Мне тоже здесь не нравится, заявил голос, хотя функционально. Надеюсь, ты прислушаешься к советам этого человека. Забавно, что люди тоже способны анализировать ситуацию и делать на основе анализа выводы. Со многими я согласен, но твое негативное отношения к личности того человека дает основания полагать, что советами ты не воспользуешься?
Фома не ответил, а голос снова хмыкнул.
Зря. Будет печально, если из-за недостаточной социальной адаптации пострадает физическая составляющая твоей личности.
Отстань.
Как скажешь.
Голос исчез, голос существовал, но вместе с тем его словно бы и не было, во всяком случае теперь, вслушиваясь в собственное тело, Фома не находил ни малейших следов присутствия другого существа. Наверное, он просто сходит с ума. Или уже сошел.
Утром комната выглядела еще более унылой, чем вечером. Встроенный в потолок светильник давал слишком мало света, отчего стены казались грязными, а углытемными.
Проснулся? Ильяс вошел без стука и, окинув комнату придирчивым взглядом, заметил. Собираться нужно быстрее. Кровать заправь. Умывальники и туалетв конце коридора. Завтрак через пятнадцать минут, поэтому поторопись.
Фома торопился, как мог, хотя после вчерашней поездки ныла каждая мышца, а глаза слипались, в очереди к умывальнику Фома даже задремал. И теперь над тарелкой тоже дремал, во всяком случае, вкуса каши почти не чувствовал. Желтоватые скользкие комочки аппетита не вызывали, в стакане плескалась мутная жидкость, а хлеб был сизоватым и липким.
Ешь, ешь, подтолкнул Ильяс, обед нескоро. И головой не верти.
Фома послушно склонился над тарелкой, стараясь глядеть прямо перед собой. Желтые стены столовой будто сложены из каши, такие же неаппетитно-невыразительные, глухие, лишенные окон. Узкие столы, низкий потолок, все тот же тусклый свет, и люди, похожие друг на друга, точно родные братья. Одинаковые бритые затылки, одинаковые серые костюмы, одинаково выверенные движения голова кругом идет, а склизкие комки каши застревают в горле.
А снаружи солнце, до того яркое, что двор кажется белым, из окна Ильясова кабинета виден только крошечный пятачок, но все равно красиво.
Господи, какой же ты невнимательный, Ильяс хмурится, но как-то не зло, скорее устало. При дневном свете он вообще выглядит усталым и постаревшим, темные круги под глазами, ввалившиеся щеки, морщины на лбу. Нет, куда приятнее смотреть на двор, на желтые пятна солнечных зайчиков и хрупкую, точно нарисованную ветку с темной корой и глянцевыми зелеными листочками. Но отчужденно-строгий голос Ильяса выбивается из этого светло-солнечного мира.
на подготовку экспедиции уйдет от нескольких недель до нескольких месяцев, окончательная дата будет определена в ближайшее время.
Какая экспедиция? Куда?
Я же говорю, несерьезный ты, пора бы уже в Проклятые земли.
Зачем?
Господи, Фома, ты вообще хоть что-нибудь слышал? Или ты нарочно?
Я? Нет. Извини, пожалуйста, я просто отвлекся
Постарайся уж больше не отвлекаться, хорошо? У меня и без тебя проблем больше, чем времени, хоть ты не усугубляй. Что касается экспедиции, то цели у нас сугубо мирные, научно-исследовательские. Ильяс усмехнулся. Ну и параллельновыявление источников потенциальной угрозы. Информация секретная, разглашению не подлежит. Что касается тебя, то, во-первых, разговаривать с кем бы то ни было о целях экспедиции, равно как и о самом факте экспедиции запрещается. Во-вторых, заводить знакомства среди личного состава или персонала, работающего на базе, равно как среди лиц, появляющихся на территории базы временно, запрещается. В-третьих, покидать территорию базы запрещается. В-четвертых просто совет. Фома, будь серьезнее.
Дело говорит, откликнулся Голос. Прислушался бы.
Фома кивнул, чтобы отвязаться от обоих.
Глава 5
Коннован
Болото началось с низких корявых сосен, плотного дерна осоки и черных окон открытой воды. Длинные гряды мочажин лохматыми гривами выступали над полями мха. В воздухе висел тягучий аромат цветущего багульника, от которого моментально закружилась голова.
Ненавижу болота. Никогда не знаешь, чего ждать.
А мне здесь нравилось, было в этом болоте что-то сказочное, хотя в моем возрасте верить стыдно верить в сказки. Да и поздно уже.
