
Ну, не такой уж светлый, развел руками парень. Но байкам этим не верю. Если и есть что-то необычное, то это не черти и не призраки, а тонкие энергии, которые наш мир окружают. Про то и блаженный муж, учитель мой Григор Варсава, писал
Страх вновь спрятался, и Ярина внезапно почувствовала, как смыкаются веки. Сон только и ждалперед глазами поплыли странные серебристые нити, закружились, сплетаясь в пушистые коконы. Уж не тонкие ли это энергии, о которых Григор Варсава толковал?
* * *
Ярина! Проснись, Ярина!
Девушка открыла глаза. В зале светло, сквозь окошки белеет утро. Кажется, она так и заснуласидя. Вот и покрывало: не иначе Хведир догадалсяукрыл.
Ярина! Голос парня звучал странно. Батька Батька погиб!
Что?!
На полумокрые следы; на плечах Хведиракожух. Наброшен наскоро, даже на крючок не застегнут. В глазах под толстыми стекламиужас.
Батька Погиб батька. И все погибли
Мой Мой отец? И сотня?
Почему-то сразу же подумалось об отцео сотнике Загаржецком. С Дуная давно не было вестей, а какие и приходилине радовали.
Парень вздохнул, качнул головой. Дужка окуляр сползла с уха.
Мой батькаЛукьян Олексеич. И все, кто с ним поехал. В Хитцах. И село Погинуло село
Ярине показалось, что она все еще видит сонстрашный, тягучий. Хорошо бы проснуться, поскорее проснуться!..
Проснуться не получалось.
Юдка душегубец
Я скинул окровавленный жупан прямо на пол и взглянул на руки. И здесь кровьно не моя.
Чужая.
На шаблю и смотреть не стал: хоть протирал снегом, а все равночистить и чистить!
Хотелось упасть, как был, прямо в сапогах, на лежанку и провалиться в черную пустоту. Как хорошо, что мне никогда не снятся сны! Там, в темной пропасти, я недоступенни для пана Станислава, ни для тех, кого встретила моя шабля за эти долгие годы, ни для всевидящих Малахов.
Уснуть!
Но я знал: не время. Хотя пан Мацапура уже извещеня специально послал хлопца на свежем коне впереди отряда, но придется докладывать самому. Таков порядок, таков обычай. Хоть и не в войске, а вроде того.
Я кликнул джуру, отдал ему шаблючистить до белого блескаи велел принести таз с теплой водой. Кровь плохо отмывается; особенно зимой, особенно если она смешана с грязью.
С грязьюи с пеплом.
Теперьсвежая рубашка, штаны, каптан с белой подкладкой, кипа. Дворецкийтот, что был до нынешнего, все рожу морщил: негоже-де при пане зацном с головой покрытой ходить! О своей бы голове подумал, прежде чем болтать пустое! Где она сейчас, его голова?
Застегиваясь и надевая пояс, я вновь перебрал в памяти все, что должно рассказать пану. Когда я на службу поступал, пан Станислав сразу предупредил: говорить надо лишь о самом главномчетко и ясно, без лишних словес. Так-то оно так, да только сам он любит о таком расспрашивать, что порою дивишьсяк чему? То ли пан зацный попросту любопытен, то ли видит в мелочах что-то важное, нам, сирым, непонятное. Ну, скажем, моргала ли голова после того, как на снег свалилась? Как у того дворецкого. Три года назад это было, тогда тоже на дворе месяц лютый стоял.
Может, пан Мацапура в детстве страшные сказки любил?
Пан Юдка! Пан надворный сотник!
Задумался! Даже не услышал, как джура постучал, как дверь открыл.
Пан Юдка! Пан Станислав вас в банкетную кличут! Он там с гостями. Поспешить просит!
Я мельком отметил: «просит». Странное дело, пан Станислав действительно вежлив! И не только со мной. Даже с теми, кого в замок волокут.
Итак, кличут.
