В день, когда ты это выяснишь, наконец гневно выплёскивает онмы проиграем войну.
* * *
Это не война. Это ёбая истеричная вспышка гнева. Они пытались сорвать миссию, и Шимп их остановил. Всё просто и идеально предсказуемо. Вот почему инженеры сделали Шимпа таким минималистичным, вот почему миссией не управляет какой-то трансцендентный ИИ с восьмимерным IQ: так что всё остаётся предсказуемым.
Если мои приятелимясные мешки не могли предвидеть, что это произойдёт, то они явно глупее того с кем сражаются.
Хаким это осознаёт, конечно, но на каком-то своём уровне. Он просто отказывается в это верить: в то, что его с приятелями перехитрило что-то с вполовину меньшим количеством синапсов.
Шимп. Учёный идиот, искусственная глупость. Числовая дробилка, явно спроектированная быть настолько тупой, что даже играй она половину срока существования той Вселенной, и то никогда не смогла бы разработать свою собственную программу.
Они просто не могут поверить, что это победило их в честной борьбе.
Вот почему они нуждаются во мне. Мои действия позволили им убедить друг друга в том, что Шимпчитер. И этот хвалёный счетчик-на-пальцах ни за что бы у них не выиграл, если бы не моё предательство своего собственного вида.
В этом и была природа моего предательства. Вмешательство, для спасения их жизней. Не то чтобы их жизням действительно угрожала опасность, неважно, что они говорят. Это была просто стратегия. И это тоже было предсказуемо.
Но во мне есть уверенность, что Шимп включил бы подачу воздуха ещё до того, как всё зашло бы слишком далеко.
* * *
Туле приблизился, вырос из планеты до сплошной стены пока его не касался мой взгляд. Тёмная бурлящая пена грозовых вихрей и бушующих торнадо. Нет даже следов того, что Суртр скрылся, кроме слабого свечения на горизонте. Мы прячемся в тени меньшего гиганта, и кажется, что больший просто исчез.
Технически мы сейчас находимся в атмосфере. Гора, неуклюже переваливающаяся высоко над облаками, носом к звёздам. Вы могли бы провести линию от горячей водородной слякоти ядра Туле через нашу маленькую холодную сингулярность, прямо сквозь зияющую коническую пасть на нашем носу. Хаким именно так и делает, в Баке. Может быть это даёт ему чувство надежды на то, что хоть что-то под его контролем.
* * *
Эриофора высунула язык.
Вы можете увидеть это только в рентгеновском диапазоне или в Хокинговом излучении, может быть виден наислабейший венец гамма-излучения, если правильно настроить датчики. В глубине рта Эри открывается крошечный мост: дыра в пространстве-времени, тянущаяся назад к дыре в нашем сердце. Наш центр масс немного смазывается, ищет упругое равновесие между этими точками. Шимп подталкивает дальнюю точку ещё дальше, и наш центр следует за ней в кильватере. Наш астероид рвётся вверх, он падает за своим центром масс, а Туле всей своей громадой стаскивает нас назад. Мы балансировали, вися в небе, пока края кончика червоточины проходили мимо коры, мимо истёртого базальтового рта с синим песком, мимо обода переднего датчика.
Мы никогда не растягивались так тонко. Обычно в этом нет необходимости, при игре со световыми годами и эпохами даже самое медленное падение ускоряет нас за такое время. В любом случае, мы не сможем преодолеть 20процентную скорость света, если не будем готовить до синевы. Так что обычно Эри держит язык за зубами.
Но не в этот раз. На этот раз мы просто ещё один из праздничных орнаментов Хакима, висящий на ниточке в урагане. По словам Шимпа, эта нить должна выдержать. Однако в полученных данных есть ошибочные значения, а у нас не так много эмпирических наблюдений чтобы их как-то их применить. База данных в сингулярностях, вложенных в астероиды, вложенных в испепеляемые ледяные гиганты, тяжеловата для размахивания руками наугад.
И это просто проблема в проблеме. Атмосферная стыковка с миром, падающим со скоростью двести километров в секунду, совершенно тривиальна по сравнению с предсказанием хода Туле внутри звезды: сопротивление, вызванное миллионами раскалённых граммов на кубический сантиметр, звёздные ветра и термогалинное перемешивание, глубокий магнитный момент ископаемого гелия. Достаточно сложно понять, даже что означает «внутри», когда градиент от вакуума до вырожденного вещества размывается на три миллиона километров. В зависимости от определения мы уже можем находиться внутри этого безумия.