Но вот идти по мягкому ковру из мха, который при каждом шаге покачивался под ногами, было страшновато. Я все ждала, что слой дерна под ногами окажется слишком тонким и тогда яма, метров двадцать холодной воды и почти никаких шансов вырваться из ловушки. Или вязкая трясина, которая заглатывает жертву медленно, неторопливо и иногда даже позволяет спастись, но но все равно жутковато.
Проваливаться начал Серб. Он хотел обойти змееподобную, заросшую зеленым мхом корягу, из-под которой виднелось темное блюдце сырой болотной воды, сделал шаг влево и ушел почти по пояс.
Твою мать! Стой! это уже предназначалось мне. Нет, ну что за хрень, а? Ну ведь проверил же, а оно
Оно выглядело безопасното же пушистое одеяло мха с редкими ягодами прошлогодней клюквы, что и вокруг, те же серо-зеленые веточки багульника и желто-бурые стебли осоки.
Твою ж мать Серб осторожно, стараясь не совершать резких движений, чтобы не провалиться глубже во влажную пасть болота, стянул с плеча рюкзак и, не размахиваясь, кинул мне:
Лови.
Поймала.
Веревку найди, сверху лежит. Давай же, быстрее Конни, детка, не стой столбом, а?
Завязки рюкзака не поддавались, а в голове вертелась мелкая и подлая мысльа надо ли? Нужно ли мне вытаскивать его? Не то, чтобы Серб был врагом, но интуиция подсказывала, от него будут еще неприятности, так может, стоит воспользоваться случаем? В конце концов, можно просто не успеть
Коннован, милая, ты же не собираешься это глупо. Мы ведь союзники и вообще вдвоем веселее Серб лег на зеленый ковер мха грудью, вытянув вперед руки, еще немного и пальцы дотянуться до той гнилой коряги, которая лежала на самом краю трясины.
Какого черта он так туго завязал свой рюкзак. И где нож? Почему я раньше не сообразила про нож? Вспороть плотную ткань. Веревка черт, где эта треклятая веревка, вот она, смотана в тугой клубок. Успею размотать
Детка ты бы поторопилась Вода доходила ему до подбородка, но Серб улыбаться. Давай милая, аккуратненько, осторожненько сама не подходи, не надо. Бросай.
С первого раза вялый веревочный хвост шлепнулся слишком далеко от Серба. Надо бы груз привязать, к примеру нож.
Только в меня не попади, попросил Серб, который, похоже, не слишком-то верил в мои таланты спасателя.
Получилось раза с третьего, нож с привязанной к нему веревкой упал прямо возле левой руки Серба и тот не замедлил воспользоваться случаем.
Давай, тяни, только осторожно.
Я тянула. Он был дьявольски тяжелым, а еще болото, возмущенное подобной бесцеремонностью, не желало отдавать добычу. Ноги вязли в мокром мху, сначала по щиколотку, потом потом я вдруг поняла, что сама проваливаюсь в трясину. Тихо, незаметно, будто болото опасалось испугать жертву и действовало осторожно. Я заметила, что тону, только когда ноги по колено увязли в топи.
А Серб выбрался, сел на корягу и, шумно отфыркиваясьнахлебался-таки болотной водыпринялся выливать воду из сапог.
Серб я кажется, тону
На живот ложись и выбирайся, посоветовал он.
Вообще-то я ожидала более реальной помощи. Мох был не только мокрым, но и грязным, а еще за него невозможно было ухватитьсястоило чуть потянуть и зеленые пласты сползали, как шкура линяющей змеи, обнажая грязную вонючую землю. Впрочем, я не уверена, что это именно земля, потому что пахло от нее гнилью и смертью, а еще, в отличие от земли, это было зыбким и ненадежным. Чуть нажмии провалишься. Я проваливалась и выбиралась, и снова проваливаласьладонями, пальцами и даже коленом, на которое я неосторожно оперлась, вытаскивая вторую ногу. Бурая не-земля была омерзительно живой и передвигаться по ней можно было только ползком.
А чертов Серб наблюдал за мной, сидя на коряге, и приговаривал:
Теперь давай правую ногу левую руку ставь на кочку, вон ту, ну прямо перед носом. Аккуратнее, не так резко. Конни, детка, представь, что ты змея, не пытайся найти точку опоры, нельзя да, вот так, а теперь поверни голову налево. Видишь холмик с осокой? Вот, опирайся на него. Давай, давай, не разлеживайся.