Обычно пан не завтракает и не обедаетотсыпается после ночи, лишь на ужин зовет гостей. Что-то сегодня изменилось! Впрочем, гости, как известно, бывают разные.
Я все-таки опоздал. Гости давно расселись, и пан Станислав был на местев резном кресле под огромными оленьими рогами, что к стене прибиты. Помнится, один гость посмел улыбнуться и даже шутку отпустить. После ему стало не до шутоккогда болтуну его же язык на ужин подали.
Отварной, с горчицей.
Итак, все на местепан Станислав, пан Рио, пан к'Рамоль и, конечно, пани. Причем если мужчины сидят на местах гостевых, хоть и не загоновых, то пани Сале (вэй, ну и дела!) рядом с паном Мацапурой, не в обычном кресле, а в хозяйском, с высокой спинкой.
Вот даже как!
Долго кланяться да извиняться мне не дали. Пан Станислав в это утро был в изрядном настроении. Черные усы смотрели кончиками вверх, глазки поблескивали, и ямочкитакие детские ямочки на щеках!
То прошу, пан Юдка! Остынет!
Я с опаской поглядел на ближайшее блюдо. Было делопытались свинину подсунуть. Повар (смешно сказатьтоже жид, как и я), когда его на стайне кнутом охаживали, все вопил, что мясо кошерное, поскольку свинья рылом вышла точь-в-точь меламед из харьковского хедера.
Веселый был повар!
Был.
Нынешний такого себе не позволяет. На блюде была телятина, на соседнемрыба. Ага, у гоев сегодня постный день! Никак не привыкну. Намудрили эти Моше с Иешуа бен-Пандирой! Вместе бы и постились!
Слуги ждали, замерев, как волки в засаде. Ждал пан, ждали гости. Мой желудок тоже ждал, хотя в последний раз закусить довелось прошлым утром. Чтобы не думать о телятине и о подливе (на этот развинной), я искоса, дабы хамом не показаться, принялся разглядывать соседей. Так-так, на пани Сале новое платье, белое, золотого шитья. То есть не новоеиз кладовой пана Станислава. Вэй, ну и платье! А ведь в каких обносках приехала! Широкая душа у пана Мацапуры! И на самом пане Станиславе кунтушодно загляденье. Кунтуш, золотая серьга в ухе, цепь
Цепь?!
Точно, та самая, с портрета в библиотеке. Давно ее пан Станислав не надевал, наверное, с год. Богатая цепь, прямо орденская, и камень хорошогромный, красный
Красный! Кажется, я снова начинаю различать цвета! Да, камень красный, густого сочного цвета. Страшно подумать, сколько такой стоит. Село купить можнои немалое!..
Мы все чего-то ждали, телятина отчаянно пахла (нынешний повар свое дело знает, хотя и гой!), как вдруг я заметил некую странность. То есть не заметил дажепочувствовал. Все на местеи пани гостья хороша, даром что худа, как сушеный карась, и пан Станислав орлом глядит. Но что-то Что? Серьга? Кунтуш?
Я вновь искоса глянул на пана Станиславаи вдруг понял. Цепь! Да, такая, как на старом портретеза исключением камня. Тот худощавый пан в испанском камзоле носил цепь с белым камнем, а на пане Станиславе
Красный! Как хорошее вино, как запекшаяся кровь!
Как приятно вновь различать цвета!
Красный?
Оно бы и не удивительно: мало ли что художнику в голову взбредет? Да только знаю я этих панов зацных и моцных! Чтобы на портрете фамильную прикрасу перепутать? Быть того не может!
Или камень в цепи заменили?
Дверь неслышно отворилась, и в банкетную деревянным шагом вошел пан Пшеключицкий. Вошел, так же деревянно поклонился, ни на кого не глядя, и шагнул к высокому креслу, в котором восседал пан Станислав.
Я облегченно вздохнул. Ну конечно! Его и ждали!
Пан Пшеключицкий вновь поклонился (даже не поклонилсяголовой дернул) и стал там, где положено, за спинкой кресла. Он так часами стоять обучендаже не моргнет.