Хаким поворачивается ко мне, когда Шимп опускает нас к шторму.
Может, нам стоит разбудить их?
Кого?
Санди. Ишмаэля. Всех их.
Ты знаешь, сколько тысяч нас там сверху донизу сложено?
Я знаю. Хаким может догадаться, но предатель отлично знает всё до последней души, без всякой проверки.
Не то чтобы кто-нибудь из них похлопал бы меня по спине за такое..
Зачем? спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
Все наши расчёты, это всего лишь теория. Ты же знаешь. Мы все можем стать мёртвыми всего за день.
Ты хочешь вернуть их обратно, чтобы они могли проснуться перед своей смертью?
Так они хотя бы смогут ну, я не знаю. Написать стихотворение. Вылепить скульптуру. Чёрт, может кто-то из них даже захочет заключить с тобой мир перед концом самого мира.
Допустим, мы их разбудим, и не все умрут за день. А тымолодец. Только что улучшил нашу поддержку жизнеобеспечения на три порядка с прошлой журнальной спецификации.
Он закатывает глаза.
Мы потом заново всех уложим спать. Это будут просто пиковые выбросы CO2 Наш лес это очистит за пару веков.
Я слышу едва уловимую дрожь в его голосе.
Он напуган. Вот что это такое. Он напуган и не хочет умирать один. И яне в счёт.
Я полагаю, это начало..
Давай уже, соглашайся. настаивает онПо крайней мере, закатим адскую вечеринку в честь солнцестояния.
Спроси Шимпа, предлагаю я.
Его лицо каменеет. Я удерживаю своё непроницаемым.
И это почти уверенность в том, что он это несерьёзно.
* * *
Глубины тропосферы. Сердце бури. Скалы из воды и аммиака вздымаются на нашем пути: воздушные океаны разбиваются на крохотные капли, на кристаллы. Они врезаются в нашу гору со скоростью звука, замерзая целиком или падая в космос в зависимости от настроения. Повсюду вспышки молний, и в стволе моего мозга отпечатываются полупрозрачные остаточные изображения: лица демонов и огромные когтистые руки с явно избыточным количеством пальцев.
Но каким-то образом палубу у меня под ногами не затрагивают даже смертельные муки этого мира, она остаётся непоколебимой. А я всё не могу подавить свою собственную недоверчивость. Даже когда мы заякорены двумя миллионами тонн базальта и чёрной дырой, мне всё-таки кажется невозможным, что нас не размажет, как соринку в аэродинамической трубе.
Я раздавливаю фид с камеры, и панорама адской резни исчезает, не оставив ничего, кроме ботов, переборок и ленты из прозрачного кварца, смотрящей вниз на заводской этаж.
Времени остаётся всё меньше, я убиваю его, наблюдая за тем как внизу загружаются сборочные линии, как дроны обслуживания выходят в вакуум за смотровым окном.
Мы не сможем даже в лучшем случае обойтись совсем без ущерба. Большинство наших камер ослепло от игл сверхзвукового льда, уцелевшие разъедаются пеленой кипящей кислоты. Усы антенн дальнего действия поникли от нестерпимого жара.
Может потребоваться целая армия дронов (в зависимости от перерывов), чтобы восстановить ущерб, после того как наше прохождение завершится.
И даже умиротворение при виде того, как пехота Шимпа сама себя собирает, не может заглушить моей смутной тревоги.
На мгновение мне показалось, что я слышу слабый вопль в каком-то отдалённом коридоре: брешь, декомпрессия? Хотя сигнала тревоги нет. Скорее всего это один из тараканов взвизгнул тормозами в повороте коридора выискивая зарядку.
Звуковой сигнал в голове нет, это мне не кажется, это Хаким звонит с мостика.
Тебе нужно быть здесь, говорит он, когда я открываю канал.
Я на другой стороне
Пожалуйста, говорит он и дублирует мне прямую трансляцию с одного из носовых кластеров камер, указывающих в небо.
В сплошной облачности возникло нечто: яркая ямка в тёмном небе, похожая на палец, протыкающий крышу мира. Оно невидимо в видимом свете, скрыто потоками аммиака и углеводородными ураганами, но мерцает в инфракрасном диапазоне, как рябь тлеющих углей.