Зыбь закончилась внезапно, просто я вдруг уткнулась носом в нормальную зеленую траву и поняла, что все, дошла доползла точнее. Такое ощущение, что километры ползком преодолела, а всего-то несколько шагов.
Серб, спрыгнув с коряги, первым делом забрал рюкзак, потом подал руку мне, ехидно поинтересовавшись:
Будешь и дальше ползти или ножками пойдешь?
Убила бы!
Ладно, кисуля, не сердись, он рывком поднял меня на ноги. Дойдем до края, видишь, берег подымается, значит, недолго уже, а там и разберемся, кто кому и чем обязан.
Разберемся, пообещала я себе, обязательно разберемся.
С каждым шагом вокруг оставалось все меньше болота. Мох сменялся травой, высокой и жесткой, точно лошадиная грива, перевитой тонкими стебельками клюквы и украшенной коричнево-розоватыми ветками багульника, но главное, что под ногами твердая земля.
Спасибо, подруга, Серб растянулся на мокрой траве и блаженно зажмурился. А я, признаться, решил, что все, конец у тебя такое задумчивое лицо было. Сомневалась?
Сомневалась. И продолжаю сомневаться, поэтому молча сажусь рядом. В сапогах холодная пованивающая тиной вода, и одежда в грязи.
Вот я бы тебя не вытащил. Бормочет он. Ну, если бы всерьез тонула правда утопить единственную женщину на сотни километров вокруг весьма неосмотрительно.
Заткнись, а? горстью травы пытаюсь стереть грязь, но по-моему только больше размазываю. Стирать надо, а где? Негде. И переодеться не во что. Домой хочу, в горячую ванну, к нормальной кровати и чистой одежде, и желательно без этого придурка.
Да ладно, кисуля, я ж любя. А вообще спасибо.
Пожалуйста.
Грязная одежда с каждой минутой раздражала все больше, а в сапоге, кажется, дыра, прямо над подошвой, да и сама подошва, судя по виду, долго не протянет. Ну почему все так погано, а?
Серб прыжком вскочил на ноги и, потянувшись, сказал:
Подъем, милая, двигаться надо, а то замерзнешь
Он, конечно, прав, но до чего же лень шевелиться, вставала я с неохотой, собственное тело казалось неподъемным, одежда тяжелой, а сабля вообще мешала.
Давай, давай, веселее. Вон, лес видишь? Там и отдохнем, не люблю я, знаешь ли, под открытым небом валяться.
Я, кстати, тоже. Но с другой стороны вышеупомянутый лес представлял собой едва различимую темную полосу, еще не понятно лес ли это. Серб бодро шагал вперед, и мне ничего не оставалось, кроме как пойти следом. И попытаться не отстать, этот паразит шел настолько быстро, что мне порой приходилось бежать, хотя определенный плюс в этом имелсясогрелась.
Лес встретил нас дружеским сумраком и резким запахом хвои. Старые сосны дивными колоннами стремились к низкому темному небу, корявые ветви переплетались рваным кружевом, сквозь которое местами проглядывало черное небо, под ногами шелестела опавшая хвоя и похрустывали тонкие сухие ветви.
Знаешь, кисуля, а здесь я еще не был, Серб замер, задрав голову вверх. Господи, воздух-то какой определенно, ты удачу приносишь, сам я вряд ли бы добрался. А вообще возле замка похожий лес был, ты представить себе не можешь, каково это выйти утром, чтобы солнце только-только высветило небо желтым, все спят, стражник на воротах тоже дремлет, конюхи сам заседлаешь и вперед, в лес. Воздух аж звенит от чистоты, трава мокрая, скользкая, пахнет так, что словами не описать.
Я опустилась на землю, пусть говорит, я же пока отдохну. Мох здесь, в отличие от болотного, сухой, мягкий, похож на перину, а пахнет нормально пахнет, лесом, травой, тем же мхом или это лишайник? Белесая веточка в руке разламывается мелкой крошкой.
Лосиная борода, подсказывает Серб. Хорошо кровь впитывает, сначала багряная, потом красная, потом вообще исчезает, только лосиная борода приобретает розовый оттенок. Вот если увидишь в лесу розовый мох, значит, на этом месте кого-то убили.
Сказки.
Да нет, кисуля, не сказки, он присаживается рядом, опирается на шершавый, пахнущий смолой, ствол. Поверь личному опыту. Было дело, когда
Ну вот, нарвалась на очередную историю. Сказать ему, чтобы заткнулся? Вряд ли он послушает, скорее уж рассказ затянется дольше обычного, да и подробностями обрастет. Не хочу подробностей, и рассказа не хочу, лосиная борода щекочет ладонь, мягкие опавшие иглы не зло царапают кожу, а сквозь дыры в пологе леса проглядывает темное небо.
