Габорн не был уверен, что в итоге способствующие и их печати силы не убьют его.
Он не останавливался для отдыха и сна. И почти с каждым шагом чувствовал себя сильнее.
Возможности даров тоже имели свой предел. Приняв пять даров ума, человек уже ничего не забывал. При двенадцати дарах каждый удар сердца, каждое движение век запечатлевалось в памяти, и после этого новые дары уже мало что меняли.
Так же обстояло дело и с мускульной силой. Воин, принявший десять таких даров, мог поднять лошадь, но при этом он подвергался серьезной опасности: кости его спины или ног могли сломаться.
Воин, принявший пять даров жизнестойкости, также достигал предела: той точки, в которой он больше не нуждался в сне. Он мог, конечно, почувствовать усталость, но один миг отдыха давал тот же результат, что целая ночь сна в мягкой постели.
Габорн никогда не хотел быть таким, как Радж Ахтен: копить огромное количество даров, не приносящих реальной пользы.
Но пока Габорн бежал, он чувствовал, что дары все прибывают. Ему казалось, что он уже перешел все пределы. Он не мог даже представить, сколькими дарами теперь обладает. Сто даров мускульной силы? Даже перепрыгивая шестидесятифутовую трещину в полу, ему не приходилось прикладывать усилий. Тысяча даров жизнестойкости? Он вообще не чувствовал усталости. Вскоре ему стало казаться, что энергия и сила буквально сочатся из его пор.
И с каждым шагом, по мере того как способствующие в Гередоне переправляли ему новые дары, энергия еще возрастала.
Он чувствовал себя как созревший плод, кожица которого готова лопнуть. Ему казалось, что эта гонка через Подземный Мир ему только снится, как если бы тело его осталось где-то далеко, а сам он парил на крыльях мысли.
Должно быть, Радж Ахтен чувствовал что-то подобное, подумал он. Я могу пробежать по облакам.
Он промчался через пещеру, пересек поток. Впереди какая-то приземистая бурая тварь, похожая на гигантского слизняка, ползла по полу пещерыи все, к чему она прикасалась, начинало разлагаться. Здесь весь пол туннеля был изрыт дыраминорами крабов-слепцов и других мелких животных.
Габорн остановился, чтобы выпить воды из теплой лужи. Вода не утолила его жажды. И хотя он собрал и съел несколько серых грибов, это лишь слегка приглушило чувство голода.
Он почувствовал смертьодин из его Избранных был оторван от него. В Гередоне начали убивать. Габорн попытался воспользоваться Прозрением Земли. Он почувствовал свою собственную смерть, притаившуюся где-то впереди, в темных коридорах, и точно так же он чувствовал, как смерть приближается к его Избранным в Гередоне. И даже посланные им предупреждения не помогут: десятки тысяч умрут сегодня, еще до захода солнца.
Он остановился еще ненадолго: то, что он чувствовал, терзало его, и он скорбел о своем народе. Он знал, что происходящее сегоднялишь предвестник грядущих, худших событий.
* * *
На поверхности земли, более чем в тысяче миль к северу, в Гередоне, бушевала буря. Тяжелые тучи, темные в глубине, но зеленые по краям, стояли стеной. Сверкали молнии, и пронзительный ветер неистовствовал в полях.
Прячьтесь в дома! кричал жителям Абельтона Эбер, дядя Чимойз. Быстро прячьтесь, все по домам! Это то, о чем нас предупреждал Король Земли!
Многие молодые парни и хотели бы поспорить и постоять в дверях, глазея по сторонам, просто для того, чтобы показать свою храбрость, но до них доходили слухи о том, что случилось в Замке Сильварреста, и они знали, что пренебрежение словами Короля Земли заканчивается одним: смертью.
Входите внутрь, приказным топом говорил Эбер. Что бы это ни было, оно убьет вас.
Да, заговорили и другие люди, это воля короля.
Эбер запер дверь и задвинул засов. Все с удивлением смотрели на старика Эйбла: он притащил кожаную сумку, полную земли с его полей, и теперь рассыпал эту землю перед дверью; придав ей форму руны защиты. Затем он окропил руну вином и предупредил:
Пусть никто не сдвинет ни пылинки.
Старик не был Чародеем Биннесманом, но он был удачливым фермером, и сердце его сроднилось с землей. Чимойз хотелось верить, что у него есть хоть какая-то сила; наверное, и остальные хотели верить в это, потому что никто не осмелился тронуть руну.
Музыка смолкла. Праздник закончился.
Ночь еще только начиналась, но ни у кого не был желания веселиться. Напротив, все горожане молча уселись на пол, страшась того, что принесет им этот вечер.