И я понятия не имею, что это такое.
Я рисую воображаемую линию через концы червоточины.
Оно на линии, с учётом вектора смещения.
Нет, чёрт, оно прямо на линии. Я думаю, что червоточина как-то провоцирует это. взрывается ХакимЕго излучениевыше двух тысяч кельвинов.
Значит, мы внутри звезды. ровно говорю я и надеюсь, что для Хакима это будет хорошей новостью.
Если на этом всёзначит мы идём по расписанию.
* * *
Мы знаем ничтожно мало для того чтобы осмысленно продолжать проход. Неизвестно, насколько далеко мы от поверхности, она продолжает удаляться от нас. Неясно, насколько мы близко к ядру: оно продолжает набухать под тяжестью этой проливающейся атмосферы.
Всё, что мы знаем, это то, что температура растёт над нами, и мы ускользаем от жара вниз, давление начинает расти под нами, и мы взлетаем с ним вверх.
Мыкрапинки на животе какой-то рыбы в пустоте серединного океана, поверхность и дно для нас одинаково гипотетичны. Все наши ориентиры гораздо изменчивее, чем мы сами.
Шимп предоставляет нам свои оценки забортной неопределённости, обосновывая их показателями гравитации и нашей инерцией. Но даже те из них, которые чуть больше просто догадок, даже они есть у нас лишь благодаря повреждению червоточиной локального пространства-времени.
Мы растянулись по волне вероятности, ожидая когда коробка откроется, чтобы вселенная могла пронаблюдать, живы мы или нет.
Хаким смотрит на меня через Бак, его лицо мерцает в свете сотен фидов с камер.
Что-то не так. Мы уже должны были пройти. повторяет он в очередной раз.
Весь последний час он только это и говорит
Есть же границы вариабельности. напоминаю я ему. Модель.
Модель он издаёт короткий горький смешок.
Основываясь на всех этих зеттабайтах, собранных в прошлом, мы отправились в путь прямиком через красный гигант. Не модель, а дерьмо. Один ик магнитного поля, и мы бы уже падали вместо того чтобы пройти.
Мы всё ещё здесь.
Именно, в этом и проблема.
И здесь всё ещё темно.
Атмосфера пока ещё достаточно плотная, чтобы скрыть ослепляющий интерьер Суртра от нас в отсеке.
Темнее всего перед рассветом. мрачно говорит Хаким и указывает на светлеющий мазок инфракрасного излучения над головой.
Шимп не может объяснить этот феномен, несмотря на все свежие данные реального времени, которые он запихивает в свои уравнения. Всё, что мы о нём знаемчем бы это ни было, оно не сдвинулось от нашего вектора смещения и становится всё жарче. Или, может быть, ближе. Трудно сказать определённо. Наши чувства затуманены такими расстояниями, и мы не собираемся высовывать головы над облаками для лучшего обзора.
Чем бы это ни было, Шимп не думает, что оно стоит беспокойства. Он сказалмы уже почти прошли.
* * *
Шторм больше не замерзает при ударе. Он плюёт и шипит, мгновенно превращаясь в пар. Непрекращающиеся молнии стробят небо, останавливают анимацию вздымающихся мозаичных монстров из метана и ацетилена.
Божий разум мог бы выглядеть так, если бы Он был эпилептиком.
Мы иногда ему мешаем, блокируем какой-то божественный синапс в середине разряда и тогда миллион вольт пронзает корпус, базальтовая заплатка превращается в шлак, или Эри слепнет на очередной глаз. Уже потерян счёт камерам, антеннам и радарным блюдцам, которых мы лишились. Я просто добавляю очередную метку, когда ещё одна фасетка вспыхивает и темнеет на краю коллажа.
Хаким этого не делает.
Проиграй снова. говорит он Шимпу. Вот этот фид. Как раз перед тем, как оно начало задираться.
Последние мгновения последней жертвы: испещрённая кратерами шкура Эри, обнажения пластов полупогребённой машинерии. Молния просверкивает на левой ступени, пронзая плавник радиатора на полпути к нашему комковатому горизонту. Вспышка. Банальная и слишком знакомая фраза:
Нет сигнала.
Снова. говорит Хаким. Страйк на средней дистанции. Останови здесь.