Даже звезды видны. Целых три нет, четыре Красиво.
Эй, кисуля, снова замечталась? дружелюбный тычок под ребра отвлекает. Рассвет скоро
Вальрик.
Ужин состоялся в обычное время, вообще, как показалось Вальрику, обитатели Саммуш-ун предпочли не заметить смерти рыжего Тита. Во всяком случае, никто из слуг ни словом, ни жестом не выразил гнева или возмущения подобным произволом. Правда, и помощи никто не предложилруку Вальрик бинтовал сам, повязка получилась кривой, неумелой, и рана продолжала кровоточить.
Кровьэто малая плата за то, что он совершил.
Мясо сегодня жестковато, и пересолено к тому же, Карл отодвинул тарелку и, вытерев пальцы кружевной салфеткой, поинтересовался. Не знаешь, с чем это связано?
Вальрик пожал плечами, честно говоря, он совершенно не разобрал вкуса. Хотя понял, что этот вопрос скорее вежливая возможность признаться во всем. Стыдно, до чего же стыдно Карл принял его в своем доме, как гостя, пусть в этом гостеприимстве есть что-то сродни пленению, но все же все же Карл имеет право знать, за что Вальрик убил одного из слуг.
Беда в том, что Вальрик и сам не знал, за что.
Ну, давай, князь, рассказывай, что у вас там получилось?
Ничего.
После "ничего" трупы не остаются.
Хотел потренироваться. Силу не рассчитал. Виноват.
Краткость сестра таланта, Карл некоторое время с откровенным интересом рассматривал Вальрика. Ладно, допустим, дело обстояло именно так, как я представил себе после твоей весьма лаконичной речи. Но может быть, ты сочтешь нужным объяснить мне несколько спорных моментов. Первыйпочему ты решил устроить тренировку не в зале, специально оборудованном для подобных забав, а в жилой комнате. Второйне связана ли с обстоятельствами данного дела твоя расцарапанная физиономия?
Мне обязательно отвечать? Вальрик не знал, как поступить. С одной стороны, Карл, являясь хозяином замка, имел полное право узнать правду. С другойрассказывать о произошедшем было стыдно.
В общем-то нет. Кстати, удар хороший, грудину смял, как картонку. Коннован научила? Карл вертит в руке столовый нож. Учила, учила, но недоучила руки на стол. Обе.
Вальрик повиновался, не столько из-за неожиданности приказа, сколько потому, что морально приготовился принять любое наказание, даже самое суровое. Он ведь виноват, а значит
Значит, имеем одного мертвеца и одного раненого, который, если и дальше будет продолжать в том же духе, весьма скоро станет мертвецом. Карл, с неприятным грохотом отодвинув стул, поднялся и подошел к Вальрику. В голове мелькнула тоскливая мысль, что вице диктатор сейчас воспользуется столовым ножом, чтобы вспороть горло наглецу, оскорбившему Саммуш-ун убийством. Особенно обидно было из-за оружия, одно дело кинжал и совсем другое столовый нож, не слишком острый, с беспомощно закругленным лезвием и вычурной ручкой из мутно-белого материала.
Вице диктатор воспользовался ножом, правда, не совсем так, как представил себе Вальрик. Карл, прижав раненую руку к столу, разрезал повязку, посмотрел на торчащую кость, которая к этому времени побурела и выглядела какой-то совершенно неуместной деталью, и тихо присвистнул:
Еще дня два и руку пришлось бы отрезать, а то и голову. Глядишь, на пользу пошло бы.
Вальрик не ответил. Вид собственной крови был неприятен, лучше смотреть куда-нибудь еще, например, на посуду красивая, не стекло и не металл, что-то воздушное, легкое, расписанное сине-желтым орнаментом Если долго и пристально всматриваться в орнамент, он начинает оживать, двигаться. От движения голова идет кругом, а в глазах поселяются огоньки хотя огоньки давно, с обеда, наверное.
Эй, ты меня вообще слушаешь? Резкий окрик Карла заставил оторвать взгляд от орнамента. И как давно ты вот так ходишь?
Вальрик пожал плечами. Давно. Или нет? Несколько часов, а вот давно это или не очень давно он оценить не в состоянии. У него вообще сейчас состояние странное, и стыдно, и противно, и спать охота