Чимойз прислушалась к тому, что происходило снаружи. Ветер ревел, буря усиливалась. Вскоре крепкая новая дверь начала содрогаться под ее ударами.
Там, снаружи, кто-то есть, и он кода войти, сказала какая-то женщина. Кто бы это мог быть?
Чимойз решила, что это просто удары ветра, ибо никто не звал на помощь. А если и звал, то поднявшийся ветер относил голоса прочь.
Она осмотрела комнату. Здесь было только шестьдесят семей из всего города. Она не слишком хорошо знала их и не могла сказать, все ли находятся тут. Может, кто-нибудь забыл снаружи ребенка?
Эбер начал выкликать имена:
Кали Хокс, здесь ли ты и твоя семья?
Кали Хокс огляделся:
Да!
Дунагал Фри?
Здесь!
Перекличка продолжалась.
Эбер и тетя Констанс оба были здесь вместе с Чимойз, и тут же за обеденным столом сидела бабушка, бедная старушка, страдающая от того, что все идет неладно.
Все наши здесь, сказал Эбер, закончив перекличку.
Но ведь кто-то есть снаружи, заспорила женщина.
Я знаю, кто, предположил Гадамон Дринкуотер, это старый пастух, который живет на холмах.
Нет, сказал Эбер. Я предупредил его нынче вечером. На время бури он загнал своих овец в пещеру и сам собирался остаться там и переждать.
Это не кто-то там, за дверью, сказал Эйбл Фармуортн. Это что-то.
Ветер ревел, как от сильной боли, и стучал в дверь, сотрясая ее. Палки и листья бились в деревянную дверь, она вздрагивала от ударов. Волосы Чимойз встали дыбом.
Она слышала о том, как бушевал Темный Победитель даже после того, как он был уничтожен, превращен в ураган и умчался на восток. И вот он вернулся.
Где-то невдалеке начал нарастать скрипучий звук, будто снаружи появились летучие мыши. Чимойз едва различала эти звуки среди свиста ветра и внезапных раскатов грома. Вслед за звуками появился отвратительный запахзапах грязи и шерсти.
Крысы! воскликнула старуха. Я чую крыс!
Звук медленно нарастал, и вонь усиливалась вместе с ним. Крысы идутне дюжины или сотни, даже не тысячи, но десятки тысяч крыс.
Внутреннее зрение позволило Чимойз увидеть их, мчащихся через поля, по сухой стерне, переплывающих ручьи и реки, полных беспощадной, пугающей целеустремленности. Они карабкались на скалы и мчались по их краю, как по дороге.
И вот они добрались до двери. Они скреблись и визжали снаружи и наконец со страшным шумом начали грызть деревянный порог.
Дядя Эбер закричал:
Всем отойти к задней стене!
Желудок Чимойз свело судорогой от страха. Почти все женщины и дети бросились в глубину подвала, пытаясь спрятаться. Но Чимойз огляделась в поисках какого-нибудь оружия, схватила метлу и пошла к двери. Несколько городских парней пришли сюда с мечами и боевыми молотами, просто на всякий случай. Но это было не лучшее оружие против крыс.
Дирборн Хокс взял у нее метлу.
Отдай-ка это мне, сказал он, а сама прячься с остальными женщинами.
Все в порядке, заспорила Чимойз, я тоже могу помочь.
Ты ждешь ребенка, сказал Дирборн. Собой ты можешь рисковать, как хочешь. Но о ребенке мы должны позаботиться.
Чимойз отдала ему метлу и мгновение смотрела ему в глаза. Потом она отошла назад, в дальний угол винного погреба, где были остальные женщины. Когда она обернулась, Дирборн все еще смотрел на нее.
Крысы еще долго грызли дверь, постепенно превращая ее в груду опилок.
Но пока они этим занимались, произошло нечто странное. Феррины в их норах засопели и жалобно запищали. Они высунули головы наружу и нюхали воздух, шевеля усами. Затем, один за другим, маленькие создания начали выбираться наружу, щурясь от света лампы.
Чимойз редко доводилось видеть ферринов при таком хорошем освещении. Первыми осторожно выбрались крупные самцы, охотники. Каждый был чуть больше фута высотой. Они были одеты в какие-то тряпицы, до смешного напоминающие человеческую одежду. На одних были только сшитые из мышиных шкур ремни, к которым крепилось оружие, а другие использовали старые посудные полотенца как плащи. Они были разного цветаот коричневого до серого в крапинку, и животы у них были светлее спин. У каждого было какое-нибудь оружиевосемнадцатидюймовое копье, сделанное из старой рыбацкой остроги, топор с лезвием из осколка стекла, кинжал, сделанный из золотой заколки.