Три разряда, пойманные с поличным, теперь я вижу: Хаким наткнулся на нечто странное. В них есть нечто отличающееся, что-то менее случайное, чем фрактальные бифуркации отдалённой молнии. Другой цветслишком много голубоватого по краями они меньше. Разряды в отдалениимассивные. Эти же, искривляющиеся по коре, выглядят не намного толще, чем моя собственная рука.
Они сходятся к какой-то яркой массе, едва выходящей за пределы диапазона камеры.
Статический разряд какого-то рода. предполагаю я.
Да? Какого именно?
Я не вижу ничего похожего в текущей мозаике, хотя в переборках мостика ещё столько окон, а наших камер на поверхности всё ещё тысячи. Даже мой линк не может обработать столько каналов одновременно.
Шимп, есть ли другие подобные феномены на поверхности?
Да. говорит Шимп и обогащает дисплей информацией.
Яркие сетки роятся по камню и стали. Скопления шаровых молний, гуляющих на зазубренных ходулях электричества. Какая-то плоская сверкающая плазма, скользящая по коре Эри, словно скат.
Чёрт-т-т-т-т, шипит Хаким. Откуда они взялись?
Наш составной глаз теряет ещё одну фасетку.
Они целятся в сенсоры. лицо Хакима становится пепельным.
Они?
Похоже просто электричество змеится дугами по металлу..
Они ослепляют нас. Ёбнь Иисусова, быть в ловушке внутри звезды не так уж и плохо, ведь в сделке должны участвовать враждебные пришельцы.
Мои глаза лихорадочно мечутся, глядя на потолочный датчик.
Шимп, что это за штуки?
Я не знаю. Это может быть что-то вроде огней Святого Эльма или чрезмерно плавучей плазмы. Я также не могу исключить какой-либо мазерный эффект, но я не обнаруживаю значительных микроволновых излучений.
Очередная камера отключается.
Молниеносные жуки! истерически хихикает Хаким.
Они живые? удивляюсь я.
Неорганические, говорит мне ШимпЯ не знаю, соответствуют ли они определениям, основанным на ограничении энтропии.
У них нет обычной морфологии. Естественно у них нет ног, этодуги переходов напряжений. И форма тела, если уж термин «тело» применим, похоже необязательна и текуча. Полярные сияния кучкуются в искрящиеся шары, шары прорастают петлями или ветвящимися конечностями или просто уносятся на скорости 2 Маха, исчезая в шторме.
Я вызываю композитное тактическое изображение. Ха, да там целое кластерное распределение. Их стая собралась у скелетных остатков давно умершего сопла движка, ещё один промелькнул, пересекая эвакуационный люк на полпути вниз по боковой линии правого борта. Целая вечеринка в устье ротового кратера Эри, роящаяся вокруг нашего невидимого бутстрапа, словно вода, кружащаяся в сливе.
Дыры. тихо говорит Хаким. Вдавленности. Люки.
Но что-то попалось мне на глаза, что-то не включающее в себя ничего из этого, что-то разворачивающееся над головой, пока другие наши глаза устремлены на землю.
Они пытаются войти. Вот что они делают.
Внезапное яркое пятно размазывается в небе. В слезу дыру распахивающийся зрачок какого-то громадного демонического глаза. Тусклый кровавый свет заливает потрёпанный ландшафт, когда над нашими головами открывается циклон, вплетённый в воспламенённые молнии.
Палец Суртра вытягивается вниз от этого Аида, наконец видимый невооружённым глазом.
Срань господня шепчет Хаким.
Это раскалённый торнадо, огромнейший столб огня. Он за пределами нашего постижения, и если что-то, кроме магии, может объяснить его существование, то это не известно ни мне, ни Шимпу, ни накопленной мудрости всех астрофизиков, вложенной в наши архивы. Он тянется вниз и касается нашей червоточины. Он словно воспалён от осколков Набухший кончик на мгновение абсурдно качается, затем взрывается
И огонь льётся с небес жидким каскадом. Всё под ним молниеносно рассыпается, будто уносится ветвящимися молниями. Здесь, на мостике, обзор искрится и умирает. С дюжины других точек зрения я вижу языки мягкой красной плазмы, плещущейся по коре Эриофоры.
Тревога грубо нашёптывала прямо в линк: бл бл бл, пока Эри скармливала мне сведения: в боковом шлюзе снова что-то происходит. Там выключились все камеры, но во внешнем люке наблюдается скачок давления, и в интеркоме потрескивает ритмичное шипение.