Все, можно и за вилку браться!
Такое я еще за Днепром видел. Настоящий пан хорошего рода и хлеба не куснет, если за креслом его не будет другой пан стоять. И не кто попало, а чтоб урожденный шляхтич, да с гербом, да при шпаге. Говорят, иные по горсти золота в день за такое платят.
Вот оттого и пана Пшеключицкого ждали!
Странный он, пан Пшеключицкий. Ни с кем слова не скажет, вина не выпьет, не поругается даже. Первые полгода я его фамилию запоминал, потом целый год присматривалсяпонять не мог, а когда понял
Когда понялзауважал пана Станислава еще больше. Не то чтобы было в пане Пшеключицком что-то особенное (видел я, как за креслом одного кнежа аж трое стояли), но все же неплохо! Умелец он, пан Станислав!
Слуги неслышно скользили, подавая блюда и подливая вино, пан Станислав улыбался, негромко беседуя с пани Сале, та улыбалась в ответ, пан Рио явно увлекся рыбой, пан к'Рамоль брови хмурил (с чего бы это?), а мне внезапно дико захотелось спать. Нельзя! Завтрактолько начало, потом будет главное. Раз пан Станислав меня к завтраку пригласил, значит, разговор будет.
И не простой разговор!
* * *
Так, значит, все в порядке?
Да, пан Станислав! Троих хлопцев потеряли, да пятеро ранены
Не беда. Народу много, бабы новых нарожают!
Он вновь сидел под старинным портретом, только теперь в руках у пана Станислава была огромная глиняная люлька. Сизый дым неторопливо поднимался вверх, тучей собираясь под лепным потолком.
Новые гостив замке? Те, что из Хитцов доставлены?!
Так
Пан Станислав кивнул, глаза удовлетворенно сверкнули.
Ну-ну! Вечером погляжу, кого ты мне привез. Не хочешь вечерком вместе со мной в замок прогуляться?
Я вздрогнул. В замок? Избави Святой, благословен Он!
Он понял. Засмеялсявесело, словно и в самом деле пошутил.
А ты заметил, как пан лекарь на нас с пани смотрел?
Я вспомнил мрачного к'Рамоля и усмехнулся.
Не по коту сметана! А знаешь, пан Юдка, в этой пани есть свой смак! Видал?
Он протянул вперед правую руку. На запястье темнел кровавый следчьи-то ногти впились в кожу.
Ясное дело чьи.
Когда пан будет вновь стирать того кота, вздохнул я, то пусть пан его не выкручивает, а так на веревку вешает.
Он хохотал долго, хлопая себя по брюху и тряся щеками. Наконец махнул рукой:
Ладно! Так и повешу. Да знаешь ли, пан Юдка, это не то, что ты подумал. Дело иначе было. Решил я поглядеть, из какого теста эта пани. Повел ее маеток показатьи на стайню завел. А там одну девку как раз плетью охаживали. Воровать вздумала, бесова дочь! Я велел ее на воздусях парить, под колокольчикипока не сдохнет. И что ты думал? Эта пани Сале до самого конца простояла, глаз оторвать не могла. За руку меня взялаи смотрела.
Он вновь покрутил исцарапанной рукой, расправил усы:
Вот таких и люблю! Знатная пани! И чернокнижница зацная! Книгу «Рафли» читала, и «Задею», и «Сирин». Только, говорит, они у них иначе зовутся.
Вот даже как? Интересно, есть ли в том Сосуде книга «Зогар»?
Что меня дивит, пан Юдка Если они в наши края за ребенком собрались, отчего про обратный путь не подумали? Я тоже кое-что прикинул, «Рафли» полистал. Трудное дело за этот Рубеж пробраться! А оникак в омут.
Наши взгляды встретились. Трудно врать такому, как пан Мацапура!
Трудноно можно. Этому гою незачем знать о визах, о том, что в каждом Сосуде имеются консулы. Сале молчити я молчать буду.