Ворча и сопя, они подошли к двери и там остановились, тревожно пересвистываясь.
Крысы были излюбленной добычей ферриновделикатесом столь же любимым ими, как оленина людьми Рофехавана. Дюжины ферринов выбрались из своих нор; они расхрабрились, и новые и новые охотники выходили на светстарики с седой шерстью, молодые, с коричневой гладкой шкурой. И вот уже две сотни ферринов находились в комнатеЧимойз и вообразить не могла, что их столько пряталось в старом винном погребе.
Дядя Эбер предупредил людей:
Отойдите. Это их битва. Вот почему Король Земли велел нам уходить под землю.
И тогда люди отступили и с благоговейным трепетом смотрели, как началось сражение. Крысы еще долго грызли дверь. Гром яростно грохотал, ветер завывал у входа.
И вдруг огромная черная крыса протиснулась в помещение.
В тот же миг полдюжины маленьких копий взлетели в воздух и пронзили тварь.
Один из главных ферринов издал довольное ворчание и торжественно поднял крысу в воздух. Ее лапы беспорядочно били по воздуху, она тщетно пыталась освободиться и в бессильной ярости грызла копье. Чимойз не представляла себе, чтобы можно было быть настолько грязным и вонючим, как эта крыса. Она выглядела истощенной, словно бежала не один день. Ее глаза были тускло-желтыми и словно затянутыми пленкой. Ее спутанная шерсть была покрыта грязью.
Лорд ферринов выдернул копье и отшвырнул раненую крысу так сильно, что она приземлилась на пол в центре комнаты. Раненый хищник принялся сопеть и судорожно дергаться, словно ища спасения.
Из норы выскочили три самки. Они схватили раненую крысу и потащили ее, дергая в разные стороны, разрывая на части своими цепкими лапами, так что крыса только пискнула один раз от боли и умерла.
Женщины-феррины поволокли убитую добычу к своему жилищу; на полу остался только крысиный помет.
Появилась вторая крысаи почти сразу полетела назад, вслед за первой; а потом третья, четвертая.
Но то, что начиналось как бойня, вскоре превратилось в беспощадную, жестокую битву.
Крысы продолжали грызть дверь, расширяя проход, так что вскоре уже дюжина их могла прошмыгнуть в пещеру одновременно. Воины ферринов пронзали и рубили тварей, заваливая проход телами убитых. Но крысы продолжали атаковать. Они проскакивали в просветы, запускали свои острые зубы в тела ферринов, прокусывали кости, перегрызали артерии. Феррины продолжали яростно сражаться, свистя и осыпая проклятьями прорвавшихся в помещение крыс, атакуя с силой и натиском безумия.
Крыс было слишком много, они ломились толпой, некоторым удавалось прорваться сквозь ряды ферринов или перепрыгнуть через них. Прорвавшись, они со страшной скоростью бросались к задней стене и яростно нападали на горожан.
В первый момент это вызвало настоящий шок. Сражающиеся феррины швырнули очередную раненую крысу на середину комнаты, и она помутневшими от боли глазами уставилась на притаившихся в убежище людей. Вдруг глаза ее засветилиськазалось, она что-то вспомнила и, скребя лапами пол, поползла к людям, как раненая гончая, преследующая кабана.
Чимойз знала, что ею движет не общее безумие боя. Другая, чужая воля заставляла ее двигаться.
По мере того как она приближалась, в глубине ее горла рождался странный звук, что-то вроде сдавленного рычания. Чимойз никогда не слышала, чтобы крысы издавали такие звуки.
Но она слышала, что крысы разносят заразу. Крысиные укусы легко воспаляются и сочатся гноем много дней. Раны могут загнить, и случалось, что укушенные крысой умирали.
Чимойз опасалась, что эти ненормальные твари, лезущие под дверь и с такой яростью нападающие, несут в себе невообразимую заразуможет быть, чуму.
Крыса медленно приближалась, и один из сыновей Дринкуотера, мальчик лет девяти, прыгнул на тварь обеими ногами и растоптал ее с отвратительным хрустящим звуком.
У Чимойз все перевернулось внутри. Назад, домой, в Замок Сильварреста! Там всегда достаточно много ферринов, чтобы не допустить крыс в город!
Поведение тварей было неестественным. Буря снаружи была неестественной. Гром гремел не переставая, зловеще и угрожающе.
Это мы убили Темного Победителя, поняла она и теперь он посылает это проклятие на Гередон.
Сомкнуть ряды, закричал дядя Эбер. Мужчины вперед, женщины назад. Не подпускайте крыс близко!
Но все больше и больше крыс проскакивало мимо ферринов, и далеко не все из них были ранены. Они мчались через комнату со скоростью терьеров, покрывая одним скачком до десяти футов. Молодые парни из деревни попробовали превратить все в игру: они выбежали вперед и начали бить крыс метлами, протыкать их длинными вилками для мяса, взятыми с обеденного стола, а иногда просто сбивали их ногами и растаптывали.
Но для крыс это не было игрой. Казалось, отвратительные твари, ведомые какой-то темной силой, намерены были сражаться насмерть. Они яростно бросались в гущу горожан и кусали первого, кто попадется.
Дядя Эбер и другие мужчины схватили столы и бросили их на пол, создав нечто вроде защитного вала.
Дело принимало серьезный оборот. Крысы текли под дверь таким стремительным потоком, что феррины не успевали ничего сделать. Маленькие воины кололи и рубили. Комната была освещена только парой фонарей, поэтому Чимойз не могла как следует разглядеть, как идет сражение. Феррины казались просто волнующейся рычащей массой. Их свист и рычание, которые Чимойз поначалу приняла за боевые кличи, вскоре сменились стонами ужаса и боли. Она видела, как феррины поднимают копья, пронзая крыс в прыжке. Топоры гудели, отрубая крысиные головы.
Раненые, окровавленные, ошеломленные крысы заполняли комнату. Но прибывали все новыесильные, полные энергии, черные от грязи. Крысы с мутными желтыми глазамиили глазами, затянутыми зеленой пленкой; чумные крысы. Крысы, изо ртов которых сочилась белая слюна; когда они умирали, их рвало.
Феррины сражались неустанно, убивая крыс тысячами. Но убить крысунепростая задача для феррина. Феррин достигает всего лишь фута в высоту, и крупная крыса почти равна ему по весу. Так что, если говорить о соотношении размеров, феррин для крысы то же, что человек для кабана. Но даже те крысы, которые были невелики, были невероятно сильны и яростны, их вело безумие. Феррин, вооруженный копьем или кинжалом, мог уничтожить тварь, но это было нелегко.
И бой разгорался.
Чимойз находилась вместе с остальными женщинами, и с каждой крысой, проскочившей мимо ферринов или мимо мужчин, она расправлялась так быстро, как только могла.
Самки ферринов тоже взяли оружие и встали на страже у входов в свои норы и сразу оказались в гуще крыс. Чимойз услышала жалобный крик одной из них и увидела, как две крысы напали на самку феррина и повалили ее на пол. Чимойз бросилась к ней, схватила обеих крыс и душила до тех пор, пока их пасти не распахнулись. Крысы извивались в ее руках, и вся их ярость обратилась против нее.
Бой превращался в настоящий кошмар. Чимойз не могла точно сказать, сколько времени он продолжалсячас, два или больше. Но казалось, он тянется много бесконечных дней.
Она сражалась с отчаянно бьющимся сердцем, рот ее пересох от страха. Она убила сотни крыс, а саму ее укусили дваждыза запястье и за лодыжку. Одна маленькая тварь вскарабкалась по ее платью и попыталась выцарапать ей глаза, но Дирборн Хокс отшвырнул крысу прочь.
Поток крыс нарастал, и, наконец, они хлынули в комнату темной волной. Чимойз не понимала, откуда могло взяться столько крыс. Ясно, что не с местных полей.
Старый дядя Эбер закричал:
Всем отойти назад!
Он подбежал к бочонку с маслом для ламп и схватил его, зажимая под мышкой. Затем он подхватил с полу фонарь и бросился к входной двери, крича ферринам:
Дорогу! Дорогу!
Крысы прыгали на него, хватали за ноги, взбегали на плечи, стараясь вонзить зубы в горло. Вскоре они висели на нем уже дюжинами, так что казалось, будто он одет в какой-то чудовищный плащ.
Тетя Констанс плакала и кричала от ужаса. Вряд ли дядя Эбер мог выйти живым из этой схватки. Чимойз бросилась ему на помощь, но слишком поздно.
Феррины разбегались перед ним так быстро, как могли, и наконец Эбер распахнул бесполезную дверь.
Гром снаружи грохотал, как демон. Молнии рассекали зеленое небо, и Эбер постоял мгновение, гордый, не сдавшийся, озаренный их светом. Ветер метался из стороны в сторону, как взбесившийся зверь. Но при всей своей ярости буря не сопровождалась дождем. Только сухой ветер вбивал последние зерна в землю. Винные бочки, которые Дирборн так аккуратно расставил, валялись теперь грудой на дороге.